Пока никто не знает

***

Сынмин понятия не имел, что он делает на пороге квартиры Субин, нажимая на кнопку звонка. Однажды он был здесь, когда они с Сынван только переехали год назад и купили у Чана его мотоцикл. Сынмин, правда, до сих пор не понимал, как можно было продать подарок отца, но Чан очень долго мучился желанием купить себе нового монстра, а Сынмин абсолютно не желал сдавать на права, ни на какие уговоры не поддаваясь. Так и продал. А Сынмин слишком хорошо помнил, где они живут, и очень хотел узнать про Чана побольше. А кто как ни бывшая одноклассница сможет это сделать? Дверь открылась только после третьего звонка. Сынмин пробрался в подъезд с незнакомым попутчиком, так что не пришлось звонить в домофон, поэтому его появление здесь могло быть сильно неожиданным, особенно без предупреждения. А ещё более неожиданным было то, что на пороге стоял Чанбин, которого по определению — как Сынмин думал — не могло быть в девять утра в выходной день в чужой квартире. Да ещё и по пояс голым с полотенцем наперевес и влажными волосами. В одних спортивках. Только из душа, как он догадался. Трусливая реакция организма была слишком предсказуемой: он, ни слова не говоря, развернулся и сделал шаг от двери. Попытался. Потому что Чанбин успел ухватить его за запястье и втащить молча в квартиру, закрыв за ними дверь. — Нуна скоро вернётся. Она поехала отвезти Сынван на волонтёрство, — коротко сказал Чанбин, вцепившись теперь обеими руками в полотенце на шее, чтобы хоть немного прикрыть влажное тело. Сынмин почувствовал, как становится пунцовым от того, что не смог не заметить атлетичное телосложение и рельеф мышц, проступающих под кожей. Захотелось крепко зажмуриться и купить глаза, которые этого не видели. Потому что мозг услужливо начал подкидывать картинки из прошлого, когда у Чанбина ещё не было такого тела. — А что ты здесь…? — Сынмин прикусил язык слишком поздно, вспомнив, что не собирался вообще-то разговаривать с Чанбином. Скинул кроссовки и так и не поднял взгляд, чтобы снова не наткнуться на пресс. — После ночной я иногда приезжаю к ней поспать. Пошли на кухню. Сынмин не стал перечить и пошёл следом, теперь впиваясь взглядом в голую спину в утренней полутьме квартиры. После — сел на высокий табурет и положил перед собой телефон, загоревшийся экраном блокировки, на котором они с Чаном на берегу моря в Пусане. — Ты не ожидал… — на секунду скользнув по экрану взглядом, констатировал Чанбин. — Голоден? — Есть немного, но раз уж ты собираешься готовить завтрак и мне придётся ещё какое-то время поддерживать светскую беседу между нами, не мог бы ты для начала надеть футболку? — скривился Сынмин ровно тогда, когда Чанбин достал сковороду из шкафа. Тот усмехнулся и кивнул, после чего ушёл в смежную с кухней комнату, в проёме двери в которую Сынмин успел ещё разглядеть ямочки на пояснице, а потом и рельеф в профиль, пока Чанбин копался в шкафу на верхних полках. — Чёрт, Сынмин, что ты вообще делаешь со своей жизнью?.. — буркнул он себе под нос и едва не свалился с табурета, когда из-за спины раздался голос. Мужской. — Стёклышко в попе? За спиной оказался Бэкхён, и только сейчас Сынмин сопоставил шум, который был до этого на фоне, с тем, как шумит вода в душе. Сейчас в квартире уже было тихо. Тот, слава богам не стал светить прелестями и вышел в майке и хоть и коротких, но шортах. Зато засверкал своей сияющей улыбкой и пошёл в ту же комнату, что и Чанбин. Сынмин чертыхнулся, когда они с Чанбином столкнулись в проёме. — Завтракать будешь? — спросил он, придержав Бэкхёна за пояс. — Я не голоден, я же говорил. Пойду спать, ладно? Бэкхён вывернулся из его объятий, но Чанбин пошёл следом и даже прикрыл в этот раз за собой дверь. Ясно зачем. — Мог поцеловать его и при мне, — усмехнулся Сынмин, когда Чанбин вышел обратно наконец уже в футболке. Хотя та обтягивала его торс так сильно, что легче не стало. — Я знаю, что вы вместе. Чанбин вытащил из холодильника несколько контейнеров и, повернувшись, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сынмин его опередил: — Ты не должен передо мной отчитываться или — тем более — оправдываться за свою личную жизнь, хён. Я рад, что у тебя кто-то есть. — Радостью ты не пышешь, — поджал губы Чанбин и поставил сковороду на огонь. — Давай ты не будешь снова съезжать на этот разговор, потому что я просто встану и уйду. Подожду Субин-нуну на улице. — А так хорошо утро начиналось, продолжившись закипающим раздражением. — Я настолько тебе неприятен? Что я тебе такого сделал, что ты ощетиниваешься каждый раз, когда я появляюсь в твоём поле зрения? Чанбин продолжал готовить, а Сынмин — разговаривать со спиной. Но так было даже легче — не приходилось постоянно прятать взгляд, чтоб не смотреть в глаза. Он бы не выдержал. — Ты прекрасно всё знаешь сам, хён. Это ведь ты год игнорировал меня после отъезда. — Тебе напомнить, что всё это время ты встречался с Чаном? И встречаешься до сих пор, — рыкнул Чанбин через плечо достаточно тихо, чтобы из закрытой комнаты точно было не слышно, пока нагружал из рисоварки рис в тарелки, а потом накладывал сверху овощи и яичницу. — И даже зная, что в ваших отношениях не всё гладко, я не буду лезть в них, потому что считаю, что ты сам знаешь что делаешь. — И правильно, потому что у тебя уже давно выбор сделан, хён. Тебя моя жизнь не касается. Да и что ты можешь знать? — посмотрел на него исподлобья Сынмин, когда перед ним поставили тарелку с пибимбапом и острый соус в маленькой плошке. — Мне очень жаль, что ты так считаешь после всего. И не так уж и много, Хёнджин говорил в общих чертах, а Чан насчёт тебя не распространяется, — отстранённо произнёс Чанбин, усаживаясь с другой стороны стола, и перевёл тему: — Вчера мама звонила и приглашала нас обоих на свой день рождения. — Я получил смс, спасибо, — огрызнулся Сынмин с полным ртом. К его сожалению, завтраки Чанбин, который три года назад не мог пожарить даже манду, не спалив их к чертям, готовил лучше Чана. По крайней мере, это было не только вкусно, но ещё и довольно сытно. — Съезди к родителям, я тебя прошу. Не будь свиньёй, хотя бы по отношению к маме. Она по тебе очень скучает. — «Маме»? С каких пор? — С тех самых, когда ты поступил в универ. Сынмин прищурился, пытаясь понять, не шутит ли он. — Я не поеду. — Сынмин-а… Что мне сделать, чтобы ты навестил её хоть раз за два года? Сынмин посмотрел на него пристально, пытаясь понять, в чём подвох. На лице, к сожалению, не бежала красная строка и не проступали маркерные буквы. Они просто смотрели друг на друга через стол, и Сынмин не мог понять, разбит только он или они оба. Потому что в последний раз, когда они виделись ещё в родном городе, когда прощались, у Чанбина взгляд был совсем побитый. Когда они с мамой вышли из поезда, а Чанбин с отцом поехали дальше, они смотрели друг на друга, пока не потеряли из виду. И даже тогда Сынмину казалось, он всё ещё видит то дурацкое окно и тот виноватый и потерянный взгляд. То безмолвное обещание беречь всегда и защищать ото всех. Никто ничего не сдержал. Их жизни разделились именно там, и винить, кроме самих себя, было некого. Только если друг друга. — Если ты не поедешь, я съезжу, — выдал наконец после долгих раздумий Сынмин и вернул своё внимание пибимбапу, расковыривая второй полужидкий желток. — Обещаю.