Чума, чудеса и чудовища

Костёр в Корзинке, что под Яблоневой веткой, бросал искры до самого неба, так что уже было не различить, где они падают, а где августовские звёзды. Лара сидела, положив подбородок на колени, и упрямо смотрела на пламя, не отводя слезящихся глаз. Стах встал, потянулся, разминая уставшие ноги, и нахально сорвал с кончика строганной палки горбушку, которую Артемий тщательно и аккуратно жарил вот уже добрых десять минут. Бурах мрачно покосился на Рубина, но ничего не сказал — не хотел прерывать Грифа. — … а потом этот мужик в воду глядь — а там покойники, руками ему машут. Схватили его да к себе затянули, так и утоп! — радостно закончил Гриша и смачно плюнул сквозь зубы на землю. Видимо, для большей эффектности. Артемий удовлетворённо кивнул и наконец двинул Стаха по спине той самой палкой, на которой жарил хлеб. Рубин от неожиданности подавился. — Приятного аппетита, — улыбнулся Бурах. Откашлявшись, Стах набросился на Артемия, и они хохочущей кучей-малой покатились по траве, марая одежды в твириновом соку. — А я другое слышала про реку, — неожиданно сказала Лара. — Ну, давай, колись. Как Форельке-то про реку и не знать, — подбодрил её Гриф, пытаясь сломать об колено ветку, чтобы подкинуть в костёр. Та, зараза, не поддавалась. Бурах и Рубин наконец прекратили свою возню и тоже повернулись к Ларе. Она закрыла глаза. Цветные пятна от пламени уже вовсю танцевали на её сетчатке, будто шальные духи Степи. — Папа говорил, что черви зря устилают ногтями дно своих лодок, — начала Лара, — Эти монетки, на самом деле, нужно отдавать реке, а река в ответ даст тебе что-то ценное. Если сочтёт достойным. — А реке они зачем? — подал голос Рубин. — Ну… Кто его знает, — растерялась Лара, — Хотя… Ещё папа рассказывал, будто на Севере верят, что в конце времён мертвецы построят корабль из ногтей и поплывут на нём. — Во, видишь, без покойников всё-таки не обошлось, — осклабился Гриф, сверкнув зубами. Лара потёрла глаза, сбрасывая, наконец, своё странное оцепенение, и свистнула вторую корочку, поджаренную Бурахом. Тот обречённо вздохнул и в сердцах швырнул свою палку в костёр. — А что у меня есть, братцы, — снова заухмылялся Гриф, торжественно доставая из кармана ноготь. Новенький, сверкающий. — Ого! Где взял? — восхитился Стах, протягивая руки к монетке. — Так я тебе и сдал рыбные места, — отрезал Гриша, шустро пряча ноготь в рукаве, как заправский шулер. — Гриф, — Бурах строго посмотрел на него, — Спёр, да? — Что сразу спёр-то, а? Думаешь, если у Грифа-оборванца что-то появилось, так только краденное, да? А вот и нет! Нашёл я его, понял! — неподдельно возмутился тот. — Ну ладно, ладно. Ты это… извини, — устыдился Артемий. — … нашёл в кармане у одного дурачины, — пробормотал Гриф. Лара прыснула. Бурах вскочил и побежал за ринувшимся с места Гришей, да только где там за ним угнаться. Через пять минут запыхавшийся Артемий, признавая своё поражение, вернулся к костру. Торжествующий Гриф на всякий случай уселся как можно дальше от него. — Так вот, братцы! Ноготь у нас есть — айда проверим, правду ли Форелька говорит. Ночь пахла совсем особенно — дымом, полынью и пылью. Сверчки пели так громко, что заглушали звук шагов неразлучной четвёрки. Показалась Луна, заливая Степь таким густым серебристым светом, что Ларе казалось, будто они уже плывут, и всё вокруг превратилось в морское дно, изменчивое и призрачное. Город, как маяк, сигналил им тёплым светом окон и фонарей. В Створках сквозь открытую форточку одного из домов лилась мелодия граммофона — летняя, лёгкая, как летящий по небу воздушный змей. Ребята пересекли Площадь Мост и свернули за мрачную громаду Собора. Спустились по склону вниз, к реке, и протиснулись между камнями. Вода плескалась и шумела, будто море. Река, несмотря на яркую, залитую лунным светом ночь, казалась угольно-чёрной. — Ну что, кто пойдёт? — неуверенно спросил Гриф. — Я, — решительно сказала Лара и вырвала из его рук монетку. Тот даже пискнуть не успел. Форель подошла к самой кромке воды, нагнулась и опустила в неё руку. Её тут же со всех сторон обернуло ласковое тепло, облепил запах тины. — Ты уверена? Может, давай я? — Бурах подошёл к ней и положил ладонь на её плечо. Лара обернулась и увидела тусклый огонёк тревоги, зажёгшийся в его глазах. Фыркнула и сбросила чужую руку — тоже мне, защитник выискался. — Сиди, Медведь, на берегу, — со смехом сказала она, — и вообще, отвернись. Все отвернитесь. Мальчишки покорно уставились на скалы. Лара быстро сбросила с себя лёгкую кофту и дырявые на коленках штаны, зашла по шею в воду. — Всё, можно! — крикнула она ребятам и поплыла. — Ты, главное, на середину выплыви! Там покойники пожирнее водятся! — долетел до неё голос Грифа. Форель хихикнула и чуть было не пошла ко дну от этого. Хотела обернуться и бросить в ответ какую-нибудь глупость, но тут что-то резко схватило её за ногу и потянуло вниз. Усилием воли Лара заставила себя сберечь воздух и не закричать. Невидимая сила цепко держала её за лодыжку, не давая всплыть. Она нагнулась и разглядела сквозь мутную пелену воды намотанную на ногу толстую верёвку, какими в их краях обычно привязывают скот. Откуда-то снизу начал струится мягкий синий свет. Оказалось, верёвка и вправду предназначалась для скота: другой её конец был привязан к шее стоявшего на дне быка. Животное вело себя спокойно, будто вокруг было поле, а не поросшее водорослями дно Горхона. А рядом с быком кто-то стоял. Отбросив страх, Форель нырнула ещё глубже, туда, к этой закутанной в балахон фигуре. Лара коснулась ногами ила и замерла напротив незнакомца. Он требовательно протянул руку, и она отдала ему ноготь, который всё это время судорожно стискивала в кулаке. Фигура откинула капюшон. Перед Ларой стоял сильно постаревший Исидор Бурах. Он печально улыбнулся, положил руку на бычий рог и начал что-то говорить. Лара, будто зачарованная, смотрела, как пузырьки воздуха выходят из его рта и поднимаются к поверхности. А потом всё завертелось, её снова куда-то потащило, и в лёгкие немилосердной резью ворвался кислород. — Дыши, дыши, — приговаривал нависший над ней Артемий. Видимо, бросился за ней прямо в одежде. Рубин и Гриф бултыхались неподалёку, лица у всех были встревоженнными. — Живая? Лара, скажи что-нибудь! — не отставал Бурах. — Если будешь меня так трясти, точно помру, — огрызнулась Лара, не переставая кашлять. Все четверо устремились к берегу. — Ну что, купальный сезон, пожалуй, на этом закроем, — хрипло произнёс Гриф, тщетно пытаясь выжать свои штанины, — Что там хоть, монетку реке отдала? Лара кивнула, потом с тревогой повернулась к Бураху: — Медведь, там был твой отец. — Быть такого не может, — без колебаний ответил Артемий, — Папа на дежурстве в Термитнике сегодня. — Он был… Как бы так сказать… Не из сегодня. Как будто время для него по-другому течёт, — упрямо продолжила Лара, — И он пытался мне что-то сказать. Но я ничего не услышала. Под водой же всё было… — Нечестный обмен получился, — буркнул Стах. Ребята уселись на камнях, пытаясь согреться. Лара торопливо натянула одежду — прямо на мокрое бельё. От прикосновений влажной ткани к телу было зябко и неприятно, несмотря на тёплую ночь. Бурах тревожно хмурился, борясь с желанием подняться и бежать в Термитник, чтобы повиснуть на шее Исидора и убедиться, что тот не остался там, на дне реки. — Медведь, пойдём-ка в Кожевенный прогуляемся, а? — будто прочитав его мысли, предложил Рубин. Артемий с благодарностью кивнул. — О, а по пути можем мимо заводов проскочить, — оживился Гриф, — Я там, братцы, бутылку твирина припрятал, прям за «Разбитым сердцем»… — Лара? — Бурах повернулся к ней, подавая руку, и на миг испугался её отрешённого выражения лица. Стах с Грифом, проявив несвойственную им деликатность, пошли вперёд. Форель замерла, будто не замечая его руки. — Медведь, обещай мне, что ты… Что мы будем все вместе, когда… Ну, когда всё пойдёт наперекосяк. Артемий хотел было рассмеяться, хотел сказать, что ничего пока идти наперекосяк не собирается, и всё будет, как раньше, и нечего боятся. Но вместо этого он серьёзно кивнул. Лара улыбнулась, наконец-то вцепилась в протянутую ладонь, и они бросились догонять Грифа со Стахом. Когда они бежали, он всё ещё крепко держал её за руку. А над их головами догорал звездопад, похожий на искры от костра.