***
Сынмин уехал в Сеул с неспокойным сердцем всего лишь через час после того, как они переспали. Чанбин всё понял и отпустил. Даже предлагал поехать вместе хотя бы на метро, но Сынмин попросил его остаться и попрощаться за него с родителями. Чана он так и не разблокировал, зато продолжал наворачивать круги по району, раздумывая, как быть, что говорить и что делать. Нужно было признаться. И что врал, и что изменил. Пока Чан сам ему это не высказал. Если не высказал, значит, ждал, когда Сынмин сам сознается, уступив совести, или придумает логичную отмазку. Они зашли слишком далеко. И в этом «далеко» Сынмин не был уверен, что чувствует вину за измену. Больше за тотальный игнор, когда Чан пытался с ним поговорить, а он его отпинывал. Стоило хотя бы выйти и сказать это в лицо. Но тогда Чан мог зацепиться за то, что он вышел, а Сынмин не хотел никаких контактов. Он хотел хоть немного побыть без его влияния. За последние два с половиной года и дня не проходило, чтобы он чувствовал, что Чана нет рядом или не будет. Если бы Сынмин написал или позвонил, он бы сорвался к нему. Работа, не работа — неважно. А теперь он на собственный день рождения переспал с Чанбином, получил от него подарок, который тот попросил не открывать до отъезда, и приехал обратно к Чану. Зачем? Мириться? Расставаться? Ладно, стоило просто начать говорить, всё равно слова он не придумает по пути, или разговор пойдёт совсем не так, как ожидалось. Так и оттягивал разговор, приехав домой под самую полночь. С порога чувствовалось, что что-то не так. Ботинки стояли как попало, один даже лежал, значит, Чан запнулся об него, когда пришёл, но не поправил, чтобы стояли ровно. Связка ключей от студии и мотоцикла лежала на тумбе, вместо того чтобы висеть на крючке. Из спальни тянулась полоса света из-за приоткрытой двери, слышался шум телевизора. Ещё перед комнатой Сынмин почувствовал резкий запах спиртного. Сколько нужно было выпить, чтобы пахло даже в коридоре? Чан лежал спиной к двери, и Сынмин, испугавшись, подбежал тихо и подставил под нос ладонь. Живой, просто пьяный. На тумбе замигал экраном мобильник, привлекая к себе, и Сынмин обратил внимание на практически опустошённую литровую бутылку виски, стоявшую рядом открытой. «Прости, я погорячился. Я был не прав, Чани». «Ликси». Экран разблокировался просто, стоило Сынмину поднести телефон к браслету на запястье Чана. Переписка за последние две недели. Дальше ничего нет. Без «привет» и «пока», словно переписка должна была быть длиннее. Как минимум, раз в сто. Сынмин не стал утруждать себя анализом их разговора и просто написал:«Давай встретимся прямо сейчас и поговорим.
Место и время?».
Раз Чан был абсолютно не в состоянии разговаривать, так хоть у Феликса узнает, что за чертовщина происходит. Пока добирался до кафе, что находилось возле студии Чана, продолжал туда-сюда прокручивать переписку между ними. «Хозяйка сказала, что сменила банковский счёт, оплачивать квартиру теперь нужно по этим реквизитам»«Хорошо, я с ней переговорю. В квартире всё нормально?»
«Да, после отъезда Ханны стало спокойнее и не нужно так часто убираться хаха» Мозг отчаянно пытался отрицать, хоть и подкидывал различные наблюдения, которые раньше не вписывались в общую картинку, а сейчас, наоборот, дополняли её. «У тебя язык отсох, или ты забыл, как выглядит Феликс? Хоть бы комплимент его волосам сделал. А то как будто каждый день видишь вырвиглазные ярко-розовые волосы…» «Пойдём покурим». «Вы раньше познакомились?» «Да нет, буквально за несколько минут до вас пришёл». Сынмин подозревал, но не мог сложить пазл. Сейчас всё сходилось. И бог знает чем Чан занимался по ночам в студии, если он в студии вообще был. Феликс сидел спиной к выходу в безлюдном в два часа ночи кафе, опустив голову. Его длинноватые пепельные волосы казались спутанными, словно после сна, но, скорее всего, он просто их ерошил от нервов. Рядом стоял большой чемодан. Либо они сильно поругались, либо он понял, что это не Чан. И когда Сынмин, ещё не успев обойти его со спины, положил на стол телефон Чана, Феликс невесело усмехнулся, закрыв лицо руками. — Когда-нибудь ты всё равно должен был всё узнать… — И как долго это продолжается? — тихо спросил Сынмин, сев на диванчик напротив. — Прости. — Феликс избегал смотреть ему в глаза и всё время смотрел на руки под столом, которыми нервно крутил кольцо на большом пальце. — Это ведь началось ещё раньше дня рождения Хёнджина? — Намного. Со дня, когда мы вместе ходили в студию. Я забыл телефон, помнишь? Точнее, сказал, что забыл… Какая ирония. — Хёнджин предупреждал меня, что этот телефон вылезет мне боком, — со смешком. — Господи, какой абсурд… Ваши отношения с ним длятся дольше, чем наши. Для чего тогда он вообще…? Сынмин злился. — У нас не было отношений — только секс, ничего больше. А я, дурак, нафантазировал. Это я виноват. Тебе тогда было тяжело из-за Чанбина, а я сказал Чану, что тебе нужно, чтобы он продолжал тебя добиваться, что тебя нужно отвлечь… Я не думал, что всё так… Я пытался порвать с ним, но… Феликс замолчал. Его губы задрожали, и он снова закрыл лицо руками. Всхлипнул. Ещё раз. И ещё. Потом глубоко вздохнул и вытер ладонями влагу с щёк. Сынмин протянул платок, но Феликс его не взял. И тогда Сынмин догадался. Особенно вместе со следующей фразой: — Это я виноват в том, что он тебя… — Снова всхлип. — Прости, я не имею права перед тобой плакать, но мне так жаль… Мне очень жаль. Сынмин вздохнул и задумался. Почему он не чувствует злости? Нет, он чувствовал на Чана огромную накатывающую злость, но на Феликса… Хотелось подойти и обнять его. Сесть рядом и притянуть его к себе за плечо, что Сынмин и сделал. И Феликса накрыло истерикой от этого жеста ещё сильнее. Больше они не разговаривали, пока он не пришёл в себя. — Почему ты не злишься на меня? Не кричишь? Не отстаиваешь своё? — Ты его любишь? — вопросом на вопрос ответил Сынмин. — Прости, я… — Ты его любишь? — с нажимом на первом слове снова спросил Сынмин, не желая слушать новые оправдания. Феликс молча кивнул. Очень неуверенно, видимо, всё ещё в страхе, что в ответ получит обоснованный крик или ругательства. — Но он любит не меня, — хрипло ответил Феликс, и Сынмин посмотрел на чемодан. Хотел помириться с Чаном, но, когда Сынмин узнал, он испугался. — Ты живёшь в той квартире, где жила Ханна? Снова молчаливый кивок. — Сынмин, я… — Давай не надо. Ни слёз, ни унижений, ни извинений. Я знаю, что ты чувствуешь вину за свои чувства к нему передо мной, но не надо. Не в моей власти кого-то за что-то прощать. Бери свои вещи и езжай обратно домой. Нечего по ночам шастать по городу. Да ещё и не на свежую голову. Пошли, я посажу тебя на такси и сам поеду. Начало четвёртого… Сынмин вызвал такси и даже адрес таксисту назвал, куда ехать, чтобы Феликс не натворил глупостей. Пусть выясняют отношения утром. Раньше Чан до него всё равно не доберётся. Домой Сынмин приехал в пятом часу. В этот раз Чан вышел из спальни на оповещение кодового звонка в квартире. Даже не шатался. Интересно, так быстро успел протрезветь или литр виски он выпил не за раз? — Я видел, что ты приехал. Твоя сумка… — немного то ли сонно, то ли пьяно указал на спальню Чан, почесав затылок. — Ты куда-то выходил? Не видел мой телефон? Нигде не могу найти… Сынмин вытащил из кармана его мобильник в отличительном жёлтом чехле и, смотря прямо в глаза Чану, медленно опустил его на тумбу рядом с его ключами, что всё ещё лежали там. Чан проследил взглядом, и Сынмин молча начал разуваться. Снял кроссовки, продолжая смотреть на Чана в упор, взялся за пуговицы на рубашке. Когда те кончились, скинул рубашку на пол и поддел футболку. Та полетела туда же. Сынмин наблюдал за замешательством в его глазах, пока у самого желваки ходили от злости. Принялся за пуговицу на джинсах и ширинку. — Что происходит? — сломавшимся на середине голосом спросил Чан, когда джинсы упали на пол и Сынмин, переступив через них, коснулся резинки трусов. Чан подлетел к нему, впиваясь больно в запястья пальцами, и застыл. Брови напряглись, губы дрогнули. Сынмин продолжал стоять недвижимо, словно статуя, смотря на него абсолютно равнодушным, стеклянным взглядом. Ни одной эмоции на лице. — Сынмин-а, ответь мне, пожалуйста… — Трахни меня.