***
Ему не спалось. Иногда они созванивались заранее, но вчера и без слов было всё ясно. Настолько, что, когда кодовый замок запищал, он усмехнулся себе под нос и, запахнув тонкий атласный халат, надетый на почти нагое тело, пошёл в коридор встречать гостя. — Ты ждал... — ничуть не удивлённо улыбнулся Чан и, едва успев снять обувь, притянул Феликса для поцелуя, тут же проникая руками под халат и обнимая за пояс. — Прости, но ты слегка предсказуем, — без упрёка. Феликс обнял его за шею и облизал губы, расплывшиеся в улыбке, провоцируя на новый поцелуй. — Я успел соскучиться... — Ты меня вынуждаешь, — шёпотом на ухо, цепляя зубами мочку и тут же проникая ладонью под бельё. Чан втиснул колено между его ног и надавил бедром на пах, где уже обхватил ладонью полувставший ствол. Феликс ответил протяжным тихим стоном и укусом в поцелуе, выгнулся в пояснице, проезжаясь мошонкой по бедру Чана, и сам полез расстёгивать его джинсы, не забывая ласкать пах и через грубую ткань. У Чана уже мощно стояло. — А ты действительно соскучился, — сделал вывод Чан, проникнув двумя пальцами в уже растянутый и хорошо смазанный вход. Мстительно прикусил кожу на шее близко к ключицам за то, что Феликс в очередной раз обломал его с подготовкой. — Я немного перестраховался. Говорю же, ты сегодня предсказуем, а наслаждение я люблю больше, чем боль. — Хочешь сказать, я не нежный? — обиженным тоном. — Ты безумно нежный, Чан, но ты буквально только что чуть не оставил на моей шее метку, так что давай обижаться будем после? И говорить — тоже. Спальня знаешь где... Чан знал, но глупо было надеяться, что в таком состоянии он захочет горизонтального секса. Так и случилось. Феликса он донёс до гостиной, вместе с ним же залез на диван и развернул к себе спиной, успев лишь подложить между ним и диваном подушку, чтобы член не упёрся в кожаную обивку. Зато вот всем остальным Феликс упёрся и в обивку, и в обои, когда Чан бесцеремонно навалился на него, заполняя собой до конца, не скинув и рубашки, и начиная двигаться сразу же. Пусть обижается потом сколько влезет за то, что Феликс обезопасил себя и сделал проникновение приятным, а не адски болезненным. Он знал, что Чан будет взмыленный и накрученный самим собой, знал, что в таком состоянии он мог быть даже чуточку агрессивным в достижении своих желаний, хотя в другие моменты он был самым ласковым и нежным на Земле человеком. Нужно было только научиться жить ещё и с таким Чаном и принимать его, иначе Феликс лишится вообще всего. — Откуда ты знал, что я приду? — тихо спросил Чан, выходя на балкон по пояс голый. Феликс подтянул полы халата друг к другу и неспешно сделал затяжку электронной сигареты. Чан потеснил его и прижал спиной к груди, обнимая и целуя в шею под линией волос. Заодно ласково забрал руками волосы с одной стороны и зачесал пальцами в другую — где были длиннее. Приласкал пальцами и губами плечо. — А ты не предполагал? По-моему, всё очевидно. Появление Чанбина всегда вызывает у тебя стресс и панику. А тут ещё и столкновение с Сынмином. Ты боишься его потерять, это же ясно как день. Хотя я был уверен, ты разукрасишь Чанбину морду до того, как они с Хёнджином вернутся, но, видимо, времени не хватило. Чан усмехнулся, продолжая оставлять дорожку из поцелуев к его плечу. Феликс снова сделал затяжку и выпустил плотный белый дым. Чан не запрещал курить, пока от никотиновой смеси приятно пахло. В этот раз даже ананасом. — Тебе ещё не надоело? — Что? — нахмурился Чан и наконец отвлёкся от поцелуев, но продолжил зачёсывать длинноватые волосы на левую сторону. — Всё это. Иногда я думаю, вы с Сынмином стоите друг друга. Оба имеете по два варианта, но абсолютно не можете решить, что вам в итоге нужно... — Ты знаешь, что с моей стороны это не так, — довольно резко ответил на его рассуждения Чан. — Мы договаривались... — Да-да, — вздохнул Феликс. — Сначала мы договаривались, пока вы не начнёте встречаться, потом наши с тобой встречи продолжились до вашей первой близости. И я не буду напоминать, кто был инициатором этих встреч, ладно? — Он старательно не смотрел назад, на Чана, избегая любой возможности зрительного контакта. Потому что Чан безусловно хотел его, но любил ли? Испытывал ли привязанность, как Феликс? Может, привычку? Может быть, трепет? Хоть что-нибудь, кроме желания? Или может, просто всё закончить? Здесь и сейчас. Чтобы больше не иметь никаких шансов на то, что однажды Сынмин набьёт ему табло, и будет в общем-то прав. Феликс цеплялся за Чана все эти грёбаные два года после попытки разрыва, когда их встречи уже перестали быть похожи на баловство и шутку, несмотря на то что инициатором был не он. Но он позволял и каждый раз слабел, стоило Чану поманить его пальцем. Стоило только показать, что идти Чану больше некуда, кроме как к нему, Феликс таял и был его незримой опорой. — Я помню, Чан, как я пытался прекратить наши встречи в школе. Я не знал тогда о твоей этой стороне. И Сынмин, я думаю, тоже не догадывался, когда ехал к тебе после выпускного и нашего с тобой разговора. Пауза. Тяжёлый вздох в шею. Феликс бил по больному месту их обоих. Чан едва не изнасиловал его друга с его же подачи, когда он хотел прекратить их отношения и выйти из этого идиотского треугольника. Только вот продолжал винить в этом себя, что лишил Чана запасного аэродрома, а тот возьми, да и… — Ты не виноват в этом. — Ещё как виноват. Чан, мы оба продолжаем обманывать его уже три года. Неужели, ты хочешь... — У меня появилась надежда. Феликс не успел поднести электронную сигарету к губам — рука дрогнула и застыла в паре сантиметров. Сердце сделало такой кульбит и удар после, словно собиралось пробить грудную клетку. А потом её словно стянуло колючей проволокой, что не вдохнуть. Он тут же закашлялся, чувствуя соль на глазах и стараясь проморгаться как можно быстрее, чтобы не дать Чану увидеть его истинные эмоции. Его страх. Его ужас. Его неготовность. Что будет, если Чану он станет не нужен? Что будет, если Чан бросит его первым? Феликс сам загнал себя в эту ловушку, оттягивал логичный конец так долго и так сильно не хотел прекращать, что в какой-то момент понял, что сам хочет большего. Хочет той же нежности и ласки только не в одном контексте с членом в заднице, а хотя бы на кухне за чашкой зелёного чая, в одной постели, проснувшись с первыми лучами солнца в обнимку, принимая вместе душ. И инициатива простого эксперимента с собственной ориентацией дала трещину, когда Феликс понял, что окончательно и бесповоротно влюбился по самые уши, гланды и много чего ещё. Он увяз в этом человеке, и если придётся отступать назад, то исключительно наступая на горло своим чувствам. — С тобой всё в порядке? — спросил Чан, отпустив его из объятий, но продолжая держать за запястье. — Да, я... — растерянно усмехнулся Феликс, подумав о том, что придётся даже с квартиры съехать — на родительские деньги он не потянет эти хоромы, что снял для него Чан, потому что «я не хочу, чтобы ты проводил в дороге столько времени и в чём-то нуждался». — В каком смысле надежда? — Сынмин сегодня подпустил меня к себе. Феликсу показалось, он даже наяву услышал этот выдуманный мозгом звук разбитого вдребезги стекла. Это уже точно начало конца. И он был к этому катастрофически не готов.***
— Ты идиот, скажи мне? — едва услышав новость, театрально схватился за голову Хёнджин. — Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?.. — Но ты же буквально сам толкал меня на то, чтобы я сблизился с Чаном в интимном плане, — нахмурился Сынмин. Вот же семь пятниц на неделе. То плохо, что не подпускаешь, то плохо, что подпускаешь. — В чём разница между вчера и сегодня? — А ты не догадываешься, да? — прищурился Хёнджин. — И почему подпустил именно сейчас, тоже не догадываешься? Сынмин, вруби мозг уже, я тебя молю. Это наша третья встреча после долгого перерыва, но у меня ощущение, что передо мной совершенно мне незнакомый человек... Ты ведёшь себя как... — Как? — взъелся Сынмин, отставив бокал с вином подальше на стол, пока не грохнул в запале. — Как тот, чью лодку ты раскачиваешь?! Тебя вообще просил кто лезть? С Чанбином со своим... — Сынмин, я, может, и дурак последний, но... — Не то слово, — буркнул Сынмин в сторону, вздыхая. Но поругаться не получилось — Хёнджин пропустил мимо ушей. — Зачем ты лезешь, м? Сынмин посмотрел прямо ему в глаза, без злости и напряжения, но Хёнджин всё равно не выдержал и отвёл взгляд, сосредоточившись на тонкой ножке своего бокала, покручивая её пальцами. — Потому что я тебе не верю. Особенно сейчас. Я вижу, как ты забился в свою берлогу, забаррикадировался учёбой и Чаном, ты даже с Феликсом, как я узнал, почти не видишься. Ты сестру свою давно навещал? Родителей? Ставлю сотку баксов, ты сводишь контакты к минимуму со всеми, кто так или иначе может хоть что-то знать о Чанбин-хёне. Ты боишься, что... — Хватит, — жёстко прервал его Сынмин, опустив голову. Хёнджин был прав. Он избегал любого возможного появления в разговоре даже его имени. Проще было не пересекаться вовсе. Потому что каждый раз, даже ловя себя на мимолётных мыслях, он чувствовал боль и желание всё вернуть назад. Как было в школе. Без всяких условностей и палок в колёса. Но уже никогда не будет тех тепличных условий, как в школе. Когда ни у кого не возникало вопросов, почему они живут вместе. Не получится. — Сынмин, так нельзя. Нельзя всю жизнь прожить от противного. Ты так возненавидишь себя. — А если я уже? — тихо, на грани шёпота. Хёнджин посмотрел на него с беспокойством в глазах и протянул руку, чтобы накрыть ею замок из ладоней Сынмина. — Я не знаю, почему ты до сих пор с Чаном после всего, что между вами было. Я бы уже сбежал давным-давно, и ты знаешь, что я был категорически против того, чтобы ты с ним вообще хоть как-то общался тогда, когда ты приехал ко мне белый как смерть… Но это твой выбор и, Сынмин, взвесь всё, пожалуйста, ещё, как минимум, раз десять, прежде чем действительно позволить ему... ну... — Ты меня бросил, Хёнджин. Чанбин год меня игнорировал. Что мне оставалось делать? У Феликса были свои заботы, да и он, как я тогда почувствовал, начал меня избегать, придумывать отмазки… Хёнджин, Чан был единственным рядом со мной, кто остался мне близок. Он не отступился. И он искренне чувствует вину за тот случай, я знаю это и верю ему. И ты не вправе меня осуждать за то, что я простил его тогда. Он меня любит, — без заминки произнёс Сынмин. Как будто это был аргумент на века. И хотя сейчас это звучало даже как-то абсурдно, раньше одного этого хватало, чтобы он говорил «да» практически на всё. — А ты? Ты сам любишь его, чтобы всё же лечь под него, или это просто жалость от того, что он так долго ждёт, и боязнь, что во взрослых отношениях мало кто будет ждать и быстро найдёт замену такому дефектному? Прости, что говорю это в лоб. Но сексом с ним ты не решишь свой страх перед Чанбином. Я вообще удивлён, как ты, поджидая его на каждом повороте своей жизни с трясущимися поджилками, всё ещё выглядишь как человек, а не его подобие. Вероятно, заслуга Чана и вашего затворничества. Но ведь нельзя всю жизнь делать вид, что проблемы нет, просто избегая её. Сынмин, просто признай, что тебя до усрачки пугает даже мифическая возможность посмотреть ему в глаза и задержать свой взгляд дольше, чем на одну секунду. Только вот в чём вопрос: что ты боишься в них увидеть?