***
— У вас всё хорошо? — Чанбин сжал в своей руку Бэкхёна сильнее, чем до этого, полусидя на тумбе и слушая в динамике обеспокоенный голос мачехи. Когда Сынмин уехал на учёбу, это беспокойство ни разу не оставляло её голос. — Да, мы… стараемся, — выдохнул Чанбин, и Бэкхён погладил его по предплечью, успокаивая. — Как Субини? Сынвани? — её голос становился чуточку теплее, когда она говорила о них, словно так было проще. — У них тоже всё хорошо. — Точно? — Ну, ма-а-ам, — протянул Чанбин, зная, что это подействует. — Я вчера был у них. — Так и не снял нормальную квартиру? Чанбин закатил глаза и увидел, как Бэкхён одними губами говорит «спокойнее». Конечно он всё прекрасно слышал. — Я живу с Уёном, ты же знаешь… — И сколько дней в неделю? — с грозными нотками, намекая, что это неправда. — Проще сказать, сколько дней в месяц, — отшутился Чанбин. — Ужас, Чанбини, — вздохнула она, и Чанбин представил, как она качает головой. — А Сынмини? Чанбин прикусил губу, не собираясь рассказывать ей про недавнюю встречу. Она всё прекрасно знала и без его оправданий. Она всё слышала тогда, но обмолвилась всего раз. И больше эту тему никто и никогда не поднимал. Не нужно. А то до отца ещё дойдёт… — Я не знаю, — односложно ответил он, не желая распространяться. Больше слов — больше вопросов. Но по нахмуренному взгляду Бэкхёна, который находился слишком близко к нему, чтобы всё слышать, он понял, что вопросы будут всё равно, хоть и не от мачехи. Она звонила стабильно раз в неделю. Даже чаще, чем отец. Раз в месяц старалась приезжать к нему хотя бы на полчаса повидаться. Даже познакомилась с его сестрой и её девушкой. А всё потому, что Сынмин отгородился от семьи максимально и она пыталась найти отдушину хотя бы в них и в Чанбине, которого хоть и слегка напрягал этот внезапный интерес, но не пугал. — Ну что ты на меня так смотришь? — устало спросил Чанбин, повесив трубку. — Ты соврал матери, — озвучил Бэкхён то, о чём они оба думали. — Хён, давай не будем об этом? Это всё очень и очень сложно. — Да? А твой брат не выглядел сложным. — Ты его совсем не знаешь. И вообще, почему мы до сих пор торчим здесь, когда ещё два часа назад можно было свалить домой? — Бэкхён многозначительно отвёл взгляд и взял его за руки. Да ну нет, не может быть. — Ты же не хочешь сказать… — Хочу. Ты ведь проигнорировал мою просьбу, признайся. — Улыбка тронула его уставшее после ночной смены лицо, после чего он посмотрел на наручные часы. — У него через пятнадцать минут перевязка. Просто узнай, как дела и как здоровье. Я ведь не так много прошу, правда? — Зачем тебе это? В чём твоя выгода? — нахмурился Чанбин и позволил себя поцеловать. — В том, что на твоих плечах будет меньше груза. Нельзя просто так выкидывать из жизни самых близких родных людей. А братья и сёстры — самые близкие нам кровные… — Мы сводные. — Неважно. У вас одни родители, Бини. Нельзя так. Просто попытайся. Ты избегаешь свою сестру, врёшь матери, через губу общаешься с отцом и абсолютно не хочешь знать, что с твоим младшим братом. Нельзя ограничивать свою жизнь только мной и Уёном, — щёлкнул его по носу Бэкхён и уже сам принял от него поцелуй. — А вот Уён может ограничивать свою жизнь мной, универом и плойкой, — вновь попытался отшутиться Чанбин, но по реакции понял, что не вышло. — Ладно, схожу я, схожу, не бузи. Но если он снова меня бортанёт… Бэкхён открыл дверь и улыбнулся, вытаскивая его из ординаторской за руку. — То ты сделал всё что смог. По крайней мере, может быть, винить себя будешь меньше. Сынмин уже стоял у регистратуры рядом с Чаном, который заполнял бумаги. Они выглядели спокойными, словно знали друг друга миллион лет. Хотя так и было? Чан над чем-то смеялся, продолжая писать, Сынмин по привычке поджимал губы в смущённой улыбке. А когда обернулся, мимолётно встретившись взглядом с Чанбином, тут же отвернулся, спрятав руки в карманы худи. — Что? — поймал на себе изучающий взгляд Чанбин. — А ты и вправду скучаешь… — А чужие записки читать неприлично, — почувствовав, как уши жжёт от смущения, тихо произнёс Чанбин и, клюнув его губами в висок, пока никто не видит, направился к лестнице.***
Всё, о чём мог думать Сынмин на перевязке, это о переплетённых руках Чанбина и этого… Бэкхёна, кажется. О мимолётном поцелуе в висок, который вряд ли был кем-то замечен, кроме Сынмина, которому и приткнуться-то было негде на регистратуре, пока Чан подписывал за него бумаги. И о словах Хёнджина, сказанных тогда в туалете. «Чанбин-хён свой выбор давно сделал». Интересно, насколько давно? Как много их связывало? И как много знал о Чанбине этот самый Бэкхён, если так спокойно реагировал на Сынмина. Похоже, что совсем ничего о них Чанбин ему не рассказал. Боялся? Не считал нужным говорить? Тоже спрятал прошлое в шкатулку, запер на ключ и выбросил? — Всё. Через неделю можете снимать повязки, но разрабатывать моторику можете уже сейчас. Только аккуратно, — предупредила медсестра, закончив. Сынмин поблагодарил её и пошёл на выход из процедурной. Интересно, зачем Хёнджин тогда сталкивал их с Чанбином лбами, если у Чанбина уже была своя жизнь? Ладно, у Сынмина кавардак, но зачем это Чанбину, если у него всё хорошо? За своими мыслями он пропустил, как тут же оказался пойман за руку, только выйдя в коридор. Сынмин тут же разорвал физический контакт, увидев перед собой Чанбина, и замотал головой, оглядываясь по сторонам. Прижал к груди руку второй рукой, словно обжёгся. Чана на этаже не было. Бэкхёна тоже. Помощи ждать неоткуда. Они буквально одни. И медсестра, вышедшая следом и закрывшая кабинет, тоже быстро ушла к лестнице, прижимая к себе папку с бумагами. Сынмин тоже развернулся, чтобы уйти. А ещё чтобы не видеть этот виноватый взгляд. В этот раз во всём виноват он, а не Чанбин, хоть тот и подтолкнул его к этому своим бездействием. Сынмин не успел сделать и шага, как его остановил вопрос в спину: — А ты не скучаешь, чертёнок? Сынмин зажмурился так сильно, почувствовав дрожь не только в руках, но и по всему телу вместе с этим мягким и тихим «чертёнок», что едва не вызвал слёзы. Чего он добивался? О чём он думал? Что Сынмин бросится к нему на шею спустя три года, год из которых они провели в обоюдном молчании, а два — Сынмин пытался выковыривать его из своих мозгов и из своей жизни, чтобы стало хоть чуточку легче? Не станет. Сынмин пробовал жить с этим, но пока наглухо не запечатал всё связанное с ним, не перестал просыпаться в холодном поту посреди ночи. — Нет, а должен? — не оборачиваясь ответил Сынмин, когда был уверен, что голос точно не дрогнет. — Враньё, — без единой заминки. Сынмин обернулся, вложив во взгляд всю злость, что копил на него годами. Чанбин продолжал смотреть на него немного устало и бесконечно виновато. — Сынмин-а, пожалуйста… — Оставь меня в покое. Иначе… — Иначе что? Позволь мне хотя бы… — Сынмин выгнул бровь вопросительно, ожидая продолжения, которое определённо ему не понравится. И он не прогадал. — …быть твоим братом. Это словно была какая-то очень несмешная шутка. Если Вселенная пыталась так шутить, то с юмором у неё явно огромные проблемы. — «Я никогда не относился к тебе как к брату». Твои слова? Так вот раз никогда, то и начинать нечего, — оскалился Сынмин, только сейчас почувствовав, как его тело напряглось, словно готовое к атаке. — Живи своей жизнью, хён. И забудь меня. Я тебя прошу в последний раз. По-хорошему. Прекрати появляться из ниоткуда и продолжать делать мне больно. Если до тебя не дойдёт, мне придётся попросить Чана объяснить тебе более доходчиво. — Сынмин, я… Сынмин дальше не слушал. Развернулся и быстрыми шагами направился к лестнице, концентрируясь на шуме больницы, чтобы подавить один единственный голос. Чтобы не слышать его. Чтобы вдруг случайно не узнать, что его боль внутри нашла отголосок боли у Чанбина. Чтобы не узнать, что чувства, которые он тщетно пытался утопить, всё ещё взаимны. Очнулся сидя на лестнице уткнувшимся в сложенные на коленях руки. Прямо перед самой дверью на первый этаж, где его ждал Чан. Голова гудела. И он явно сделал правильно, когда не вышел туда, даже не отдавая себе отчёт в действиях, потому что по щекам текли слёзы и ему в таком виде показываться не стоило. Чёртов Со Чанбин…