Пока никто не знает

— Тебя можно поздравить? — со смешком на самое ухо. Сынмин посмеялся на это, закрывая дверь на защёлку, и обнял Чана. В коридоре была полнейшая тишина, так что казалось, в студии вообще никого, кроме них, нет. Сынмин сразу уловил, что Чан выпил, но не стал заострять на этом внимание, так как выпил и сам на празднике. — Через пару месяцев я уже буду студентом. Глаза в глаза. Ему так не терпелось поцеловать наконец Чана впервые, жаль, что готовиться к этому моменту пришлось так долго. Тот поднял его на руки под бёдра и, ни слова не говоря, понёс от двери. — Я могу и сам идти, знаешь, — хихикнул Сынмин, обнимая его за плечи. — Знаю, но мне так больше нравится, — глядя сверху вниз на него, улыбнулся Чан, а потом уложил на диван и лёг на него сверху. — Родители тебя точно не будут искать? — Нет, они меня отпустили на всю ночь, — помотал головой Сынмин и притянул Чана за шею, чтобы впервые коснуться его губ своими. Это было абсолютно по-другому. В голове всплыл первый поцелуй с Чанбином. Пылкий, страстный. Они хватались друг за друга как за последний глоток воздуха, это было необходимо им обоим, и они не могли оторваться друг от друга, так что, когда поцелуй закончился, Сынмин хотел поцеловать снова, чтобы продлить эти жар и трепет, наполнявшие его тело в тот момент. Сейчас Сынмин не чувствовал ничего, кроме нежности и осторожности Чана, пока он его целовал, и все действия словно были механическими. Он как будто снова целовался с Хёнджином. Как будто кто-то забыл выключить его мозг, чтобы тот перестал думать. Обнять руками, чуть повернуть в бок голову, чуть шире открыть рот, закрыть, оттянуть зубами. И главное не открывать глаза. Сынмин отпрыгнул бы в сторону, если бы мог, когда рука Чана коснулась его рёбер под рубашкой. За этими всеми мыслями он пропустил, как Чан расстегнул практически все пуговицы на его рубашке, лёжа при этом на нём. — Что ты делаешь?.. — стараясь выровнять голос, в котором сквозил ледяной испуг, тихо спросил Сынмин, вцепившись теперь в его плечи. — Не бойся, ничего такого, — усмехнулся Чан и для его успокоения — видимо, это, по его мнению, действительно должно было успокоить — расстегнул свою рубашку тоже, оголяя торс. — Видишь? А потом вернулся к поцелуям, словно ничего не произошло. Но Сынмин уже был как натянутая тетива лука. Чан поглаживал его по лицу, шее, плечам во время поцелуев, продолжая отвлекать и расслаблять, даже сполз с него в сторону, чтобы Сынмину не было тяжело, обнял, положив руку на бедро, а потом… — Хён, что ты делаешь? — повторил свой вопрос Сынмин ещё более обеспокоенно, когда Чан в одно мгновение расправился с пуговицей и ширинкой на его брюках. — Разве ты этого не хочешь? — с улыбкой. — Хочешь ведь. Ты ведь поэтому пришёл и остался на всю ночь… Сынмин вцепился в его плечи и попытался отстранить от себя, но Чан крепко обнимал его, продолжая беспорядочно касаться его лица губами. В этот момент его рука проникла под брюки и бельё и сжала ягодицу так отчётливо, что в мозгу загорелась красная лампочка. — Остановись, пожалуйста… — прошептал Сынмин, когда Чан спустился поцелуями к его груди. — Хён, пожалуйста… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Каждый поцелуй обжигал кожу словно клеймом, а тревога била под дых, пока его брюки понемногу сползали вместе с бельём вниз. Сомнений в том, что собиралось случиться, уже не было. Сынмин отчаянно отпихивал от себя Чана дрожащими руками, срывавшимися по скользкой ткани, но это лишь давало ему возможность спуститься ниже. Казалось, чувствительность всего тела отключилась, Сынмин даже пропустил момент, когда начал плакать от бессилия и от того, что Чан не слышит или не воспринимает его слова всерьёз. Свалить его Сынмин бы не смог. Но короткий удар коленом куда-то в район живота или груди заставил Чана согнуться пополам и упасть на пол. И только резко сев в самом углу дивана и схватив обе полы расстёгнутой рубашки в кулак, Сынмин понял, что не справляется. Ни с дыханием, ни с ситуацией, ни с неконтролируемыми слезами. Ни с надвигающейся, как танк, истерикой. В тот же миг его дрожащие внутренности скрутило судорогой, и он едва успел перегнуться за подлокотник дивана, куда его и вывернуло. — Господи… Сынмин выдохнул, когда его перестало мутить, вытер рот манжетой белоснежной рубашки, оценил замешательство Чана, сидящего на полу, и упал лбом в колени, продолжая чувствовать дрожь по телу. Его трясло так, словно в студии отключили отопление и моментально стало минус двадцать с пронизывающим до костей ветром. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Раз-два-три. — Не подходи. — Сынмин даже не понял, как он, сидя с опущенной головой всё это время, заметил движение в свою сторону. Защитная реакция срабатывала куда быстрее, чем он мог обдумать происходящее или хотя бы что делать дальше. — Сынмин, я… — Не трогай меня, не подходи! — Голос сорвался до истеричных нот, стоило Чану протянуть к нему руку ближе, чем на метр. Сынмин впервые вытер влажные от слёз щёки напряжёнными от судорог пальцами и манжетами, которые тут же впитали в себя поплывшую косметику. Его жизнь катилась к чёрту прямо сейчас, когда он понял, что единственный человек, что закрывал его от боли весь этот год, стал ею сам. — Прости, я не знаю, что на меня нашло. — Я хочу уехать, — всё ещё едва контролируя губы после истерики, тихо произнёс Сынмин, застёгивая рубашку. — И не провожай меня. Пусть это сделает кто-то другой. — Я понял, — кивнул Чан, посмотрев на него с сожалением. — Я всё сделаю. К тебе зайдут, когда такси приедет, можешь не торопиться. И медленно вышел из студии, запустив ладонь в волосы. Бесшумно прикрыл за собой дверь. А за ней заорал так истошно, что Сынмин закрыл уши руками и съёжился, поймав новую волну истерики. Они так бездарно оба просрали шанс быть вместе. И хуже того, Сынмин винил себя не меньше, чем его. — Не спишь? — Чан обнял его со спины, и Сынмин вздрогнул, даже ожидая его приближение. — Опять снилось?.. Он не спрашивал, что. Они оба знали, что Сынмину часто снится та ночь в кошмарах. После которой ему нужно было время, чтобы прийти в себя и осознать, что это давно в прошлом. Что Чан не причинит ему больше вреда. Но на подсознании Сынмину нужно было время, чтобы убедить себя в этом. — Ты ведь не об этом хотел спросить, — разблокировал свой телефон Сынмин, открыл какао-чат с Чанбином и протянул Чану, мельком увидев на часах начало пятого утра. — Это Хёнджин его позвал. — Сынмин, послушай… — Да нечего слушать, хён, — обернулся к нему Сынмин и забрал из рук телефон. — Ты весь вечер с появления Бини-хёна косишься на меня так, словно это был я. Советую подумать над тем, почему ты до сих пор, даже спустя два года, не доверяешь мне в отношении него. Хотя я не давал тебе ни единого повода сомневаться. Разговор раздражал так, что хотелось выть. Или хотя бы сбежать, несмотря на то что он так и не попил воды, хотя вышел на кухню за этим. Руки болели после операции так сильно, что он не смог поднять кувшин, даже несмотря на болеутоляющие. Так и оставил на столе кувшин и пустой стакан, уходя в комнату, отдельную от их общей спальни. Они бы обязательно поругались, останься он там. Сынмин часто предугадывал такие сцены и уходил первым, потому что Чанбин хотя бы чему-то научил его — перестать бросаться словами сгоряча и провоцировать конфликты на ровном месте, когда можно этого не делать. С тех пор Сынмин запирал все свои необдуманные эмоции под замок, где им и было место. Туда, где их никто не увидит. В безопасную серую зону, куда Сынмин сваливал всё, что могло помешать мыслить ясно и трезво в текущих условиях. Запирал и забывал. Или, по крайней мере, успешно делал вид, что этого не существует. — Спишь? — шёпотом спросил Чан через несколько минут, и Сынмин прикрыл глаза, лёжа спиной к двери. Хватит для этой ночи разговоров. Чан тихо прошуршал тапками к его кровати, и она продавилась рядом с его ногами. Поставил на тумбу что-то тяжёлое и коснулся легонько его волос. — Прости меня, я сегодня сам не свой, — так же шёпотом произнёс Чан, продолжая поглаживать его по волосам. — Мы оба. Слишком много всего произошло. Я виноват. Я обещал тебе, что между нами больше не будет никакого Чанбина, но не сдержал слово. Не уследил. Глаза защипало солёным, но сдержать слёзы в этот раз не составило труда. Сынмин свернулся калачиком вокруг Чана и положил голову к нему на колени, тем самым показывая, что простил. Но говорить по-прежнему не хотелось. Он просто чувствовал тёплые пальцы, перебиравшие его волосы, и становилось легче, спокойнее. — Спи, малыш. Я посижу с тобой, сколько будет нужно.