Your chemical romance

На часах было без пяти шесть, значит она вот-вот должна была прийти, Кёка была пунктуальной девушкой и никогда не заставляла себя ждать. Приглушённое освещение, красивый интерьер, со сцены играет лёгкий джаз — обстановка в ресторане была самая благоприятная. Она на удивление спокойно среагировала на его требование-предложение, он думал, будет больше вопросов. — Киригири, — обратился он к ней в конце рабочего дня. — Есть разговор. — Слушаю. — Спокойным и холодным тоном, как и обычно, ответила она. — Нужно обсудить некоторые детали касающиеся расширения деятельности Фонда Будущего и последние новости связанные с этим. — Что за детали? — Не сейчас. Рабочий день заканчивается, лучше в другом месте. Недалеко отсюда есть ресторан — «Цветущая Сакура». Встретимся в нём. — Обсудить рабочие дела в ресторане? Он ожидал вопросов от неё, в духе «Почему в ресторане?» или «Нельзя в другой день?», отпирательств, даже то, что она не согласится, но Кёка, поразмыслив с секунду, быстро ответила: — Хорошо. Поняла. После этого между ними повисло неловкое молчание которое она перебила вопросом, таким же спокойным и невозмутимым, как и вся её речь: — Что-нибудь ещё? — Что? Нет. Встречаемся в шесть. — Закончил он разговор и ушёл. Бьякуя высоко оценивал хладнокровие, расчёт и умение контролировать эмоции, именно оценивал, а не ценил, и был крайне невысокого мнения об истериках неспособных совладать с собственными чувствами, но, в случае с Кёкой, её холодность, её непробиваемость и несчитывемось его порой серьёзно раздражали. Её сдержанность и умение управлять собой выходили за здоровые рамки этих понятий гранича с едва ли не полным отсутствием проявления эмоций, навык, вне всякого сомнения полезный, однако, в следствии мастерского владения этой девушкой им, ему зачастую бывало едва ли возможно догадаться о чём она думает, а уж прочесть её мысли и вовсе было нельзя, и это раздражало. Вне всякого сомнения, ему не пришлось бы по душе, если бы она осыпала его градом вопросов связанных с его предложением, но как неестественно выглядела её реакция. Она совершенно точно подумала не то, что сказала, а что он не мог понять, Киригири была тем человеком, которого он не мог понять. Ему был непонятен её феномен как личности — вроде и простолюдинка, но и из аристократического рода, хотя с его семьёй не сравнится конечно, но лишённая всех тех качеств присущих простолюдинам которые он так презирал, таких как леность и приземлённость, недалёкость и стремление безмятежно прожить жизнь выжав из неё как можно больше благ и как можно меньше пользы, вроде и аристократка, но не смотрит на окружающих свысока, но гордости ей не занимать и цену себе совершенно точно знает. От всех отличимая, не причисляемая ни к одному кругу, и при том не испытывающая ни ненависти, ни презрения к таким чужим людям для неё. У него не получалось отнести её к одной из тех категорий, на которые он привык делить людей, и это раздражало со страшной силой. И пробуждало интерес, в определённой степени. А вот и она. Бьякуя посмотрел на часы — было ровно шесть вечера, пунктуальна, как и всегда. Ему тут же бросился в глаза её необычный вид, точнее вид, который ей очень шёл, но он её такой ещё ни разу не видел, и конечно же, совершенно точно не представлял, с чего бы вдруг это. Её прямые, светлые, блестящие волосы струились по спине, сейчас в них не было уже ставших её неотъемлемым атрибутом, бунтарских, ребяческих косичек, вместо элегантного, утончённого костюма, какой она обычно носила, не важно в какой из вариаций, была ли это офисная блузка с юбкой-карандашом или куртка сочетаемая с короткой юбкой, на ней сейчас было вечернее платье — чёрного цвета, выше колена и с вырезом на спине, которое ей, если быть честным, очень даже шло, а наверх была накинута короткая белая шубка. Он не ожидал что она переоденется для встречи с ним, и этот её ранее им невиданный внешний облик сбивал с толку, что раздражало ещё сильнее и вызывало ещё более сильный интерес. Проклятье. Вечно с этой девчёнкой так было — чем сильнее она его выводила из себя, тем больше ему хотелось узнать и понять её. Он поднялся со своего места чтобы отодвинуть ей стул, он же джентльмен, в этом жесте нет ничего нетипичного или выбивающегося из его обычной манеры поведения. Это одно из базовых правил этикета которое мужчина должен соблюдать с достойной девушкой. Вероятно, он не стал бы оказывать подобный жест той, чью личность находил бы неинтересной или стоящей сильно ниже себя, но в случае с Кёкой он не видел в этой демонстрации манер ничего критичного. — Отлично выглядишь. — Сказал он ей. Ещё одно соблюдение правил этикета, ведь она — девушка которую он пригласил, нет ничего особенного в том, чтобы отметить её внешний вид. — Спасибо. — Ответила она и без тени эмоций в голосе. Как раздражающе. К ним тут же подбежал услужливый, суетливый официант и они сделали по небольшому заказу — он бокал вина, а она яблочный штрудель и бокал шампанского. Всё таки у них деловая встреча. — О чём ты хотел поговорить? — Спросила она его как только работник удалился. Хороший вопрос. Собственно, поговорить им действительно было о чём, вот только сейчас его одолевали сомнения насчёт того, что этих тем хватало, чтобы занять достаточное количество времени, для проведения которого стоило бронировать столик. Впрочем, что это с ним, члены семьи Тогами не допускают ошибок, а потому не сомневаются, и он не должен. Раз он так решил, значит это было уместно. — Насчёт Отчаявшихся, с ними есть проблема. — Приступил к изложению проблемы Наследник. — Разумеется, они прошли реабилитацию и их состояние, как было установлено многочисленными психоаналитиками, вернулось в состояние близкое к норме. — Ключевое слово здесь «близкое», как я понимаю. — Быстро сообразила Кёка. В уме и сообразительности этой девушке нельзя было отказать, она схватывала всё с поразительной скоростью. От её живого ума ничто не могло укрыться, как Наследник Конгломерата, он был обязан хорошо разбираться в людях и с ювелирной точностью оценивать их составляющие — как недостатки, так и достоинства, если они конечно имелись, и будучи честным с собой, он должен был это признать. — Ты понимаешь значит. Пускай их намерения самые честные и они настроены вести дальше существование без применения насилия или даже желают искупить все учинённые ими беды… — Мы не можем в полной мере полагаться на тех, чей рассудок перенёс столь сильное эмоциональное потрясение, да ещё с таким колоссальным нанесённым миру разрушительным эффектом, пускай и неосознанно. — Продолжила мысль Бьякуи Кёка точь в точь как он собирался сказать это, один в один. — Именно. Я не говорю, что их нужно держать запертыми в изолированных палатах, у Фонда хватает расходов и без содержания бывших террористов, однако мы не можем поверить им на слово предоставив им после всего абсолютную свободу действий. Он не знал, согласится ли она с ним или станет спорить, Кёка в равной степени выражала согласие с ним и упорно с ним спорила, так что он не знал, чего от неё ожидать сейчас. — В какой-то степени я с тобой согласна. И дело здесь не в доверии, не думаю, чтобы они хотели вернуться к прежнему образу жизни. Но они пережили слишком большую травму которая могла печально отразиться на их ментальном здоровье и восприятии мира. Прошедшие войну, угодившие в теракты, ставшие заложниками, побывавшие в горячих точках, прибегнувшие к насилию даже ради самообороны — у всех людей прошедших через подобные этим события уже по прошествии травмировавшей их обстановки и возвращению к среднестатистическим условиям наблюдаются серьёзные психические травмы в следствии которых данные личности могут неосознанно, сами того не желая, причинять вред, как окружающим, так и себе. А тут целая группа людей годами были вынуждена калечить, убивать и устраивать теракты находясь при этом в клетке из своих самых тяжёлых переживаний. Не идёт и речи о том, чтобы это прошло для них без следа. — Вот именно. А потому необходимо принять меры. — Однако, необходимо учитывать, что излишний контроль и оказываемое давление могут, и, вероятнее всего, окажут отрицательный эффект и только сильнее навредят и без того травмированным личностям. — Как я уже сказал, надевать на них смирительные рубашки я не собираюсь. Думаю, оптимальным решением будет пристроить к ним наблюдение, в обязанности которого будет входить анализ их поведения и сбор информации об их коммуникации с окружающим миром которыми они будут снабжать нас. Самим им, впрочем, знать об этом вовсе не обязательно. — Не думаешь, что это не очень этично — вести слежку за людьми без их ведома? — Пфф, этика. Понятие придуманное людьми боящимися слышать правду и принимать решительные действия. Есть идеи лучше? — Предлагаю, вместо наблюдения, обязать их проходить несколько раз в месяц обследование на выявление отклонений от нормы — тесты, опросы, проверки. Я считаю подобный способ более честным. — По твоему, будет неуместным установить за ними слежку о которой они даже не будут подозревать и потому которая никак не скажется на их восприятии, но будет правильным заставить их на регулярной основе возвращаться к самой большой оплошности в их жизни и проходить многочисленные испытания на предмет выявления патологий? Знаешь, а мне импонируют твои садистские наклонности. Я сам собирался предложить подобный сценарий мер. Если задуматься, он, совершенно не гуманный, но мне на это всё равно, а тебя, как погляжу, это только приводит в восторг, так что, видимо, проблем с его утверждением не будет. Кёка немного усмехнулась и закатила глаза. Эта девушка никогда не допускала произвольных эмоций на лице. Во времена событий произошедших в Пике Надежды, участниками которых стали они все, на её лице казалось эмоции не отображались вовсе, ни одного, никогда, ни разу. После же их выпуска из злополучной школы, Кёка изредка стала позволять некоторым чувствам пробиваться сквозь её стальную маску, но даже так, каждое отображаемая ею эмоция была согласована с рассудком и утверждена им, а потому, сейчас она, вне всяких сомнений, намеренно выразила свою саркастическую реакцию на его слова. Эта строптивая девчонка умудрялась острить даже взглядом. И во сколько же раз такая насмешливая, едкая, ёрническая реакция сильнее ласкала взор её привычной, холодной маски. Так не должно быть, это лишено логической подоплёки — он всегда оценивал, именно оценивал, а не ценил холодное спокойствие и выдержанное самообладание выше сиюминутных чувств и эмоциональных порывов. И как только у этой девушки будучи такой безэмоциональной получалось будить такое обилие чувств у других, скажем каких-нибудь абстрактных людей? — Значит, сойдёмся на регулярных, проводимых с определённым интервалом обследованиях которые будут проводить компетентные специалисты. — И всё-таки, я предлагаю в качестве дополнительных мер установить негласное наблюдение. Перед докторами можно искусно притвориться, но затеянная драка на улице из-за отдавленного ботинка или беспричинный удар о стену кулаком даст знать наверняка о точном состоянии их психической уравновешенности. — Думаю, я соглашусь прибегнуть к применению этой неоднозначной практики… Если появятся основания полагать, что проверки у врачей могут не давать точного результата. Даже самые маленькие. Но только тогда, когда появятся. — Что ж, это вполне приемлемый вариант. Работник заведения, ответственный и компетентный, подошёл к их столику и поставил перед каждым из них по заказу. Бьякуя сделал глоток вина, Кёка отколола кусочек штруделя. — Есть ещё кое-что, помимо наших проблемных подопечных. — Продолжил Наследник. — Фонд Будущего добился определённого успеха на подконтрольных в данный момент ему территориях и мы вполне можем продолжить прямо сейчас дальше расширять наше влияние, чего от нас и ожидают. Однако, в данном сценарии действий есть серьёзный минус который мы не можем не учитывать. — Ты говоришь, о ненадёжности положения Фонда на недавно освоенных территориях. — Разумеется. Приступив к расширению нашего влияния не добившись предварительно достаточно твёрдых позиций на уже подвластных территориях, мы рискуем потерять то, что уже имеем, что, в свою очередь, во-первых, существенно осложнит освоение новых земель, во-вторых, лишит это какого-либо смысла. — Гораздо разумнее будет отложить расширение Фонда до момента, когда он сможет в достаточной степени насадить цивилизацию на территориях, где ещё время от времени вспыхивают беспорядки. — Вот именно. Не имеет никакого смысла переходить на следующий этап плана, пока мы не будем убеждены в законченности предыдущего. Вижу, по этому пункту, у тебя не возникает разногласий со мной. — Всё так. Сейчас я с тобой согласна. Тебя это так удивляет? — Просто непривычно. Ты же так любишь поспорить со мной. — Я всего лишь предлагаю своё видение ситуации, только и всего. — Сказала Кёка вновь позволив улыбке появиться на её накрашенных матовой помадой губах. За один вечер и сразу две улыбки, нечасто на неё такое находит, если быть, точным, практически никогда. Бьякуя помнил только один случай, когда она искренне и продолжительно улыбалась находясь рядом с ним и из-за него, это был случай на суде, тот самый, роковой, когда он пошёл по ложному следу пытаясь доказать виновность Аой в деле Сакуры. Её улыбка, она была искренней, Кёка никогда не улыбалась из вежливости или чтобы скрыть свои настоящие чувства, о нет. Её улыбка всегда была настоящей, и никогда широкой, дружелюбной и тёплой, только хитрой и несколько насмешливой, как будто её губы говорят «я понимаю то, о чём ты и не догадываешься», но без слов, по крайней мере, Бьякуя, до сих пор, видел только такую её улыбку. Чёрт возьми, эта ходячая заноза вообще может нормально улыбаться? Даже у него, великого Наследника рода Тогами, бывали в жизни моменты когда он испытывал чистую радость — момент, когда он получил свою фамилию, момент, когда они выбрались из ловушки Джунко Эношимы, момент, когда Алоизий Пенниуорт, его верный дворецкий и человек ставший ему родительской фигурой во сто крат раз больше, чем родной отец, сказал ему, что за всю свою долгую жизнь не видел более достойного представителя этой славной фамилии, чем он, Бьякуя, но у этой противной девчонки, подобное выражение лица кажется было просто не заложено в программу. — Думаю, по этому вопросу мы пришли к согласию. — Есть ещё что-то, что ты хотел обсудить? — Задала вопрос Абсолютная. Бьякуя, насколько бы это ни было для него нехарактерно, немного замялся. Нет, темы кончились, больше ему не о чем было с ней говорить, он даже пытался что-то придумать, о чём-то вспомнить, какую-то мелочь по работе из которой можно было бы развить обсуждение, но ничего не приходило в голову. Чёрт, это заняло ещё меньше времени, чем он рассчитывал, он привык, что она любит с ним поспорить, подразнить его. Проклятье, ситуация обещала стать весьма неловкой. — Потому что у меня есть. — Внезапно для Наследника вмешалась в ход дел Кёка, чего он совершенно не ожидал. — Тебе есть что сказать? — Да. Это важная тема и, раз уж мы говорим о делах фонда, думаю, сейчас подходящее время, чтобы поднять и её. Тем более, она плотно касается тебя. У Бьякуи возникло нехорошее предчувствие, а Кёка опять хитро улыбнулась. Уже в третий раз, да что это с ней такое? Она смеётся над ним? — Токо Фукава. — Обозначила проблему Абсолютный детектив. О нет. Он так и знал. Наследник поморщился от одного упоминания имени этой неприятной для него девушки к большому удовольствию девушки. — Даже произнесение её имени может испортить вечер. — Именно поэтому об этом важно поговорить с тобой. Ведь Фукава проделала над собой большую работу, выполнила поставленные требования и вполне готова для того, чтобы вступить в Фонд. — Хуже быть не может. — Я понимаю твоё недовольство, но мы пообещали рассмотреть кандидатуру её вступления в Фонд, при условии, что она научится и будет сдерживать Убийцу Сё от убийств, в чём она неплохо преуспела. Ты тоже согласился с этим условием. Ты, по большей части, на нём и настоял. — Я не ожидал, что она с ним справится. — Фукава превзошла твои ожидания, не так ли? Ты обязан хотя бы подумать над данным обещанием, члены семьи Тогами ведь держат своё слово? И снова улыбается. Какая муха её укусила, он для неё клоун что-ли? — Разумеется. — Серьёзно сказал Бьякуя, он всегда был серьёзен когда дело касалось вопросов чести семьи. — Я именно что пообещал подумать над её вступлением, а не принять её. Я обязательно об этом подумаю. О том, как это будет мерзко. Непременно. Вот прямо сейчас начну. — Думаю, будет честным, если решение о вступлении Фукавы в организацию примешь ты. Какой бы полезной она не оказалась или сколько бы вреда не причинила, только тебя из нас всех она доводила своими специфическими ухаживаниями. На этих словах Кёки, Наследник поморщился ещё раз, только сильнее. — Она всё ещё присылает тебе эротические выдержки из своих новых работ? — Мне хватило тех трёх раз, когда она к этому прибегла. — У неё есть хоть сколько-то реалистичные предоставления о способностях и работе человеческих тел при участии в данном процессе? — Поинтересовалась Кёка. — Да никакого! Конечно же я не читал весь написанный ею бред, там просто по тому, что глаз выцепил понятно было. — Кем бы ни был её будущий партнёр, я ему не завидую с её буйными фантазиями. Но будет справедливым сказать, что в последнее время, она стала меньше навязывать тебе своё внимание. — Это следствие того, что мы живём в разных городах. — Но раньше она тебе письма чуть ли не каждый день слала. — Мне хватает и сейчас, тех, что приходят раз в месяц. Вот увидишь, стоит ей увидеть меня, как она тут же вернётся к своей прежней манере поведения, ещё более мерзкой и отвратительной, чем сейчас. Я только привык ходить по улице не чувствуя в затылок зловонного смрада. — Поэтому решение о её вступлении должен принять ты. Это будет честно по отношению к тебе — систематическое доставление неудобств одному из сотрудников Фонда, достаточный аргумент, чтобы дать отказ. Лично мне всё равно. Я приму любой твой выбор — Тут и думать нечего. — Это значит нет? Бьякуя нахмурился, кажется сейчас ему предстояло сказать то, чего произносить ему крайне не хотелось. — Думаю, в следствии своего исключительного великодушия, я готов проявить долю снисхождения по отношению к этой одиозной особе и удостоить её шансом, при условии, что она не будет следить за мной, писать мне письма и озвучивать вслух свои отвратительные фантазии. Одно единственное нарушение и она уволена без права реабилитации. — Справедливо. Думаю, подобное правило можно распространить и на Аой, всё-таки ей тоже доставалось от неприличных комментариев Фукавы. — Да что это с тобой сегодня такое? — Что? — Ты сегодня подозрительно покорная. Где твоё привычное стремление спорить со мной, вставлять палки в колёса и пререкаться? Тебя будто подменили. — Ты сегодня даёшь мне как-то мало поводов. Я даже разочарована. Бьякуя недовольно фыркул. — Плюс ко всему, я ожидала, что ты дашь приблизительно такой ответ. — С чего это вдруг? — Просто ты склонен лучше обращаться с людьми, когда кроме тебя этому сделать некому и когда никто тебя к этому не принуждает. Начни я тебе расписывать, что Фукава заслуживает шанса, и ты ещё долго спорил бы со мной, до самого конца вечера спорил. В момент произнесения этих слов, вид у девушки-детектива был очень довольный, даже немного озорной. — Вот теперь узнаю прежнюю Киригири. — Сказал Наследник со смесью в настроении раздражения и какого-то странного, противоестественного удовольствия которое его иногда постигало против его воли в моменты, когда Детектив так ловко его потдевала причину чего он сам не мог понять. — Ну а как иначе. Должна же я дать знать, что перед тобой настоящая я. А то ещё беспокоиться начнёшь. На губах Бьякуи выступила улыбка которую он не мог ни объяснить, ни сдержать, да и не слишком хотелось. — Сейчас возьму и поменяю своё решение. А виновата будешь ты и твоё извечное желание дразнить меня. — Ну что ты, не будь так скор на расправу, я отнюдь не хотела ломать жизнь моей однокласснице. К тому же, возможно она и не захочет теперь присоединяться к нам. — С чего такие положительные прогнозы? — У неё сейчас есть своя жизнь, хорошая подруга с которой она живёт, и вдохновение её последнее время не оставляет. Ей это уже не так нужно. Она хотела вступить в Фонд Будущего по большей части из-за тебя. Теперь, когда в её мире ты перестал быть единственной и основной фигурой, возможно она выберет личную жизнь, а не бессприкословное следование. — Нужно быть законченной дурой чтобы предпочесть свои низкопробные бредни и непримечательную рутину возможности стать частью истории присоединившись к организации, которая вершит судьбу целого мира. А впрочем, мне то что с того. Это вполне в её духе. Мне так только лучше. Надеюсь, на её отказ. — А как насчёт твоего Конгломерата? — Спросила девушка-детектив. — Когда ты вступал в Фонд, ты говорил, что это будет лишь твоим побочным видом деятельности, так как главной твоей целью является восстановление семейного Конгломерата и между семейным делом и Фондом, ты всегда будешь выбирать Конгломерат. Однако сейчас, ты проводишь всё своё время уделяя нуждам Фонда. — Ты не знаешь всей картины. Всё обстоит не так. — Именно так, Тогами. Вся организация благодарна тебе за то, что ты оказывал ей поддержку и принимал активное участие в моменте её становления, но теперь, когда наши дела идут гораздо лучше чем раньше, а ситуация в мире стала чуть менее безнадёжной, ты можешь, как и хотел, переключиться на семейный бизнес, а нам помогать в свободное от него время. Сейчас Фонд готов к такому шагу. — Тебе какое дело? Это только моя забота. — Ты многим помог Фонду. С нашей стороны, будет честным предоставить тебе большую свободу действий и возможность больше заниматься делом твоей жизни. — Я сам буду распоряжаться своим временем. Конгломерат для меня всегда будет на первом месте, вы все и представить себе не можете, насколько деятельным может быть Наследник Тогами. Вы не знаете просто, сколько времени я уделяю Конгломерату, вот вам и кажется, что я весь погружён в ваше распыление пыльцы добра и милосердия по миру, но это не так. — Как знаешь. Я тебе предупредила. Если что, имей в виду. — Я понял. — Макото говорит, что по телевизору уже неделю только и разговоров, мол «ещё совсем недавно канувший в Лету Конгломерат Тогами ныне возрождается из пепла подобно Фениксу», а дедушка Фухито жалуется на то, что новости о возрождении «этой проклятой корпорации твоего проклятого дружка» уже намозолили ему глаза тем, что «вытесняют нормальные новости с первых страниц газет». — Это естественное следствие предпринимаемых мною действий. — Ответил Бьякуя девушке напустив на себя как можно более непринуждённый вид. — Не более. «То есть она сама всех этих многочисленных новостей рвущихся из каждого угла не слышала?! Она что, средства массовой информации использует только чтобы некрологи читать?!» — В то время как именно такие мысли крутились у него в голове на самом деле. Он не знал, слышала ли Детектив лично о его последних достижениях, но ему хотелось, чтобы да, чтобы она слышала, и слышала лично, из телевизора например или по радио, не от него самого, так чтобы она лицезрела доказательства его успеха, независимо от него, чтобы она видела, что весь мир говорит об этом, а не он сам, наверное за тем, чтобы утереть нос этой бунтарке которая вечно над ним смеётся и не видит, на что он способен. Чтобы её зрачки расширились, чтобы на её лице выступило удивление, непреднамеренно, помимо её воли, чтобы она поняла с кем имеет дело в конце концов, чтобы она впечатлилась может даже быть. А вышло так, что об этом ей сказал вечно увивающийся недотёпа-везунчик приклеившийся к ней, как жвачка к ботинку. — У тебя есть ещё какие-то мысли насчёт обсуждаемых нами решений, или может быть что-то ещё, о чём стоит поговорить? — Нет, ничего. Я сказала всё, что хотела. Им больше не было о чём говорить и нужды в этом не было, Бьякуя всегда ненавидел пустой трёп ради самого разговора о всякой ерунде, лишь бы занять время, лишь бы не было неловкого молчания, он предпочитал тишину глупой болтовне, и Кёка, несомненно, тоже обладала подобным складом характера. Значит, они оба могут спокойно просидеть в тишине до тех пока каждый из них не закончит свой напиток не утруждая себя неловкими и бессмысленными попытками заговорить. — А ты, ты же тоже планируешь продолжать дело своей семьи? — Спросил у девушки Бьякуя. — Прости, что? — Я имею в виду, у тебя тоже есть семейное дело которому ты должна была посвятить жизнь, если бы не Отчаяние захлестнувшее мир, но, работа детективом это не управление Конгломератом, едва ли у тебя есть возможность совмещать эти две работы. Ты… наверное захочешь вернуться к работе детективом. — Я поняла суть вопроса, просто не ожидала, что ты его задашь. — Почему? — Бьякуя Тогами, известный человеконенавистник и гордец, практически бог в человеческом обличии, и вдруг интересуется делами другого и старается поддержать разговор. — К твоему сведению, я, будучи Тогами, прекрасно обучен вести светские беседы, просто мне нет смысла вступать в них с теми, кто не представляет из себя достойных собеседников. И вообще, это среди вас, адептов дружелюбия, принято говорить хоть о чём-нибудь, лишь бы не молчать. — С каких пор ты решил приобщиться ко всем? — Ни с каких разумеется. Не хочешь — не отвечай. Но Кёка ответила. — Я обязательно вернусь к работе детектива и продолжу дело семьи, как только ситуация в мире станет приемлемой настолько, что я смогу этим заниматься. — А если за время нашей жизни, Отчаяние так и не удастся окончательно победить? — Я с раннего детства была обучена делать то, что надо, не то, что хочется, не то, что правильно, а именно то, что должно быть сделано. Моё мнение — воостановление цивилизации и наведение порядков по всему миру, это именно то, что должно быть сделано, независимо от того, чего хочет каждый из нас. Да и посмотри вокруг — в большинстве участков земли до сих пор такой хаос, что люди там умирают десятками каждый день, а в таком беспорядке убийство одного конкретного человека расследовать не станут — это не рационально. — Создаёшь себе подходящие условия для ведения дел? — Можно и так сказать. В любом случае, наше дело не умрёт — среди Киригири есть живые члены семьи, которые во чтобы то ни стало позаботятся об этом. В этом плане, мне конечно, гораздо легче чем тебе. Вообще-то, дела шли на самом деле не совсем так. Дедушка Кёки, достопочтенный Фухито Киригири, был не в восторге от того, что его внучка, его кровь, продолжение его самого занимается чем либо, помимо семейного занятия, даже если это такое важное, такое благородное предприятие, как восстановление мира, такого уж склада характера он был — консервативный, суровый и крайне нелюбящий, когда что-то идёт не так, как это принято в их семье человек, и он с совершенно точно предпочёл бы, чтобы Кёка, член его семьи на которого он возлагал больше всего надежд и ожиданий, не отступалась от семейных ценностей в мире залитом кровью и усеянном внутренностями, чем приняла бы в следствии чрезвычайных обстоятельств и чувства собственного долга какую-то другую роль, например того, кто борется за сохранение целой цивилизации. Характер её самого дорого родственника был не из простых, однако она не собиралась не о чём таком признаваться Наследнику. Выражение личных переживаний постороннему человеку — моветон, да и сам мысль о том, чтобы с кем-то поговорить о душевных тревогах для Кёки была дикой, особенно с таким человеком как Бьякуя, который сам до такого никогда не опустился бы и от других такой слабости не принял. Ровно как и она сама. Между собеседниками вновь повисло недолгое молчание. — Если не хочешь ни о чём говорить, то не стоит. Почему бы нам просто не помолчать? Мне всегда казался нелепым стереотип о том, что два человека должны говорить всякую ерунду, лишь бы не повисло молчание. Зачем нам к нему приобщаться? Я бы с удовольствием побыла с тобой в тишине, если тебя это устроит. — Верно… — Согласился с девушкой Бьякуя. — Верно. И молодые люди замолчали. До конца вечера между ними звучали только тихий, успокаивающий, доносящийся со сцены джаз и задумчивые, серьёзные взгляды Абсолютных, иногда направленные на их напитки, иногда на музыкантов играющих на саксофоне, иногда на столы, стены, потолок и пол ресторана в котором они находились, иногда друг на друга, изредка, совсем чуть, и ни в коем случае не одновременно. А то это был бы уже диалог. Причём гораздо более неловкий, чем любое молчание. Только один единственный раз звучащая между ними тишина ненадолго прервалась: — У этого шампанского прекрасный вкус. — Да, хорошо. Это хорошее место. Тебе здесь нравится? — Да. — Хорошо. Когда содержимое их бокалов подошло к концу, Абсолютная сказала: — Мне пора идти. Меня дома ждёт гора незаполненных отчётов. — Конечно. Я понимаю. Бьякуя встал со своего места, взял шубку Кёки и помог ей вдеть руки в рукава. Ведь он безупречно соблюдает правила этикета, опять же таки. — Это был хороший вечер. Спасибо. — За что? Это ты согласилась обговорить все накопившиеся вопросы насчёт дел Фонда. — А, ну да. Я не об этом. — Объясни? — Спасибо за свидание. Хитро подмигнув, Кёка развернулась на каблуках и зашагала в сторону выхода, оставив ошеломлённого Наследника обдумывать случившееся между ними. Ввести в исступление самого Бьякую, гордого носителя фамилии Тогами, неплохое достижение, но для неё далеко не первое. И в то время, когда девушка-детектив уже отбивала ритм каблуками по асфальтовому покрытию, Бьякуя стоял поражённый и думал, и будет ещё долго обдумывать по возвращению домой, и даже проснувшись завтра утром, как этой несносной, дикой, такой непокорной строптивице удалось так быстро разгадать, то, что он так тщательно старался скрыть, в первую очередь от себя самого? Понятное дело, что больше это будет сделать невозможно. Вот же зараза. Как же раздражает. И, как ни странно, вызывает ещё больший интерес.