168 °С

Сонхва только и успевает, что принимать поздравления со всех сторон и улыбаться каждому, пока проходит через толпу к залу пресс-конференции. Совсем короткой, просто пара слов от победителя Наскара. Или, в его случае, четырёхкратного чемпиона. Всего минут пятнадцать назад состоялась четвёртая победа Сонхва, и, ещё не остывший от гонки и машины, весь в шампанском, с растрёпанными пепельными волосами и потёкшим макияжем глаз, он сияет ярче всех. Пак проходит этот путь уже четвёртый раз и чувствует себя как дома, пока машет журналистам, успевает что-то бросать репортёрам и подмигивать фотографам. И, конечно, отправить воздушный поцелуй Ёсану, что с тёплой улыбкой рядом с Саном наблюдает ту же картину, что и последние несколько лет. Его муж снова выиграл кубок, но в этот раз у Кана нет чистой радости. Есть обстоятельства, что её омрачают. — Итак, всем привет, — Сонхва широко ослепительно улыбается и тыльной стороной ладони стирает пот со лба и висков. В зале душно. Он поправляет микрофон и выдыхает, бросая взгляд на снова свой кубок. — Как дела, как жизнь? Сан, как оно? — Пак подмигивает Чхве. — Чудесно, ты как? — Сан закатывает глаза и с раздражённой ухмылкой отвечает через весь зал, не дожидаясь микрофона. — Снова выиграл у тебя в финале, четыре — два в мою пользу, — нагло смеётся Сонхва и выдыхает. После его дебютного года они с Чхве стали близкими друзьями. Конечно, на это повлияло ещё и то, что, обсудив сложившееся обстоятельства, Ёсан остался работать в команде Чхве. И, на удивление, за прошедшие пять лет, Сонхва ни разу не упрекнул или не бросил никакой колкости насчёт этого. Хотя что в его понятии колкость? Так или иначе, но когда-то в прошлом главные соперники сейчас стали хорошими друзьями, и их противостояние в финале — для многих уже привычное дело. Сану всего раз за эти пять лет удалось вырвать кубок и стать двукратным чемпионом, на что Пак ответил тремя победами подряд. — Это мой шестой год в Наскаре, — постепенно улыбка Сонхва теряется, становясь натянутой и, как некоторым не покажется, грустной. — Было много как крутых, так и отрицательных моментов. Я познакомился со множеством людей, со своей командой, со своими друзьями в лице многих пилотов и членов их команд. Со своим мужем, — Пак не может не взглянуть с нежностью на Ёсана, что слушает слишком внимательно и напряжённо. — Пожалуй, я начну с того, что хочу поблагодарить Че Хёнвона, который поверил в меня и дал шанс не только дебютировать, но и после того года показать себя снова. Мне поступало много предложений от других команд с большими суммами и большими возможностями для моих первых лет, но я всё равно оставался верен своей первой и единственной команде и машине. Сейчас Team Star Racing — первая во всех возможных топах, и это то, чему я искренне рад. Мои победы привели команду к этому исходу, и этого заслужил Хёнвон. Люблю Вас, мистер Че, — Сонхва прикладывает руку к груди и кивает Хёнвону — того легко найти где угодно, на нём всегда есть что-то ярко-красное. — Благодарю своих фанатов, всех до единого. Как бывших, так и настоящих. Я не буду говорить банальных вещей о любви к вам, это вы и так знаете. Лучше скажу, что я всегда буду оставаться на вашей стороне и всегда буду предан вам так же, как и вы мне. Помните, что если встретите меня в ресторане или магазине, я оплачу ваш ужин и пожелаю хорошего вечера, не стесняйтесь. Это меньшее, чем я могу отплатить вам. Также благодарю всех спонсоров, что продолжали работать с командой и в том числе верить в меня. Это очень ценно, правда, — Пак откидывает назад волосы и расстёгивает верх куртки, по-хозяйски опираясь на кафедру, из-за которой вещает. Сонхва выглядит расслабленно, будто не на него сейчас направлены десятки камер и сотни глаз самых главных лиц Наскара. — Для меня большая честь находиться здесь, среди вас. Этот спорт, кубок Наскара и всё происходящее стали моей жизнью. Я проводил в домашнем спидвее львиную долю времени и… И я… Я даже не представляю, как без этого можно жить. Понятия не имею. Это стало моим воздухом, кровью, потом. Я посвятил своей Камаро, можно сказать, шесть лет жизни. Она, другие машины, другие пилоты меня безумно вдохновляют. Даже ты, Сан, — Сонхва беззлобно смеётся и ненадолго замолкает, подбирая слова. — Это всё — неотъемлемая часть меня. И это всё мотивирует меня конструировать новое, пробовать, экспериментировать. В следующем сезоне я покажу себя ещё лучше, а мои инженерные решения вас снова порадуют, — Пак опускает глаза и делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. Он будто решается и, бросив короткий взгляд на Кана, продолжает. — Сказал бы я на полном серьёзе, но не в этот раз. Не всем понятно, как построил мысль Сонхва, и зал, что до этого был в полной тишине, наполняется удивлёнными вздохами и взглядами. — Я объявляю о завершении своей карьеры. Это было моё последнее выступление, — Пака тошнит от этих слов. Его руки дрожат, к горлу подступает нервный ком, а на глаза наворачиваются слёзы. — Как пилота, спидвей видит меня в последний раз, и… Сонхва задумывается, расплывается в грустной улыбке и с большим трудом поднимает взгляд на аудиторию. — Веселитесь. Дорога к кубку снова открыта, мы с моей Камаро с неё уходим. На этих словах Пак быстрыми шагами направляется на выход, не реагируя на поднявшийся шум, не отвечая на шквал вопросов и не оглядываясь. Сонхва выходит, и, наверное, один лишь Хёнвон не удивлён. Он медленным шагом направляется следом, не желая сейчас ни с кем говорить. — Чего?! — Сан оборачивается к Ёсану, что выглядит расстроенным и стопорится. — Какого хуя?! Ты знал?! Ты знал и не сказал?! Почему он уходит?! Блять, это незаконно, он же лучший! — Я не знал, — Кан поджимает губы и опускает взгляд. — Что случилось?! — Чхве, на удивление, кажется, переживает больше всех присутствующих. Сонхва оказался хорошим, пусть и задиристым другом, и Сан сейчас не понимает ничего. Ощущение, что внутри дыра от этой новости. — Он тебе расскажет, если ты спросишь, — тихо отвечает Кан, не желая произносить это при всех. — То есть Сонхва серьёзно бросает автоспорт? — Думаю, да, — пару раз кивает Ёсан. — По крайней мере, он не из тех, кто будет просто так устраивать подобные показательные шоу. — Значит ты знаешь, из-за чего это? — не унимается Сан. — Угу. — И вы оба молчали?! — Поверь, ему самому настолько тяжело, что даже я до этого момента не знал, что он решит делать, — Кан скрещивает руки на груди и уставши трёт переносицу. — Для меня это сейчас такой же шок, как для тебя. Я не думал, что он выберет именно это.

•••••

Ёсан, не открывая глаз, сильнее зарывается носом в одеяло и пододвигается ближе к Сонхва. Он заводит одну руку себе за спину и находит ладонь мужа, утягивая ту к себе на талию. Кан расплывается в слабой улыбке, когда пальцы несильно стискивают бок и скользят на живот, а Сонхва сгребает в объятия и прижимается со спины сзади. Они оба вчера вечером только вернулись в Канзас, и, несмотря на то, что безумно друг по другу соскучились и запланировали и ужин, и секс, не всё удалось совершить. Пак не дождался Ёсана из ванной и уснул, поэтому Кану ничего больше не оставалось, кроме как смириться и поправить мужу одеяло, выключив светильник. Тем более, что Сонхва сейчас не в лучшем моральном состоянии. Они в браке уже почти пять лет, и подобное случается едва ли не всегда после заездов или перелётов. Особенно в последний год. Сонхва часто засыпает, как только встречается с подушкой, но абсолютно всегда утром нагоняет упущенное. Именно поэтому Пак неторопливо лезет рукой под футболку Ёсана и крепче льнёт, вжимаясь в родные бёдра своими и ничуть не стесняясь утреннего стояка. Это лишь вызывает улыбку у Кана и тихий вздох. — Привет, — сонно и ещё немного хрипло, оттого почти шёпотом мурлычет Ёсан, с удовольствием ощущая, как горячая ладонь медленно и по-хозяйский скользит по боку, низу живота и бедру. — Привет, — отвечает Сонхва и зарывается носом в загривок, целуя шею. — Прости, я вчера снова… — Детка, когда ты прекратишь извиняться? — Кан удобнее устраивается в руках мужа и чувствует себя в абсолютном раю. Тёплое одеяло, горячие руки, судя по всему, утренний секс. Всё привычно и так, как и должно быть, когда просыпаешься рядом с любимым человеком и наконец-то дома. — Что думаешь насчёт… — Я согласен на всё, ты же знаешь, — Ёсан улыбается поцелуям в шею и снова неторопливо заводит руку за спину. — Боже, малыш, ты настолько соскучился? — Пак облизывается и всё ещё несколько сонно прикрывает глаза, пока к нему в штаны забираются рукой. — Когда мы в последний раз были вместе? — Кан прекрасно знает, что на Сонхва после ванны не бывает белья, и обожает этот факт. Он укладывает пальцы на член и мягко сжимает, начиная медленно и расслабленно ласкать. — В Атланте? Полторы недели назад? Мой муж слишком востребован и не находит на меня времени. Ужасно. — А сам-то? Вы с Саном всю эту неделю в Финиксе проторчали на спидвее, — Пак целует за ушком и проводит от мочки и выше кончиком языка. — Ещё и Юйци вместе с вами. И толку? Чхве всё равно без кубка, а я опять неглаженный нелюбленный нецелованный нетраханный чемпион. — Как это неглаженный и нецелованный? — Ёсан усмехается и спускает руку Сонхва на свой член. — Минеты уже не считаются? А то, что мы по ночам, утрам и где попало целуемся минут по… — Не понимаю, о чём ты, — Пак обхватывает мочку ушка губами и не особо настойчиво посасывает её, пока так же аккуратно и несильно надрачивает своему мальчику. — У меня память три секунды, вспомню, только если повторим. — Тебя расцеловать? Или у тебя взять в рот? — А мне выбрать надо? Пиздец, — фыркает Сонхва и неиронично задумывается. — Я вообще, по ощущениям, хочу всего и сразу. И желательно ещё и твой член в себе. И тебя. И… Просто держу в курсе, что мы ещё не начали, а я уже хочу ещё раз. И всего и побольше. — Детка, мы можем хоть весь день провести в постели, — Кан забирается рукой под подушку и находит там бутылёк с лубрикантом. Раньше они хранили его на тумбочке, но слишком далеко за ним лезть — лишние движения. Ёсан по-прежнему обожает секс, но, слава всем богам, с годами он не стал привычным и не приелся. Напротив, Кан наконец только пару лет назад привык к Сонхва целиком и полностью и избавился вообще от каких-либо преград перед мужем. Они стали настолько родными, что Ёсан никогда бы и не подумал, что сможет настолько сильно кому-то доверять. Как в жизни, так и в постели. И им очень повезло сойтись в желаниях и потребностях. Плохо только, что разные команды постоянно разделяют по разным городам. — Но начнём с тебя, — Пак протягивает ладонь и получает прозрачную жидкость. — Я только «за», — пока Сонхва распределяет ту по пальцам, Кан лениво стягивает с себя такие же штаны, как и на муже, и заодно приспускает его. Ёсан укладывается обратно спиной, но не слишком близко, чтобы удобно было продолжать дрочить. Он всей душой обожает такой ленивый утренний секс, когда они оба сонные, медлительные и максимально чувствительные. Особенно желанным он становится из-за того, что подобную роскошь они редко могут себе позволить. У них плотное расписание, и далеко не всегда есть время с утра, чтобы посвятить его неторопливому ласковому сексу. Но каковы ощущения? Это как есть остывшую еду, когда из-за отсутствия температуры её вкус проявляется намного сильнее. Так же и пальцы Сонхва, проникающие только на две фаланги, чувствуются интенсивнее, чем, допустим, вечером, когда они уже уставшие, но ещё полыхающие. И это не говоря о будущих толчках. Горящая страсть — пряная и плескающаяся раскалённым металлом; спокойная страсть, как сейчас, несравненно чувственная и вкусная. И не важно, что они ещё ни разу не заканчивали на спокойной ноте и абсолютно всегда разгорались. — Малыш, ты поэтому вчера так долго торчал в ванной? — Пак снова прикрывает глаза и медленно выдыхает. Ёсан хорошо подготовлен, и Сонхва плавится от этой мысли. Абсолютно всегда. И всё равно, что он сам точно так же растягивает себя для мужа. — Угу, — Кан всё ещё на боку, разве что для удобства проникновения пододвигает одну ногу немного вперёд. — Уберёшь руку? Пак покорно делает это и оставляет ладонь на бедре. Он нехотя открывает глаза, только чтобы посмотреть вниз и понаблюдать, как Ёсан направляет в себя член и насаживается. Ужасно горячо. У Сонхва какой-то особый фетиш именно на этот жест, когда делает это сам Кан. Ёсан же принимает, вжимаясь ягодицами в бёдра мужа, и с удовлетворением выдыхает. Когда Кан вообще забыл, что во время секса можно волноваться, нервничать, думать о чём-то лишнем и вообще как-либо переживать, он начал чувствовать себя хорошо не только от стимуляций, а от всего с ним происходящего. Поэтому теперь приятная заполненность, тёплые объятия, в которых он удобнее укладывается, и даже комфортная кровать вызывают слабую, но довольную улыбку. — Всё хорошо? — Пак тычется носом в шею и не может перестать вдыхать родной аромат, при этом начиная медленно, не амплитудно двигаться. Сонхва всегда получал удовольствие, если Ёсан брал его вещи или пах им. Сейчас их гардероб почти целиком и полностью стал общим и осталось совсем мало вещей, которые принадлежат кому-то одному и которые второй не трогает. И то скорее только потому, что те не подходят по стилю или не комфортны. В остальном у них почти всё общее, в том числе шампуни, гели, крема и прочие приблуды. И Пак каждый раз готов на луну выть, когда чувствует от Ёсана свой запах. — Всё прекрасно, — тихо отзывается Кан и сильнее прижимается лопатками к родной груди, роняя судорожные вздохи. — Мой мальчик, — ласково тянет Сонхва и умиляется тому, какой Ёсан сейчас мягкий и тихий. Кан же закусывает губу и несильно прогибается, подставляя задницу. Аккуратные глубокие толчки и объятия сейчас ощущаются, как и должны. Как бы ни было странно, но комфортно и безопасно. Хотя Пак абсолютно всегда дарит чувство безопасности просто от того, что находится рядом, и не важно, чем они заняты. — Единственное, что меня радует в конце моей карьеры — возможность быть с тобой во время сезона, а не видеться только на выходных, — Сонхва несильно кусает сгиб плеча и шеи и ставит еле заметный засос, который, скорее всего, быстро сойдёт. — Я смертельно заебался просыпаться и засыпать в одиночестве при живом муже. И делать это всё с рукой, а не с тобой. — А я устал дрочить на тебя по видеосвязи, — Ёсан берёт Пака за руку и скрещивает пальцы, сильнее открывая шею. — Хотя совру, если скажу, что мне не нравится. — Эта твоя дурная привычка, на самом деле — одна из моих любимых, — усмехается Сонхва и целует подставленную шею. Он кладёт руку на бедро и немного ускоряется. — Тогда почему дурная? — Кан негромко скулит и утыкается носом в подушку, когда муж становится более настойчивым. У них нет и шанса закончить в том же темпе, в котором начали — Сонхва уже начинает всё больше и больше забирать своего. — Потому что было бы славно, если бы ты делал это не тогда, когда тебе вздумается, а я могу быть занят работой, а когда я хотя бы дома, — Пак негромко смеётся и снова небольно впивается зубами в шею. — Лишь бы побубнеть лишний раз, — Ёсан смеётся в ответ и тихо стонет от более быстрых и сильных толчков. — Тебе нравится, когда я делаю это, пока ты можешь только смотреть, — Кан охает, когда Сонхва останавливается, выходит и переворачивает его на живот, чтобы нависнуть сверху и продолжить в этом положении. Пак не раздвигает ноги, толкаясь обратно, и Ёсан лишь снова выгибается в пояснице и сам разводит свои ягодицы руками. — Одно твоё слово, и я не потревожу тебя в рабочее время. — Слова не будет, тревожь, — Сонхва закусывает губу и смотрит вниз, обожая в этот момент покорность и податливость Кана. — А может это твоя дурная привычка? — Погоди, у меня ведь больше нет рабочего времени, — Пак укладывает руки на талию и продолжает набирать темп. Комната заполняется пошлыми шлепками бёдер и хлюпаньем смазки, и Сонхва более чем доволен. — Я теперь безработный. — Ага, не забывай про все свои сраные съёмки и прочую пургу. — Чего сразу сраные? — Потому что как ни посмотрю, ты то расстёгнутый на все пуговицы, блять, — Ёсан срывается на стон и начинает напрягаться от того, как Пак технично и в правильном темпе доводит его. — То в пиджаке на голое тело, то в кожаных штанах, которые обтягивают всё, что можно и нельзя. — Вау, малыш, — Сонхва ухмыляется и подаётся вперёд, вжимая грудью в кровать. — Ты почему не говорил, что ревнуешь? Нет, Кан больше нужного любит действия вроде лишения свободы или воздуха, и на этом он протяжно стонет и просит остановиться. Ему слишком сильно нравится то, что с ним делают. — Хва-а, прекрати, — Ёсан убирает от себя свои руки и хватается за простынь, чувствуя, как внизу живота всё стягивает в тугой узел от удовольствия. — Блять, если ты меня сейчас доведёшь, я не… — Чёрт, малыш, — Пак останавливается и нехотя отстраняется, целуя мужа в плечо. — Слишком сильно? — Нет, — Кан хватает ртом воздух и приподнимается на локтях. — Идеально. Но я бы хотел закончить в тебя, а не… — Блять, — снова перебивает Сонхва и падает рядом на кровать, любуясь Ёсаном, что отчаянно пытается успокоиться. — Я твой. — Я знаю, — Кан дотягивается до бутылки с водой на тумбочке и делает пару глотков, предлагая и Паку, что отказывается. — Как ты хочешь? — Так, чтобы охуеть, иначе я не успокоюсь, — Сонхва находит свою любимую подушку под поясницу и укладывается, как ему удобно. — Главное, чтобы видеть тебя. — Без проблем, детка, — Ёсан подбирает лубрикант и пристраивается у Пака между ног, скидывая собственную футболку. — Можно поцелую? — Нет, нельзя, — Пак непонятливо вскидывает бровь и закидывает ноги мужу на бёдра. — Серьёзно? — Ты нормальный? — Сонхва притягивает Кана к себе и сам целует. Нет, Ёсан ненормальный, и они очень часто целуются по утрам до того, как умылись и почистили зубы, потому что кто им запретит? Но Кан всё равно каждый раз продолжает спрашивать, будто они не состоят в отношениях уже как семь лет. Чёрт с ним. Как об этом думать, когда Пак стонет в поцелуй из-за двух пальцев? Сонхва крайне чувствительный, и Ёсан всегда излишне осторожен, так как тот требует максимально хорошей подготовки и всего-всего внимания. Именно поэтому чаще всего Пак готовится сам, чтобы не тратить слишком много времени, но Кан обязан убедиться в том, что тот хорошо растянут. И два пальца проникают без усилия, а Сонхва цепляется за плечи и думает о том, что хорошо, что они перенесли секс на утро. Пусть и по его вине. Ёсан добавляет третий и, только когда с уверенностью чувствует, что Пак сможет его спокойно принять, убирает руку, приподнимаясь. Он использует побольше смазки и приставляет головку ко входу. Ёсан входит максимально медленно и осторожно, внимательно следя за реакцией. Сонхва лишь как всегда не сдерживается в стонах и одну руку оставляет на бедре Кана, а вторую — на его прессе. Тот в последнее время ещё больше уделяет времени своей фигуре, и Сонхва без ума от пресса, рук, бёдер, задницы… Да от всего своего мужа, что выглядит сумасшедше красивым. Ещё и в чёрный не столь давно перекрасился. И татуировок добавил по всему телу, а одну руку почти забил полностью. Пиздец. Хорни-катастрофа с идеальным телом. Пак лишь шире разводит ноги, пока любуется своим мальчиком и тонет в осознании, что это его супруг и что он прямо сейчас входит на всю длину. — Блять, как же я люблю тебя, просто ёбнешься, — шумно выдыхает Сонхва и проводит пальцами выше, к груди и соскам. — Пиздец, я в восторге. — И я тебя люблю, — Ёсан улыбается в ответ и укладывает руки на талию, мягко её сжимая. Во-первых, Сонхва предпочитает именно эту позу всем остальным, когда он снизу. Непонятно почему, но коленно-локтевую и остальные позы, где он спиной к Кану, терпеть не может. Во-вторых, ему важно касаться и получать прикосновения к себе в процессе. Именно поэтому Ёсан наклоняется немного вперёд, чтобы Паку было удобнее лапать его, где вздумается. И с первых толчков Сонхва сполна получает необходимое внимание и ощущения. Несмотря на то, что он очень чувствительный и часто ноет из-за размера Ёсана, всё равно каждый раз требует посильнее и пожёстче. Кан первые разы боялся сделать больно, видя отзывчивость Пака, сейчас он уже знает, что начать можно с глубоких и сильных толчков, а чуть позже набрать темп и амплитуду. — И я не ревную, глядя на твои фото, — Кан широко улыбается, рассматривая лицо Сонхва и с удовольствием слушая его стоны. — Просто ты невероятно красивый, и я думаю о том, что на тебя все смотрят. — А трахаешь только ты, — сквозь всхлипы и тяжёлые вздохи бросает Пак. Чёлка упала на лицо и прилипла к вспотевшей коже, тело пышет жаром и покрывается испариной, на талии сжимаются сильные руки, а пальцев ног будто касается судорога от того, как хорошо и сильно трахают. Сонхва сейчас чувствует себя куда счастливее, чем позавчера, получая очередной кубок Наскар. Как же с несколькими чемпионствами изменились его приоритеты, и как мало теперь надо для счастья. — Блять, детка, ты невероятен, — Ёсан подаётся вперёд и, замедляясь и почти останавливаясь, снова впивается в губы, бесцеремонно проникая языком в рот. Кан кончает внутрь, прекрасно зная, что его хватит ещё. Он не выдерживает собственной любви к Паку и совершенно не стесняется этого, снова начиная толкаться. Сонхва податлив и на поцелуи, и Кан, по ощущениям, сгорает, когда ласкает язык мужа своим и натыкается на его пирсинг. Ёсан обожает всем сердцем этот грёбаный прокол, из-за которого может захорниться в абсолютно любой момент времени, стоит Сонхва задуматься и медленно облизнуться или подцепить зубами штангу. А какой это пиздец, когда Пак делает минет? Мало того, что это до одури приятно и иногда становится дополнительной стимуляцией, так ещё и красиво. А Сонхва умеет делать красиво. И Ёсан вспоминает о языке с пирсингом на своём члене или у себя во рту каждый раз, как замечает штангу. Ничего не поделать, но жить можно. Или, вернее, выживать. Отстраняется Кан, только когда снова набирает темп и стоны Пака начинают переходить во всхлипы и вскрики, а сам он покрывается дрожью и напрягается. Пиздец. Ёсан не может оторваться от мужа и налюбоваться им самим, его эмоциями и тем, как он мечется, царапая руки на своей талии. Кан знает, что Сонхва уже сдерживается и терпит, чтобы продержаться дольше, но он не будет мягче. Напротив — Ёсан всё больше набирает скорость, выходит почти целиком и жёстко толкается обратно, выбивая из груди Пака вскрики. Единственное, Кан останавливается, когда Сонхва сжимает его талию бёдрами и с задушенными всхлипами прогибается, кончая себе на грудь и живот. Ёсану обычно этого достаточно, но Сонхва попросил сделать так, чтобы он охуел, поэтому, как только тот расслабляется, Кан продолжает двигаться. Ему самому нужно не столь много, чтобы словить второй оргазм, поэтому Ёсан не щадит. Лишь с самой малостью садистским удовольствием наблюдает, как Пак задыхается от сверхстимуляций, хватается за его запястья и мечется по постели. Его грудь бешено вздымается, а сам он сжимается от слишком сильных и концентрированных ощущений, но Кан знает, что Сонхва не попросит остановиться. Только подобное пресыщение сможет не оставить Пака голодным. Ёсан добивает себя взглядом вниз и тем, что его член и ягодицы мужа белёсые и блестящие влагой от присутствующей спермы и смазки, а от его бёдер к ягодицам Сонхва от каждого толчка провисает несколько ниточек. Слишком горячо. Кан доводит себя не столько ощущениями, сколько видом своего мужа и кончает глубоко внутрь того второй раз. Он выходит сразу же и шумно выдыхает, глядя, как из Сонхва сразу начинает вытекать семя. — Ты живой? Надеюсь, ты достаточно охуел? — Ёсан тепло улыбается и падает рядом на подушку, обнимая Пака за талию. И не имеет значения, что тот весь мокрый и грязный. Кан лишь несколько раз целует в щёку, а после, почувствовав на губах соль от слёз, коротко мажет по ней языком. По Сонхва не понятно, заплаканный ли он, довольный, или же наоборот. — Да, я в ахуе, спасибо, — Пак ловит пальцами подбородок мужа и коротко его целует, сразу возвращаясь на подушку и прикрывая глаза. — Это было настолько шикарно, что мне буквально жаль, что от оргазма надо отойти, чтобы получить ещё один такой же. — Ты всё-таки хочешь ещё? Это не слишком большие нагрузки для тебя сейчас? — Да, я всё-таки хочу ещё, но не сразу, — Сонхва скидывает одеяло на сторону Ёсана и выдыхает, утыкаясь носом тому в плечо. Он словил приятную усталость и ту самую послеоргазменную негу, от которой не хочется шевелиться и даже разговаривать. И именно это немного раздражает. Как и стук в дверь, что звучит слишком неожиданно для их обычного утра. Как правило, без предупреждения к ним только Юйци приходит в гости, и то лишь потому, что у неё сел телефон. — Ты кого-то ждёшь? — Ёсан выдыхает и поднимается, зная, что Сонхва сейчас точно не пойдёт открывать. — Нет, а ты? — Ну если я спросил, как думаешь? — Кто бы там ни был, пошёл он нахуй, — подытоживает Пак и недовольно смотрит на мужа, что оставляет его в постели одного. — Не-ет, куда ты? Вернись ко мне, это не наши проблемы, что кто-то припёрся! — Ты хочешь слушать стук в дверь и проверять, насколько упорный за ней человек? — Кан находит салфетки и приводит себя в минимальный порядок. Он усмехается, натягивая штаны и выброшенную на пол футболку. — Я быстро. Сонхва недовольно вздыхает и возвращает одеяло на место, укрываясь им с головой. Он приобнимает подушку, думая о том, что всё равно постельное менять, и прикрывает глаза, даже не вслушиваясь в то, с кем говорит Ёсан и что там происходит. Тот, к счастью, быстро возвращается. Но, к несчастью, не радует новостями. — Там к тебе гости, — Кан останавливается в дверном проходе, но, понимая, что Сонхва проигнорирует, возвращается к кровати. Он стаскивает одеяло и бодается в плечо, рассмеявшись. — Посмотрите на него, натрахался и спит. — Кого, — Пак возмущённо и снова сонно хватает одеяло и тянет Ёсана за руку на себя. — Нет-нет, — Кан упирается и забирает руку, слезая с постели. — Вставай, говорю, к тебе пришли. — Кто? Я никого не звал и никого не знаю, — Сонхва прячется обратно под одеяло. — Иди в ванную, и жду тебя на кухне. — Да не пойду я никуда. Ёсан молча уходит, зная, что нет смысла дальше вести диалог, и с широкой улыбкой слушает возмущённые реплики периодичностью раз в десять секунд. — Это Хёнвон? — Если это не Хёнвон, я не пойду. — И вообще я никого не жду. — Пусть уходит, кто бы там ни был. — Да блять, я не могу. — Я не пойду никуда, так и знайте. Кан тихо смеётся, глядя на озадаченного гостя, когда слышит, как ещё через полминуты Сонхва агрессивно скидывает на пол одеяло и с сердитым топотом удаляется в ванную.