Если бы ты видел то, что вижу я

Сириус зашевелился, медленно возвращаясь в сознание, когда его чуткие уши уловили рядом тихие голоса. Он попытался бороться с бодрствованием еще немного, уткнувшись носом в сладко пахнущие волосы восхитительно мягкой женщины, прижавшейся к нему, все время проклиная свои усиленные анимагические чувства. Однако он не смог заглушить два голоса, в которых теперь узнал Тонкс и Лунатика, и сдался, со вздохом открыв глаза. Зевая, он взглянул на часы на ночном столике и удивленно моргнул — было уже четыре тридцать пополудни. Хотя, учитывая то утро, которое у него было, и изнурительную ночь накануне, он полагал, что не должен удивляться, что ему удалось проспать так долго. Он определенно чувствовал себя более свежим и расслабленным, чем когда-либо за последние несколько дней, и только надеялся, что Гермиона чувствовала то же самое. Он замер, когда его внезапно осенила мысль — видели ли Лунатик и Тонкс его в постели с Гермионой? Даже если и так, это не имеет значения, успокоил он себя. Лунатик знает, что все это совершенно невинно. Глядя на женщину, которую он держал в объятиях, он вспомнил их недавний разговор и улыбнулся. Она все еще крепко спала; он чувствовал ее дыхание, глубокое и ровное, когда она лежала рядом с ним. «Слава богу, она спит естественным сном, без всяких зелий», — подумал он. Видит Бог, ей нужен настоящий отдых. Скоро она проснется, и он поможет ей приготовить нормальную еду. «Я, черт возьми, прослежу, чтобы она съела все до последней крошки», — поклялся он себе. Она попросила его помочь ей, и именно это он и собирался сделать. Он почувствовал тот же радостный прилив в груди, когда вспомнил ее слова перед тем, как заснуть. Она просила его помочь ей. Она… она поблагодарила Лили за то, что та послала его к ней. Она назвала его Сири. Она попросила его остаться с ней. Ощущение в груди усилилось, и его руки непроизвольно сжались вокруг ее талии, пытаясь притянуть ее ближе к себе. Эта женщина… она была всем. Она была радостью и светом, она была любовью… она была его любовью. Сириус замер. Его любовь? «Конечно, нет, — в отчаянии подумал он, — слишком рано после Лиры!. Я люблю Гермиону, как я могу не любить? Но это не значит, что я влюблен в нее. Я люблю ее как… как… — он замолчал, не в силах закончить эту мысль. Он оказался в том же затруднительном положении, что и несколько часов назад; он совершенно не знал, что она для него значит. «Это еще не значит, что я влюблен в нее», — утешал он себя. Ладно, она мне не сестра, и она определенно больше, чем друг, намного больше, чем друг… это просто особый вид отношений — это не значит, что я влюблен в нее! Я просто люблю ее сердце и ее доброту, то, как она может быть такой нежной и милой в одну минуту и такой яростной и страстной в следующую. Я люблю ее ум и блеск. И я люблю ее лицо — я мог бы смотреть в эти шоколадные глаза вечно… Он встряхнулся. Все это не обязательно означало, что он влюблен в нее — это просто означало, что он… ценит ее. Да, так оно и было. Тогда зачем ты ее поцеловал? — Прошептал его разум. Сириус съежился, не простив себе, что воспользовался ее уязвимостью. Заставив себя оставить эту опасную мысль, он неохотно и осторожно высвободил руки из-за ее талии, осторожно пересек кровать, соскользнул с края и встал, потягиваясь. Схватив с тумбочки палочку, он быстро провел рукой по волосам и обошел кровать, аккуратно поправив на ней одеяло, и, низко наклонившись, провел губами по ее лбу. Он намеренно проигнорировал голос, призывавший его вместо этого поцеловать ее в губы, и, бросив последний взгляд на ее мирно спящую фигуру, направился к бормочущим голосам. Ремус замолчал на полуслове, увидев входящего в комнату Сириуса, и ухмыльнулся. Тонкс, обернувшись, чтобы увидеть причину прерывания, тоже ухмыльнулась, увидев, что в комнату входит ее кузен. Подойдя к удобному креслу, он плюхнулся в него и поднял бровь. — Что это вы так самодовольно выглядите? — Спросил он, быстро произнеся заклинание глушения, чтобы не разбудить Гермиону. — О, совсем ничего, мой дорогой Бродяга, — усмехнулся Ремус. — Мы просто хотели узнать, хорошо ли вы спали. Вы определенно выглядели так, как будто вам было очень удобно. Сириус нахмурился — очевидно, они видели его в постели Гермионы. — Ты прекрасно знаешь, что ничего не произошло. Миона просто расстроилась после того, как мы закончили разговор, и попросила меня остаться. Тонкс невинно улыбнулась разгневанному мужчине. — О, Конечно, Сириус, я понимаю. Все это было совершенно невинно, я не сомневаюсь, — сладко улыбнулась она. Зарычав, Сириус погрозил кузену пальцем. — Я обеспечил ей комфорт, в котором она нуждалась, и ничего больше! «Но ты ведь знаешь, что это не совсем так, не так ли?» Тихий голос прошептал в его голове: «Ты поцеловал ее, интересно, что бы они сказали, если бы знали, как сильно ты все еще хочешь целовать ее, снова и снова….» — Прекрати! — Огрызнулся он про себя. Сириус покачал головой, пытаясь очистить свой разум, настолько сосредоточенный на борьбе со своими противоречивыми мыслями и ноющей совестью, что не заметил, как они переглянулись. Им было ясно, что он ведет сражение в своем собственном сознании, и они были совершенно уверены, что знают, о чем идет речь. — Бродяга? Ты в порядке? Сириус подскочил от неожиданного вмешательства в его мысли и удивленно посмотрел на Ремуса. -Что это? Да, конечно. А почему бы и нет? Ремус задумчиво наклонил голову. — Ты, кажешся, несколько рассеяным. Что-нибудь случилось, пока мы были в Лондоне? Сириус сглотнул. — Случилось? — Ремус кивнул. — Да, и как Гермиона восприняла эту новость? Я думаю, она была ужасно обижена, когда узнала о зелье. Сириус вздохнул, отчасти с облегчением. — Она впала в шок. Слава Богу, что у Лили есть маггловские лекарства. Ремус поднял бровь. — Ты дал ей бренди? — Всего несколько маленьких глотков. Это действовало как заклинание — успокаивало и помогало уснуть без зелья. Рыжеволосый мужчина одобрительно кивнул. — Хорошо. Я уверен, что все остальное пошло бы ей на пользу. Выражение его лица стало несчастным. — Ты рассказал ей обо всем, что произошло сегодня утром? Сириус покачал головой. — Нет, пока нет. Она была так измучена и несчастна, что я не мог заставить себя сделать это. Но у нас был долгий разговор. — Он не собирался раскрывать более личные подробности того, что рассказала ему Гермиона — это было личное, и он никогда не предаст ее доверие подобным образом. — Я действительно рассказал ей о зелье, и она настояла на том, чтобы знать, кто давал ей дозу. Она… она пришла в ужас, узнав, что это Джинни. Это привело нас прямо к проблеме расстройства пищевого поведения. Это заняло некоторое время, но она, наконец, согласилась следовать плану питания Дромеды, пока она не вернется в полную силу, а затем мы пойдем к целителю. Тонкс вздохнула с облегчением, когда Ремус громко выдохнул. — Слава Богу. Значит, она признает, что ее восприятие, э-э, несколько искажено? — Нахмурившись, Сириус уточнил: — И да, и нет. Я полагаю, она логически понимает, что то, что она видит, не реально. Но из того, что я видел и что она мне рассказала, ее самооценка была уже опасно низкой еще до зелья. Нам предстоит еще много работы, прежде чем она сможет взглянуть на себя объективно. — В его глазах появилось выражение удовлетворения. — И она хочет, чтобы я ей помог. Увидев несколько глуповатое выражение его лица, Тонкс усмехнулась. — Понимаю. Тогда рада это слышать. Полагаю, ты останешься здесь с ней? Ну, чтобы составить ей компанию? Сириус раздраженно вздохнул. — Черт возьми, Тонкс, отстань! Она нуждалась в утешении, поэтому я обнял ее. Неужели вы ожидали, что я откажу ей? — Тонкс улыбнулась еще шире. — Нет, конечно нет, Сириус. Совершенно ясно, что ты… э-э… относишься к ней с величайшим уважением и любовью. — Послушайте, вы не могли бы это оставить? Я не пытаюсь сделать шаг к Гермионе! Да, я люблю ее, да, я уважаю ее и да, я очень высокого мнения о ней, но это не значит, что я преследую ее, ясно? Ремус вложил свои два шиллинга. -Конечно, нет, Бродяга. Дора просто дразнится. — Он быстро подмигнул жене, не замеченный возбужденным анимагом перед ними. — Мы оба знаем, что ты так не относишься к Гермионе. Сириус облегченно выдохнул. — И мы оба знаем, что ты был бы только рад видеть ее в отношениях с приятным молодым человеком, который будет хорошо к ней относиться. Внезапно почувствовав, что в животе у него словно свинец, Сириус попытался улыбнуться. -Конечно, хотел бы. Видя, что его слова возымели желаемый эффект, Ремус решил сделать шаг вперед. — На самом деле, когда она начнет поправляться, я могу просто спросить синьора Мартинелли, не знает ли он кого-нибудь — может быть, у него есть хороший внук или внучатый племянник. Я думаю, что хорошие отношения помогут Гермионе выздороветь, и это остановит неправильный тип мужчин от преследования ее, не так ли? — Сириус тупо кивнул. — Хорошо, — пробормотал он, как он надеялся, вежливо. Однако внутри у него все кипело. «Что со мной не так?» Прорычал он себе под нос. «Почему я так себя чувствую? Я хочу, чтобы Миона была счастлива, не так ли? Она заслуживает того, кто будет любить и лелеять ее так, как она того заслуживает.» Его сердце, однако, казалось, болело при мысли о другом мужчине с Гермионой, любящем ее, обнимающем ее. «Целующем ее, прикасающемуся к ней», презрительно шептал тоненький голосок. Он громко зарычал при мысли о том, что другой мужчина положит на нее свои руки. «Нет! Никто не может прикоснуться к ней так! Она моя Миона! Моя!» Он пошатнулся, представив себе, как он целует Гермиону, медленно проводит руками по ее мягкой, соблазнительной фигуре, как просыпается с ней каждое утро. Однако даже этот образ не шокировал его так сильно, как сопровождавшее его чувство правоты. «Прекрати! Он мысленно заскрежетал зубами. Ты просто путаешь любовь и влечение к… к любви.» — Он моргнул. Даже для него это звучало совершенно нелепо. Любовь и влечение. Он любил ее, и его влекло к ней. Она была не сестрой, а скорее другом. Сириус съежился. Но это значит… Ох. «О Нет, нет! Этого не может быть. Я…. Я влюбляюсь в Миону? Это невозможно!» Но в глубине души он знал, что именно это и произошло. Застонав, Сириус закрыл голову руками. О Боже, если она узнает, то возненавидит меня! Она больше никогда не захочет меня видеть! Меня следовало бы пристрелить даже за то, что я так себя чувствую! Я грязный старик. Затем, двигаясь так внезапно, что напугал Лунатика и Тонкс, он встал и подошел к Ремусу. Подняв удивленного оборотня с дивана, он глубоко вздохнул. — Ударь меня. — Ремус уставился на него. — Что? Сириус нетерпеливо вздохнул. — Ударь меня. — Но почему? Какая у меня может быть причина бить тебя? — Сириус заметно напрягся. — Потому что я… мне кажется, я влюбился в Миону. — Лицо Ремуса стало пустым. — Понимаю. — Сириус решительно кивнул. — Я влюбился в нее и знаю, что это неправильно, и я слишком стар для нее. Я… я поцеловал ее! Как бы. -Как ты «вроде как» целуешь кого-то? — Спросила Тонкс, пряча улыбку. Покраснев от стыда, Сириус опустил голову. — Она плакала, и я поцеловал ее в щеку, а потом… я коснулся губами ее губ. Я не хотел, клянусь — это просто… случилось. Я остановился, как только понял, что делаю. Но это не оправдание тому, что я сделал. Поэтому я хочу, чтобы ты ударил меня — я знаю, что заслужил это. Ремус ничего не ответил. Сириус раздраженно зарычал. — Послушай, я знаю, что я развратный старый придурок, раз даже подумал об этом! Она слишком хороша для меня, слишком, слишком хороша для меня. Она слишком молода, слишком неиспорченна, слишком совершенна. Я воспользовался ею, и если бы это был кто-то другой, я бы выбил из него всю начинку. Так что, пожалуйста, Лунатик, ударь меня. Я это заслужил. — Ты действительно так к ней относишься? — Тихо спросил Ремус. Сириус кивнул, явно собираясь с духом. Не в силах сохранять серьезное выражение лица, Ремус расплылся в широкой улыбке. — Самое время, черт возьми, признаться! Сириус, однако, казалось, не сразу его услышал. — Не будь ко мне снисходителен, Лунатик, убедись, что ты…что? — Он остановился как вкопанный и уставился на своего старого друга. Если это было возможно, Ремус ухмыльнулся еще шире. — Мне было интересно, сколько времени тебе понадобится, чтобы признаться в этом самому себе, Бродяга. -Ч-что ты…. Я имею в виду… а почему бы и нет… — Сириус заикался, не в силах сформулировать связное предложение. Тонкс фыркнула. — О, в самом деле, кузен, неужели ты думал, что мы не заметим? С тех пор как она уехала в Рим, мы знаем, как ты к ней относишься! — Ты… ты это сделал? Но как? — Он и сам понял это всего несколько минут назад… Она закатила глаза. Тонкс кивнула. — Так ты… ты не собираешься ударить меня? — Прохрипел Сириус. Он не совсем понимал, что здесь происходит, ему казалось, что он находится в какой-то странной параллельной вселенной. Ремус весело рассмеялся. — Конечно, нет, глупая дворняжка. — Выражение его лица внезапно стало серьезным. — Если, конечно, ты не причинишь ей вреда. Если ты причинишь ей боль, я надеру тебе задницу до Венеции и обратно, Бродяга. — Потом он улыбнулся. — Кроме этого, я не более склонен бить тебя, чем обычно. Сириус уставился на него. — Я…я не понимаю. Почему ты не сердишься на меня? — Ремус усмехнулся. — Сириус, почему ты считаешь, что это неправильно? С ней что-то не так? -Нет, конечно, нет! Как ты мог даже предположить такое? Скрыв улыбку от ярости, с которой Сириус отреагировал на замеченное пренебрежение Гермионой, Ремус откашлялся. — Совершенно верно, ничто не мешает тебе любить ее. На самом деле, ты очень ласковый. Поэтому я снова спрашиваю тебя, почему ты думаешь, что это неправильно для тебя чувствовать себя так? -Что… я имею в виду… Ты серьезно, Лунатик? Мы говорим о Мионе! — Ремус приподнял бровь. — И что? — И что? — Недоверчиво повторил Сириус. — Значит, ей двадцать один год! Значит, я слишком стар для нее! Итак, она героиня Войны, блестящая ведьма и самое доброе, самое любящее сердце, какое только было! Я… я слишком испорчен, слишком ожесточен для нее. — Он горько рассмеялся. — Разве ты не видишь этого сейчас? Красивая молодая героиня Войны и озлобленный старый бывший каторжник; я уверен, что газетам это понравится. Она слишком хороша для меня, Лунатик, я не заслуживаю ее, я никогда не смогу ее заслужить. Она… она для меня все, и я не хочу обременять ее своим багажом. Я действительно счастлив иметь ее дружбу и ее любовь. Кроме того, если бы она узнала, как я к ней отношусь, она бы меня бросила, а я этого не вынесу, Лунатик, я просто не могу ее потерять. Я предпочел бы иметь только ее дружбу, чем рисковать потерять все. Высказав сомнения, закружившиеся в его голове, Сириус рухнул на диван и слепо уставился вперед, ничего не видя. Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как розововолосая ведьма, стоявшая в другом конце комнаты, прищурилась и достала из заднего кармана волшебную палочку. Он, однако, заметил, когда жалящее заклинание столкнулось с его левой рукой. — Ой! Черт возьми, Тонкс! — Она ухмыльнулась. — Ты это заслужил. — Сириус вздохнул, потирая руку. — Я знаю, что сделал, я не отрицаю этого, но, пожалуйста, в следующий раз, когда ты захочешь напасть на меня за то, что я развратный старый придурок, ты можешь просто ударить меня вместо того, чтобы стрелять жалящими заклинаниями в… ой! — Тонкс сердито посмотрела на него. — Это ты тоже заслужил! Сириус закатил глаза. — Я знаю, что так и было, все, что я говорю, это… Розововолосый Аврор оборвала его: — Нет! Ты не заслужил этого за то, что наконец — то привел свою задницу в порядок и признался, что влюблен в нашу Миону — ты заслужил это и даже больше за то, что был угрюмым, самонадеянным, ненавидящим себя мерзавцем! Ремус кашлянул, пытаясь скрыть улыбку, и добавил: — Я думаю, она права, Бродяга. — Что? — Теперь Сириус был совершенно сбит с толку. «Неужели я шагнул в Зазеркалье?» Тонкс прищурилась и подошла к кузену. Несмотря на свои значительно большие размеры, Сириус съежился на диване; любой здравомыслящий мужчина знал, что, когда у женщины появляется такой взгляд, пора бежать. Стоя перед ним, уперев руки в бока, она сильно ткнула его в грудь. -Кто дал тебе право решать, даже не спросив Миону, что она никогда не сможет полюбить тебя и что ты ей не подходишь? Кто дал тебе право сидеть здесь и стонать о том, как ты недостоин, и использовать это как предлог, чтобы удержать ее от чего-то, что может изменить все в мире к тому, как она видит себя? И кто дал тебе право отказывать себе в шансе на счастье? Сириус перевел широко раскрытые глаза на Лунатика. — Э-э, Лунатик, я… э-э… скажи ей… Ты ведь понимаешь? Ремус мягко улыбнулся своему старому другу, но тем не менее покачал головой. — Бродяга, Дора права, и кто может знать это лучше меня? Тебя здесь не было, когда я впервые… заметил… Дору, но я сказал почти то же самое, что и ты сейчас. Я был слишком стар, слишком беден, оборотень, ей не нужен был мой багаж… Я взял на себя смелость решать, что ей нужно, совершенно не заботясь о ее собственном счастье, — как она мне весьма убедительно указала, — вспоминал он с нежной улыбкой жене. Вернув ему улыбку, Тонкс перевела тяжелый взгляд на кузена. — Почему бы ей не любить тебя? Более того, откуда ты знаешь, что она тебя уже не любит? Сириус с трудом сглотнул, в его глазах появилась горечь. — Как она могла? Она… она замечательная. Я никогда не мог надеяться быть достаточно хорошим для нее. — Закатив глаза, Тонкс плюхнулась на диван рядом с кузеном. — Ну и что? Ты собираешься сдаться, даже не попытавшись? Я буду честна с тобой, Сириус, это чертовски глупо, даже для тебя! — Дело не только в том, Дора, мой возраст… Я слишком стар для нее… — Тонкс фыркнула. — Четырнадцать лет, Сириус! Это не совсем неслыханно, не так ли? На самом деле, я знаю еще одну пару с четырнадцатилетней разницей в возрасте, и я почти уверен, что Вы тоже их знаете! — Сириус смутился. -Я забыл, что у вас с Лунатиком такая большая разница в возрасте, никогда не сможешь определить это, наблюдая за тем, как вы общаетесь. — Это потому, что мы любим друг друга, Бродяга. В наших сердцах и умах, где это действительно важно, возраст просто не входит в это. Кроме того, ты не хуже меня знаешь, что мы все, скорее всего, проживем очень долгую жизнь; ведьмы и волшебники на самом деле не должны иметь дело с теми же возрастными ограничениями, что и магглы. Так что через десять-двадцать лет разница в возрасте не будет иметь большого значения. Мерлин, между Андромедой и Тедом разница в двадцать лет! — Заговорил Ремус. Сириус медленно кивнул. «Была, не была.....» Тонкс кивнула. — И мама с папой прекрасно подходят друг другу. У меня было чудесное детство с двумя любящими родителями, которые были глубоко влюблены. Ни один ребенок не может просить большего, и я надеюсь, что это то, что мы даем Тедди. — Она быстро заморгала, чтобы прогнать слезы, которые навернулись при упоминании о ее покойном отце. Прижавшись к жене, Ремус обнял ее за плечи и повернулся к Сириусу. — Ей двадцать один год, Сириус, и гораздо больше, чем большинству. Я уверен, ты согласишься, что она видела больше, чем большинство людей в два раза старше ее, и она очень зрелая. — Сириус кивнул с едва заметной улыбкой. — Думаю, можно с уверенностью сказать, что она гораздо более зрелая, чем я когда-либо мог надеяться. — Ремус усмехнулся. — Я бы так и сказал. А что касается другого вопроса, позволь мне спросить вот о чем. Ты заглянул ей в душу, ты знаешь лучше, чем кто-либо из нас, через что ей пришлось пройти. Она видела тьму, смерть и отчаяние снова и снова. Ты бы сказал, что она испорчена из-за этого? Видя, что Сириус отрицательно качает головой, Ремус продолжил свою мысль. — Сейчас она лежит в постели, страдая от искаженного самоощущения и ненависти к себе, и балансирует на грани анорексии; у нее есть собственный необычный багаж. Не скажешь ли ты тогда, что она не заслуживает хорошего, порядочного человека из-за этого багажа? — Конечно, нет, лунатик! Она заслуживает самого лучшего. — Так если Гермиона заслуживает кого-то хорошего и порядочного, то почему не тебя? Почему ты испорчен своими переживаниями, а она нет? Сириус молчал. Ремус помолчал, пристально глядя на друга. -Ах, так вот что тебя действительно беспокоит — ты боишься действовать, потому что думаешь, что недостаточно хорош для нее? Сириус покраснел, а затем кивнул, опустив голову. — Что ж, ты прав, ты ее не заслуживаешь и никогда не заслужишь. Сириус вздрогнул от такой оценки, но не поднял глаз, тогда Ремус продолжил. -Но ведь я не заслуживаю Доры — никогда не заслуживал и не заслужу. Я не думаю, что на самом деле возможно заслужить любовь хорошей женщины, но это делает ее еще более драгоценной, когда она дается. Но есть больше, чем это. Позволь мне спросить тебя вот о чем: если бы ты любил Гермиону, а она тебя, как ты думаешь, это оставило бы тебя неизменным? Сириус медленно покачал головой, глубоко задумавшись. — Нет, я не понимаю, как это могло случиться. Я… я хочу быть для нее лучшим мужчиной, мужчиной, которого она заслуживает. Если она позволит мне любить ее, я не думаю, что смогу помочь, но постараюсь стать лучше и лучше для нее. — Ремус резко кивнул. — Вот именно! Ради любви к ней ты будешь каждый день стремиться стать более достойным ее любви, ее любовь преобразит тебя и сделает тебя лучше, если только ты позволишь ей. Как ты можешь отказать себе в возможности испытать эту любовь? Видя, что Сириус по-прежнему подавлен, Тонкс ткнула его локтем под ребра. — Ой! Черт возьми, Тонкс, я начинаю сомневаться, что переживу этот день невредимым. И что теперь? — Он зарычал, хмуро глядя на ухмыляющуюся женщину рядом с ним. — Тебе есть о чем подумать, прежде чем ты утонешь в своем неуместном благородстве; ты когда-нибудь останавливался и думал о том, что заслуживаешь счастья? Сириус уставился на нее. Тонкс закатила глаза. — Ты даже не учел этого в своем генеральном плане, не так ли? Ты пытался бороться со своими чувствами, пытался отрицать их, а когда наконец признался себе в этом, то придумал «Сириус» сто одну причину, чтобы пресечь это в зародыше. Ты ни на минуту не задумывался о том, что, может быть, Гермиона ответит тебе взаимностью и, может быть, ты тоже заслуживаешь счастья? Ты не думал, что слишком много страдал в своей жизни и заслуживаешь того, кто поддержит тебя, к лучшему или к худшему? Сириус ошеломленно покачал головой. — Ты… ты действительно имеешь это в виду, не так ли? — неровно прошептал он. Ремус вздохнул. -Конечно, знаем, Бродяга. Ты заслуживаешь счастья и любви, ты заслуживаешь шанса на то, что есть у нас с Дорой, что было у Джеймса и Лили. Мог ли ты когда-нибудь представить, что у тебя это будет с кем-то, кроме Гермионы? — Нет, — это слово было произнесено очень тихо, как будто говоривший боялся того, что оно могло означать. Сириус поднял голову. — Но как ты мог доверить мне Миону? Ремус посмотрел ему в глаза. — Я не могу представить себе ни одного человека, которому я доверял бы Гермиону больше, чем тебе, Сириус. Несмотря на то, что ты о себе думаешь, ты очень хороший человек, порядочный человек, и Гермиона была бы первой, кто проклял бы тебя за то, что ты посмел усомниться в этом. Сириус слабо усмехнулся. — Она бы тоже хотела. — Потом он нахмурился. — Послушай, Лунатик, все это прекрасно, но что, если она не чувствует того же? Почему ты думаешь, что она испытывает ко мне такие чувства? Черт, она, наверное, с криком убежит в другую сторону, если я что-нибудь скажу! Тонкс покачала головой, бормоча что-то о мужчинах, которым нужно сунуть под нос «очевидное», прежде чем они его увидят. Усмехнувшись тираде жены, Ремус ответил другу: — Бродяга, она любит тебя больше всех на свете. Она приходит к тебе за чем угодно, она тебе доверяет. Я также готов поставить хорошие деньги на то, что ее влечет к тебе. Она любит тебя, и я не сомневаюсь, что очень скоро эта любовь примет несколько иное направление. Что еще тебе нужно? Многие успешные отношения строились на гораздо меньшем. — Но у нее сейчас так много забот, что я не могу и не хочу взваливать на нее свое бремя, вываливая на нее свои почти наверняка нежелательные чувства. Закатив глаза, Ремус указал на очевидное. — Бродяга, никто не просит тебя купить кольцо и жениться на ней завтра. Все, что я предлагаю, это позволить вещам идти своим естественным путем. Сделайте то, что ты собиралися сделать в первую очередь — помоги ей, поддержи ее, будь рядом с ней в этот трудный период. Ты будешь знать, когда придет время сделать следующий шаг, потому что это будет совершенно естественно. Когда настанет момент, просто позвольте ему случиться — не борись с ним и не убеждай себя, что это неправильно. Пусть это случится, и пусть Гермиона сама выберет, чего хочет. Что бы ни случилось, она нежно любит тебя, и ты не потеряешь ее. Не бойся, Сириус, люби ее, и пусть время и привязанность сделают все остальное. Сириус обмяк, громко выдохнув. — Наверное, ты прав, я больше ничего не могу сделать, правда… я… я думал о том, чтобы немного отстраниться от нее, но я не могу, не так ли? — мучительно произнес он, с надеждой глядя на Ремуса. Ремус пристально посмотрел на него и покачал головой. — Нет, если только ты не хочешь причинить ей боль и лишить ее последней мотивации к выздоровлению. Она в отчаянном положении, Бродяга, я думаю, еще одна потеря может подтолкнуть ее к краю пропасти. Сириус склонил голову. — Я не могу так с ней поступить. Она подумает, что я бросаю ее, потому что она не заслуживает моей дружбы, и это уничтожит все наши шансы помочь ей. Кроме того, я не могу причинить ей такую боль… может быть, это значит, что я слабое оправдание для мужчины, но я не могу этого сделать. Я просто не могу видеть, как ей больно. Полагаю, нам больше ничего не остается, как ждать и пускать все на самотек. Больше я ничего не могу сделать, и я не буду торопить ее. Кроме того, я хочу, чтобы ситуация с Лирой разрешилась прежде, чем я даже подумаю о чем — то еще, я не буду чувствовать себя комфортно, пока не узнаю, что это существо и ее сообщники не находятся за решеткой. — Он вздрогнул. — Не могу передать, как я обрадовался, что Гермиона больше не живет в Лондоне, когда услышал, как разговаривают эти животные. Подумать только, это могла быть она! Если бы Гермиона сломалась в Лондоне, ее легко могли бы отвезти в Святой-Мунго… Ремус мрачно кивнул. Они оба прекрасно знали, что могло с ней случиться. Однако в этот момент тихий голос прервал их разговор. — Сири? Ты все еще здесь? — Голос Гермионы звучал сонно и немного обеспокоенно, как будто она думала, что Сириус мог оставить ее, несмотря на свое обещание. При звуке ее голоса на напряженном лице Сириуса появилась мягкая улыбка. Быстро рассеяв защитные барьеры, он быстро встал. — Я здесь, любовь моя! — С этими словами черноволосый мужчина быстро вышел из комнаты, настолько стремясь как можно быстрее добраться до Гермионы, что не заметил ошеломленного выражения на лице Ремуса. Тонкс подняла бровь и повернулась к мужу. — Сири? — Увидев потрясение на его лице, она вопросительно коснулась его щеки. Он мягко улыбнулся, и, к своему удивлению, она увидела, что его глаза полны слез. — Я очень давно не слышал этого имени. — Она в замешательстве покачала головой. — Я не понимаю, любовь моя. Неужели никто раньше не называл его Сири? Ремус бесстыдно вытер глаза. — Только одному человеку было позволено называть его так, потому что у Сириуса не хватило духу отказать ей. — Кто это был? — Ремус мягко улыбнулся. — Лили. — Лили Поттер? Кивнув, Ремус объяснил: — Он любил Лили как сестру, сестру, которой у него никогда не было. Я думаю, что во многих отношениях она была ближе к Сириусу, чем все мы. Дело в том, что он никогда ни в чем не мог ей отказать. Она была единственной, кому сходило с рук называть его Сири. После ее смерти… ну, это первый раз, когда я слышу это имя после смерти Лили. Видеть, как он так улыбается… достаточно сказать, что это делает меня очень счастливым. Я думаю, наконец-то Сириус начинает выздоравливать. Он доверяет Гермионе всем сердцем — он уже очень давно никого не подпускал достаточно близко, чтобы сделать это. Тонкс улыбнулась. Она никак не могла понять, какие ужасы пережил ее кузен при жизни, что усугубилось тем, что он упал в вуаль и умирал пять лет, а потом каким-то таинственным образом вернулся. Она знала, что он все еще носил много шрамов в своем уме и душе от всего, что он перенес, но теперь казалось, что он, наконец, начал исцеляться. Она знала, что Гермиона проникла в его сердце задолго до того, как Сириус понял, что происходит; если кто-то и мог исцелить его раненое сердце, то это была женщина, лежащая в постели дальше по коридору. Встав, она озорно посмотрела на мужа. — Давай, милый, я хочу посмотреть. — Он улыбнулся. — Должен признаться, я и сам довольно любопытен. — С этими словами он встал, чмокнул жену в губы, и они на цыпочках тихонько вышли из комнаты по коридору к двери спальни Гермионы. Заглянув внутрь, Тонкс улыбнулась открывшемуся перед ними зрелищу. Сириус сидел на краю кровати, убирая волосы с лица Гермионы и нежно улыбаясь женщине, которую любил. Она, в свою очередь, робко улыбалась ему. — Я… я боялась, что ты, может быть, ушел, что ты не хочешь мне помогать. Сириус наклонился и коснулся губами ее щеки. — Никогда, любимая. Я же сказал — Ты не сможешь избавиться от меня, даже если попытаешься. — Гермиона, казалось, расслабилась. — Спасибо, Сири. Ты будешь… помогать мне? Я боюсь. Я… я знаю, я говорил тебе, что съем то, что оставила Андромеда, но… -Но ты боишься, потому что все еще думаешь, что тебе нужно похудеть. — закончил Сириус. Гермиона кивнула, опустив глаза от стыда за собственную трусость. Сириус нежно взял ее за подбородок, заставляя посмотреть на него. Тонкс самодовольно улыбнулась. Взгляд мягких карих глаз Гермионы, когда она смотрела на Сириуса, подтвердил ее подозрения; Сириусу не о чем было беспокоиться. Гермиона любила его. Аврора почувствовала комок в горле, наблюдая за этими двумя вместе; она надеялась, что их путь к тому, чтобы найти друг друга, не будет слишком трудным — они оба пережили достаточно потерь и душевной боли в своей жизни. Хотя она не знала Гермиону так хорошо, как Рем или Сириус, она сблизилась с этой замечательной молодой женщиной с тех пор, как встретила ее на пятом курсе. Она очень любила Гермиону, и ей было больно видеть, как мало признания и привязанности ей давали в ее родной стране и среди ее друзей. Однако Тонкс была почти уверена, что в жизни блестящей молодой женщины началась новая глава. Она переехала в страну, которая более чем ценила ее таланты, если верить сообщениям Сириуса и Ремуса, место, где ее врожденная ценность была бы признана. Она больше не будет подвергаться остракизму и игнорироваться из-за своего происхождения. Она вычеркнула из своей жизни двух опасных и опасных личностей и сблизилась с человеком, который, очевидно, любил и лелеял ее, хорошим человеком, который сам много страдал и все же был готов и полон решимости поставить ее счастье выше своего собственного. Несмотря на мнение Молли Уизли и некоторых других, Сириус не был серийным бабником. Конечно, он встречался с несколькими девушками в школьные годы, как и любой другой подросток, но, конечно же, он имел право повзрослеть, прежде чем подвергнуться таким ярлыкам, как «бабник» и «хам»? У него было всего несколько лет, чтобы начать отношения в молодости, и они были в разгаре войны. После этого его лучшие друзья, вернее, его брат и сестра, были убиты, преданы другим из его братьев, и он был несправедливо заключен в тюрьму за их смерть в течение двенадцати лет. После побега его единственной заботой было оставаться в укрытии и помогать Гарри преодолевать опасности, которые, казалось, возникали год за годом. Они прожили вместе всего два года, после чего Сириус был убит, упав в завесу прямо у них на глазах. Тонкс вздрогнула — это было зрелище, которое она никогда не забудет, видя, как кузен, к которому она только что вернулась, попал под струю зеленого света и медленно, неумолимо упал в вуаль. Она вспомнила мучительные крики Гарри и рыдания Ремуса, увидевшего, как на его глазах умирает последний из его братьев. Она вспомнила боль, которую почувствовала в животе, не в силах поверить, что он ушел. И вдруг, совершенно необъяснимо, он вернулся. Однажды он споткнулся о вуаль и упал к ногам Гермионы. Тонкс внезапно ухмыльнулась правде этого утверждения — он падал к ногам Гермионы не одним способом. Гермиона заботилась о нем, оставалась с ним. Она успокоила его кошмары и страхи, она без всяких угрызений совести вернула ему здоровье. Гермиона была, пожалуй, первым человеком за пределами его братьев, который показал Сириусу ту глубокую преданность, которую он отдавал самым близким; заботу без вопросов, не считая цены. Да, Сириус был единственным мужчиной, которому она могла полностью доверить заботу о Гермионе, но, честно говоря, Гермиона была единственной женщиной, которой она полностью доверяла сердце Сириуса; она была единственной женщиной, которая была достойна любви Сириуса, если это было возможно. Взглянув на мужа, она увидела, что он наблюдает за происходящим с искренней улыбкой на губах. Наконец-то его брат был цел. Девушка, которую он любил почти как сестру, была сломлена, но она тоже, наконец, будет целой. Два человека, которых он любил больше всего на свете, кроме жены и сына, исцелят друг друга и вместе обретут счастье. Почувствовав на себе ее взгляд, он повернулся к ней и улыбнулся, в его удивительно выразительных голубых глазах светилась чистая радость. Склонив голову в молчаливом вопросе, она кивнула и, взяв его за руку, последовала за ним на кухню, предоставив Сириусу и Гермионе возможность свободно поговорить. Она знала, что если Гермионе понадобится ее помощь, она позовет ее. И действительно, минут через десять Сириус вошел в гостиную с мягкой улыбкой на лице. — Тонкс, милая, Миона хочет принять ванну и спрашивает, не поможешь ли ты ей раздеться, она все еще очень слаба. Я бы и сам предложил ей помощь, но почему-то мне кажется, что ты-лучший выбор. Покачав головой, Тонкс встала и последовала за ним в комнату Гермионы. Однако в глубине души она сочувствовала своему кузену — он испытывал глубокую любовь и влечение к гораздо более молодой женщине, и не было никакой гарантии, что его чувства будут возвращены. Войдя в спальню, она перевела взгляд на девушку в постели. Гермиона выглядела усталой, ее лицо было бледным, под глазами залегли темные круги. Однако счастье, которое загорелось в ее глазах, когда Сириус вошел в комнату, было поистине прекрасным. Она знала, что должно было произойти что-то действительно важное, какой-то новый мост в их отношениях был выкован. Метаморф зарычала про себя — ей не терпелось узнать, что же произошло раньше! Привет, Гермиона! Все еще валяешься в постели, как я погляжу! — Пошутила она, спотыкаясь о тумбочку. Она мысленно проклинала свою неуклюжесть. Гермиона устало улыбнулась подруге. — Привет, Тонкс. Да, кажется, я сегодня проспала. Я чувствую себя довольно потной и непривлекательной — не могла бы ты помочь мне раздеться? Я буду в порядке, как только залезу в ванну, но не думаю, что смогу раздеться сама. — Тонкс кивнула. — Нет проблем, Миона. Сириус трагически покачал головой. — Увы, я предложил свои услуги, но моя Миона отказалась. Краснея, Гермиона укоризненно покачала головой. Увидев, что она покраснела, он подмигнул ей и неторопливо вышел. — Я сейчас вернусь, милая, только ванну налью. Мгновение спустя она услышала звук льющейся воды и звон хрустальных графинов, когда он наполнял ее ванну. Последний звон, глухой стук и бормотание проклятий спустя, он вернулся в комнату и откинул ее одеяла. Скольжение его рук по ней он поднял ее и нежно укачивал ее в своих объятиях, роняя поцелуй на ее лбу, как он это сделал. Гермиона покраснела. — Сириус, все в порядке, я могу идти. — Он оборвал ее. — Любовь моя, раньше ты едва могла самостоятельно сидеть, и это тебя измотало. Побереги силы и просто… позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста. Глядя ему в глаза, Гермиона покраснела, потом кивнула. — Спасибо, Сири, — прошептала она, слегка наклоняясь к его широкой груди. Тонкс почти чувствовала себя так, словно вторглась в интимный момент и, возможно, так оно и было. Следуя за парой в ванную, она увидела, как Сириус осторожно опустил Гермиону на пол, держа ее за руку, когда она прислонилась спиной к стене. — Все в порядке, любимая? Гермиона кивнула, слегка улыбнувшись ему, несмотря на усталость. Еще раз поцеловав ее в макушку, он тепло улыбнулся и оставил ее с Тонкс, закрыв за собой дверь. Тонкс задумчиво посмотрела на Гермиону. — Как ты хочешь это сделать, Миона? Хочешь, я уберу все, прежде чем ты войдешь, или только пижаму? Покраснев и мысленно проклиная напряжение в своей сердцевине, мешающее ей в данный момент творить магию, Гермиона обдумала варианты. — Я думаю, что, может быть, тебе лучше снять с меня пижаму, прежде чем я лягу в ванну, и нижнее белье, когда я буду в воде. Мне очень жаль, я просто… — Тонкс улыбнулась. — Не волнуйся, Миона, я все понимаю. Если ты не чувствуешь себя комфортно со своим телом, ты не сможешь чувствовать себя комфортно с кем-то еще, кто его видит! Взмахнув палочкой, она тихонько сняла с Гермионы пижаму и помогла подруге дойти до большой мраморной ванны, стараясь не комментировать очень заметную потерю веса, которую молодая женщина претерпела за две недели, проведенные здесь. Как только Гермиона устроилась в ванне, Тонкс указала палочкой и снова прошептала дивесто, затем отправила промокшие бюстгальтер и трусики в корзину для белья вместе с пижамой Гермионы. Темноволосая женщина вздохнула с облегчением, когда успокаивающая теплая вода, смешанная с экстрактом франжипани, успокоила ее усталое тело и помогла расслабиться. Ей действительно следовало бы помыться, но она немного стеснялась делать это в присутствии Тонкс. Почувствовав внезапный дискомфорт Гермионы, Тонкс откашлялась. — Есть что-нибудь особенное, что ты хотела бы надеть, когда выйдешь из ванны, Миона? Я сбегаю и принесу твои вещи из твоей комнаты, если ты скажешь мне, что тебе нужно, не могу позволить тебе бродить голой, хотя я почти уверена, что Сириус не будет жаловаться… Покраснев, Гермиона ответила: — Я бы хотела свой темно-серый спортивный костюм, пожалуйста, простую футболку и простой бюстгальтер и трусики. — Хорошо, Миона, не задержусь ни на минуту. Когда розововолосая женщина вошла в спальню, Гермиона схватила свою мочалку и гель для душа и так быстро, как только могла, что все еще было значительно медленнее, чем обычно, вымылась. Закончив, она снова легла в ванну и стала ждать, изнемогая от простого купания. Возможно, Сириус был прав, когда нес ее, подумала она. Пройти несколько шагов до ванной было бы излишне утомительно и, вероятно, заняло бы до смешного много времени. Сириус. Был тем, кто совершенно сбивал ее с толку. Он был так добр к ней и остался с ней. Она знала, что он любит ее так же сильно, как и она его. Однако в последнее время, и особенно сегодня, в его глазах было что-то другое, что-то особенное. Она никак не могла понять, что это. Однако всякий раз, когда он так смотрел на нее, у нее в животе начинали порхать бабочки. И он поцеловал ее… Хватит, подумала она. Это был не поцелуй, он просто успокаивал меня, это был жест утешения, вот и все. Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как Тонкс вернулась с ее одеждой. — Миона, ты готова выйти или хочешь остаться там еще немного? — Гермиона подскочила. — О, Прости, я не слышала, как ты вошла. Да, я готова выйти прямо сейчас. Ты… не могла бы протянуть мне это полотенце? Если бы ты могла наложить заклинание сушки, когда я уже надену полотенце… — Не беспокойся, Миона! — Тонкс сняла с вешалки большое пушистое белое полотенце и протянула его Гермионе, стоявшей на краю ванны с закрытыми глазами. Гермиона медленно поднялась на ноги и шагнула из ванны в полотенце, которое Тонкс обернула вокруг нее. Затем Аврор наложила быстро сохнущее заклинание, за которым последовало заклинание вестио, оставив Гермиону полностью одетой в темно-серый велюровый спортивный костюм и белую футболку. Увидев, что Гермиона шатается, она быстро подхватила девушку под руку и поддержала. — Сириус! Сириус, Гермиона готова! Тонкс схватила Гермиону за талию и понадеялась, что Сириус не заставит себя долго ждать, так как она не была уверена, как долго она сможет держать Гермиону в вертикальном положении без какого-то заклинания левитации, которое, она была уверена, Гермиона не оценит. Однако Сириус, похоже, выбежал из гостиной, потому что уже открывал дверь в ванную и вопросительно оглядывался. Увидев, что Гермиона одета, он бросился в ванную и направился прямо к ней. Обхватив ее одной рукой за шею, а другой за колени, он поднял ее на руки и осторожно понес в гостиную. Тонкс последовала за ними, как только наложила на ванну обычные очищающие чары. Сириус только что усадил Гермиону на диван, который они с Ремусом занимали всего несколько минут назад, прежде чем сесть рядом с ней и притянуть ее к себе. Гермиона была так измучена, что даже не задумывалась, как это могло выглядеть для Ремуса и Тонкс — она была просто благодарна за поддержку, которую давал Сириус. Еще крепче обняв ее, он повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Дорогая, ты выглядишь измученной — ты уверена, что не хочешь вернуться в постель? Несмотря на усталость, Гермиона твердо кивнула. — Да, я уверена. Я провела большую часть последних двух дней в постели, и мне нужно ненадолго выйти из своей спальни. Сириус улыбнулся упрямому выражению ее лица. Мерлин, но она прекрасна и внутри, и снаружи. — Хорошо, Любовь моя, но когда ты почувствуешь, что слишком устала, скажи это, и я отведу тебя обратно в постель. Гермиона кивнула, а затем повернулась к Ремусу, который сидел, улыбаясь довольно милой сцене перед ним. — Привет, Ремус. — Тихо спросила она. — Привет, Гермиона, — улыбнулся он в ответ. — Рад видеть, что ты выглядишь лучше, чем раньше. Она смущенно опустила глаза. Видели ли они, как она сломалась? Как много они знают? Словно почувствовав ее дискомфорт, Сириус тихо прошептал: — Я позвал их сюда после того, как уложил тебя в постель, милая. Они ничего не видели. Я не сказал им ничего… личного. Гермиона медленно кивнула, все еще пристыженная. Затем, словно собравшись с духом, она посмотрела на них. — Я так сожалею обо всех неприятностях, через которые вам пришлось пройти, всем вам. Я… я не думаю, что есть слова, чтобы выразить, как я сожалею о неудобствах, которые я вам причинила. Ремус встал и подошел к дивану. Сидя на подлокотнике, рыжеволосый мужчина улыбнулся ей и взял за руку. — Гермиона, тебе абсолютно не за что извиняться. Ничего, понимаешь? Много чего произошло и возникли проблемы, но независимо от того, что происходит, мы твои друзья, мы семья, и мы всегда будем здесь, чтобы поддержать тебя. Ни на секунду не думай, что ты являешься или когда-либо могла бы стать обузой. Глаза Гермионы наполнились слезами. — Это… это очень любезно с твоей стороны, Ремус. Он посмотрел ей прямо в глаза. — Это правда. Ты наша семья, и мы сделаем все для семьи — не сомневайся! Шмыгая носом, Гермиона кивнула. Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки. Убедившись, что ее голос не дрожит, она повернулась к Сириусу. — Сири, — начала она, не заметив его улыбки при этом имени, — ты обещал рассказать мне, что случилось сегодня и как ты узнал, что это Джинни кормила меня зельями. Я хочу знать — мне нужно знать-что именно произошло сегодня утром. Ремус открыл было рот, но остановился, когда Сириус быстро поднял руку. — Я расскажу тебе все, любовь моя, но прежде тебе нужно поесть. Андромеда оставила здесь план еды, так почему бы мне не сбегать на кухню и не приготовить что-нибудь для тебя? Ты можете поесть, а потом мы расскажем тебе все, что ты хочешь знать. Она пошевелилась, выглядя немного обеспокоенной. — Сири, я не знаю, смогу ли я…это… И. Положив руку ей под подбородок, он повернул ее лицо прямо к себе, и она увидела беспокойство и что-то неопределенное… что-то в его глазах. — Любимая, я знаю, что это тяжело, но я помогу тебе, помнишь? Я с тобой всю дорогу. Умоляюще посмотрев на него, она встретила его решительный взгляд. Через некоторое время она опустила голову и кивнула. Поцеловав ее в кончик носа, он начал подниматься, но остановился на полпути от прикосновения ее руки к своей. — Сири? Пожалуйста, скажи мне сначала? Я… мне нужно знать. Я не смогу ни есть, ни думать ни о чем другом, пока не узнаю. Пожалуйста, скажи мне? — Любовь моя, я действительно думаю, что ты должна сначала что-нибудь съесть… . — Однако, увидев выражение ее лица, он вздохнул. Ей нужно было знать и действительно, кто мог винить ее? — Хорошо, любимая. — Опустившись обратно на диван, он обнял ее правой рукой за талию и прижался головой к ее голове. — Лунатик? Не могли бы вы рассказать эту историю? Я…я не думаю, что смогу, в данный момент. Ремус кивнул. — Конечно, Бродяга. — Он вздохнул. — Прости, Гермиона, но тебе будет очень больно это слышать. — Она кивнула, показывая, что поняла, и жестом попросила его продолжать. Так он ей и сказал. Он рассказал ей, что Сириус получил сову от Гарри в воскресенье вечером, прося о встрече с обещанием «новостей». Он рассказал об их приезде и объявлении о помолвке, о поведении Джинни и Рона. Он рассказал о недоумении Гарри. Он говорил о зельях и защите дома. Он даже рассказал ей, как Сириус прижал Рона к стене за то, что тот пренебрежительно отозвался о ее шраме. Он рассказал ей всю эту печальную историю. Когда он закончил, Тонкс взяла инициативу в свои руки и описала их разговор с Джорджем. К этому моменту Гермиона уже откровенно рыдала, вцепившись в рубашку Сириуса. Он успокаивал и успокаивал ее, а потом, наконец, решил посадить ее к себе на колени и держать в объятиях, гладя по волосам, пока она плакала. Наконец, наплыв слез замедлился, и Сириус погладил ее по спине, пока она икала и шмыгала носом, медленно успокаиваясь. Зрение затуманилось от слез, он зарылся лицом в ее волосы, чтобы скрыть свою собственную боль от ее боли, вдыхая успокаивающий аромат ее волос. Ремус почувствовал тепло от этой сцены, хотя и поморщился от боли Гермионы, обнаружившей двуличие двух людей, которых она считала своими самыми близкими друзьями. Он взглянул на жену и улыбнулся про себя — она, казалось, растаяла в луже от чистой сладости, которая, казалось, разыгрывалась перед ними. Звук дрожащего голоса Гермионы вернул его внимание к текущему вопросу. — Я… Я сожалею об этом. Это просто… это уже слишком. Никогда бы не подумала… — она замолчала, слегка дрожа, пытаясь ослабить хватку на рубашке Сириуса. Истинным признаком ее усталости было то, что она не пыталась слезть с колен Сириуса, а продолжала лежать, прислонившись к нему. Тонкс прервала расстроенную девушку: — Даже не думай заканчивать свои извинения, Миона. Тебе не за что извиняться — черт возьми, мне даже страшно подумать, как бы я отреагировала, окажись на твоем месте. Ты имеешь полное право расстраиваться. Никто, и меньше всего ты, не заслуживает такого обращения. Гермиона на мгновение замолчала, потом произнесла одно — единственное слово. — Почему? — Тонкс вздохнула. — Джинни очень ревновала тебя к Гарри. Судя по тому, что мне рассказывали, она была нездорово одержима им с самого детства. К сожалению, похоже, что одержимость не уменьшилась и не изменилась по мере того, как она росла. Во всяком случае, стало еще хуже. Когда она прибыла на место преступления, а ты была его лучшим другом… Я уверена, ты можешь себе представить, как бы она отреагировала. Ты была угрозой: ты была ближе к нему, чем она когда-либо могла надеяться быть, ты делилась с ним вещами, которые она не могла понять. Он доверял тебе, он открывался тебе так, как не открывался никому другому. До тех пор, пока ты считала его не более чем другом, она вела себя незаметно. Однако на четвертом курсе… — Тонкс замолчала, многозначительно глядя на Гермиону. Гермиона покраснела. — На четвертом курсе у меня начали развиваться чувства к Гарри, и она решила действовать. Это было тогда, когда она начала вводить зелье? Тонкс тяжело кивнула. Медленно кивнув, Гермиона слегка подвинулась и легла спиной на грудь Сириуса. Когда она хмуро смотрела на подлокотник дивана, глубоко задумавшись и не глядя на Сириуса, она пропустила выражение глубокого удовлетворения, которое появилось на его лице. Ремус, однако, этого не сделал и отвернулся, чтобы скрыть улыбку. «Будь счастлив, Бродяга.» Подумал он, надеясь ради брата, что молодая женщина примет любовь Сириуса, и скоро. Однако, наблюдая за ними вдвоем, он был почти уверен, что ему не о чем беспокоиться. Гермиона любила Сириуса, и скоро она найдет новые выражения для этой любви. Эта мысль обрадовала его — если кто и заслуживал счастья, так это эти двое. И снова голос Гермионы вывел его из задумчивости. — Значит, Джи… она давала мне дозу в течение двух лет? Ремус и Тонкс кивнули. Гермиона недоверчиво покачала головой. — Не могу поверить, что она опустилась так низко. Я имею в виду, что ей не о чем было беспокоиться — Гарри никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса! На самом деле, я не совсем уверена, что он знает, что я женщина. — Она помолчала, потом вдруг рассмеялась. Ремус вздрогнул от этого горького звука. — Самое близкое, что Гарри когда-либо мог сделать мне честный комплимент, это сказать, что он не считает меня уродиной. Кажется, это было на пятом курсе, если я правильно помню. Вам это не кажется серьезной конкуренцией? Увидев беспокойство на лице Сириуса, Тонкс рискнула задать неуверенный вопрос. — У тебя все еще есть чувства к Гарри? Глаза Гермионы, покрасневшие и слегка припухшие от слез, расширились. — Конечно, нет! Я вырос из этого много лет назад. — Она устало пожала плечами. — Я думаю, это было неизбежно — я была лучшей подругой с двумя мальчиками, и мои подростковые эмоции должны были зациклиться либо на одном, либо на другом. Возможно, если бы это переросло в отношения, это могло бы сработать — но это ни здесь, ни там, на самом деле. У меня уже очень давно не было таких чувств к Гарри. Сириус молча выпустил задержанное дыхание. Он не ревновал и никогда не будет ревновать своего крестника, но он не знал, как бы справились его недавно обнаруженные чувства, если бы Гермиона все еще питала чувства к Гарри. К счастью, это было не так. Он слегка сжал ее в объятиях и попытался сосредоточиться на том, что она говорила. — И Рон помогал ей в этом… Наверное, мне не следует удивляться — это в его характере пытаться кого-то унизить, когда он чувствует себя неполноценным, но все же я… он был моим другом! Мы столько пережили вместе- как он мог? — Она тихо плакала, не в силах понять этого предательства, ее глаза блестели от непролитых слез. Сириус нежно погладил ее по волосам. — Я знаю, любимая. Не так-то просто понять, как и почему один из твоих ближайших друзей мог отвернуться от тебя. Подняв голову, она посмотрела в его серо-стальные глаза, видя в них боль из его собственного прошлого. Его тоже предал друг, причем куда более зловещим образом, чем ее. Она нежно погладила его по щеке и понимающе кивнула. Этот общий опыт лишь усиливал их общую связь; для этого им не требовалось слов. Слов было недостаточно. Она знала, что он читает в ее глазах все, что она хочет сказать. Опустив голову, она снова прижалась к груди Сириуса, размышляя о том, что ей сказали. Внезапно ее осенила мысль. — Тонкс? Ты сказал, что в моем организме есть второе зелье? Кивнув, розововолосая женщина озадаченно развела руками. — Понятия не имею, что это такое, Миона. Мама сделала несколько анализов, но без анализа крови не могла сказать, что это такое. Думаю, она собиралась попросить у тебя образец, когда вернется сегодня вечером. — Она нахмурилась. — Но вот что я тебе скажу: когда я упомянул Джинни о втором зелье, она выглядела испуганной. У меня ужасное чувство, что не только она виновата в этом, но что это нечто еще худшее, чем Хумилатас. Гермиона устало покачала головой, содрогаясь. — Я… думаю, нам лучше пока оставить эту тему. Пока мы не узнаем, что такое второе зелье, я не решу, выдвигать или не выдвигать обвинения. Мне… очень трудно говорить об этом сейчас, это слишком грубо. Скажите мне… расскажите мне о Джордже. Он действительно, кажется, как будто он хотел внести некоторые изменения? — Конечно, нельзя сказать наверняка, — Заговорил Ремус. — Но да, я думаю, что он осознал ошибочность своего пути. — Он помолчал. — Он, конечно, очень хотел загладить свою вину перед тобой. Ты его хочешь увидеть? Вздохнув, Гермиона устало потерла лоб. — Да, конечно. До тех пор, пока я знаю, что его пренебрежение не было вызвано каким-либо пренебрежением ко мне, я был бы очень рад видеть его. Просто еще не совсем — я думаю, что, возможно, через день или два будет лучше; я надеюсь, что к тому времени поправлюсь. Сириус решительно кивнул. — Хорошая идея, дорогая, но я не думаю, что ты действительно готова к этому в данный момент. Ремус медленно кивнул. — Хорошо. Что… а Гарри? Гермиона побледнела, и Ремус поспешил добавить: — Я знаю, ты сказала, что не хочешь больше никого из них видеть, но я подумал, что, возможно, обстоятельства были жестоки и к нему… Закрыв на мгновение глаза, Гермиона задумалась. Стоит ли видеть Гарри? Могла ли она, не впадая в ярость? Или ей лучше держаться от него подальше? Он причинил мне боль, указал голос. Он сам виноват, если ему сейчас больно. Правда, другой голос тихо плакал, но ему было жаль. И его тоже одурачили. Наверное, сейчас он чувствует себя одиноким. Открыв глаза, она пожала плечами, глядя на Ремуса. — Честно говоря, я не знаю, что и думать о Гарри… Я… Я рада, что он раскаивается в том, как обошелся со мной, но не знаю, смогу ли я впустить его обратно в свою жизнь. Я просто не знаю. — Она внезапно замолчала, и ее глаза заострились. — Гарри тоже проверяли на зелья? Она услышала резкое дыхание Сириуса. — Почему ты спрашиваешь? — Наклонив голову, она объяснила: — Если Джинни была в таком отчаянии, что дала мне дозу, чтобы держать меня подальше от Гарри, что помешает ей подсунуть Гарри зелье, чтобы попытаться помочь делу? Ремус побледнел. — Мы… об этом не подумали. Мерлин, кто знает, что она могла ему дать? — Он повернулся к Тонкс, а затем к Сириусу. — Мы попросим Андромеду проверить его как можно скорее. Тонкс кивнула, ее лицо побледнело, и она кивнула Ремусу. Они оба встали. — А теперь пойдем и посмотрим, не удастся ли нам его где-нибудь поймать. Через два часа мы привезем сюда Андромеду, чтобы проверить, как там Миона. Вытащив портключ, Ремус уже собирался активировать его, когда голос Гермионы остановил их. — Спасибо… всем вам… за то, что защитили меня сегодня. Я… я не могу сказать вам, что значит для меня, что вы пошли бы на такое ради меня, особенно когда после всех неприятностей, которые я вам причинила, вы имели бы полное право оставить меня совсем. Тонкс только улыбнулась. — Нам было очень приятно, Миона, ты же член семьи. И мы заботимся о нашей семье. — С этими словами они ушли. Гермиона некоторое время молча сидела на коленях Сириуса, прежде чем посмотреть на него. — Ты действительно взял меня под защиту своего дома? Сириус кивнул, убирая волосы с ее лица. Гермиона благоговейно покачала головой. — Почему? Это может привести к тому, что ты потеряешь влияние, взяв магглорожденного под свою защиту! Сириус горько рассмеялся. — Только с фанатиками, дорогая, и, уверяю тебя, мне наплевать, что они думают. Для всех, кто имеет значение, и в Визенгамоте это не будет иметь ни малейшего значения. Даже если это и так, хотя, я не мог заботиться меньше. Я говорил тебе, Миона, что сделаю все, чтобы защитить тебя. Если это то, что нужно, чтобы избежать того, чтобы твое имя не было втянуто в грязь, то так тому и быть. Они снова замолчали, прежде чем Гермиона хихикнула. Сириус вопросительно изогнул бровь. Улыбаясь, Гермиона сказала ему: — Я не могу поверить, что я сижу на коленях черного господина. Сириус улыбнулся. — Это не так. — На ее вопросительный взгляд, он просто сказал: — Ты сидишь на коленях у Сириуса Блэка, просто Сириус. Глядя на нее некоторое время, пока она размышляла, он вздохнул. — Приходи в себя моя любовь, за это время ты не съела ничего. Я вернусь через несколько минут. Усадив ее на диван, он встал и, поцеловав ее в лоб, пошел на кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть. Почти час спустя Гермиона снова сидела на коленях Сириуса на диване, прижимаясь к его груди, едва в силах держать глаза открытыми. Сириус прижал ее к себе, успокаивающе поглаживая по спине, пока она то погружалась в сон, то просыпалась. Их поздний обед (или, скорее, ранний ужин) был трудным делом. Сириус приготовил простой куриный и овощной суп с небольшой буханкой хлеба для каждого из них; простая еда, чтобы помочь Гермионе вернуться к нормальной еде. Мужчина с волосами цвета воронова крыла нахмурился, подумав о реакции Гермионы. Она была взволнована и напугана, торговалась с ним, чтобы он уменьшил ее порции, и пыталась объяснить свои доводы. Но что действительно потрясло его, так это выражение стыда в ее глазах, когда она смотрела на еду. Сириус, однако, оставался твердым, и она начала есть, останавливаясь через каждые несколько кусочков и умоляюще глядя на него. Сириус успокаивал ее, говоря, что она прекрасна, что она заслуживает еды, что она не должна позволять безумию Джинни управлять ее жизнью. В какой-то степени это сработало, успокоив ее на некоторое время, прежде чем она снова начнет волноваться. Чтобы отвлечь ее, он говорил с ней обо всем на свете. Во время этого разговора она положила ложку в наполовину наполненную миску и повернулась к нему. — Сириус, — нахмурилась она, — если ты не возражаешь, я спрошу, что произошло между тобой и Лирой? Я понимаю, если ты не хочешь говорить об этом, конечно. Он натянуто улыбнулся ей, заставляя себя контролировать свою реакцию на упоминание об этой женщине. — Я скажу тебе, любовь моя, если ты закончишь есть. Она нахмурилась, явно разрываясь между своими страхами и желанием угодить ему. Он взял ее за руку и пристально посмотрел ей в глаза. — Пожалуйста, — мягко добавил он. — Для меня. Она глубоко вздохнула, взяла ложку и заставила себя продолжать есть порцию, которая была намного больше, чем она позволяла себе за последние несколько недель. Это заняло у нее еще двадцать минут, но она доела суп и даже буханку хлеба, несмотря на то, что последние две недели избегала углеводов, как чумы. Дрожа, она повернулась к нему со слезами на глазах и просто сказала: — Скажи мне? В этот момент он не смог удержаться, чтобы не посадить ее к себе на колени и крепко прижать к себе. Уткнувшись головой ему в грудь, она подняла голову и посмотрела на него. Так он ей и сказал. Он рассказал ей все, начиная с попытки подарить кольцо портключа и кончая планом, который он, Тонкс и лунатик разработали, чтобы поймать Лиру и ее сообщников. Она смотрела на него в шоке, не в силах поверить в то, что произошло. Затем, без предупреждения, она обхватила его лицо ладонями, ее обычно мягкий карий взгляд обжигал его. — Ты заслуживаешь лучшего. Она была недостаточно хороша для тебя, Сириус. Не смей думать, что у тебя никогда не будет семьи, которую ты хочешь, потому что ты недостаточно хорош! Ты более чем достаточно хорош, слышишь меня, Сириус Блэк? Ты хороший человек, самый лучший! Ты добрый и верный, честный и искренний, умный и забавный, не говоря уже о том, что красивый и Лорд в придачу! Не смей сомневаться в себе! Он смотрел на нее с благоговением; это была чистая Миона, насквозь-сильная, страстная, добрая и сострадательная. Мерлин, но она была так великолепна! Она смягчила тон и погладила его по щеке, затем опустила руки. — Ты идеальный Сириус, и любая женщина была бы счастлива иметь тебя. Он горько улыбнулся. — Едва ли это можно назвать совершенством, любовь моя, — начал он, но она прервала его. — И ты тем более человечен, тем более привлекателен для своих несовершенств, Сири. — Она сглотнула. — Поверь мне, Сири, любая женщина сошла бы с ума, если бы не хотела тебя. Он испытывал искушение, о, такое искушение, спросить ее, сможет ли она когда-нибудь хотеть его, потому что ему было наплевать на любую другую женщину, но он знал, что еще слишком рано, что она еще не готова услышать это. Если быть до конца честным с самим собой, он еще не был готов сказать ей об этом — сначала ему предстояло столкнуться с собственными демонами, не последним из которых была Лира. Они еще немного поговорили, а потом, по его предложению, вернулись на диван и стали ждать Ремуса, Тонкс и Андромеду. Он пытался предложить ей вернуться в постель и отдохнуть, но она отказалась; ей нужны были ответы, и она их получит. По правде говоря, он был так счастлив увидеть искру ее прежнего упрямства, что почти сразу сдался. И так они ждали, свернувшись калачиком, каждый находя утешение в другом. Голос, доносившийся из камина, внезапно прервал мысли Сириуса и пробудил Гермиону от полудремы. — Алло? Это был Синьор Мартинелли, его морщинистое лицо выглядывало из камина. Когда его взгляд остановился на Гермионе, удобно устроившейся на коленях Сириуса, улыбка осветила его лицо. — Гермиона? Это ты, Пиккола? — Она подпрыгнула. — Энрико! — Я рад, что ты проснулась, Пиккола. Этот старик, беспокоился за тебя! Она покраснела. — Вы очень добры, Энрико. Не хотите ли пройти? Ты не можешь чувствовать себя комфортно, стоя на коленях вот так! Несколько секунд спустя высокий, красивый пожилой джентльмен стоял в гостиной, отряхивая пыль со своей мантии. — Спасибо, Гермиона, как хорошо, что вы заботитесь о моих старых коленях! А ты, как поживаешь, Пиккола? Синьор Блэк, он сказал мне, что вы больны, что вам требуется немедленная медицинская помощь. Он сказал мне также, что твое магическое ядро было напряжено. Что случилось, дорогая? Гермиона умоляюще посмотрела на Сириуса, который, видя, что она не хочет вдаваться в подробности, слегка покачал головой, глядя на Энрико. Старик сразу все понял и слегка сменил тему. — Ты будешь продолжать отдыхать, Гермиона, да? Вам не нужно беспокоиться о своей работе — как ваш начальник, я разрешаю Вам отсутствовать столько времени, сколько вам потребуется для исцеления. Ты должна поправиться, малышка. Твоя улыбка, она не сверкает, и твои глаза, они устали. Вы должны дать себе время отдохнуть. Видя, что Гермиона на мгновение лишилась дара речи, Сириус заговорил: — Синьора Тонкс считает, что через неделю она сможет вернуться на работу. Энрико тут же кивнул. — замечательно. Не беспокойся, Пиккола, твоя работа ждет тебя. Благодарно кивнув, Гермиона заставила себя заговорить. — Спасибо, Энрико, вы очень добры. Мне очень жаль, что я вас побеспокоила. Старик отмахнулся от ее беспокойства взмахом руки. — Ох, ты извиняешься передо мной? За что? Гермиона, ты больна! Я волнуюсь, мы все волнуемся, потому что мы, как вы говорите, любим друг друга? Да, люблю тебя. Вы прекрасная молодая женщина, с большим сердцем и привлекательной личностью. Не извиняйся, Пиккола, мы беспокоимся, потому что заботимся о тебе. Покраснев, Гермиона тяжело сглотнула. — Я… я очень благодарна, что у меня есть такие замечательные люди, которые заботятся обо мне. Воистину, так оно и есть, — внезапно ее осенила мысль. — Энрико, пожалуйста, можно мне поработать дома? Я не могу сидеть дома целый день и ничего не делать! Я сойду с ума! Седовласый мужчина, казалось, колебался. Увидев ее умоляющий взгляд, устремленный на него, он весело посмотрел на Сириуса и кивнул. — Очень хорошо, Гермиона, ты работаешь дома. Но вы не будете слишком много работать, да? Вы отдыхаете, а если вам нездоровится, вы вообще не работаете. Даешь ли ты мне слово? Горя желанием заняться чем-нибудь конструктивным, Гермиона кивнула. — Обещаю. — Бене, тогда я распоряжусь, чтобы сюда доставили ваши документы и протоколы всех встреч, которые состоятся в ваше отсутствие. На самом деле я сейчас иду за ними. Нет, нет, оставайся там, где ты есть — я думаю, ты счастлив там, где ты есть, нет? Я не виню вас — Синьор Блэк красивый мужчина. — С этими словами он подмигнул, повернулся на месте и ушел, оставив за собой краснеющего анимага и молодую женщину с широко раскрытыми глазами. Через несколько минут он вернулся с пачкой пергамента и маленькой карточкой. Гермиона взяла их, с любопытством разглядывая карточку. Видя ее замешательство, Энрико объяснил: — Я думаю, ты не сможешь использовать магию еще несколько дней, не так ли? Это бизнес, который предоставляет бытовые услуги- они готовят и убирают. — Он улыбнулся. — Я думаю, тебе нравится их работа — они двоюродные братья маленького Роби. Гермиона просияла. — Домашние эльфы? О, чудесно! Я позвоню им завтра первым делом. О, как я рада, что они получают достойное жалованье и достойно относятся к своей работе! Перестань смеяться, Сириус! — упрекнула она его, услышав тихий смешок. Черноволосый мужчина улыбнулся. — Я не смеюсь над тобой, любимая. Я просто наслаждаюсь твоей страстью к этим домовым эльфам. Приятно видеть, что ты ведешь себя как обычно. Энрико кивнул. — Рад видеть тебя счастливой, Пиккола. А эльфы, я думаю, будут счастливы, когда ты позовешь их. — он посмотрел на Сириуса, и в его глазах блеснул огонек. — Они очень преданы Гермионе, Синьор Блэк. Я думаю, что каждый эльф в Италии знает, что она здесь, и полон решимости помочь ей тем или иным способом. Сириус улыбнулся. — Это хорошо, Энрико. Что же касается эльфов, то я не удивлен. Никто не сражался за них так упорно и долго, как Миона. Гермиона покраснела. — Прекратите, вы двое. Энрико усмехнулся. — Послушай, Сириус, мы заставили ее покраснеть. Алора, теперь, когда я вижу, что тебе лучше, я ухожу и оставляю Сириуса, чтобы заставить тебя покраснеть еще больше. Я думаю, что это работа для молодого человека, не так ли? — Энрико! Старик подмигнул и повернулся на месте. — Увидимся завтра, Гермиона! — Он попрощался, и был таков. Сириус ухмыльнулся и пошевелил бровями. — Итак, Миона, любовь моя, что я могу сделать, чтобы ты покраснела еще больше? Гермиона густо покраснела, но не успела сказать ни слова, как услышала приближающиеся голоса. Прислушавшись, она поняла, что это Тонкс, Ремус и Андромеда. Андромеда, видя, что Гермиона проснулась, начала доставать из сумки различные припасы. — Привет, Гермиона! — Тонкс улыбнулась, но Гермиона заметила, что улыбка получилась натянутой. Сириус тоже заметил. — Что-то случилось? Тонкс покачала головой. — Не совсем, это просто, ну, мы не можем найти Гарри. Мы перепробовали все, но никто не знает, где он. Его нет ни дома, ни на работе. Сириус на мгновение задумался. — Он сказал, что хочет побыть один… но я согласен, его нужно как можно скорее проверить на зелья, иначе любое зелье, которое он принимает, может вызвать опасную реакцию. Нам нужно знать, что у него в организме. После того, как мы закончим тестирование Мионы, я свяжусь с ним по зеркалу и попрошу его встретиться с тобой у тебя и лунатика, чтобы его можно было проверить. Если ты не против, Дромеда? Черноволосая женщина нетерпеливо кивнула. — Да, да, все в порядке. Ну, Гермиона, как ты себя чувствуешь? — Лучше спасибо, Миссис Тонкс. Наверное, я просто слаб и легко устаю. Андромеда кивнула. — Этого и следовало ожидать после токого испытания, через которое прошло твое тело. Теперь, я полагаю, Сириус рассказал тебе о неизвестных следах зелья в твоем организме? — Заметив кивок Гермионы, она достала тонкий стеклянный флакон. — В таком случае, я хотел бы получить небольшой образец крови и провести на нем несколько диагностических заклинаний — несколько модифицированных версий откровения Скарпина. Ты позволишь мне это сделать? Гермиона снова кивнула, почти испугавшись того, что могут показать тесты. Собравшись с духом, она сделала глубокий вдох и почувствовала, как ее охватывает спокойствие, напомнив себе, что, что бы это ни было, это больше не может причинить ей боль. Она победит это, что бы это ни было. Андромеда быстро взяла образец крови и начала необходимые заклинания в углу комнаты. Остальные пытались отвлечь Гермиону пустой болтовней, пока не будут готовы результаты. Через несколько минут к группе присоединилась Андромеда с мрачным выражением лица. Гермиона сглотнула. — Что…что вы нашли, Миссис Тонкс? Андромеда положила руку на плечо Гермионы. — Мне очень жаль, Гермиона, но я нашел следы сильнодействующего зелья принуждения. Остальные побледнели, в то время как Гермиона была странно бесстрастна. — Вы смогли определить, что это было за принуждение, Миссис Тонкс? — Тихо спросила она. Кивнув, пожилая женщина снова поморщилась. — Он был настроен на то, чтобы заставить вас сосредоточиться на определенном человеке — естественно, я не могу определить, кто это был. Тем не менее, это зелье было скормлено вам только в течение примерно одного года. — Остановившись, она повернулась к дочери. — Полагаю, ты знаешь, кто накормил Гермиону этим зельем? Тонкс кивнула. -И это был тот же человек, который дал ей Хумилитас?» Еще один кивок. — Понимаю. Гермиона, ты помнишь что-нибудь внезапное?.. чувства к человеку, о которых вы никогда раньше не задумывались?» Гермиона медленно кивнула, ее лицо по-прежнему ничего не выражало. — Да, я… думаю, что знаю. На самом деле, я почти уверена, что знаю, на кого было настроено зелье и почему. — Кто? — Спросил Сириус, хотя у него было чувство, что он уже знает ответ. Гермиона молча смотрела на него. -Ты… ты имеешь в виду Рона, не так ли? Она кивнула. — Да. Кто же еще это мог быть? Если рассуждать логически, то он последний человек, к которому я могла бы испытывать чувства. Добавьте к этому тот факт, что мы знаем, кто это сделал, и, следовательно, знаем их мотив… что ж, все сходится. Ремус с побелевшим лицом опустился в кресло. Все остальные с тревогой наблюдали за Гермионой, не понимая, почему она никак не отреагировала на тревожные новости. Именно Тонкс озвучила то, о чем они все думали. — Что ты собираешься делать?