Жизнь после

В который раз она ловит себя на мысли, что просыпаться в чужой постели непривычно. И в который раз исправляет саму себя: «в своей постели у тёти дома». Хотя технически постель не чужая, ощущение непривычности никуда не девается. Это её пятое утро здесь. Пусть оно не настолько неловкое, как первое, она по-прежнему чувствует себя скованно. Впрочем, она бы ни за что не променяла эти утра на привычные в родительской квартире. Тут никто не ругается, и не пахнет сбежавшим горелым кофе. И тётя милая… несмотря на то, что между ними произошло. Она встаёт с кровати, потягивается и подходит к ростовому зеркалу. На ней только длинная футболка и трусы, которые она моментально стягивает и сбрасывает вниз. Она поворачивается к зеркалу спиной и приподнимает футболку. Красные полосы от ремня сменились тёмными синяками. Она внимательно их рассматривает, будто делая ревизию, после чего проводит ладонью по ягодицам. Если немного надавить, всё ещё можно почувствовать боль. С одной стороны, она ненавидит это болезненное ощущение, но с другой… Каждое утро она рассматривает следы и надавливает на отметины посильнее. Каждое утро она чувствует жар между ног и к тому моменту, как её рука добирается до источника этого жара, там уже даже не влажно, а откровенно мокро. В такие моменты она немного ненавидит себя, ведь всё это неправильно. Но… она возвращается в кровать и ложится на живот, закрывает глаза и представляет, как тётя гладит её побитую кожу, опускается к половым губам, вскользь прикасается к клитору. Она стонет в подушку и ласкает себя сама, ни на секунду не переставая думать о том, что всё это делает тётя. Её лицо красное от стыда, а рука движется всё быстрее и быстрее. Она шепчет: – Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… И от этой мольбы возбуждается ещё больше, стонет чаще и громче, прикусывает нижнюю губу и двигает тазом. Она представляет, как тётя говорит: – Моя маленькая девочка так хочет, чтобы её трахнули. Голос у неё хриплый и возбуждённый. Она засовывает два пальца во влагалище и двигает ими настолько быстро, насколько позволяет поза. – Пожалуйста, тётя… пожалуйста… Ммм… Ей с трудом удаётся не закричать, когда, наконец, наступает оргазм. Она всхлипывает, вдавливаясь лицом в подушку ещё сильнее. Она чувствует себя такой грязной. И ни горячий-горячий душ, ни грубая щётка, ни мыло не смогут её отмыть. С какой стороны не посмотри – это всё ужасно плохо. Тётя – женщина, родственница, да и представлять, как она переворачивает её на живот, шлёпает, а потом… ну мерзко, что ли.… Но каждое утро ей настолько хорошо, что всё это не имеет значения. По крайней мере, не в эти полчаса.