Белль

Мне было душно, кожа словно пылала, а воздух практически не поступал в легкие. Я попыталась развернуться, но что-то довольно тяжелое вдавливало меня в матрас. Открыв глаза, я прищурилась, привыкая к солнечному свету, рассматривая размытые очертания деревьев за окном, которые с каждой секундой становились все четче. Мой взгляд зацепился за мужскую руку, крепко прижимающую меня к себе, едва позволяющую дышать. Я попыталась освободиться и дать себе немного больше воздуха, но Мэтт явно был со мной не согласен в этом вопросе и лишь сильнее вжал меня в свою массивную грудь. Его темные волосы были забавно взъерошены, он едва разлепил глаза, пытаясь сконцентрироваться на мне, но у него это до смешного плохо получалось и я не смогла сдержать улыбки. Мне нравился его вид по утрам, не то чтобы он был плох в любое другое время, но именно утром он был чертовски мил. Расслабленный, спокойный, такой умиротворенный, совсем не такой, как во время школьных матчей, где на него возлагалась огромная ответственность. Мэтт был лучшим квотербеком в футбольной команде и во время игр он всегда выкладывался на все сто, на пределе своих возможностей, вырывая победу из лап соперников, даже если они заведомо были сильнее его. Он был настолько популярен, что в его шкафчике, в обоих его шкафчиках, можно было найти записки, открытки, фотографии весьма откровенного содержания и даже детали ношенного женского белья. Не знаю, как его поклонницам удавалось проникнуть в мужскую раздевалку, но они делали это с завидной регулярностью, совершенно не боясь быть пойманными. Каждая из них мечтала оказаться в его постели и появиться с ним под ручку в школьных коридорах, а лучше вместе зайти в столовую и показать, что именно она смогла завоевать сердце одного из самых крутых парней выпускного класса. Мне сложно было представить, сколько конкретно девушек побывало в его постели. Откровенно говоря, я старалась об этом не думать, но иногда на меня находило странное чувство, когда я пыталась разобраться в том, как так произошло, что его интерес сосредоточился на мне и вот он уже больше двух месяцев держит свою ширинку застегнутой учитывая, что раньше особо никогда не вел образцово показательный образ жизни. — Привет, принцесса, — сонно протянул Мэтт, потягиваясь, стараясь разогнать кровь по застоявшимся мышцам, занимая собой едва ли не всю мою кровать. Кажется, мне явно нужно что-то побольше для моей комнаты в общежитии, если он планирует иногда оставаться у меня, а после мы могли бы даже съехаться.От этих мыслей я ощутила себя так, словно внутри меня перевернулся кувшин с горячим шоколадом, украшенным маршмеллоу, оставляющий потрясающий вкус на кончике языка и согревающим меня изнутри. — Ты смотришь на меня, как на последнюю упаковку Choco Pi во время зомби апокалипсиса. Я не имею ничего против, но… — На его губах застыла уже знакомая усмешка, изгибающая уголок красивого рта. — Ты всегда можешь получить больше, если хочешь. Ты же знаешь это? Яркий румянец стыда залил мне лицо, и я вскочила с кровати, заправляя волосы за уши. — Знаю, — сглотнув, отозвалась я, робко переминаясь с ноги на ногу, словно мне холодно, но на самом деле, каждая клеточка моего тела пылала от смущения. Эти разговоры всегда были крайне неловкими, но явно не для Мэтта, в глазах которого отражалось веселье. — Мы ведь уже обсуждали это… — Что это? — словно совершенно не понимая о чем идет речь, задорно переспросил парень, демонстрируя белоснежную улыбку. Склонив голову набок, я едва уловимо покачала головой, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Мэтт, — умоляюще протянула я, чувствуя себя крайне неловко. Возможно, это выглядело довольно странно со стороны, но я действительно не могла озвучить слово “секс” вслух при нем. С девчонками мы разговаривали на разные темы, и в основном все сводилось к парням и очень пикантным сплетням. Из последнего мы обсуждали Аби из десятого, которая умудрилась похудеть на семь кило после того, как стала жить половой жизнью со своим парнем из колледжа. Или что Джессика одновременно отсосала двум парням из выпускного класса в раздевалке спортивной команды. Была еще Линдси, замутившая с преподавателем музыки, которых застали в его кабинете прямо в процессе. И таких историй было так много, словно в нашей школе совершенно не осталось девственников и девственниц, кроме меня и Хлои. Правда, в прошлом году Хло подрочила парню с параллели, но это вроде как не считается. С девчонками я не ощущала никакой неловкости во время таких разговоров и даже сама подливала масла в огонь, если мне удавалось услышать какой-то новый слух, но с Мэттом все было иначе. Совсем иначе хотя бы потому, что он был парнем. Чертовски горячим, смышленым, улыбчивым и милым, окруженным толпами поклонниц, с которых трусики слетали быстрее, чем он мог запомнить их имена. Он постоянно находился в центре внимания и я не знала ни одного человека в нашей школе, кто бы не хотел с ним дружить или хотя бы раз посидеть с ним за одним столом в компании чемпионов. К тому же, за них ходила ужасная слава любовных похождений и всего год назад я могла едва ли не ежедневно наблюдать рядом с ним новую красотку. На вечеринках он и вовсе вел себя отвратительно, попеременно целуясь то с одной, то с другой, а позже уходил наверх в компании еще и третьей. Кажется, у него был самый длинный послужной список из всех знакомых мне парней и я откровенно боялась того, что он быстро потеряет ко мне всякий интерес, как только я дам ему то, что он хочет. Это убеждение было таким сильным, что я совершенно не хотела принимать тот факт, что ко мне он относится совсем иначе. Что я была важна ему, о чем свидетельствовали его поступки и решения относительно нас. Он давал мне выбор, прислушивался к моим желаниям, постоянно оказывал знаки внимания и радовал разными милыми мелочами. Я ощущала себя счастливой рядом с ним и чувства к нему с каждым днем становились все сильнее, вгоняя меня в еще большую степень страха. Я слишком привыкла к нему. Привыкла к тому, что он вылавливал меня в коридорах и затаскивал в пустые аудитории или в ниши, чтобы мы могли хотя бы немного побыть в объятиях друг друга незамеченными. Привыкла к спонтанным свиданиям, когда мы забрасывали пару пледов, подушки в багажник его пикапа и наспех собирали корзинку с едой, чтобы уехать подальше от города, и устроить пикник под звездами. Я никогда не могла сдержать улыбки, когда он бегал как ошпаренный по школе в поисках меня перед ответственным матчем, чтобы получить особенный поцелуй на удачу. Или как мы прятались от его сестры и лишних глаз, которые могли нас рассекретить, пока мы скрывались под лестницей на стадионе. Это были самые лучшие два месяца в моей жизни, и я ощущала себя такой счастливой и полноценной благодаря ему, но все же продолжала жутко нервничать ощущая скорое приближение выпускного бала и того, что сказка может разрушиться. — Бемби, это совершенно не сложно, — приподнимаясь на локтях, наслаждаясь моим смущением, проговорил парень. — Это слово состоит из четырех букв и начинается на букву… — Боже, ты невыносим, — закатывая глаза, перебила его я, запустив в наглую морду мягкой игрушкой, искренне наслаждаясь его безупречной улыбкой. Мэтт без труда поймал мохнатое нечто и ловко уселся на колени посреди кровати, сжимая зверюшку в руках, прижав ее к паху. — Нет! Ты этого не сделаешь! — Мои глаза округлись до размера блюдцев из маминого нового серванта, а улыбка на лице Фостера стала еще шире. — Не смей! Положи Кубрика на место! Сей-час-же! — стараясь придать своему голосу как можно больше угрожающих ноток, сказала я. — Не сделаю чего? — совсем невинным голосом протянул парень, в то время как его глаза насмешливо прищурились. — А-а, ты про это? Изображая половой акт, Мэтт отдалял и прижимал мохнатика к себе, при этом томным голосом приговаривая: “да, детка”, “о боже, да”, “что ты сказала? жестче? я могу жестче”. — Нет-нет-нет! Перестань! — запищала я, прикрывая глаза, чтобы не видеть это непотребство. — Не обращай внимания на нее, малышка. Она не может помешать нашей любви. Имм.., — добавил, соблазнительно прикусывая губы, запрокидывая голову немного назад, демонстрируя вмиг напрягшиеся мышцы спортивного тела. — Оставь Кубрика в покое, извращенец! — налетая на него сверху, воительно заверещала я шепотом, искренне надеясь, что родители еще не проснулись от нашего переполоха. — Ах, ты! — Мэтт перехватил мои руки, сбрасывая меня со своей спины, укладывая на лопатки, ловко устраиваясь прямо между моих ног. — Ты разлучила меня с моей возлюбленной, — угрожающе запричитал он, и я едва ли не подавилась от разрывающего меня смеха. — И теперь ты обязана отдать чудовищу свою девственность, которую он заберет прямо сейчас! — грозно добавил, нависая сверху, в который раз давая почувствовать поразительную разницу в наших габаритах. Шквал быстрых поцелуев обрушился на мое лицо, затем шею и ключицу, пока гибкие пальцы побежали вдоль моих ребер безжалостно начиная меня щекотать. — Моли о пощаде, негодница! — насмешливо прошептал Мэтт прямо над моих ухом, а я едва ли не стала задыхаться от разрывающего меня смеха. — Стой…ха-ха, прекрати! С ума сошел…ха-ха, родители же! — Упс, как неудобно вышло, — изобразив страх, на секундочку прекращая свое воздействие, ответил парень и тут же продолжил с новой силой, а мне пришлось выгнуться дугой, стараясь хоть как-то вырваться из его цепких лап. — Мэтт, пожалу-й-ста, ха-ха, хватит! Вскинув правую руку вверх, я нащупала массивную шею и насильно потянула его к себе, вынуждая остановиться всего в сантиметре от моего лица, упиваясь дыханием друг друга. Мои пальцы непроизвольно зарылись в его темные кудрявые волосы, балдея от их жесткости. Глаза в глаза и я слышу, как тяжело он дышит, едва ли не физически ощущая то, с какой силой он сдерживает себя, чтобы не наброситься на меня прямо здесь и сейчас, хоть и дал мне обещание подождать до выпускного. Это подло и низко с моей стороны, но мне так нравится его дразнить, ничего не могу с собой поделать, поэтому я поддаюсь ближе и чувствую внушительную выпуклость в районе его паха, радуясь лишь тому, что черная ткань его боксеров скрывает достаточно от разыгравшегося во мне любопытства. Мэтт покорно ждет, пока я нервно кусаю губы и разглядываю его в зазор между нашими телами, любуясь выпирающими мышцами пресса и тем, что ниже, пока он настойчиво не толкается в мою промежность, отчетливо давая ощутить степень своего убеждения, а из моего горла не вырывается всхлип. — Хочешь…посмотреть? — запинаясь, глубоко дыша, спрашивает, бегло облизывая пересохшие губы. Его взгляд устремляется за моим, только не успевает добраться до своей цели, спотыкаясь об затвердевшие от возбуждения соски, проступающие сквозь его счастливую футболку, которую он совсем недавно подарил мне. — Я… Мне нужно немного времени, чтобы сориентироваться. Мы еще ни разу не заходили так далеко. Я не видела его без одежды, как и он меня. И мы никогда не трогали друг друга интимно. Это могли быть страстные зажимашки на заднем сидении его пикапа или в кузове, но всегда в одежде, а сейчас на нем были только боксеры, а на мне пижамные шорты и футболка, но чувство было такое, что на нас ворох одежды и от него необходимо избавиться немедленно. — Да, — неуверенно прошептала я, не в силах перестать его рассматривать. — Да? — переспросил Мэтт, и вены на его руках проступили еще отчетливее, словно только этого и ждали. — Да, покажи мне, — повторила, облизнув пересохшие губы. — Нам ведь не обязательно продолжать? Мы можем просто посмотреть друг на друга? — тут же добавила, чувствуя, как внутри меня зарождается страх, граничащий с едва ли контролируемым возбуждением. — Да, — глухо отозвался Мэтт, утвердительно качнув головой. — Конечно, просто посмотреть. Он приподнялся, давая мне возможность перебраться к изголовью кровати и поджать под себя ноги. Я старалась не обращать внимание на несколько смущающее ощущение влаги между ног, хоть и жутко покраснела. Кажется, Мэтт на удивление тоже чувствовал себя несколько странно. Он был взволнован и от этого, совершенно не знаю почему, но весь мой страх отступил, словно лишь сейчас я начала понимать, насколько он был искренен со мной в своих чувствах. От переполняющих меня эмоций мне хотелось расплакаться, но вмиг все мое игривое настроение улетучилось, как только я слышала, как распахивается дверь родительской спальни и в коридоре раздались глухие шаги. — Черт! — вырвалось из моих губ и я тут же посмотрела на часы. Девять? Уже девять? — Тебе нужно уходить! Сейчас же! — Ты убиваешь меня, — изобразив, словно я выпустила стрелу и пронзила его сердце, прошептал в ответ Мэтт, рухнув на кровать. — Ну же, пожалуйста! — старательно выталкивая его тушку с кровати, взволнованно добавила я, вовремя сбрасывая его под нее. — Белль, малышка, просыпайся! Завтрак будет через десять минут, у нас с папой к тебе есть разговор, — постучав по двери, позвала мама. — Еще пять минуточек, — испуганно прошелестела я, спрыгивая с кровати, начиная метаться по комнате, собирая вещи Мэтта в охапку. Шаги мамы отдалились, и я по звуку определила, что она спускается по лестнице на первый этаж. Фостеру необходимо было прыгать в окно уже сейчас, если он не хотел попасться на глаза моим родителям через окна на кухне. — Так все, твоя очередь лазить в мои окна, — наспех натягивая толстовку, обиженно отозвался парень, едва успевая завязать шнурки. — Прости-прости, — взмолилась я, бегло целуя его губы, помогая уйти незамеченным. — Увидимся, Бемби, — подмигнув, ловко спускаясь по дереву, бросил напоследок Мэтт, тут же спрятавшись в кустах, чтобы незамеченным проскочить к своему пикапу, припаркованному с другой стороны улицы. Закатив глаза, я едва уловимо покачала головой, перед тем как заправить свою постель и направиться в душ. Я любила воскресенья хотя бы потому, что в этот день мы всегда завтракали всей семьей. Обычно, в будние дни, папа уезжал в офис едва я успевала разлепить глаза перед учебой, а в субботу утром у мамы был пилатес, так что утро воскресенья всегда пахло жареными яйцами, беконом, а также блинчиками, вафлями или панкейками. Сегодня же я планировала отведать свой праздничный торт, к которому вчера даже не притронулась из-за того, что мы с девочками улизнули с моей же вечеринки сразу после того, как я задула свечи, но сегодня я намеревалась впихнуть в себя самый большой кусочек даже если будет угроза того, что меня разорвет. — Доброе утро, мамуля, — поцеловав маму в щеку, взволнованно сказала я, тут же подбегая к папе и чмокая его щеку тоже. — Доброе утро, папулечка. Так, я хочу кусочек с розочкой, кто-то еще будет торт? Он выглядит так аппетитно, м-м. Ты заказывала его в пекарне Вэнди? Какая же божественная у них выпечка! Отрезав кусочек, я сразу же вымазалась в креме, откусывая максимально большой кусь, на какой только была способна, тут же восторженно промычав свои эмоции от тающего во рту бисквита, пропитанного ликером и взбитого клубничного крема. — Белль, садись за стол и поешь нормально. Еще успеешь забить живот сладким, — с укором, проговорила мама, но я ее не услышала, запихивая в себя остатки, облизывая пальцы. — Шампанское в девять утра — это что-то новенькое, — занимая свое место за обеденным столом, прокомментировала я открытую бутылку шампанского и три бокала. — Сейчас уже половина десятого — это раз, а два, моей дочурке вчера исполнилось восемнадцать, так что, это прекрасное время начать утро с бокала “мимозы”, — смешивая апельсиновый сок вместе с игристым, ответил папа на мой комментарий. Подозрительно прищурившись, я окинула полным недоверия взглядом сначала одного, потом второго родителя. “Мимоза” была хороша во время бранча, но никак не во время завтрака. Родители выглядели немного взволнованными и меня это смутило, словно что-то произошло, но они не хотят меня расстраивать, как это было когда-то, когда умер наш домашний питомец, пока я была в лагере и родителям приходилось лгать мне, чтобы не расстраивать. Сделав щедрый глоток из своего бокала, я поджала губы, немного согревая жидкость в полости рта, после чего позволила себе насладиться необычным вкусом этого напитка, пока папа собирал свой сэндвич из поджаренного в тостере хлеба, зелени, яиц и бекона, а мама задумчиво пригубила из своего бокала. — Все хорошо? — не выдержав напряжение, от которого фактически электризовался воздух, спросила я, замечая, как родители нервно переглянулись. — Малышка, нам нужно серьезно поговорить, — начал папа, на что мама шумно выдохнула, опрокинув в себя едва ли не весь бокал. — Что-то случилось? Меня откровенно нервировала складывающаяся ситуация. Я уже очень давно не видела, чтобы мама выглядела такой растерянной и чтобы папа не мог подобрать слов. — Белль, ты уже взрослая, поэтому я не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо. Только выслушай сначала, потом сможешь спросить обо всем, о чем захочешь, ладно? — прямо посмотрев на меня, спросил папа и я утвердительно кивнула. Нет-нет-нет! Господибоже, пожалуйста, что угодно, но только не рецидив. Умоляю, что угодно! Я не переживу этого снова. Я не смогу вновь увидеть маму прикованную к трубкам, без которых она не сможет жить, пожалуйста, прошу, не делай этого со мной! Пожалуйста. Слезы сами собой проступили на моих глазах и едва успела их смахнуть, прежде чем задать свой тревожащий вопрос, рвущий мою душу на части. — Это рецидив, да? Как давно, как давно вы знаете?! — мой голос сорвался на писк, а пальцы сжались в кулаки. Умоляю, умоляю, умоляю! — Нет, милая! — взволнованно поймав меня за руку, произнесла мама. — Со мной все хорошо. Дело не в этом, малышка. Если бы в этом… Спасибо, спасибо, спасибо! Она виновато опустила голову и я увидела скопившиеся слезы в уголках ее глаз. Боже, да что стряслось?! Если дело не в этом, то что может быть хуже? Я бросила выжидающий взгляд на отца, совершенно не понимая, что происходит, и что так встревожило маму и как она может говорить так. Как она может говорить, что лучше бы дело было в этом?! Какого черта?! — Я проигрался, — потупив взгляд на свои руки, изрек папа, и я нахмурилась. — Проигрался? — пытаясь понять о чем, переспросила я, выискивая ответы на его лице. — Да, Белль. У нас больше ничего нет, — выдержав паузу, отозвался родитель и я перевела непонимающий взгляд на маму. — Ничего нет? Кажется, я напоминала какую-то умалишенную, повторяя за отцом его слова, но до меня действительно не доходил смысл сказанных им слов. — Газетное издание, которым мы владеем, уже очень давно несет одни лишь убытки. Люди перестали читать, Изабелль. Больше это никому неинтересно. Я задержал оплату рабочим за три месяца, надеясь, что если правильно вложу ресурсы в рекламу, то смогу вернуть к нам хоть какое-то внимание, а после постараюсь придумать что-то новое. Возможно, что пришлось бы полностью перейти на онлайн площадки, но деньги сгорели и реклама не принесла никаких результатов. Я остался ни с чем, кроме… — Денег, которые были отложены тебе на колледж, — закончила за него мама, когда отец замер, а в его глазах я впервые увидела настоящее сокрушение, пока он не отвел взгляд в сторону, словно у него не было сил смотреть на меня. — И… — Я был в отчаянии, Белль. Это была большая сумма, но недостаточная, чтобы я мог в корне изменить наше дело, выплатить долг рабочим и погасить ссуду на дом. Когда-то, в свое время, я выиграл деньги, которые мне помогли реализовать мою мечту и я снова рискнул, и мне везло. Мне так везло, и я просто не смог остановиться. Я проиграл все…все, что было и все, что я смог выиграть… Его плечи дрожали, и когда он поднял на меня глаза, в них стояли слезы. Мой всегда сдержанный, сильный, горделивый отец тихо плакал. Я даже представить не могла, что его что-то может довести до слез. Мой мир перевернулся: мой любимый папочка был не похож сам на себя, а мое сердце разрывалось от боли. Чувство абсолютной беспомощности захлестнуло меня. Я ощущала себя совершенно растерянной, испуганной, подавленной, видя, как плечи отца содрогаются и ему становится хуже. Мысли путались. Пульс подскочил настолько, что я без какого-либо труда слышала грохот сердца у себя в висках. Воздуха не хватало, предательские слезы жгли глаза и щеки. Мне нужно собраться. Нужно подумать. Выход есть всегда. Всегда, не правда ли? Я бросила умоляющий взгляд на маму. Боже, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь?! Это не может произойти с нашей семьей! В прошлом году в моем классе училась Сэнди Паркер. Она была довольно популярной девочкой в школе и занимала центральную позицию в группе поддержки. Она была милой, доброй и очень красивой. Мы хорошо общались и часто вместе ходили в библиотеку, чтобы подготовиться к урокам, но в какой-то момент она совсем пропала, а перед ее домом появилась табличка “For sale”. Позже я узнала, что ее отец обанкротился и им пришлось переехать в менее престижный район, и если быть до конца откровенной, то туда, где не было ни одного частного дома и все было застроено огромными рентовочными домами, знавшими лучшие времена. Как-то отец привозил меня к ней несколько раз и я могла наглядно наблюдать, как ее жизнь скатывается в бездну. Ей пришлось устроиться официанткой в придорожный бар, потому что это было единственное место, где она могла рассчитывать на дополнительные деньги, чтобы было что откладывать на колледж. В этом баре разливали дешевое разбавленное пиво и подавали нехитрые закуски к нему. Обычно, людей было достаточно во время спортивных матчей, тогда и чаевые хоть немного заполняли банку, в остальные дни, часто было довольно пусто, но все же лучше, чем довольствоваться одной ставкой. Ее матери повезло устроиться в цветочный магазин неподалеку, а отец пошел работать на завод, чтобы хоть как-то вытягивать стоимость аренды жилья. Кажется, позже, его оттуда уволили, из-за того, что он начал выпивать. Я почувствовала себя виноватой, ведь в последний раз я была у нее осенью, а после с удовольствием наслаждалась своей беззаботной жизнью, совершенно позабыв о ней. Я не хотела такой жизни… — О какой сумме долга идет речь? — едва различая свой голос, спросила я. — Мы ведь еще можем продать издательство и дом? Даже если он под ссудой, ее ведь можно передать другим? Мы могли бы переехать в дом поменьше. Я могла бы устроиться на работу и накопить немного денег, чтобы покрыть общежитие. Ведь есть еще студенческие кредиты. Я же могла бы взять кредит, правда? Пусть не в этом году, но в следующем. И мы бы обязательно что-то придумали. Может быть, открыли бы небольшую кофейню? Или булочную? Мамуль, ты же мечтала о небольшой кондитерской? А я бы во всем помогала. Мы ведь можем, правда? Мы справимся, нам просто нужно немного средств. Если мы продадим издательство, передадим ссуду на дом, то нам останется только отдать долг рабочим и как раз останутся средства для кондитерской при кофейне… — Малышка, — обратился ко мне отец, перебивая мою сбивчивую речь. — Даже если мы продадим издательство, этих средств не хватит, чтобы покрыть долг перед рабочими и оплатить все долговые счета, благодаря которым издательство существовало эти последние месяцы. Нас затаскают по судам и отнимут все до последнего цента. Дом изымет суд, как единственное имущество, способное перекрыть задолженность перед рабочими, а ссуда так и останется на нас сверху. При таких обстоятельствах ты не сможешь оформить на себя студенческий кредит и мы не сможем открыть никакое дело, даже самое маленькое, не говоря уже о том, чтобы жить в более-менее приличном районе. Сердце колотилось в груди, оно будто захлебывалось, как после пробежки на максимальной скорости, не справляясь с такой нагрузкой, причем так сильно, что я боялась стать первой восемнадцатилетней девушкой, у которой случился сердечный приступ. Я едва могла дышать, ощущая жуткое головокружение, а к горлу подкатила тошнота. Это сон. Это все сон. Это не могло быть правдой. Я не могла лишиться всего в один момент. Я так сильно старалась, так много. Я ведь поступила на бюджет, мне нужно совсем немного для общежития и некоторых дополнительных расходов на учебники, еду, и какие-то вещи. Мне нужен только первый взнос. Дальше я сама. Я справлюсь. Я смогу. Я буду учиться и работать, так ведь многие делают и мне это под силу. Но…я ведь не смогу оставить вас… Папочка, мамочка, как же так? Что теперь с нами со всеми будет? — Что…что нам делать? — глотая слезы, запинаясь, спросила я, едва в силах сконцентрироваться на лицах родителей. — Кристофер согласился нам помочь, — опуская взгляд, отозвался отец, словно ему было стыдно смотреть на меня. — Кристофер? — бросив полный непонимания взгляд на маму, переспросила я. — Причем тут Кристофер? — Он владеет антикризисной компанией, которая помогает спасти бизнес от банкротства и при этом зарабатывается на проценте от получаемой прибыли после. Разумеется, в течение какого-то заранее оговоренного времени: года, двух лет или более того. В зависимости от того, как договорятся стороны, — глухо пояснил папа, в то время как мама подала ему бокал бурбона, которым он тут же смочил горло, словно каким-то придающим храбрости лекарством. — То есть, он поможет нам, а потом просто возьмет какой-то процент от прибыли и мы будем в расчете? — попыталась уточнить для себя я, ощущая, как нервно трясутся мои ноги, скрещенные под столом. — Не совсем так, милая, — проронила мама, на что отец сжал ее руку в своих ладонях, в поисках ее поддержки. — У него есть условие. — Условие? — сглотнув, повторила за ней я. — Какое условие? — Ему нужна жена, — пояснила мама и теперь настала ее очередь отводить от меня глаза. В глазах от страха, стыда и волнения потемнело. Мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание, поэтому я схватилась за стол, чтобы не упасть, чувствуя как по телу пронеслась дрожь, а воздух словно закончился, а еще, мне мучительно захотелось пить. Шумно сглотнув, я на секунду прикрывая глаза, собирая себя по крупицам. — Это фиктивный брак, милая, и тебе совершенно необязательно соглашаться, — тут же добавила мама. — Выбор только за тобой. — Малышка, тебе только исполнится двадцать три. Ты будешь еще так молода и прекрасна, как раз закончишь учебу. Все двери будут открыты перед тобой. Только подумай о перспективах! Кристофер очень уважаемый человек в обществе. Он сможет дать тебе имя, о котором даже мечтать многим не приходится, — добавил папа, а шум в моих ушах усилился. Что он только что сказал? Двадцать три? — Фиктивный брак длиною в пять лет? Нет, я не смогу. Я не могу так, — заговорчески зашептала я, отрицательно качая головой. — Я не могу! А как же Мэтт? Как наши чувства? Я не могу так поступить с ним! — Мэтт? Кто это? — полными глазами непонимания уставился на меня папа, как и мама. — Он…мы встречаемся…я…мне кажется…я не уверена…но мне кажется, что я его люблю… Господибоже, почему я чувствую себя виновной? — У тебя есть мальчик? Почему ты ничего не говорила? — обескураженно спросила мама, а мои глаза застилали слезы, делая ее образ совершенно размытым. — Я…я просто…я… Невыносимо. Я не могу перестать заикаться, пытаясь подобрать правильные слова. Мне было так плохо и больно, что я не могла пошевелить головой, а затылок, виски и лоб раскалывались от тупой, пульсирующей боли. Кажется, меня сейчас вырвет. Сорвавшись со своего места я побежала в сторону уборной, где тут же выплеснула все содержимое моего желудка прямо в унитаз, медленно сползая по ледяной плитке на пол, сворачиваясь клубочком, стараясь успокоить рвущееся наружу сердце, едва ли не проламывающее грудную клетку в приступах невыносимой боли.