Yes, sir

       Прошло два месяца их еженедельных сессий, но Чонгук дрожал и возбуждался от его голоса, как в первый раз. Слишком в этом человеке было много силы, слишком он был тем, что нужно.        Ворс ковра, что натирал кожу коленей, руки за спиной, глаза опущены — все это было привычным, но каждый раз возбуждало до дрожащих ног и тихого скулежа. Все слова Доминанта били точно в цель, словно плеть по эрогенным зонам. — Вспоминаю нашу первую сессию, — хрипловато сказал Чимин, медленно ходя вокруг Чонгука с ремнем в руках, — ты пытался диктовать свои правила, был таким наивным и смелым.       Он остановился прямо перед лицом Чонгука, пальцы в черных латексных перчатках вплелись в волосы на затылке. — Согласился почти на все в анкете, — голос звучал мягко, но Чонгук знал, что спустя секунду он может стать холодным, пробирающим до костей. — Флагелляция, игры с расплавленным воском, царапание, порезы, уколы, прокалывание иголками, таскание за волосы.       Кулак сжался в волосах Чонгука, заставив его проскулить. Чимин продолжил лениво перечислять пункты, на которые парень дал согласие два месяца назад: — Сенсорная депривация, анальный и оральный секс, воспитание, дисциплина, получение наказаний, ошейники, плевки, использование игрушек.       Член стоял так крепко, что Чонгуку было почти больно. Он всхлипнул. — Сейчас я буду тебя пороть, и я очень надеюсь, что от тебя не будет шума. Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда сабмиссивы излишне громкие. В прошлый раз ты обещал мне исправиться.       Чимин убрал руку с волос и приподнял подбородок парня: — Отвечай. — Я буду тихим, сэр, как и обещал, — огромные влажные глаза смотрели преданно и невинно.       Чимин почувствовал, как его член дернулся. Этот парень. Только он может смотреться столь невинно, стоя голым на коленях, или насаживаясь на толстый дилдо, или в слезах умоляя трахнуть его в рот. Эти два месяца были настоящим испытанием для выдержки Чимина — его принципы давали трещину каждый раз, когда он смотрел в эти большие карие глаза с мокрыми ресницами.       Отпустив чужой подбородок, он перекинул ремень через шею парня, резко вжав лицом в свой пах. Чонгук ахнул. — Если будешь тихим, то позволю сделать мне приятно.       Он так же резко отпустил его и, отбросив ремень в сторону, сел на кожаный диван: — Иди сюда, — хлопнул ладонью по коленям.

◇◇◇◇

      Чимин молчаливо ждет, пока сабмиссив укладывается животом на твердые бедра, обхватывает пальцами подлокотник, утыкается носом в обивку дивана.       Долгое время он мучает. Не делает ничего, даже, кажется, не дышит. Слышно лишь тяжелое сопение Чонгука. И вот — ладонь в перчатке на ягодице. Легко гладит. Ласково, почти невесомо, скользит вниз к мошонке и возвращается обратно. От предвкушения и щекотки сводит мышцы, дыхание срывается. Так хочется простонать от наслаждения, но Чонгук не будет. Не тогда, когда на кону стоит то, о чем он мечтает два месяца. Он двигает бедром. Самую малость, подвинуться ближе он не смеет. Просто хочет узнать, возбужден ли его Доминант. Хочет ли он его хотя бы вполовину так же сильно, как Чонгук хочет его. Быть прижатым этим сильным и гибким телом к кровати, чувствуя всю его власть, силу его толчков, хлюпанье смазки.       Но трогать нельзя. Он попробовал две недели назад — его мигом поставили на колени и придушили так, что Чонгук до сих пор еще не отдышался. С тех пор он знает свое место. Знает — но каждый раз надеется. Желания Чимина — страшная и заветная тайна. Где-то глубоко внутри рождается скулеж. Очень, очень хочется, чтобы уже. Пожалуйста. Сегодня очень нужно…       Удар приходит без предупреждения. Чонгук дергается, прикусывает язык, не успевает отойти, как зад обжигает новый удар. Вибрация отдается в члене так остро и ярко, вспыхивает искрами под веками. Ладонь опускается снова и снова, на одну и ту же ягодицу, немного меняя место и ритм и — черт побери — Чонгуку кажется, что он или кончит, или отключится.       Пауза. Кровь стучит в висках. Мокрая головка члена потирается о брюки Чимина, а зад пылает с одной стороны. Чимин немилосерден. Снова обрушивается на ту же ягодицу. Чонгук громко хнычет, дергается, пытаясь отстраниться, но делает только хуже, больнее. Ожидаемо, Чимину это не нравится. Он любит полный контроль. Цокнув языком, пропускает правую руку под живот, прихватывает пальцами в перчатке основание члена. — Ты не был тихим, Чонгук, а это значит, что ты не получишь сегодня ничего.       Чимин бьет снова. Его сильные и четкие удары доводят до края, до темноты, так, что каждый удар вырывает вскрик. Потом он переключается на другую сторону. Хлопает ее жестко — и Чонгук стонет. Его зад просто горит, а член пережат крепкой хваткой Чимина. Он знает, что ему не позволят сегодня кончить.        Неожиданно рука цепляется в волосы. Тянет. Чонгук прогибается в пояснице — и тут же скулит от удара. Другого. Третьего. Четвертого. Они сыпятся один за другим. Дыхания не хватает. Слезы текут по горячим щекам. Боль такая, что хочется увернуться, освободиться, сбежать, но рука в волосах удерживает, вдавливает лицом в диван, заставляет терпеть до того момента, когда боль станет такой всеобъемлющей, что перерастет в удовольствие. Каждый удар дергает тело, жестко вбивая пахом в чужие бедра. Чонгук на самой грани, еще пара касаний — и кончит.        Его Доминант все знает.       Ладонь ласково скользит по горящей коже, успокаивает. Надавливает так, чтобы он опустил одну ногу на пол. Чтобы раскрылся, стал беззащитнее. Так больше остроты. Рука отпускает волосы. Чонгук слышит щелканье крышки, затем хлюпанье смазки. Пальцы в латексе трогают, мнут, надавливают. Ныряют в него уверенно, а затем выходят, растягивая. Возвращаются и распирают внутри идеально, не дают забыть, что его сейчас еще и имеют. Чонгук всхлипывает. Да, пожалуйста, еще чуть-чуть.        Удар. Рука бьет четко, быстро, по чувствительному. Чонгук сейчас одна сплошная сладкая рана. Он рычит и дергается, а внутри медленно, с нарастанием, поднимается оргазм. Еще немного.       Все прекращается. Рука останавливается на раскаленной коже. Чонгук всхлипывает. — Я ведь говорил, что ты не получишь сегодня ничего. Вставай.       Чонгук поднимается на дрожащих ногах, его член стоит настолько крепко, что это приносит лишь боль. Чимин, поднявшись следом, снимает черные перчатки и бросает их Чонгуку под ноги. — Разве ты был послушным сегодня? — спрашивает он, засунув руки в карманы брюк. Мышцы под загорелой кожей напрягаются, показывая его силу. — Нет, сэр, не был, — отвечает Чонгук, опустив глаза в пол. — Я не получил удовлетворения. И все из-за того, что ты не сумел быть тихим. — Простите меня, сэр. Позвольте сделать вам приятно.       Чимин хмыкает. Он молча идёт мимо Чонгука к двери. — Ты сделаешь мне приятно тем, что не будешь кончать ни сегодня, ни всю последующую неделю. Надеюсь, ты не думаешь, что я не узнаю, если ты ослушаешься меня, Чонгук, — в голосе звучит сталь. — Я так не думаю, сэр. Я не буду кончать, — отвечает Чонгук, все еще глядя в пол. Его член ноет и требует разрядки. Но он не собирается ее получать. — Сессия окончена, — дверь с тихим звуком закрывается.