Пока никто не знает

— К счастью или к сожалению... — успел ответить ему Чан, прежде чем Сынмин всё же начал проверять галлюцинации на прочность. Объятия получились смазанными из-за удара. Хёнджин резко выдохнул и буквально лёг на него, получив коротко кулаком в солнечное сплетение. — Знаешь, я рассчитывал немного на другие обнимашки спустя два года от лучшего друга... — сдавленно произнёс Хёнджин, впившись пальцами в его плечо. — Лучшего друга? Ты серьёзно? — взревел Сынмин. — Ты... — Сынмин-а, не горячись посреди ули... — А ты вообще замолчи, хён, — огрызнулся Сынмин. — С тобой мы это дома обсудим. Защитник нашёлся. Не он ли вытаскивал Сынмина, когда Хёнджин просто уехал в неизвестном направлении, оставив записку с просьбой простить за его решение? Убил бы гада, потому что его непричастность к этому волшебному появлению сейчас стояла под большим вопросом. — Мне, видимо, стоит поехать на работу, — покрутил в руках шлем Чан и надел его. — Держись, Хёнджин-а, он с тебя спустит три шкуры, пока не выдохнется. Чао. Сынмин отпустил Хёнджина из захвата, провожая взглядом чёрный мотоцикл, и оглянулся. — Ну, по крайней мере, у него есть целый день для подготовки к экзекуции, — попытался перевести в шутку Хёнджин, но, увидев опасный блеск в его глазах, быстро стёр с лица улыбку. — У тебя для этого было два года. И ладно, раз на пары я, видимо, уже не иду, то ты платишь. Я хочу есть. — Не вопрос, — поднял руки в примирительном жесте Хёнджин. — Как раз видел неподалёку одну пекарню... — Нет, слушай... — скривился Сынмин, только подумав о новой порции хлеба или выпечки. — Только не пекарня. Я хочу нормальной еды. Молчание держалось между ними всю дорогу, пока Хёнджин старательно оттягивал время «экзекуции», не решаясь выбрать забегаловку, коих по обеим сторонам улицы было в достатке. И когда Сынмин плюнул на разборчивость и зашёл в первую попавшуюся, тоже не проронил ни слова. Внутри было тесновато, как и в большинстве подобных заведений. Всего шесть столиков и меню на стене. Пара человек на виднеющейся из зала кухне. За выбором блюда, когда к ним подошла хозяйка заведения, Хёнджин тоже молчал как рыба, пока Сынмин выспрашивал, а потом попросту сказал «мне то же самое». Пришлось отвернуться, не желая первым заводить тяжёлый для них обоих разговор. Пусть сам мучается и оправдывается. Знал, что не сдержится, если заговорит первым. — Сынмин, я знаю, что поступил как мудак… И тут его прорвало. Оказалось, что неважно, кто заговорит первым. У Сынмина слишком сильно чесался язык высказаться. — О, не просто как мудак, Хёнджин. Ты исчез в неизвестном направлении на два года сразу после выпускного, оставив родителям записку. Ты даже мне — своему лучшему другу, на секундочку — ни хрена не сказал! Может, тебе стоит переписать в эту графу Чани-хёна?! Потому что, кажется, он единственный был в курсе твоей жизни за последние два года… — Не единственный… — отводя взгляд и натыкаясь на официанта, признался Хёнджин. — А ты умеешь удивлять, мистер Принц… Возникновение внезапно третьего собеседника не входило в планы Сынмина, к тому же обескураживало напрочь. И, по-видимому, не его одного. У Хёнджина сначала отвалилась челюсть, потом меж бровей появилась складка от нахмуренности, но он за несколько секунд взял себя в руки и, ткнув в подошедшего с их блюдами рыжеволосого парня пальцем, произнёс сквозь зубы: — Понятия не имею, что ты здесь делаешь, но тебя это точно вот вообще никак не касается. Так что захлопнись. Парень криво улыбнулся и, поставив перед ними каменные горшки только из печи, ушёл, бросив лишь со смешком: — Я здесь маме помогаю, Ледышка. Сынмин проводил странного парня взглядом до стойки с кувшинами воды, один из которых вместе с двумя стаканами он уже молча принёс следом, и принялся перемешивать рис с мясом, соусом и мелко нарезанными овощами, предпочитая на Хёнджина не смотреть и дальше. — Только не говори, что тем «неединственным» был… — Чанбин-хён, да, — громом среди ясного неба. Отлично, что ж, уел. — Он… — Меня не волнует, что ты о нём скажешь, — перебил Сынмин, предпочитая поставить сразу все точки над «и». — А судя по твоей реакции, тебя более чем волнует, хоть ты и пытаешься показать, что… Звон ударившей о стол ложки раздался в тишине пустынной забегаловки эхом и заставил Хёнджина даже слегка вздрогнуть. — Я сказал, меня не волнует, Хёнджин, — рыкнул Сынмин, подозревая, что его глаза налились яростью при этих словах. — Хочешь поговорить о Чанбин-хёне — валяй. Только не со мной. — Люди, которых не волнует, не вымещают свою боль злостью при одном лишь упоминании. Но как хочешь… — Если ты объявился спустя два года и думаешь, что можно, как раньше, сказать мне, что я могу всё тебе вывалить как на духу, то хрена с два, знаешь. Особенно после того, что ты мне уже тут заявил, — горько усмехнувшись, продолжил запихивать в себя острый от соуса рис Сынмин. — Прости. Я просто… — Хёнджин отставил свою еду в сторону, видимо, будучи не особо голодным, и откинулся на спинку скрипучего старенького стула, поглядывая в окно на пустую улицу. — Я не знаю, что на меня тогда нашло. Я был окрылён, хотел свободы, у меня был миллион мечтаний, я поступил в школу танцев в Пусане, жил у своего парня, за которым поехал. Представляешь, как иронично, его тоже звали Минхо, — ухмыльнулся невесело Хёнджин. — Я, как наивный дурак, думал, это навсегда. Оказалось, у него годовая задолженность по счетам. Однажды я просто проснулся от того, что в нашу дверь ломились. Встаю, а в квартире — ни его, ни его вещей. И мне из-за двери «плати и проваливай». Даже родителям было бы стыдно говорить эти семизначные цифры. Хёнджин нервно кусал губы и продолжал то и дело заправлять за ухо длинные иссиня-чёрные волнистые волосы и смотреть в окно. — И ты написал Чани-хёну? — догадался Сынмин. — Я не знал, к кому ещё обратиться. Я попросил у него денег, чтобы закрыть долг, внести средства за следующий семестр обучения и снять какое-нибудь мало-мальски приемлемое жильё хотя бы на первое время. Сам понимаешь, без родителей и работы тогда я бы просто не вывез. — О чём ты вообще думал?! — возмутился Сынмин. — Мне казалось, из нас двоих безрассудство — мой конёк. — Как видишь, мой обскакал твоего ещё на старте. — Это уж точно… — доев свою порцию, согласился Сынмин. — Но знаешь. Ты мог мне сказать хотя бы. — Я боялся, мои родители будут тебя донимать. Сынмин усмехнулся. Как иронично, что из них двоих от родителей в итоге аж целых два года прятался Хёнджин, не поступивший в юридический, куда они так сильно хотели. — Они и донимали. Каждый раз, как я приезжал в город. — Я боялся, ты им скажешь, где я, если будешь знать. — Ты мог хотя бы поддерживать связь, засранец. А не появляться в белом пальто через два года, — заприметив снова того парня на подходе к ним, вздохнул Сынмин. — Оно бежевое, — улыбнулся Хёнджин, переводя новую шпильку в шутку. Парень, подойдя к их столику, без лишних слов выложил перед Хёнджином пластиковую карту, и Сынмин увидел, как в одно мгновение глаза его друга округлились в страхе. Пришлось податься вперёд и повернуть карту к себе, что оказалась айди, чтобы понять, что, вероятно, вселенная никогда не закончит стебаться над ними обоими. — Знаешь, что, Ли Минхо… — обратился к нему Сынмин и снова взглянул на карту, чтобы найти дату рождения, — …хён. Моему другу уже хватит всяких Минхо в этой жизни. И, кажется, на следующую тоже. Поэтому не мог бы ты… Хёнджин не дождался концовки пламенной речи, молча встал и пошёл на выход, обходя стороной Минхо и даже не смотря на него. Сынмин лишь увидел, что тот наскоро расплатился и вышел на улицу. Запрокинул голову и устало выдохнул, закрыв глаза. — То есть всё дело в имени? — не понял тот, всё ещё намекая, что его держат за идиота, как минимум. — Да. Оно у тебя не особенно-то и оригинальное, — кивнул Сынмин и тоже пошёл на выход. Бывает же.