***
— Зачем тебе такая огромная? Планируешь таскать сюда гарем? — засмеялся Бэкхён, осматриваясь вокруг, и поставил сумку с вещами на диван в гостиной. Чанбин зашёл следом и втащил торшер, который жил на квартире у Уёна, пока Чанбин скитался несколько лет, так и не определившись с постоянным местом жительства. Зато торшер ему приглянулся, ещё когда и мыслей не было о собственной квартире, и теперь практически первым въехал в его первое постоянное жильё. Почти как кот, только торшер. — Ага, гарем. Ты в одной комнате, я в другой... — Торшер — в третьей, — гоготнул из-за спины Уён, ввалившись в гостиную и едва не запнувшись за собственные ноги, скидывая на пол две коробки не самым аккуратным образом. — Бини, может, я у тебя поживу? — Ни в коем случае, — пригрозил пальцем Чанбин. — Ни на один денёчек. Знаю я тебя! Ты, где жопу примостил, оттуда месяц не встанешь. — Как в новом отделении? — перевёл тему Бэкхён, продолжая осматривать квартиру, хотя планировка давным-давно была знакома, только зеркальная — Чанбин снял квартиру на той же лестничной площадке, что и его сестра, только напротив. — Не жалеешь, что ушёл из кардиологии? — Абсолютно, — помотал головой Чанбин. — Но ты имей в виду, что все фанатики психотерапии шли туда, чтобы разгребать свои личные проблемы. И все поголовно в процессе пришли к выводу, что сами себя не вылечат. Как и близких тоже. — Я прекрасно это понимаю, хён, я же не маленький, — усмехнулся Чанбин. — Но вокруг меня будут такие же спецы. И к тому же, мои проблемы со сном уже в прошлом благодаря одному из них. — Плодотворно, — похвалил Бэкхён. — А Сынмин как? Чанбин напрягся. Бэкхён часто справлялся о нём даже не столь из своей выгоды и прощупывания почвы, сколько действительно из волнения за него и любопытства. И Чанбин был благодарен такому вниманию, хотя и чувствовал себя странно и неловко, когда между ними всплывала эта тема. Сейчас Чанбин хоть что-то мог ответить на этот вопрос хотя бы потому, что вчера звонил Хёнджин и поделился новостями. С ним Сынмин начал стремительно сближаться обратно, а вот с Чанбином пока подобного не происходило. — Мало подвижек, — слегка разочарованно произнёс Чанбин, взявшись за тряпку, и пошёл протирать пыль везде, где видел. — Пока. Сынмин с Чаном пошли на терапию два месяца назад. Я слышал, Чан всё ещё надеется, что Сынмин останется с ним после этого. — Не останется, — усмехнулся Бэкхён, устремив всё своё внимание какому-то засохшему цветку в горшке, который остался от предыдущих жильцов. — Если у Сынмина наступят прояснения — точнее «когда», а не «если», — он сбежит от него подальше. — Будем надеяться, что это произойдёт не через десять лет... — хохотнул Уён, развалившись на диване в гостиной. — Кстати, не хочешь вернуться в неотложку? Уёни вот наконец вкусил прелести ночной жизни, — предложил Бэкхён. — Не ночной жизни, а утреннего кофе из той кофейни напротив, попрошу! — поправил его Уён, выставив вверх указательный палец. — Не, я пас. На учёбе нагруз, к тому же, перепрофиль, сам понимаешь. Меня и так взяли только потому, что заведующий кардиологией лично за меня просил, а я пахал три смены из четырёх. Чанбин и правда не хотел возвращаться, но не из-за Бэкхёна — с ним как-то отношения сами плавно перетекли в исключительно дружеские, он и не заметил. А неотложка была хорошим опытом, и, если ему снова понадобятся деньги, он вернётся. — Ну да, ты ж у нас пример для подражания. Кстати, а на волонтёрство на выходных? — Это можно. Мне как раз нужны часы для зачётки. А что за центр? — оживился Чанбин, обернувшись. — Помощи бездомным. В центре города который.***
Сынмин услышал хлопок соседской двери и оповещение автозамка за стеной и со спокойной совестью, осознавая, что теперь его точно никто не обматерит, кинул в стену теннисный мяч, поймал его и кинул снова. И снова. И снова. Глухой и мерный стук теннисного мяча успокаивал и помогал думать. У него было полчаса собраться и выйти из дома, чтобы успеть на последний сеанс, а он продолжал прокручивать в голове последние три месяца жизни. Снова время подходило к Рождеству, но в этот раз он был один. Даже от скуки пошёл на занятия по большому теннису, потому что корт был недалеко от дома, а свободного времени — хоть отбавляй. Решение остаться в одиночестве далось очень тяжело. Они разъехались в тот же день. Чан предлагал помощь в поиске квартиры и оплаты за первые месяцы, но Сынмин категорически отказался, не желая давать ему знать о своём местонахождении. Хотя его медлительность в отношении перевозки вещей, которую он затянул почти на месяц, едва всё не испортила. Стоило Чану только поцеловать его, и мозг отключался сам, подбрасывая тупые идеи о возрождении этих недоотношений. Сынмин хотел вернуться. Его тянуло назад, а Чан потакал его желаниям, потому что его тянуло точно так же вопреки всему. Они возвращались в эту петлю снова и снова, но уже без Феликса. Тот исчез, оставив Чану лишь записку о том, чтобы его никто не искал. Чан искал, но безуспешно. Тогда-то Сынмин и понял, поймав его на этом, что пора заканчивать весь этот фарс. Эти отношения на двоих без третьего были нежизнеспособны. — Тебе никто из нас не нужен. — Не говори так. Я переживаю за него. — Тоже хочешь предложить групповую семейную терапию? У тебя с головой всё в порядке?! Сынмин взорвался окончательно, когда остался ночевать у Чана и не уехал домой. Они чуть не переспали. Прошёл почти месяц, как он снял квартиру в новом районе, а в то утро он смотрел в зеркало в ванной их некогда общей квартиры. Смотрел и понимал, что всё окончательно превратилось в катастрофу. Ещё немного, и он перевёз бы обратно свои вещи, сделав над собой очередное усилие в прощении Чана и на этот раз. — Звони психотерапевту, — вместо «доброе утро» отрешённо произнёс Сынмин нарушившему его уединение Чану, упираясь ладонями в борта раковины и продолжая смотреть на себя в зеркало, пока текла вода из крана. Продолжая смотреть и ненавидеть то, что сидит у него внутри. То, что не даёт ему выйти из этого замкнутого круга и тянет верёвкой за шею, заставляя делать шаг назад. Ему понадобился месяц, чтобы понять, что его психологические реакции не похожи на реакции адекватного и здравомыслящего человека. Он снова ушёл в отказ от Чанбина и Хёнджина, в отшельничество и полное отрицание действительности. И когда надо было бить тревогу, что ему изменили и изменяли последовательно и постоянно, Сынмин находил новые и новые причины оправдывать. И этому не было ни конца ни края. Сынмин продолжал плыть по течению вместе с Чаном, чувствуя себя каждый день всё хуже и хуже. Дело было только во времени, когда он сам залезет в петлю, продолжая оставаться рядом с Чаном. Сейчас всё было в порядке. Не совсем, но он больше не чувствовал себя вовлечённым в эти проблемы. Он чувствовал себя сильнее и решительнее, видел эти проблемы словно сверху, поднявшись над ситуацией. Их отношения с Чаном практически изначально не имели никакого будущего. Если бы только Чан действительно не поцеловал его тогда на Намсане или после караоке. Сынмин не уверен, смог ли бы он отказать Чану после поцелуя, но тогда между ними ещё не стоял Чанбин так ощутимо, как на протяжении всех их официальных отношений. Чанбин был дамокловым мечом в их отношениях с самого начала, и они оба прекрасно это знали. Более того, даже Чанбин знал это. И Хёнджин тоже. И, возможно, Феликс. Их отношения не были жизнеспособны вообще никогда. Несмотря на взаимную симпатию, чувства между ними были сродни братским, теми, которых между ним и Чанбином так и не случилось. После туда добавилась вина Сынмина, которую он подспудно ощущал перед Чаном всё это время за свои неозвученные и глубоко спрятанные чувства к Чанбину, вина Чана после попытки изнасилования и его панический страх, что Сынмин наложит на себя руки или хотя бы попытается. Чан не специально, но оградил его от всех, кто мог быть тогда с Сынмином рядом, потому что прекрасно знал и боялся, что любой будет против него, а тогда ему казалось, только он может всерьёз воспринимать состояние Сынмина и увидеть намёки на суицидальное поведение. Он общался с Хёнджином, но ни разу не сказал ему о своих опасениях; он спал с Феликсом, из-за чего тот перестал общаться с Сынмином из-за чувства вины. И благодаря их правилу «ни слова о Чанбине», которое Сынмин ввёл самостоятельно, Чан сделал так, чтобы тот больше в его жизни сам не появился. Телефон завибрировал рядом с подушкой. Сынмин вздохнул и провёл по экрану, выключая напоминание. Пора собираться. Для середины декабря на улице было слишком солнечно, словно погода радовалась завершению курса психотерапии вместе с Сынмином. Разве что он сам не хотел завершать её, но денег на продолжение не было. Он и согласился-то только потому, что Чан предлагал ему это. И потому что платил тоже он. Клиника находилась в получасе езды на автобусе, и Сынмин уже привык слушать лекции по пути, записывая их на планшете. И кажется, за это задолжал старосте уже тонну вкусняшек, иначе почему он такой добрый и продолжал звонить Сынмину с пар, чтобы тот писал их, сидя далеко не в аудитории. Если бы не это, Сынмину бы пришлось взять академ, потому что посещать занятия он часто не мог, хотя всегда приходил, когда была возможность и было желание. В свободное от сеансов и подработки в кафе возле дома время. Без спонсирования Чана Сынмин наконец ощутил и финансовые трудности. Он приехал как всегда вовремя, а вот Чана не нашёл, хотя его байк был припаркован внизу на стоянке перед входом — его Сынмин не мог не заметить. Ещё один час отличной работы над мозгами, и свобода. — С вами было приятно работать. Но я всё ещё чувствую, что вы что-то в себе запираете на замок, не даёте мне узнать об этом. И сами словно боитесь об этом думать, — сообщил о своих наблюдениях доктор Чхве. — Я бы хотел об этом поговорить, но, боюсь, это тема не одного сеанса, а у меня, к сожалению, нет средств, поэтому… — неловко улыбнулся Сынмин, уже держась за ручку двери. — С вами тоже было приятно работать, спасибо вам за неоценимую помощь. Чана в коридоре снова не оказалось, хотя обычно он ждал его на кресле. Но коридор на втором этаже продолжал быть пустынным, и Сынмин, поправив лямку сумки на плече, спустился вниз по лестнице к ресепшну, где милая секретарь Ким ему улыбнулась, слегка наклонив голову. — До завтра, — довольно громко сказала она, чтобы Сынмин точно не сомневался — ему не послышалось. Сынмин обернулся, не увидел в холле никого, кроме себя, и вопросительно ткнул в свою грудь пальцем, не понимая. Она ведь час назад сама оповестила его о том, что сегодня последний оплаченный сеанс. — За вас внесли предоплату ещё на два месяца, — кивнула она и посмотрела на улицу. — А, вон тот молодой человек, с которым вы обычно ходите. Смотреть, на кого она указала, не имело смысла. Кто ещё мог внести крупную сумму за сеансы, как не Чан? Сынмин быстро поблагодарил девушку и распрощался с ней, чтобы успеть догнать Чана, пока не уехал. — Ну и что это за жест доброй воли? — выкрикнул Сынмин, успев это сделать, пока Чан не надел шлем. — Ты ведь не собираешься дальше ходить, я прав? Чан взъерошил отросшие выбеленные кудри и упёр шлем в руль. — Я не буду увиливать и скажу прямо: я слышал концовку вашего разговора с доктором Чхве. — Но я не просил… — настойчиво произнёс Сынмин. — Это уже не твоя забота. — Моя, потому что я хочу помочь. И если я могу, я помогаю. Так и случилось. — Чан, если ты думаешь, что мы сможем… — Не сможем, — прервал его Чан на полуслове и отвернулся в сторону. Было видно, что ему тяжело об этом говорить. Он ведь предлагал ходить к специалисту, чтобы у них была возможность всё исправить. На деле же оказалось, что сеансы развели их по разным углам. — Я знал это с самого начала, когда только предлагал. Знал, что ты уйдёшь, даже если говорил обратное… Просто не верил, что ты воспользуешься этим шансом, если я скажу, что тебе это нужно для того, чтобы от меня окончательно уйти. Ты, возможно, решил бы, что это бред и ты сам справишься. И как мы уже выяснили, так и случилось: мы наступили на эти грабли снова. И не один раз. А я хотел дать тебе шанс нормально выйти из этих отношений, потому что я во многом перед тобой виноват. А ещё я всегда подсознательно знал, что ты любишь не меня и меня никогда не полюбишь. Мы были друг другу симпатичны, но отношения мы строили абсолютно не на этом, а на обоюдном чувстве вины. И твоя была за то, что ты в эти отношения убежал от другого человека. Я не прав? Сынмин закусил губу и опустил взгляд. Прав на все сто процентов. — И если ты закончил разбираться с нашими отношениями, разберись наконец со своими чувствами к Бини, он не заслуживает того, чтобы ты продолжал от него бегать и убегать в другие отношения. Разберись со своими страхами и своими желаниями. — А ты? — робко спросил Сынмин. — А что я? — Ну… ты уверен, что Феликс тебе не нужен? Перегорел? Ты же так просил его номер, когда узнал, что он пропал с концами, но общается только со мной… — Я ещё ни в чём не уверен, Сынмин, — усмехнулся он и всё же надел шлем. — Но в любом случае я оставляю тебя в покое. Я должен был сделать это с самого начала, когда знал, что я лишь замена, но был дураком и надеялся, что смогу стать для тебя кем-то вроде него. Жаль, что так поздно и после всего, но здесь наши дороги расходятся. И я очень надеюсь, ты не держишь на меня зла. Сынмин поджал губы, почувствовав, что глаза слегка заслезились, и подошёл к Чану, чтобы обнять его. — Спасибо за всё и прости, — произнёс он тихо и, отстранившись, развернулся и быстрым шагом направился в сторону остановки. Чан прав, это уже не его дело и не его жизнь, его это уже не касается, даже если Сынмин видел в его квартире бутылки от спиртного, когда ещё пару недель назад забирал забытую случайно в их прошлой квартире джинсовку Чанбина, о которой он напрочь забыл, так как когда-то спрятал так далеко, что даже забыл о её существовании. Жизнь Чана его больше не касалась, даже если Чанбин оставался его другом. И это они оба уже наконец осознали.