Пока никто не знает

***

Чанбин придумал съездить в колумбарий в канун Рождества. Видимо, либо боясь, что Сынмин передумает, либо просто не находя другого повода. Сынмин не возражал, к тому же, это был выходной день, а ехать они решили ближе к вечеру, закончив со своими делами. Они провели там не так много времени. Сынмин и не надеялся, что это будет похоже на фильм, когда главный герой даёт слабину, а второй его утешает. Чанбину не было больно. Он уже свыкся за столько лет. Привычно поменял цветы на свежие и рассказал матери про свою учёбу и успехи в новом отделении, представил Сынмина. «Он моя семья, мама. Я надеюсь, ты поймёшь. Ты всегда понимала нас с сестрой и защищала. Теперь я прошу того же и для него. Ты знаешь, я никогда ничего не просил, но теперь прошу». Сынмин взял его за руку и выдохнул белый пар. На улице подмораживало под конец декабря, хотя снегом и не пахло. На тихой улице родного города было так спокойно, словно им снова по семнадцать-восемнадцать, словно не было тех лет безумной боли, от которой хотелось спрятаться и переждать бурю. Они гуляли молча бок о бок уже который час, просто наслаждаясь тишиной и компанией друг друга. Нарезали круги по окрестностям, стараясь не приближаться к дому, хотя до школы всё же дошли. — Ты не замёрз? — спросил Чанбин, сжимая его пальцы в ладони. — Руки ледяные. — Да нет, всё в порядке. — Пойдём хоть грелку купим? — кивнул он в сторону круглосуточного магазина через дорогу. — Да не на… — Сынмин-а, — так грозно посмотрел на него Чанбин, что перечить расхотелось. — Мы просто зайдём, купим грелку и выйдем, что плохого? Сынмин просто сдался и кивнул, позволив утащить себя через дорогу к маленькой круглосутке. Внутри стояли горы коробок, и не успели они зайти, как в тот же момент со стремянки в эту груду упал парень в форменной жилетке. Крик боли раздался на весь магазин, что говорило явно не просто об ушибе. Чанбин никак не мог увидеть паренька, а уж поймать — тем более. Но тут же подлетел, обогнув стремянку, и увидел, как тот схватился за ногу. Сынмин остолбенел прямо на входе. Не знал, что делать, как помочь, и вообще просто пялился истуканом на парня, лицо которого в следующую секунду заставило Сынмина открыть рот. — Это же… — Перелом малой берцовой кости, — обернувшись к Сынмину, сказал Чанбин. — За углом аптека, помнишь? Нужен лидокаин или аналог и шприц. Бегом. Одна нога здесь — другая там. Сынмин кивнул и остался на месте. Ли Рэвон. — Есть кто на замену может выйти? Тебе в больницу надо срочно, — обратился к нему Чанбин, вытаскивая из кармана мобильник, и снова обернулся ко всё ещё стоявшему в проходе Сынмину. — Я сказал «бегом», Сынмин, живо! Вот теперь ступор прошёл. Сынмин резво выбежал из магазина и на автопилоте развернулся в сторону аптеки. Пока бегал, Чанбин уже успел вызвать скорую и разуть пострадавшую ногу, убрав и широкую штанину наверх, чтобы сделать шину из стоящих рядом пустых коробок. Повезло, что Рэвон хотя бы был не в джинсах, а в спортивках. — Будет больно, но не так сильно, — предупредил Чанбин, набрав обезболивающее в шприц, и, примерив, где находился перелом, сделал укол близко к этой области. Рэвон зажмурился, но ни звука не издал. — Зачем ты мне помогаешь? — всё ещё морщась от боли, спросил Рэвон. — Нужно было тебя кинуть? — задал в ответ резонный вопрос Чанбин. Сынмин не уверен, что не ответил бы «да», хоть вопрос предназначался и не ему. Их шайка столько крови им попортила, к тому же когда-то и сами они оставили им обоим несколько переломов. Это ли не карма? — Прости, — тихо произнёс Рэвон. — Я знаю, что уже поздно и всё одним «прости» не загладишь, но ты был прав. Сынмин посмотрел на него вопросительно, встретившись взглядами. — Насчёт моего брата. Он уехал из дома и оборвал все связи, чтобы жить со своим парнем. — Там скорая приехала, — произнёс Сынмин, слыша звуки сирены. — Пойду встречу. Ему было не по себе от этих задушевных разговоров. Хоть Рэвон и не лично сломал ему два ребра, но он сломал их Чанбину и не раз с ним дрался из-за своей неспособности посмотреть в глаза фактам и слепой ненависти. То, что он сломал ногу, упав со стремянки, — просто лайтовая отдача спустя время. Хотя Чанбина он тоже понимал. Будучи медиком, неважно, кого ты лечишь. Если человеку требуется медицинская помощь, ты обязан её оказать. Даже если у него были личные мотивы этого не делать. — Думаешь о том, что на моём месте ты бы ушёл, оставив его так? — спросил Чанбин, сидя на табуретке возле стеллажей, когда они отправили Рэвона в больницу, оставшись в магазине одни. Он пообещал, что они дождутся его сменщика, хотя, если честно, Сынмин не горел желанием, но выбора ему не оставили. И чтобы хоть немного отвлечься от неловких разговоров, занял руки собиранием пачек рамёна, что свалились со стеллажа, на который Рэвон и упал. — Не жалеешь, что стал медиком? Ты хотел спасать таких, как твоя мама, но есть и такие, как он. — Но я и тебя спас, — возмутился Чанбин. — Меня спас Бэкхёни-хён, а ты стоял за дверью, — с уколом поддел его Сынмин, усмехнувшись. — А потом я держал тебя за руку и был рядом всю твою операцию, несмотря на то что ты не хотел меня видеть, — серьёзно ответил Чанбин, не успев надуться на очевидную провокацию. — Хотел, — возразил Сынмин. — Просто себе не мог признаться. Глаза в глаза. Сынмин смял в руках шелестящую слишком громко в образовавшейся тишине пачку и почувствовал, как загорелись уши, когда позади него звякнул колокольчик. — О, молодёжь, вы друзья Рэвони? — улыбнулся мужчина в годах, сняв очки и стерев рукавом со лба пот. Он явно торопился. — Спасибо, что не оставили магазин пустым. Они вышли после того, как Чанбин всё-таки оплатил грелку. Хотя на улице теперь казалось не морозно, а просто свежо после духоты магазина, и грелка была уже не нужна. — Куда теперь? — Не хочу к родителям домой, — признался Сынмин, цепляясь за его пальцы своими. Чанбин посмотрел на него нечитаемым взглядом и закусил губу. — Есть один вариант. — С тобой — куда угодно, веди, — дал добро Сынмин на сюрпризы и пошёл следом, продолжая держать Чанбина за руку. Вариантом оказался ближайший мотель. Сынмин стоял максимально далеко от ресепшна, разглядывая мрачный дизайн, который, видимо, должен был способствовать атмосфере, и ждал, когда Чанбин оплатит номер. Потом молча последовал за ним к лифту и так же без единого слова дал довести себя до двери на третьем этаже. — Не смотри на меня так, я здесь, как и ты, впервые, — произнёс Чанбин, увидев, как Сынмин напрягся, когда ему предложили пройти внутрь первым. От такого откровения даже немного отпустило, и Сынмин всё же зашёл. — Тогда почему не отель, не хостел, не… — Потому что здесь сохраняют анонимность, ничего не спрашивают и не будут нам мешать, — закрыл за собой дверь Чанбин и остановился в полушаге от него. Повернувшись к нему, Сынмин поймал себя на мысли, что это уже было. Так было в их последнюю ночь в Пусане. За исключением того, что на два этажа ниже не жили родители и завтра не нужно было расставаться насовсем. — Мешать чему? — внезапно даже для самого себя спросил Сынмин. — Чему угодно. Что ты хочешь? Хочешь, закажем чёрную лапшу и будем рубиться в игры всю ночь? Или посмотрим фильмы, или… — А тут ведь есть джакузи? — смущённо спросил Сынмин и увидел крайне обескураженный взгляд Чанбина, который явно не ожидал подобного вопроса. Джакузи действительно было. Чанбин даже нашёл какую-то пахучую лавандовую соль на этажерке рядом, пока они набирали воду, и высыпал целую ложку, что лежала в том же контейнере. Сынмин за это время вытащил банные полотенца и повесил махровые халаты, что нашёл на кровати, на крючки в ванной. — Там всё готово, — растерянно сообщил Чанбин, застав его за поисками напитков. В холодильнике нашёлся манговый сок, а на столе — стаканы. — Залезай, я сейчас, — наливая сок, произнёс Сынмин, стараясь не отвлекаться. — Я? Отвлечься всё же пришлось, чтобы посмотреть на Чанбина с лёгким осуждением и долей насмешки. — Ну вообще-то я думал, это очевидно, что я хочу там посидеть не в одиночестве, — не сдержал улыбки Сынмин и, закрыв пачку сока, убрал в холодильник, когда Чанбин всё же пошёл в ванную. Яркий свет портил всю атмосферу, поэтому увидев, что Чанбин уже залез в джакузи, пошёл исправлять ситуацию сам, оставив стаканы на этажерке. В ящиках нашлись небольшие свечи, которых точно не хватило бы для нормального освещения, поэтому он оставил свет в комнате, а в ванной выключил, за что тут же получил недовольный возглас в ответ. — Подожди, не шуми, сейчас я зажгу свечи. Их было всего три, да и особо широких горизонтальных поверхностей не находилось, так что Сынмин совершенно неромантично оставил одну на раковине, одну на крышке унитаза и одну на бачке. Скинул с себя рубашку и футболку на пол — джинсы с носками остались ещё в комнате — и, протянув Чанбину руку, как и он, в трусах залез в воду. — Мы оба пожалеем, что ты решил залезть сюда в нижнем белье, как будто я там ничего не видел, — смущенно усмехнулся Сынмин и дал Чанбину притянуть себя к его груди. Сынмин тем временем удобно устроился между ног, облокотившись на его колени, и почувствовал едва заметное щекочущее бурление воды. — Не хотел на тебя давить. Сынмин вздохнул и позволил себе полностью расслабиться в его руках и откинуть голову на плечо. Ни о чём не хотелось говорить. Вообще. Словно слова не имели никакого смысла, словно то, что нужно было сказать, не передавало и десятой части того, что он чувствовал и о чём думал. Ни слово «прости», ни «спасибо», ни даже «люблю» вряд ли бы даже в совокупности передали бы всю ту боль, что он через себя пропустил, и всё то сожаление за боль, которую он причинил от боли, что испытывал. Он был безмерно виноват перед Чанбином, а тот, как мученик, принимал от него всё и не перечил. Ждал, верил, любил и надеялся. — Почему?.. — единственное сорвалось с его губ, что он не смог удержать в себе, которое совершенно не относилось к предыдущему заявлению Чанбина, и они оба это понимали. — Потому что ты любил и тебе было больно. — Вот так просто. — А я не имел права делать шаг назад, зная, что ты себя истязаешь. Я надеялся, что у тебя всё хорошо, я желал тебе счастья, но каждый раз возвращался мысленно к той самой ночи и не находил себе места, вспоминая твои слезы и ту боль, которой ты делился со мной. — Это не было ошибкой. Ошибкой было то, что я вообще допустил мысль о том, что та ночь может ею быть. Сынмин прикрыл глаза, почувствовав на шее поцелуй и то, как Чанбин аккуратно омывал его плечи водой. Без подтекста, нежно и ласково. Вспомнилось, как они оба мыли друг друга, когда сидели на больничном с переломами, когда только-только притирались и с болью через срывы болячек откровенничали, становясь ближе. Это было почти так же, с одним «но». Сейчас они были уверены, что хотят быть только друг с другом. — Теперь я рядом, слышишь? Я здесь, — прошептал Чанбин на ухо, пуская по его телу мурашки вдоль позвоночника. Сынмин взял его за руку и развернулся. Чанбин помог ему сесть на его бёдра и притянул ближе, придерживая за пояс. Всё было как будто нереально. Сынмин смотрел на него в полутьме горящих языков пламени, дрожавших, казалось, от каждого вздоха, обнимал мокрыми ладонями его лицо и боялся испортить момент. — Я здесь, и, если сейчас тебе тяжело, я помогу пройти всё. Мы пройдём через всё это вместе. Я не дам тебе больше заблудиться и потерять себя, только доверяй, доверяй мне, Сынмин-а. Снова этот щелчок, словно ещё одна деталь пазла встала на место. Щёку обожгло солью. Чанбин прикоснулся губами к подбородку в том месте, куда стекла слеза, и мягко потянул на себя, чтобы поцеловать уже в губы. Чанбин был его ориентиром все эти три месяца, которые он пытался выкарабкаться из их с Чаном отношений, он был его светом, который показывал, куда нужно двигаться. Он дарил надежду, даже несмотря на то, что они не общались. Безмолвно, но ощутимо и значимо. Чанбин просто был рядом с ним, даже если только в голове Сынмина, но он знал об этом и этого было достаточно. — Прости, что заставил тебя ждать так долго, — с новой слезой прошептал ему в губы Сынмин. — И придётся ждать ещё, — мягко улыбнулся Чанбин, гладя его по волосам и целуя в уголок губ. — Я готов, потому что знаю, что мы всё преодолеем. Главное, не закрывайся. И если тебе больно, раздели со мной. Пожалуйста. Мне всё равно больно, если я вижу, что больно тебе, но если от боли ты стараешься причинить боль мне, чтобы закрыться и спрятаться, то это не выход. Позволь в следующий раз мне помочь. Позволь мне быть рядом, когда тебе плохо. Сынмин кивнул и, поцеловав, крепко обнял Чанбина. Он был прав. Это основа отношений, их суть. Делить на двоих радости и печали. Приумножать первые и уменьшать вторые. Находить опору и силы в другом человеке, когда у тебя самого истощены ресурсы. — Я просто не хочу тащить в эти отношения весь предыдущий багаж, — признался Сынмин. — Там слишком много неправильного, в том числе, в наших предыдущих попытках. И мне нужно самостоятельно выплыть из отношений с Чаном, потому что эмоционально я всё ещё, как мне кажется, барахтаюсь в этом болоте, несмотря на то что мозгом понимаю — всё уже кончено. — Поэтому я и сказал, что подожду ещё сколько нужно. Я не ждал, что, расставшись с ним, ты тут же прибежишь ко мне. Для всего нужно время, — тихо произнёс Чанбин, гладя его по волосам. — Но я всё ещё здесь, просто знай это. — Я знаю. Теперь знаю. Пойдём спать? — предложил Сынмин. — Я устал за день как собака… — Пойдём, мой хороший.