Пока никто не знает

— Ты гей? — повторил отчим, держа в руках тюбик, на котором всё было написано чёрным по белому. Сынмин продолжал в этой тишине не понимать, что происходит. Он ведь видел, как Чанбин держал его за руку. Он видел, что они вышли оба из спальни, только проснувшись, где единственная кровать — двухспальная. То есть они спали вместе. Он не мог не сопоставить два и два. Или не хотел. Почему? Потому, что Сынмин всё ещё не был его сыном, несмотря ни на что? Несмотря на то, что отчим регулярно пересылал ему деньги вместе с матерью, несмотря на то что Сынмин — казалось бы, очевидно — спал с его сыном. Потому что знал, что, обвинив их вместе, не сможет применить одинаковое наказание? «Можешь валить всё на меня и отмазываться как угодно, если тебе будет некомфортно». Сынмин в прострации оглянулся на маму. Время словно замерло. «Ты у меня сильный и самый умный». «Ты ведь знаешь — моя сила в их незнании». Он не мог обвинить Сынмина и выгнать его, потому что его мама бы не позволила. И не согласилась бы на это никогда. — Да, тебя это смущает? «Пока никто ничего не знает, я могу быть сильным. Для себя, для тебя, для Сынмина — для всех. Кроме того, что я никому и никогда не позволю причинить ему вред». В виске запульсировала острая боль, словно его бахнули по голове молотком. Все прекрасно знали, что последует за этим признанием, но Сынмин не мог этого допустить. Чанбин называл его мать «мамой». Сынмин и она были его семьёй. И если он сейчас промолчит, то поставит под удар то немногое, что ему важно и ценно. Если не поможет он, не поможет уже никто. Но поймёт ли мама? И встанет ли она на их сторону? Сынмин боялся, что нет. Он сомневался. Однако отчим явно не обвинял Сынмина только потому, что его было кому защищать. Чанбина, по его мнению, кроме как словами, защищать было некому. И Сынмин стоял перед нелёгким выбором, смотря на молчаливое противостояние Чанбина и отчима, понимая, что времени на раздумья нет. Они сейчас уйдут, и другого такого момента сознаться может и не быть больше никогда. Только вот сознаться сейчас в том, что он тоже гей, не то же самое. Стоит ему открыть рот, и это уже не будут просто отношения двух парней. Они братья, так или иначе. И это не просто табу. Это вдвойне табу. Но иначе нельзя. Если он не защитит Чанбина сейчас, если не поддержит тогда, когда поддержка ему нужна как никогда раньше, вряд ли они долго продержатся. И это малодушие — роскошь, которую он не мог себе позволить. Не сейчас. Сынмин обхватил запястье Чанбина, чем привлёк его внимание. Улыбнулся, посмотрев успокаивающе, и переплёл пальцы. Провёл большим пальцем по внутренней стороне ладони, говоря тем самым, что всё будет хорошо. — Мы вместе, — нарушил наконец тишину Сынмин, ощущая слабость в ногах, и залез на табурет одним бедром, чтобы случайно не грохнуться в такой ответственный момент. — Мы встречаемся, — повторил он чётче и громче, наконец чувствуя уверенность от того, что в его руках сейчас всё происходящее и их будущее тоже. Только вот в отличие от прошлого раза, когда он решил всё за них двоих, это было побегом, в этот же раз Сынмин уверенно смотрел в глаза своему страху, потому что понимал, что убежать, как тогда, не выход. Чанбин принял его один раз, но во второй может и не простить. Да и он сам бы себе не простил, если бы сейчас выбрал снова не Чанбина. Сейчас он знал, что можно по-другому. Можно иначе. — Спим друг с другом, если хотите. Трахаемся… Зубы заскрипели друг о друга от напряжения, когда его одёрнула мама. — Сынмин… Он обернулся к ней лицом и поджал губы. Он был готов разрыдаться прямо сейчас от того, что не мог выбрать их обоих. От того, что ему пришлось выбирать, потому что вряд ли они оба останутся с ним на одной стороне после этого. — Прости, что разочаровал, — едва смог выдавить из себя Сынмин дрогнувшим голосом. — Ты никогда меня не разочаровывал. Но мне долго пришлось ждать, когда ты признаешься, и я рада, что это время пришло, — ободряюще улыбнулась она. Сынмин, открыв рот, выдохнул, не ожидая подобной реакции. Эти слова словно окрылили его, дали спокойно и глубоко вздохнуть. — И рада, что у вас всё наконец хорошо. — Наконец? — не понял отчим, прищурившись. — Как давно ты…? — Достаточно, чтобы отводить от них твои подозрения, пока они учились в школе. Мама смотрела на него так, что в её глазах читалось «не влезай — убьёт». Она была абсолютно спокойной, словно они разговаривали сейчас о погоде, а не о том, что оба их ребёнка внезапно делят на двоих одну постель. И им далеко не по десять. — Думаю, нам стоит поговорить об этом позже, — тихо произнес отчим и направился на выход. — Стоит, — согласилась она и пошла за ним. — Не скучайте, мальчики, я вам позже позвоню. И не провожайте. Джерри её не послушал. Всё же наконец подал вид, что не спит и не прикидывается плюшевой игрушкой, и, спрыгнув с дивана, побежал за мамой, радостно виляя хвостом. Когда они остались одни, Сынмина как прибило. Хорошо, что он уже наполовину сидел, иначе бы точно рухнул. Вздохнул так глубоко, как будто до этого последние минут пять старался не дышать совершенно. Посмотрел на Чанбина, который до сих пор изображал изваяние. И только когда Сынмин тронул подушечками пальцев его плечо, тот отмер и навалился на него, обнимая за плечи. Пришлось вцепиться в столешницу, когда табурет под ним слегка накренился от такого напора, чтобы они оба не упали. — Ты как? — единственное, что смог выдавить из себя Сынмин. В таких объятиях дышать было очень тяжело, но он не жаловался, потому что это был редкий приятный момент, когда Чанбин давал волю своим эмоциям. — Эй, Бини-хён… Сынмин погладил его по спине распростёртой ладонью, но хватка не ослабла. А когда ослабла, Чанбин взял его лицо в свои ладони и настойчиво притянул для поцелуя. В тот момент он чувствовал его благодарность так сильно, что всё же расчувствовался и слеза скатилась, обжигая щёку и попадая на ладонь Чанбина. — Спасибо, — прошептал Чанбин, немного отстранившись. — Пока я не рассказал, я не знал, как сильно мне было это нужно, — признался Сынмин. — А теперь нам нужно ехать в больницу. И потом на сеанс. У меня внезапно теперь есть много того, что нужно обсудить с психотерапевтом, — улыбнулся он.

***

Сынмин заехал за ним около семи в больницу, как договаривались. Они собирались заехать к Чану — точнее Сынмин настоял, что им это надо, хотя Чанбин упирался руками и ногами, — но Чанбин всё носился с какими-то бумажками, оставив его куковать в ординаторской. — О, стёклышко в попе, — ворвался в ординаторскую Бэкхён, видно, что на смене. Весь в мыле, на шее стетоскоп, форма помятая. Сынмин посмотрел на него хмуро, отчего тот тут же исправился: — Сынмини, Сынмини. Я помню, дай поприкалываться. Бини здесь? Хотя если здесь ты, то Бини точно здесь. — Да, он документы какие-то… — Ага, — перебил он и жадно припал губами к кружке, в которую только что налил воду из чайника, стоявшего на холодильнике, после чего полез в тарелку с какими-то печеньками и сухарями. — Это я его пнул, пусть бегает. — В каком смысле? — не понял Сынмин. — Работу просил подогнать. Сынмин нахмурился. Какую Бэкхён мог подобрать ему работу, если сам всю жизнь на скорой корячится? — В скорой? — Не шовшем, — засунув в рот целое печенье, произнёс Бэкхён и запил его водой. — В приёмке, куда поступают из неотложки. Там работа погаже, поэтому, чтоб туда попасть, нужно заслужить и доказать, что ты могёшь. А он уже навидался всякого за три года, пока катался со мной, справится… К тому же, есть там хорошие люди. Одного не оставят, натаскают. Сынмин улыбнулся. Бэкхён в него верил, значит, всё точно будет хорошо. Он и сам сегодня проверял почту и нашёл пару предложений по дизайну, которые его заинтересовали и куда требовались стажёры, даже учащиеся в университете. — Джерри, скоро ты начнёшь по нам скучать, — посмотрел на щенка на своих коленях Сынмин и почесал его, растормошив шерсть и пригладив обратно. — Каникулы уже кончились? — На следующей неделе, — кивнул Сынмин, когда в ординаторскую заглянул Чанбин. — Хён, ты готов? — О, хён, — наткнувшись на спину Бэкхёна, удивился Чанбин. — Перерыв? Бэкхён угукнул, провожая его взглядом до шкафчика. Чанбин вытащил оттуда ноутбук и запихнул в рюкзак. — Сейчас пойдём, — отозвался Чанбин, наконец ответив на его вопрос. — Всё, готов. Чанбин обогнул Бэкхёна и, взяв Сынмина за руку, поднял со стула. — Берегите себя, голубки, — хохотнул им вслед Бэкхён, прежде чем они покинули ординаторскую. — Точно к Чани-хёну? — ещё раз спросил Чанбин, вызывая такси. — Не передумал? — Поехали уже, сам же тянешь, — улыбнулся Сынмин, чувствуя в голове и в теле лёгкость и сжимая руку Чанбина в своей. Почти всё встало на свои места.