Ну и как тут не устать от яркости
Если свет застрянет болью в глазницах
Ты спросишь, как это выключить
Прости меня, это не механизмы, не рычаги
Так что, пока не поздно, беги, и себя береги
Я так тебя люблю
***
Аудиенция закончилась не очень хорошо, но по крайней мере у них теперь было некоторое представление о дальнейших возможных действиях. По крайней мере, Вэриану так показалось. Да и сам король в конце остановил ученого, попросив задержаться. — Вэриан, останься. …Пожалуйста, — приказной тон, совмещенный с мягкой просьбой создал странное ощущение. — Во всей этой истории фигурировала одна довольно важная деталь: твоя магия. Ты ведь понимаешь о чем я? — Ваше Величество, я боюсь, что не совсем… — пробормотал Вэриан, все еще надеясь на то, что его скоро отпустят. Оставаться наедине с королем, тем более королем неродной страны, было для него весьма неловким. — Что ты знаешь о ней? Точнее о том, как она тебе досталась? — семейные разговоры явно не были коньком правителя. — Немного, если честно, — Вэриан рассеянно почесал затылок. — Лишь то, что она передалась генетически после того, как мама контактировала с опалом. Это все. — Я знал твоих родителей, обоих, но отца в особенности. — начал Эдмунд, заложив руки за спину. — И, думаю, тебе стоит узнать о них больше, чем просто общие черты. Но сейчас не время и не место, меня ждут неотложные дела. Поэтому, я надеюсь, ты не против составить компанию мне и братству на сегодняшнем ужине в восемь. — Ну, то есть да, конечно, я не против, — растерянно пробормотал Вэриан в ответ, отходя от легкого шока. Чего-чего, а разговора о прошлом родителей сразу после той сцены на аудиенции он не ожидал, хотя для короля, наверно, это было нормой — планировать заранее вне зависимости от обстоятельств. Эдмунд, получив положительный ответ, кивнул и отпустил Вэриана. Ученый, впрочем, был рад, что на этом странные разговоры были закончены. Первой мыслью ученого было вернуться к себе и попытаться обдумать все случившиеся, мозгу явно была нужна разгрузка, да и Рудигер не был доволен тем, что остался один: брать енота на аудиенцию к королю показалось Вэриану неверным с точки зрения этикета. Но волнение брало вверх. Волнение преимущественно за Кэсс. Зная Кассандру, Вэриан мог предположить, что она видеть никого не желает, но ученый хотел удостовериться, что с ней сейчас было все в порядке, хотя бы относительно. Кто знает как отреагирует проклятье на гнев? Добравшись до нужной комнаты, Вэриан встретил первый барьер — служанку. Хрупкая девушка точно гвардеец на посту стояла у закрытых дверей покоев и смотрела на подошедшего юношу со всей строгостью. — Сью-юза-ан, — протянул он, подходя к девушке. — Госпожа просила никого не пускать к ней до обратного приказа! — с готовностью отчеканила она. — Да, но… — начал Вэриан, но сразу же был перебит. — Н-и-к-о-г-о. — членораздельно проговорила Сьюзен, ощущая все огромную важность своих слов. — Послушай, я понимаю, что это приказ, но мне важно удостовериться, что она в порядке, — Вэриан ушел в торг, но Сью, кажется, торговаться не хотела. — Она в порядке. Вэриан тяжело вздохнул, помассировав переносицу. — Так. Ладно, хорошо, — он попытался погасить раздражение, развернулся и скрылся за поворотом, но, конечно же, ненадолго. Алхимик вернулся через пару минут со сложенной в несколько раз запиской. И, игнорируя все пререкания, нагло отодвинул Сью от двери, подсунув под дверь лист бумаги. — Но… я ведь сказала, — растерянно пробормотала Сью, а после, сделав голос чуть строже, добавила. — Никого! — Так я ведь не заходил, даже не стучался, все честно. — Но…ж — она выглядела, как ребенок, которого обыграли в его же игре. — Хорошего дня, Сьюзан! — он отсалютовал служанке и развернулся, уйдя к себе. Закрыв дверь, Вэриан устало прислонился лбом к прохладному дереву и шумно выдохнул. Голова итак ходила кругом, а тут еще и этот ужин… Похоже их путешествие только началось. Рудди, завидев хозяина, резко подорвался с кровати и налетел на него, заставив резко облокотиться на дверь всем телом. Вэриан уже к такому привык, так что, взяв енота на руки, он спокойно сел на пол, зарываясь руками в пушистую шерсть питомца. Рудигер довольно заурчал, жмурясь. Вэриан же исступлённо смотрел в пол, пытаясь собрать мысли в единую кучу. Большую часть его жизни все было заранее определенно, сейчас же, в этом путешествии, он даже был уверен даже в завтрашнем дне. Конечно, прибытие в Темное королевство лишило его волнения на счет ночлега, но не убавило вопросов. Наоборот, стараниями Эдмунда их стало еще больше. Он бы и продолжил рыться в собственной голове, если бы через щель между дверью и полом не пролетело письмо. Вэриан потянулся за ним и, открыв, прочитал: «Всё хорошо. Я просто хочу побыть одна. Знаешь, есть над чем подумать. Чем закончилась аудиенция?» — что ж, теперь вечное «я в порядке» было хотя бы немного убедительнее. Вэриан попросил Рудди слезть с него, и, когда это не помогло, просто снял вредного енота с себя, поставив того на пол. Рудигер фыркнул и, последовав за хозяином, забрался на стол, став активно вынюхивать то, что он там писал: «Поверю на слово. Закончилась все странно. Король, вроде как, на ужин меня пригласил. Хочет поговорить о родителях, не думаю, что это хорошая затея, но выбирать не приходится. И насчет Гектора: наплюй на него. Ты ведь знаешь, ему бы только поддеть, не думаю, что он правда такого мнения. Постарайся не винить себя за столь давнюю ошибку, ты теперь другая, Кэсси. Совсем другая» Дописав и перепроверив написанное, Вэриан попытался договориться с енотом на счет доставки записки. На удивление, они сошлись на двух яблоках за всю возможную переписку, и Рудди, подхватив листок, юркнул в коридор. Вернулся быстро и с новой запиской. Вэриан, протянув руку, забрал ее и быстро прочитал: «Эдмунд пригласил тебя на ужин? Интересно… Ну, вдруг он скажет что-то хорошее. Знаешь, если бы моя мать не была такой, я бы, наверное, использовала каждый удачно попавшийся случай, чтобы узнать о ней побольше. Я пытаюсь, но Гектор… Он будто знал, что говорить, чтобы вывести меня из себя. Хотя, сейчас я боюсь, что это из-за проклятия. Знаешь, Ноэль говорил очень пространно об этой болезни, но, судя по всему, она не должна развиваться быстро. Однако я уже не раз контактировала с подобной магией. Тёмной магией. Как бы это не оставило след» На что-то положительное в ответе рассчитывать и не приходилось. Кэсс бы не стала ставить у своей дверь опасного стража в виде Сью, если бы не хотела побыть в гордом одиночестве в окружении грусти. Так что, вздохнув, Вэриан принялся писать ответ, чтобы хоть как-то ее ободрить: «Как бы этот разговор с королем не испортил все окончательно. Прозвучит странно, но мне бы не хотелось портить свое собственное впечатление. Не пугай себя раньше времени. Ты-то всегда была вспыльчивой, а в подобной ситуации сорвался бы кто угодно. Но в одном ты права, забывать о проклятье не стоит. Я постараюсь как можно скорее встретиться с тем Хьюго и лекарем — три головы лучше одной. Мы найдем решение, я обещаю. Оно как-то проявляет себя помимо руки?» И, вручив Рудди записку, он вновь отправил его к Кассандре. Спустя пить минут енот вернулся с ответом. Почесав енота, он забрал бумажку. «Подожди, может, не все так плохо и Эдмунд расскажет что-то важное. Ещё рано загадывать. Да, думаю, встретиться с Хьюго будет рациональным. А так… Нет, кроме руки проклятие себя никак не проявляло. В конце концов, Ноэль тогда говорил о годах его развития, а не о неделях» Переписка позволяла остаться в зоне комфорта, сохраняя определенную дистанцию, но при этом, еще и делаться чувствами. Пусть слова была заранее обдуманы несколько раз подряд, пусть почерк выверен, а каждая мысль заведомо беззуба, но все равно это было лучше, чем молчание с обоих сторон. Но даже эта переписка не могла длиться вечно. Рудди, в конце концов, устал, да и Вэриан пожелал вернуться к работе над дневником. На деле же он просто желал собраться с мыслями перед предстоящим ужином. И, за час до него, Вэриан отчего-то ощутил острую необходимость в мантии. Той самой. Её. С той ночи он еще ни разу не надевал ее, но ткань благородного, глубокого темного цвета струилась, обрамляя плечи, словно все время была при алхимике. Голубой камень, инкрустированный в брошь, блеснул, когда Вэриан поправлял мантию. Он задержал свой взгляд на украшении, нахмурился и, мотнув головой, развернулся, направившись к выходу. Темный атлас струился, изгибаясь при каждом его движении, он будто бы являлся защитой. Вэриан только пока не мог понять от чего, но факт есть факт: без мантии он чувствовал себя беспомощным. Только вот это привлекало лишнее внимание. Прислуга, заметив характерную мантию и плащ, разнесла это по всему замку, от чего его коридоры начали полниться шёпотами. И вот Вэриан остановился у массивных дверей. Тихий стук и толчок: она открылась, позволяя гостю замка проникнуть в помещение Тронного Зала. — Доброго вечера, Ваше Величество, — Вэриан вежливо поклонился, а после удостоился уважительного кивка головы. — Доброго. Ровно в восемь, — заметил король, а после жестом предложив Вэриану занять ровно противоположное от него место. Единственное накрытое кроме его. Вэриан заметил, как Эдмунд, поймав взглядом брошь, приколотую к мантии, нахмурился, повернув голову в другую сторону и тяжело вздохнул. Видимо, разговор предстоял такой же тяжелый. Вэриан тоже предпочел отвести взгляд от короля: занял себя рассматриванием стола, который, впрочем, пусть и не был скуден, но и от всевозможных яств не ломился. Притом, ученый был уверен в том, что виной этому был не недостаток еды или средств, просто сам Эдмунд прекрасно понимал, что ему нет смысла кичиться богатством перед Вэрианом. Вряд ли королевского инженера можно было удивиться особенно приготовленной уткой. А между тем в тарелке алхимика уже лежало картофельное пюре и куриная ножка, обреченные быть нетронутыми в этот вечер. Вэриан разве что вино попробовал перед тем, как наконец-то начать разговор: — Вы вроде хотели рассказать мне о моих родителях. — Да, да, ты прав, — Эдмунд вдруг осекся, вновь задержав взгляд на мантии. — Но сначала позволь спросить: откуда у тебя эта мантия? Она… — Мамина, да… — он поджал губы. — Я знаю. Вещи кочуют по свету, один торговец выставил ее на продажу в районе Лукре. Вот только надеть ее не представлялось случая. Эдмунд прочистил горло и, собравшись с мыслями, начал: — Видишь ли, Маргарет была приближенной братства, но не участвовала напрямую, тем не менее мантия у нее была, но без броши. Обычно мы обходились простой эмблемой, но ее вечно тянуло все совершенствовать. Она на пару с нашим кузнецом выковала эту брошь еще задолго до твоего рождения. Кажется, они с Квирином только начали планировать свадьбу… Король бы и дальше продолжил блуждать по воспоминаниям своей зрелой молодости, но Вэриан вдруг, чуть привстав, выпалил: — Расскажите мне о ней! Впрочем, ученый быстро понял, что сильно повысил свой голос в присутствии короля, да и встал невовремя. Но Эдмунд же просто понимающе улыбнулся и, мотнув головой, выполнил неожиданную просьбу: — Ты соединил в себе лучшие качества отца и матери, мой мальчик. Но дух и нежность в одном лице… это у тебя от нее. Ее мама, твоя бабушка, всю жизнь воспитывала в Мэгги прилежную жену и хозяйку, а ей никогда не сиделось на месте. Только дай прикоснуться к чему-то новому, просто генератор идеи и предложений, вечно работающий на прогресс мозг. Так она и познакомилось с твоим отцом, еще в юности. Он согласился быть ее ассистентом во время того эксперимента… — Эксперимента?! — это прозвучало явно громче, чем должно было. — Она ставила эксперименты? На чем? Ностальгическая улыбка вдруг Эдмунда стала шире, а голос чуть увереннее: — Знакомый блеск глаз, — он усмехнулся. — Медицина. В тот день она пробовала мазь от аллергии, а Квирин, вот удача, был тем еще аллергиком, но с возрастом это прошло. — Удивительно… — пробормотал себе под нос Вэриан. — Ты никогда не задумывался откуда в тебе это? Тяга к науке, ко всему неизведанному? В этом вы с ней не различаетесь ни на секунду. Кажется, в тот момент рухнул один маленький мир. Рухнул стремительно, разбившись вдребезги. И Вэриан пока не знал, как к этому относиться: — Отец… он никогда не говорил мне об этом… Он не говорил о том, что мама была связана с наукой или ставила какие-либо эксперименты. Напротив, всегда запрещал и остригал меня от этого! Вэриан вмиг замолчал, закрыв рот, будто бы боясь наговорить лишнего. А внутри все медленно закипало. С самого детства Вэриан тянулся к науке, любил все смешивать и анализировать, ему хотелось быть первооткрывателем чего-либо, хотелось сделать королевство лучше и всю эту же жизнь его наказывали за это! За то, что было вложено в него генетически, за то, чем жила мама, за то, что он смог унаследовать и сохранить его пороли ругательствами и криками о том, как это опасно. Жалкий трус. Внутри что-то перевернулось, сжалось и оборвалось. Он никогда не думал так о своем отце, особенно после его смерти. Дышать стало трудно, воздух уплотнялся и подобное предистерическое состояние было легко разузнать. Как же все могло быть? Все было бы иным! Ох, насколько же иным, останься она жива!!!.. Может, Вэриан стал бы ее правой рукой, может именно она открыла бы ему этот мир экспериментов. Может, Вэриан бы стал путешествовать по свету вместе с ней, открывая все новые и новые грани, постигая науку, которую любил всем сердцем. Может… может отец смог бы гордиться ими. Ими обоими. Может наконец перестал бы стыдиться собственного сына, да всего, всей этой черной полосы в его жизни могло бы не быть! У него был шанс родиться любимым сыном, удачливым ученым и счастливым человеком, без этих уродливых воспоминаний прошлого. Но это самое прошлое больно ударило под дых. Оно раздавило, размазало и пронзило, окрылив при этом сломанными крыльями. Вэриан стал задыхаться. Пред глазами стали плыть пятна, а пальцы сами сжались в кулаки в попытке ухватиться хоть за что-то твердое и незыблемое. Спустя пару мгновений его приступ оборвали: чья-то массивная, тяжелая ладонь легла ему на плечо. Вэриан ведь и не заметил как Эдмунд встал со своего места и обошел стол. — Мне жаль. Но ты должен был знать. Сделав несколько глубоких вдохов, алхимик ответил: — Ее убила не наука, нет… — маниакально забормотал Вэриан, жмурясь. А после выпалил, так громко, как только позволял зал: — ЕЕ УБИЛА НЕ НАУКА, А ТО, ЧТО ОН ОТПУСТИЛ ЕЕ! ЭТО ОН! Все это время… это был он все это время! Он был зол. Очень зол. Зол на отца, за то, что тот, поддавшись страху, почти угробил их семью. Да что там… угробил: из всей их, пусть и маленькой, но когда-то крепкой семьи, остался лишь он один. И ведь даже перед смертью Квирин не нашел в себе смелости рассказать ему правду лично — оставил никчемную записку, прям как он сам. И ему было больно. Очень. Безумная пожирающая боль вновь охватила грудь и жгла, жгла ее до тла от обиды за упущенное время. — Мне… мне нужно на воздух. Кое-как дождавшись одобрительного кивка, он вылетел из тронного зала в сад, попутно расстегивая удушающую брошь. Теперь она больше не защищала, а наоборот, душила. «Как…как он мог, как посмел!» — пронеслось в голове. Резкий удар о ствол дерева пришелся неожиданной в тот момент болью. Озлобленно вскрикнув, Вэриан со всей силы пнул лежащую рядом ветку, хотел было еще что-то сделать, что-то ударить, но злость неожиданно кончилась. Потухла как спичка, подставленная под поток резкого ветра. На смену ей пришла обида, ноющая и противная, темная и душная и единственным выходом тогда оказались слезы. Соленые, обжигающие, некоторые из них капали на ту самую брошь. Вэриан чувствовал слишком много. Слишком много терпел, сдерживая все эти эмоции при себе. И сейчас, будучи в полном одиночестве, наконец-то позволил себе все это пережить по-настоящему. Прочувствовать все до последней слезы. Это нужно было чувствовать. Он помнил как забивался в угол от криков отца, помнил как тайком убегал в лабораторию, помнил ту роковую ошибку с янтарем…теперь помнил и то, что он не мог на это повлиять. Это все мог изменить один лишь человек — его отец, но он пожелал пойти по самому легкому пути: плыть по течению собственных страхов. Среди своих бушующих волн алхимик поймал себя на мысли: «А что, если бы тогда, пятнадцать лет назад, за разгадкой тайны пряди отправилась не мама, а… отец?» — Вэриан от чего-то усмехнулся, а после, поведя плечами, подумал: — «Надо же: «отец». Я ведь даже папой назвать его не могу». Но слезы кончились, так несвоевременно. Зато они привели себе на смену боль в висках и туман в голове. Это выжженное на душе опустошение создавало гнетущее ощущение беспомощности перед собственными эмоциями. Вэриан буквально тонул в этом, окутал себя темной густой дымкой, угарным газом и сам задыхался в этом, не видя дальше черного облака. В таком состоянии он бы никогда не позволил к себе приблизится. Беспомощный, слабый, расколотый, отравляющий. Хорошо, что его не спросили. Кэсс появилась из ниоткуда, оказывается, она все это время стояла у аллеи и наблюдала.за всем, что тут происходило. И, пройдя сквозь ядовитое облако, потянула его на себя, обнимая. Она рисковала задохнуться в том же яде, что и он, рисковала быть уколотой им самим. Одно прикосновение и Вэриан убрал шипы, перестал колоться и стал еще более беззащитным. Он вздрогнул, резко и ощутимо, каждая мышца дернулась от неожиданности и тут же расслабилась, узнав руки. Он превратился в маленького испуганного и преданного котенка, которому жизненно необходима была защита, утешение, да все, что угодно лишь бы прекратить этот акт саморазрушения. Вэриан поддался вперед, в объятья, и нашел в них ту самую защиту. Он зажмурил глаза, уткнувшись лбом в ее плечо и просто дышал. Глубоко. Размеренно. Слезы кончились, все кончилось. Его по-прежнему жгла боль, она даже не утихла, просто теперь переносить ее стало куда легче. — Спасибо тебе… А после Вэриан вновь вздрогнул, почувствовав, как ее ладонь коснулась его горящей от пролитых слез щеки. По затылку пробежались едва уловимые мурашки, заставив алхимика непроизвольно зажмуриться и сделать вдох. Нежное трепещущее чувство охватило его, проникло сквозь кожу, найдя приют в сердце. Это было теплое чувство, такое же теплое, как ее кончики пальцев. Даже странно, ведь обычно было наоборот. Затем Вэриан заглянул Кэсс в глаза. Сейчас, отражая последний солнечный луч, они так сильно напоминали травяной цвет. Как на поляне где-то в глубине леса, трава мягкая и бархатистая. Он вспомнил, почему когда-то влюбился в ее глаза. А после Кассандра окончательно заставила Вэриана забыть все, что он только помнил: встав на полуносочки, она поцеловала его в лоб. Так нежно и так трепетно, что алхимику, показалось, что он скоро растечется в ее руках. Подобного Вэриан никогда не чувствовал. Безграничное тепло, легкое щекотание в районе солнечного сплетения и любовь. Кажется, до этого он не чувствовал любви. Сам и тем более по отношению к нему. Веки ненадолго прикрылись, желая растянуть это ощущение и запомнить. Отложить в памяти, чтобы в будущем согреть и, в этот момент, дотронувшись до ресниц и под своей же тяжестью покатившись вниз, одинокая слеза утонула в складке около носа, скатилась по губам и впиталась в рубашку, оставив там крошечное соленое пятнышко. У него не было слез для боли и скорби, больше нет, но, оказывается, любовь тоже умеет плакать.