Лисий танец

В детстве Лань Чжаню часто казалось, что дядя недоволен им, пусть тот никогда не упрекал его напрямую. Когда он был совсем маленьким, то даже спрашивал об этом у матери, но та лишь мягко качала головой и говорила: «Ванцзи, не стоит так думать о главе клана. Он справедлив и благороден, а значит, если ты не отступишь от правил, ему не из-за чего будет сердиться на тебя». И всё же она отводила глаза, когда произносила эти слова, и Лань Чжаню чудилось — она о чём-то умалчивает. Светлые дни прошли безвозвратно, отец и мать покинули его, рядом остался лишь старший брат. И, казалось, весь мир наполнился суровыми ветрами, пробиравшими до костей. Лань Чжань старался изо всех сил, но взгляд дяди оставался холодным, оценивающим. Можно было сколько угодно обманывать себя, что Лань Цижэнь справедлив и никого из учеников не выделяет, но Лань Чжань не раз и не два замечал — на многих из них, даже на тех, кто справляется хуже, дядя смотрит иначе. Теплее. Лань Чжань занимался со всем усердием, на какое был способен, но ничто не менялось. Он отдавал все силы обучению, тренировкам, но голос дяди оставался ледяным: «Хорошо, Ванцзи». Тогда Лань Чжань снова решился задать тот же вопрос, с каким прежде обратился к матери. Теперь только с братом он мог поделиться своими сомнениями. Был ранний вечер, осенний ветер звенел колокольчиками, висевшими под крышей, а последний солнечный свет розовым отблеском ложился на заснеженные вершины. Свежий воздух проникал свозь открытые створки дверей библиотеки. Лань Чжань занимался каллиграфией, стремясь успеть написать как можно больше, прежде чем дневной свет иссякнет, а Лань Сичэнь сидел с ним рядом, внимательно читая трактат, повествующий о долге заклинателей клана Гусу Лань. Они были одни, как привыкли учиться, пока остальные ученики отдыхали от дневных забот. Эти несколько часов каждый день все прочие могли отдать прогулкам, беседам или музыке, но племянникам главы клана должно было демонстрировать старание и прилежание. Они оставались в библиотеке до того самого часа, когда следовало пройти на ужин. — Брат, — обратился Лань Чжань, откладывая кисть. Он написал так много, что пальцы сводило от усталости, а должен был написать ещё больше. — Дядя недоволен мной? — Почему ты так считаешь, Ванцзи? — опустил книгу Лань Сичэнь. В глазах его, впрочем, не было ни капли удивления. Он будто знал, а может, даже ждал, что Лань Чжань спросит его о подобном. — Ты опережаешь всех сверстников, — продолжал Сичэнь спокойно и размеренно, — и учителя часто хвалят тебя. Фехтование, техники изготовления талисманов, «Расспрос» — всё тебе удаётся так, будто ты уже окончил обучение. — Учителя, — повторил за ним Лань Чжань, — они действительно говорят о моих способностях и талантах. Но не дядя. — Дядя гордится тобой, — возразил Сичэнь, но на краткое мгновение опустил взгляд. — Всем известно, что он ставит тебя в пример другим адептам, — и это было так, но… Лань Чжань чуть подался вперёд. Он был ещё юн, удержать собственные эмоции у него получалось не всегда. Особенно в разговоре с братом. Это на занятиях при других адептах он словно обрастал льдом, но прямо сейчас он не мог совладать с собой. Даже в голосе его звучала горячность. — Скажи мне правду, — потребовал он. — Отчего дядя недоволен мной? Что я сделал не так?.. Как мне исправить это? Какое принять наказание? — Ванцзи… — Сичэнь глубоко вздохнул и коснулся волос Лань Чжаня мягким жестом, столь похожим на то, как к нему прикасалась мать. — Дядя не… — он качнул головой и заговорил тише: — Его недовольство не связано с тем, что ты делаешь, как ты поступаешь. Сколько бы ты ни старался, ничто не изменится. Ты — действительно лучший среди учеников, способнее и талантливее меня, я это вижу. Но все твои таланты не согреют его сердца. Тебе стоит принять это, так случается в жизни. Иногда все наши усилия не ведут к решению задачи. Дядя никогда не будет доволен нами полностью. — Отчего же? Чтобы мы всегда стремились… стать лучше? — как только Лань Чжань произнёс это, так сразу же ощутил, как наивно это прозвучало. Он попытался исправиться: — Чтобы мы не возгордились, не нарушили правила?.. — и снова было что-то не то. — Мы — лисы, Ванцзи, и он никогда не простит нам нашу природу, — объяснил Сичэнь. — Его не тревожит, преисполнимся ли мы гордости, оказавшись впереди всех. С самого своего рождения мы с тобой должны нести наказание, потому нам и нужно быть лучше всех прочих, сильнее, усерднее… — Сичэнь снова отвёл глаза, на миг в лице его мелькнуло непонятное Лань Чжаню выражение, неуловимое чувство, имени которого он не знал. — Мы должны оправдать его доверие. Он заботится о нас вместо родителей, и мы обязаны уважать его и смиренно принимать всё, что он нам дарит. …Много позже Лань Чжань осознал — невозможно оправдать доверие, если его никогда не было. Лань Цижэнь не верил их матери, не доверял и им. Сколько бы он ни повторял на Совете кланов, что его племянники чрезвычайно талантливы, сама их старательность, сами их способности вызывали у него досаду, даже ярость. И чем сильнее они становились, тем ярче разгорался гнев Цижэня. *** Едва они с Вэй Ином оказались в пещере Ханьтань, как сразу же стало ощущаться влияние печати. Сколько бы они ни желали сейчас приблизиться друг к другу, сколько бы ни жаждали прикосновений, таинственная сила отталкивала их, не позволяя соприкоснуться даже на вдох. Похоже, Лань Цижэнь ещё утром установил её, пусть даже и спорил с госпожой Юй после. Лань Чжаню не хотелось задумываться, что на самом деле желание обновить печать возникло у его дяди потому, что он надеялся упрятать его и Вэй Ина в затвор на долгие годы. Обречь их на мучения, сохранив при том жизнь. С одной стороны, они были бы вместе, и потому лисьи сердца не разорвались бы от боли, с другой — бывает ли пытка хуже, чем невозможность прижать к груди возлюбленного?.. Лань Чжань всё ещё глубоко переживал услышанные от дяди резкие слова. Насколько же тот зол на Вэй Ина, на лисье племя, что позволил себе подобные высказывания при Цзянах? Раскрыл собственные чувства так опрометчиво? Что же стало с его сердцем, как ему насолила мать Вэй Ина, что он до сих пор не может забыть?.. Тяжёлые мысли отзывались болью, и больше всего на свете в тот миг Лань Чжань хотел бы обнять Вэй Ина и укрыть его от несправедливых упрёков и подозрений, от предвзятости дяди… Но печать не давала ему ни единой возможности! Только взглядом сейчас он мог обласкать того, кто так скоро стал его жизнью и судьбой. Между тем Вэй Ин будто бы и не собирался печалиться или принимать близко к сердцу резкие высказывания Лань Цижэня. Вместо того он с любопытством обошёл пещеру Ханьтань, рассматривая наросты льда на стенах, струящуюся холодную воду, образующую чистое озеро посреди, каменный стол, где можно было бы заниматься каллиграфией, установить гуцинь или же выпить чашку чая. Он нашёл нишу для благовоний и тут же зажёг несколько палочек сандала, провёл пальцами по причудливо мерцающей стене, словно хотел собрать прячущиеся в ней магические силы… — Что ж, здесь хотя бы красиво, — наконец Вэй Ин заглянул в едва освещённый сиянием льда коридор, — а там — отведённые нам покои для сна и медитации?.. — ответа он не дождался, вместо того улыбнувшись. — Клан Лань вряд ли заботился об удобстве, но отказать ему в умении воплощать в жизнь изысканную и холодную красоту невозможно. Скажи, Лань Чжань, когда брат последний раз присылал тебе бабочку?.. Резко сменив тему, Вэй Ин словно обнажил собственное беспокойство. Лань Чжань подошёл к нему ближе, так близко, как только могла позволить печать, и ответил: — Они будут ждать тебя в Цайи. Неприметный гостиничный двор, что находится между двумя каналами, ты узнаешь сразу, на его вывеске лишь цветок мэйхуа. Это достаточно укромное место, чтобы там не обратили внимания на пару странствующих заклинателей. — Даже если лоб одного из них украшен лентой с облаками? — поддел Вэй Ин, усмехнувшись. — Брат не станет подвергать наш план опасности столь опрометчиво показывая, к какому клану принадлежит, — заверил Лань Чжань прежде, чем понял, что Вэй Ин подсмеивается над ним. — В последнем сообщении он говорил, что Мэн Яо научил его прятать себя, — добавил он. — Ты узнаешь их? — Моё лисье чутьё меня не подводит, — уверил его Вэй Ин. — А ты… ты справишься со стариком, если тот вздумает проверить тебя в нашем уединении? — Он ни о чём не узнает, — Лань Чжань взволнованно вздохнул. — Как только вы вернётесь в Облачные глубины, наше заточение здесь прервут. — Чтобы поместить сюда Цзэу-цзюня и Мэн Яо? — Вэй Ин коснулся кончика носа. — А вдруг старик всё же не купится на наши истории? Вдруг он откажет в браке твоему брату? Не похоже, что он желает сохранить вас, наследников клана. Не сказать, что он бережёт вас. Если он заговорил о затворе для нас обоих, не решит ли он пожертвовать и Цзэу-цзюнем, только чтобы… только чтобы лисье отродье не множилось в Облачных глубинах? — Не повторяй за ним подобных слов! — Лань Чжаню хотелось сейчас поймать Вэй Ина за руки, притянуть к себе, утешить и успокоить. — Во-первых, мы заручились поддержкой госпожи Юй и главы клана Цзян, во-вторых, брат… брат обещал что-то придумать! Что-то такое, чтобы дядя был вынужден согласиться на свадьбу. Вэй Ин не выглядел убеждённым, но всё же кивнул. Затем он развернулся к Лань Чжаню спиной и вытащил из рукава ханьфу свёрток. Не успел Лань Чжань до конца осознать, что именно происходит, как Вэй Ин сбросил верхнее ханьфу, и ткань с лёгким шорохом улеглась на поблёскивающий изморозью каменный пол пещеры. У Лань Чжаня на миг пересохло в горле, а может, он просто онемел, не в силах отвести взгляд. Он тут же забыл о брате, о дяде, и жар расцвёл внутри него, мешая думать и говорить. Вэй Ин же продолжал раздеваться, и вскоре к чёрному верхнему ханьфу добавилось винного цвета нижнее, а следом упала и рубашка. Помедлив немного, Вэй Ин, хитро взглянув на Лань Чжаня через плечо, разделся полностью. Отвернуться Лань Чжань не мог. Не то чтобы плотские желания были в нём столь сильны, но отчего-то именно сейчас, в предчувствии скорой разлуки, ему отчаянно хотелось исцеловать каждый открывшийся взору участок кожи, отследить и пальцами, и языком очертания мышц, пересчитать родинки, звёздами украсившие плечи и спину Вэй Ина. И конечно, именно сейчас всё это было лишь мечтами, жаждой, которую никак нельзя было утолить. Вэй Ин же присел перед свёртком и достал оттуда одежду из тканей более лёгких и при том более простых. Светлые оттенки ханьфу, нижней рубашки иного кроя контрастировали со смуглой кожей Вэй Ина, и отчего-то и это заставляло сердце Лань Чжаня биться скорее. — Жаль, что я не могу попросить тебя о помощи, всё же эти одежды столь непривычны, боюсь, я не сумею справиться сам, — игриво проговорил Вэй Ин, начиная последовательно облачаться, а заодно — и словно преображаться. — Одно знаю — даже если сумею правильно одеться, то с раздеванием мне так не повезёт. Лань Чжань, ты уж постарайся выйти отсюда или разрушить печать, чтобы суметь высвободить меня из плена этих тканей. — Мгм, — откликнулся Лань Чжань, хоть смысл слов Вэй Ина почти ускользнул от него. Как бы Вэй Ин ни жаловался, на самом деле прошло времени меньше, чем требовалось, чтобы прогорела палочка благовоний, когда он уже полностью преобразился в девушку, одетую пусть и просто, но опрятно и мило. Теперь уже развернувшись к Лань Чжаню, он достал ещё один свёрток, на этот раз совсем маленький. Оказалось, там пряталось зеркало — небольшой полированный круг серебра, а также белила, алая краска… Почему-то Лань Чжаню стало неловко смотреть, как будто нагота Вэй Ина была ему куда понятнее, чем то, что его возлюбленный собирался сделать с собственным лицом. — Госпожа Юй говорила, что я выгляжу, точно висельник, когда сам наношу эти краски, — болтал Вэй Ин, быстро исправляя причёску. — Но сестра помогла мне разобраться. И всё же, Лань Чжань, прошу тебя, если сейчас я не сумею справиться с ними, обязательно скажи мне об этом. Доверяться только полированному металлу опрометчиво. И снова Лань Чжаню показалось, что Вэй Ин только лишь лукаво заигрывает с ним. Очень скоро краски так преобразили его лицо, что только сердце подсказывало — это не просто хорошенькая заклинательница, это тот, с кем Лань Чжань жаждет разделить судьбу. — Ты… — не сумел он выразить словами то, что видел и чувствовал. Вэй Ин же, явно довольный произведённым успехом, прошёлся по пещере взад и вперёд. С каждым шагом его движения становились скромнее и более плавными, будто он на глазах преображался, изменял самую свою суть. Действительно, госпожа Юй добилась в его обучении впечатляющего успеха. — Нравлюсь я тебе, Лань Чжань? — наконец спросил Вэй Ин. — Люблю тебя, — полузабывшись, ответил он. — А теперь мне пора уйти отсюда, — Вэй Ин огляделся, и игривая улыбка исчезла с его лица. — Вряд ли я смогу пройти так же, как мы вошли сюда, печать тут же расскажет об этом старику… — Есть другой выход, — спохватился Лань Чжань. — Через холодный источник. Тебе нужно двигаться вдоль ручья, — он указал направление. Прежде чем уйти, Вэй Ин встретился с ним взглядом, помолчал немного, а затем прошептал: — Люблю тебя, сердцем буду с тобой. И что бы ни придумал твой желчный старик, найду способ быть с тобой эту жизнь и все последующие, слышишь?.. — И все последующие, — согласно кивнул Лань Чжань. И только тогда Вэй Ин стремительным шагом направился к потайному выходу из Ханьтань. Налобная лента Лань Чжаня, по-прежнему обвивавшая его запястье, давала ему право покинуть пещеру этим путём, не привлекая внимания. Возможно, и сам Лань Цижэнь не знал о том, что ленты на это способны. Братья узнали об этом от матери и, быть может, она сама и вышила дополнительную строчку заклинаний, чтобы дать своим сыновьям подобную свободу. Когда даже шаги Вэй Ина стихли, Лань Чжань собрал его одежду и на миг опустил лицо в чёрные и винного оттенка складки. Запах Вэй Ина обнял его, закружил ему голову. Едва справившись с подступившей под горло тоской, Лань Чжань унёс одежду туда, где предполагалось спать Вэй Ину. Здесь была только пара простых одеял да жёсткий валик под голову. Лань Чжань уложил ханьфу Вэй Ина под одно из одеял, расправил его, придавая такую форму, будто кто-то свернулся под ним клубком, забыв о подобающей позе для сна, и отступил, пристально рассматривая получившуюся картину. Может, если бы кто подошёл ближе, обман не удался бы. Но даже дядя вряд ли переступит порог, чтобы проверить, спит ли Вэй Ин. Отвести ему глаза будет несложно. По крайней мере Лань Чжань должен был сделать именно это.