Лисий танец

Каждый месяц Лань Чжань нетерпеливо ждал момента, когда дядя позволит повидаться с матерью. Близился тот самый день, и он почти не мог сдержать улыбки и даже отвлекался во время занятий. Впрочем, он не совершал ошибок, не нарушал правил, наставники были им довольны и не было причин запретить встречу, однако внезапно с вершин гор спустился снежный буран и в одночасье замёл все дорожки и домики. Лань Чжань был готов лично расчистить себе путь, чтобы добраться до уединённого дома, где жили отец и мать, но дядя вошёл к нему утром и холодно сказал, что в такую погоду нужно оставаться под защитой крыши и стен, а значит, он увидит мать лишь в следующем месяце, как раз когда зацветёт мэйхуа. Как и велел дядя, Лань Чжань послушно занялся медитацией, хотя внутри него родилось недовольство, неприятное чувство, с которым он никак не мог совладать. Если бы было позволено, он бы уловил сладкий запах, медово-приторный и неприятный. Но некому было объяснить, что он видит и чувствует и почему. На следующий день Лань Чжань направлялся по уже расчищенным путям к тренировочной площадке. Небо было сумрачным, утро мало отличалось от ночи, да и Лань Чжань смотрел больше себе под ноги, всё ещё переживая внутри запрет, которому не находил подходящих причин. Он не заметил, как остался один среди тревожного шелеста бамбука. — Ванцзи, — вдруг послышался голос и выступила из теней фигура, закутанная в белый, подбитый мехом плащ. — Иди сюда скорее. — Мама, — забылся Лань Чжань и шагнул в тёплые объятия. — Но дядя запретил… дядя сказал, что в такую погоду не следует встречаться, дядя… — ох, как больно жглись эти слова! Как страшно было нарушить запрет! — Тише, Ванцзи, — мать погладила его по щеке. — Не всё в мире соответствует его словам. Не каждый его запрет непременно нельзя преступить. Лань Чжань задумался — неужели мать обвиняет дядю во лжи? Но разве дядя как глава клана не соответствует всем-всем правилам, а значит, не лжёт никогда?.. Неужели его слова не являются истиной, которой должно следовать, не прекословя? — Но правилами клана запрещено лгать, — вырвалось у него, потому что он никак не мог понять, никак не мог разобраться! Он ведь был всего лишь ребёнком. Поднялся холодный ветер, и мать поправила его плащ, недовольно хмурясь, точно сама бы одела его теплее. Ванцзи смотрел на неё, ожидая объяснения. Наконец мать опустилась перед ним на корточки, заглядывая в лицо. — Не все запреты соблюдаются главой клана, не все запреты должен соблюдать и ты сам, — она оглянулась, будто услышала чьи-то шаги, но затем вновь спокойно посмотрела на Лань Чжаня. — Ты стремишься соответствовать правилам и вырастешь благородным заклинателем, я знаю. Я горжусь тобой, и моё сердце радуется, когда мне рассказывают о твоих успехах. Всегда и во всём я буду верить тебе… — и она снова в мимолётной ласке коснулась его щеки. — Но глава клана может принять любые твои слова за ложь, даже если они таковыми не являются. Ложь и правда многогранны, Ванцзи. Иногда между ними вовсе нет никакой разницы, а иногда правду называют ложью, потому что она кому-то кажется слишком неудобной. — И что же мне делать тогда? — удивился Лань Чжань. — Если произносить ложь запрещено, но дядя… может принять за ложь даже правду? Что же мне делать?.. Как отличить ложь от правды? — Тишина и молчание станут тебе спасением, — мать поцеловала его в лоб, чуть выше холодящего кожу знака с бегущими облаками. — Не размыкай губ понапрасну. Пусть твой собеседник первым обнажит, что он видит правдой. А с тем, как отличать истину от лжи… я помогу тебе после. Сегодня у нас нет времени на столь долгий разговор. — Значит, мне следует молчать? — переспросил Лань Чжань. — И с тобой? И с братом? И с дядей?.. — И я, и А-Хуань будем оберегать тебя, и ты можешь рассказать нам всё, что тебя тревожит… Но с главой клана, Ванцзи, будь осторожен. Чем меньше слов ты произносишь в его присутствии, тем лучше. Она отступила в тень, а мгновением позже и вовсе исчезла, словно растворилась среди вновь начавшегося снегопада. Лань Чжань запомнил, как бережно сохранял в памяти всё, что когда-либо говорила или делала мать. Он стал молчаливым и сдержанным, особенно если рядом был дядя. Это вошло в привычку, и очень многие начали считать, что Второй Нефрит клана Лань говорит слишком скупо и мало всегда. Что такова его натура. И Лань Чжань не торопился уверять их в обратном. *** Лань Чжань не знал, когда именно дядя соберётся проверить их, но был убеждён, что без этого не обойдётся. С того момента, как Вэй Ин покинул Ханьтань, он успел перебрать в памяти правила клана, задуматься о Мэн Яо, вспомнить о встрече с Сун Ланем и Сяо Синчэнем и мимолётно поразмышлять о том, сумели ли они найти Сюэ Яна и не помешает ли это плану, который сейчас они воплощали в жизнь. В установленный час один из младших учеников принёс им скудный обед, оставив его у самого входа и легонько хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание. Лань Чжаню оставалось только взять поднос в руки, не выступив за пределы Ханьтань и почти не потревожив печать. На подносе в двух деревянных мисках оказались пресный рис и овощи… Лань Чжань живо представил себе, как был бы недоволен этой трапезой Вэй Ин. Сердце уже истосковалось по нему, хотя разлука продолжалась так недолго. Лань Чжань и представлять не хотел, что бы с ним стало, если бы им пришлось пережидать разлуку в несколько месяцев, в несколько лет. Наверняка он не стал бы терпеть, сорвался бы, помчался бы к Вэй Ину, где бы того ни прятали! В нём не сохранилось бы тогда ни капли сдержанности, ничего из тех добродетелей, что приписывали ему прежде. Может, это должно было пугать, но Лань Чжань не чувствовал страха. Напротив, лишь вдохновение, воодушевление, лишь жажду продолжать путь, каким бы тот ни был теперь. Он старательно ссыпал рис в одну деревянную плошку и только после этого приступил к еде, не забыв, однако, до предела обострить лисий слух. Вэй Ин сотню раз нарушил бы запрет не говорить во время трапезы, и Лань Чжань ни разу не сделал бы ему замечания теперь. Тишина казалась подавляющей, мрачной, пробуждала тревогу. И вместе с тем Лань Чжань не стремился нарушить её, даже палочки его двигались совершенно бесшумно. Только отдалённое журчание воды доносилось до его слуха. Потому-то он заранее услышал тяжёлые шаги, которые могли принадлежать только дяде, привыкшему двигаться не торопясь и важно, будто на его плечах лежала вся тяжесть Облачных глубин. Лань Цижэнь долгие годы не выезжал на Ночную охоту, потому ни в его движениях, ни в его шагах не было лёгкости, которая так нужна заклинателю, не желающему выдать себя перед нечистью раньше времени. Лань Чжань оставил миску, из которой ел, положил на вторую палочки, создавая иллюзию, что тот, кто ел из неё, насытился и ушёл. Налил две чаши чая. В этот самый миг Лань Цижэнь вступил в пещеру Ханьтань. — Ешь в одиночестве? — словно бы удивился он, только глаза были холодными, а запах — Лань Чжань вчувствывался в него, стремясь понять лучше, — запах говорил, что Лань Цижэнь раздражён. — Где же Вэй Усянь? — Отдыхает, — ответил Лань Чжань, поклонившись дяде. Почти сразу же он предложил чай, и Лань Цижэнь принял чашу, но не сделал ни глотка, даже не опустился к столу. — Я пришёл узнать, не хочешь ли ты изменить своего решения. Удобно, что Вэй Усянь сейчас не сможет нас услышать. — Купол тишины в ту же секунду укрыл их обоих, и Лань Чжань едва сдержался, чтобы не выдать, насколько оскорбительным для себя и Вэй Ина посчитал это. — Ванцзи, брак двух мужчин не будет одобрен людьми, среди прочих заклинателей вы станете изгоями. Подумай об этом. Кто-то непременно задумается, что заставило вас держаться вместе, что заставило вас… — но, видимо, он и произнести такого не мог, потому продолжил ещё более холодным тоном: — Кто-то наверняка предположит, что вы лисы. И тогда не миновать беды. Разве Вэй Усянь не говорил тебе о том, что случилось с его родителями? Лань Чжань молчал. Вместо ответа в нём зрел вопрос — откуда сам Лань Цижэнь узнал о том, что случилось с родителями Вэй Ина? Разве когда Вэй Ин открылся им всем, дядя не сказал: «Так вот какую тайну скрывала от меня Цансэ»? Так откуда же ему знать, что родителей Вэй Ина затравили собаками, что люди Вэней, охотники на лис убили их, не считаясь с тем, скольких людей они спасли от лютых мертвецов и прочей нечисти? Ведь среди заклинателей говорили только о том, что родители Вэй Усяня погибли во время Ночной охоты! Но нельзя было высказать ни один из этих вопросов. Лань Чжань молчал, и Лань Цижэнь заговорил, не дождавшись от него ни одного слова: — Упрямство в тебе от отца, Ванцзи, — он на миг отвёл взгляд. — Мать всегда была тебе ближе, знаю, но ты многое взял от отца. Посмотри же теперь назад, вспомни, разве принёс твоему отцу счастье подобный брак? Связь с лисой… Лань Чжань всё же не удержался, холодная ярость в нём вспыхнула столь сильно, что он нарушил правила, перебивая дядю: — Я — лис, — и снова он замолчал. Лань Цижэнь, глава клана, смотрел на него с осуждением и разочарованием. Во всём его облике читалось: «Надеялся, ты оставишь это упрямство», будто бы от лисьей природы Лань Чжань не отказывается только из собственной прихоти, будто бы он мог вытащить из груди своё лисье сердце, сжать его в кулаке, выжать из него дурную, по мнению Лань Цижэня, кровь, а затем заставить биться как раньше. «Я — лис», — повторил самому себе Лань Чжань. А если он лис, то принадлежит ли он клану на самом деле? Если прямо сейчас глава словно предлагает выбор — отречься от себя или отречься от Гусу Лань, как будто оставаться тем, кем он был прежде, больше нельзя. — Что ж, могу ли я увидеть Вэй Усяня? — спросил Лань Цижэнь, и купол тишины исчез, будто его и не было. — Он отдыхает, — сказал равнодушно Лань Чжань, хотя внутри него всё кипело. Впервые ему захотелось до колкости в пальцах поднять меч против собственного дяди — нет, против главы клана, против того, кто ничего не понимал в лисьей природе. — Покажи мне, — будто заподозрил что-то Лань Цижэнь. «Это просто, почти как прятать хвосты, слушай внимательно!..» — вспомнился голос Вэй Ина. Лань Чжань сдержанно кивнул и первый двинулся к месту, отведённому для сна и медитации. Сразу после ухода Вэй Ина он соорудил на одной из лежанок подобие кокона из одеял. От входа казалось — там кто-то спит, кто-то, не желавший мириться с приличной позой для сна, кто-то суматошный и сумбурный, явно недовольный тем, что в ледяной пещере Ханьтань действительно холодно. Лань Чжань принёс к лежанке сразу две жаровни, и в обеих сейчас дышали теплом угли. На вырубленной прямо в скале и во льду полке курились благовония, будто тот, кто вздумал спать в такой час, установил их сам прежде, как запутаться в одеялах. Все свечи были погашены, чтобы не мешать спящему. Лань Цижэнь заглянул внутрь через плечо Лань Чжаня, не заметив, как тот сделал показанный Вэй Ином знак. Несмотря на то, как внимательно он рассматривал и кокон из одеял, и полку с благовониями, и потухшие свечи, он точно и не видел самого главного. — Две жаровни? — с неудовольствием спросил он наконец, будто только они и вызвали особенное неудовольствие. — Вэй Ин из Юньмэна, — напомнил Лань Чжань, — и не привык к такому холоду. — И спит вот так? — Цижэнь отвернулся, и лицо его на миг исказилось почти что брезгливостью. — Что ж… — он направился прочь, не оглядываясь, но продолжал говорить: — Ты разочаровал меня, Ванцзи, — но больше ничего не добавил об этом. Речь его полилась буднично и безэмоционально: — Вместе с четой Цзян мы решили наметить вашу свадьбу через три года. К этому моменту должна выйти замуж Цзян Яньли. Нехорошо, если младший ребёнок сочетается браком раньше старшего. — Мгм, — то ли согласился, то ли выпустил раздражение в ничего не значащем звуке Лань Чжань. Через три года?! И что до этого дня? И отчего же принимается в расчёт только сестра Вэй Ина, но не его собственный брак? Лань Чжань вспомнил, как Сичэнь давным-давно говорил ему — у них не будет никаких свадеб, глава клана против того, чтобы они продолжали род, становились наследниками. Значит, тогда Сичэнь не ошибался?! Лань Чжань осознал, что до последнего не хотел в это верить. Что только сейчас наконец полностью открыл глаза и увидел — для Лань Цижэня и он, и Сичэнь всегда оставались печальным напоминанием о разочаровании юности. — Ночи, Ванцзи, — Лань Цижэнь ушёл. Лань Чжань же ощутил себя настолько обессиленным, что едва вспомнил снять лисьи чары. Он прислонился к холодной стене, а мгновением позже и вовсе опустился на каменный пол пещеры, оглянувшись на темнеющий вход в подобие спальни, где никогда не было Вэй Ина. Отвести глаза у него получилось, да, но всё, что успел сказать ему дя… глава клана, словно отравило его. А может, не отравило, а пробудило от долгого-долгого сна? А его брат, а Лань Сичэнь, когда он сам проснулся?! — Вэй Ин… — забывшись, прошептал Лань Чжань. Откликнулась только память, открыв перед мысленным взором то, как они были вместе в библиотеке, как Вэй Ин, усмехаясь, звал его, досаждал ему: «Второй молодой господин Лань, Лань Ванцзи, Лань Чжань…» А после внутри зазвенело: «Лань Чжань, Лань Чжань, Лань Чжань». Никто не звал его с такой радостью и желанием, никто не открывался ему настолько, никто, никто! Да пусть хоть весь мир будет против, но он не откажется от Вэй Ина.