Сочувствие к Дьяволу

Рик слушал шум льющейся воды, и его мысли зацикливались на том, как его сперма стекает по внутренней стороне бедер Карла, пока тот стоит под душем. Рик лег в кровать, заставляя себя переключиться на что-нибудь другое, но это было бесполезно, так как он продолжал думать о Карле, даже если считал, что думает о чем-то совсем отвлеченном. Тень Карла присутствовала во всех его мыслях и во всем, что он делал, потому что все нити, связывающие разрозненные части жизни Рика в единое целое, в конечном счете сходились в одну точку, которой и был Карл. Но теперь между ними ничего не будет как прежде, потому что Рик пошел на поводу у своих желаний и совратил собственного сына. Он должен был наставлять Карла и оберегать его от греха, но не смог хотя бы не навредить ему. Рик лежал в темноте, закрыв лицо руками, и пытался понять, когда именно все пошло под откос, когда он полюбил Карла не так, как отцу дозволено любить сына. Сына, которого он провожал в школу, которому помогал клеить модели самолетов, которого укачивал на руках перед сном. Он читал Карлу вслух, носил его на плечах, купал его в ванне, а теперь все в его голове было перевернуто вверх дном, и жизнь разделилась на две экспозиции, как оптический обман, глядя на который одним глазом, видишь не то же самое, что двумя. Иногда ему казалось, что все началось, когда пришло время выбирать колледж, или еще раньше, когда Карл лежал на больничной койке, и Рика не пускали в палату, а рядом виновато суетился Рон Андерсон, объясняя что-то про отбившихся от рук детей реднеков из бедных кварталов. Или еще раньше, когда Карл стоял босиком на песке, ветер трепал его волосы, а океан был шумным и грозным, и Карл сказал «будет буря», чтобы только заполнить образовавшуюся между ними пустоту. В тот день в начале мая этого года они поехали на пляж, и первая половина дня выдалась солнечной, но потом погода быстро испортилась, а они с Карлом поругались из-за какой-то ерунды. Карл снял кеды назло Рику, который просил его так не делать, и стоял на твердом сыром песке у самой кромки ледяной воды, повернувшись к Рику в профиль, так что тот мог видеть только стерильную белизну повязки на месте его правого глаза. Рик не знал, какое у него выражение лица, потому что его правая сторона казалась высеченной из мрамора и не выражала почти ничего, но он был уверен, что Карл вглядывается вдаль, как бывалый мореход, пытающийся определить погоду по едва заметным грозовым облакам на горизонте. И, словно подтверждая его догадку, Карл произнес: - Будет буря. Он сказал это решительно и сердито, как бы давая понять, что они все еще в ссоре, но он готов сделать первый шаг к примирению. И, может, дело было в непривычно грубом звучании его голоса, или в том, как его профиль с пустой глазницей вырисовывался на фоне неба, или в том, как ветер гулял у него в волосах, будто он был капитаном, ведущим корабль навстречу шторму, но Рик не удержался и с любовью сказал: - Ты прямо как маленький пират. Мой пират. Карл даже не посмотрел на него. Не издал смешок и вообще никак не отреагировал. Он постоял так еще некоторое время, а потом вдруг повернулся и побежал прочь по песчаной отмели. Рик растерялся, не понимая, что он сделал не так. Карл обиделся на его шутку? Ему надоело натянутое молчание между ними? Рик кричал ему в спину, чтобы он вернулся, но Карл не слушал его или просто не слышал. И тогда Рик, сам не зная зачем, устремился за ним, преследуемый странным предчувствием, что Карл будет убегать от него всю свою жизнь, а Рик будет гнаться за ним, пытаясь дотянуться до рукава его клетчатой рубашки, до его мягких волос, которыми играет ветер, до его белоснежной ладони, похожей на гипсовый слепок с призрака прошлого, удаляющийся тем быстрее, чем сильнее стараешься его удержать. Там была еще одна строчка, в этой чертовой песне, которая в детстве служила Карлу колыбельной. «Мне приснилось, что я держу тебя в руках, но когда я проснулся, то понял, что ошибался». Лори никогда не пела этот куплет. Дверь в комнату Рика скрипнула, вырывая его из воспоминаний, и, отняв ладони от лица, Рик увидел Карла, подходящего к его постели. - Нет! - Рик вытянул вперед руки, отгораживаясь от него. - Иди к себе, Карл. - Я хочу быть с тобой, - голос Карла не звучал ни настойчиво, ни умоляюще, это был голос человека, констатирующего сухие факты, и Рик понял, что Карл не один раз репетировал этот момент. - Нет, Карл, иди спать, - и вопреки своим же словам, Рик протянул руку и включил прикроватную лампу, желая рассмотреть Карла при свете, но зная, что после этого он уже никуда не уйдет. Карл стоял перед ним, скрестив руки на груди, как оскорбленная добродетель, и на нем был все тот же глупый халат до середины бедра. - Пожалуйста, - когда вспыхнул свет, Карл сделал два шага вперед, и прежде чем Рик понял, что происходит, Карл положил руки ему на плечи и залез на постель, упершись коленями в матрас по обе стороны от бедер Рика. - Я так сильно хочу этого. Рик неразборчиво пробормотал в ответ что-то, уже не имеющее значения, потому что его ладони каким-то образом оказались на внутренней стороне бедер Карла, поглаживая его кожу и медленно поднимаясь все выше, где у Карла не было боксеров под халатом. Карл смотрел на него сверху вниз, нависая над ним, и спадающие на лоб волосы едва прикрывали пустую глазницу. Рик поднял к нему лицо, нежно лаская его внизу, наблюдая, как губы Карла приоткрылись, выпуская неровный вздох. - Еще, - еле слышно прошептал Карл, подаваясь навстречу прикосновениям Рика, который мучительно медленно оглаживал его член кончиками пальцев. Рик потянулся к нему, чувствуя пульсацию крови в висках, и застыл в нескольких дюймах от его губ, глядя на него с нескрываемым обожанием. Карл наклонился вперед, и Рик застонал, когда их губы наконец-то соединились. Он пробовал Карла на вкус, сталкиваясь с ним языками, и его член, о который Карл терся поверх тонкого одеяла, снова был возбужден. Рик повалил Карла на спину, целуя его тело через ткань халата, пытаясь развязать туго затянутый пояс трясущимися руками. - Дай я… - предложил Карл, и пока он возился с поясом, Рик стянул с себя боксеры и снова лег на Карла, беспорядочно оглаживая его раздвинутые ноги. Наконец, Карл справился с узлом и бросил халат в сторону, достав что-то из кармана. Рик уже ничего не соображал от осознания того, как близко они друг к другу находятся, ощущая под собой горячее гибкое тело Карла. Карл протянул ему баночку вазелина, которую, видимо, достал из аптечки в ванной, и Рик горько усмехнулся его предусмотрительности. Карл с самого начала знал, что так будет, что Рик не сможет устоять, но сейчас Рик не упрекал себя в этом, потому что Карл, лежащий под ним, стоил того, чтобы пойти наперекор моральным принципам, божьей воле и чему угодно еще. Рик нанес смазку на свой член и вошел в Карла очень медленно, внимательно наблюдая за выражением его лица, чтобы заметить любые проявления боли и дискомфорта. Все было не так, как в прошлый раз, который можно было попытаться оправдать временным помрачением рассудка. Рик уже не спешил быстрее закончить начатое, и старался доставить Карлу столько удовольствия, сколько возможно, целуя каждый дюйм его кожи, наладив размеренный темп, толкаясь в него глубоко и сильно, наслаждаясь тем, какой Карл отзывчивый и чувствительный. Они занимались любовью на той самой кровати, на которой Карл когда-то был зачат, и это было еще хуже, чем когда Рик просто взял его со спины, потому что к похоти теперь примешивалась нежность и отчаяние – две постоянные составляющие любви Рика, которую он взвалил на Карла, как неподъемный груз. И когда Рик двигался в нем, одной рукой гладя его скулу под изувеченной глазницей, а другой удерживая его за бедро, и здоровое веко Карла трепетало, как крыло бабочки, у Рика против воли вырвалось: - Ты такой красивый, - он наклонился и коснулся губами шершавой кожи рядом с черным провалом раны, - такой, черт возьми, красивый, ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Карл посмотрел на него то ли с недоверием, то ли с прямым упреком, и Рик почувствовал себя так, будто с каждым движением и с каждым сказанным словом он делает Карлу только хуже, но тут Карл усилил хватку на его плечах и хрипло попросил: - Не останавливайся. Рик послушался. У него не было выбора, и он не хотел его иметь. Они с Карлом плавно двигались, сплетаясь телами, будто их нес прибой, покачивая на волнах, а Рик продолжал шептать Карлу на ухо о том, как сильно он любит его, и его слова были потоком, прорвавшим дамбу, которую он возводил много лет. Карл постанывал, всхлипывал и отвечал ему взаимностью на каждое его признание, отчего Рик чувствовал себя оправданным и прощенным. Он излился в Карла вскоре после того, как Карл кончил, даже не дотронувшись до себя. Рик еще долго целовал его, и Карл, наконец, заснул в его объятиях, как Рик давно мечтал. **** В лучах солнечного света все казалось более настоящим. Рик лежал в постели, медленно скользя взглядом по комнате, и заново переживал случившееся, как если бы жизнь проносилась у него перед глазами за секунду до смерти. Он знал, что ему надо было идти на утреннюю службу, и понятия не имел, о чем говорить прихожанам. Раньше он всегда придумывал не слишком демагогичные проповеди за чашкой кофе или пока ехал до церкви, но сегодня он сомневался, что вообще сможет встать с кровати, потому что Карл лежал в его постели, Карл был абсолютно голым и прижимался к нему всем телом, и естество Рика больше всего на свете желало послать проповедь к чертям и еще раз погрузиться в Карла, чья кожа выглядела медовой в солнечном свете. Карл лежал на его плече, и Рик повернул голову, намереваясь разбудить его поцелуем, но вздрогнул, увидев перед собой пустую глазницу. Черный зияющий провал будто смотрел на него с укором, и Рика тут же швырнуло из грез о Карле обратно в реальный мир, где у Карла должна была быть нормальная юность, нормальный выпускной год и нормальный переход во взрослую жизнь. Все это и так омрачалось потерей глаза и травмами прошлого, но теперь Рик окончательно все испортил. Стараясь, не потревожить Карла, Рик выскользнул из его объятий и направился в ванную, вытащив из шкафа нужные вещи. По дороге к двери он заметил на полу халат. С мыслью о том, что надо бы сжечь это дерьмо, Рик взял его с собой и сунул подальше в корзину с грязным бельем. Он встал под душ и, включив воду, прислонился лбом к кафельной плитке. Он все еще не чувствовал себя виноватым, но теперь при свете дня видел картину более четко и понимал, что их отношения с Карлом обречены. Не было никакого раскаяния, просто за дверью лежал реальный мир, действующий по определенным законам. Рик верил в те из них, которые помогают обществу нормально функционировать, поэтому и стал шерифом. И так случилось, что юридические и божьи законы порой пересекались в произвольных местах, так что Рик не видел ничего сложного в том, чтобы быть добросовестным священнослужителем, имея опыт добросовестного стража порядка. Если бы Рик знал еще и физические законы, то, вероятно, стал бы не полицейским, а физиком-ядерщиком и получил бы возможность взорвать планету к чертям, что теперь соответствовало его настроению. Рик не стал завтракать, чтобы успеть уйти из дома до того, как Карл проснется. Немного поколебавшись, он написал короткую записку, в которой сообщал, что вернется поздно, и прикрепил ее к холодильнику. Потом он сел в машину, стараясь ни о чем не думать, и проехал пару кварталов, чтобы купить сэндвич в ближайшем супермаркете. На парковке перед магазином он положил голову на руль и беззвучно заплакал. Карл был его единственным сыном, которому он в детстве покупал сок и пончики в этот самом супермаркете, а теперь их отношения превратились в какой-то грязный клубок из смятых простыней, откровенный стонов и жадных прикосновений. Впрочем, Рик еще до вчерашнего увяз во всем этом, но тогда он хотя бы мог сохранять иллюзию нормальности и не впутывать в это Карла. Карл, конечно, сам хотел этого или думал, что хотел, но он был лишь подростком с бушующими гормонами, и Рик чувствовал себя так, будто он воспользовался Карлом. Или же это Карл воспользовался им для удовлетворения своих растущих потребностей. Большинству людей было интересно узнать, что находится за лезвием, за чертой, отделяющей богоугодное от порочного, нормальное от аморального. И Карл теперь в этом преуспел, только вряд ли это добавит ему популярности на вечеринках. Рик вытер слезы и вышел из машины в туманное ноябрьское утро. Он должен был взять ситуацию под контроль, потому что иначе последствия случившегося понесут их с Карлом жизнь к полной катастрофе, как поезд, сошедший с рельсов. Рик приведет свои мысли в порядок и затем поговорит обо всем с Карлом, чтобы между ними не осталось недосказанности. Так он планировал, пока ходил по ярко освещенным проходам супермаркета. Но вновь оказавшись в машине, он уже не был в этом уверен. Он исходил из того, что меньше чем через год Карл уедет в колледж, найдет там новых друзей, а затем переедет из родительского дома поближе к работе, когда-нибудь женится, заведет детей и по праздникам будет навещать со своей новой семьей Рика и Лори. Рассмотрев эту идею под разными углами, Рик пришел к выводу, что в ней есть два огромных изъяна. Вероятно, на самом деле их было намного больше, но его воспаленное сознание заметило только самые очевидные. Во-первых, Карл может не захотеть для себя такого будущего в стиле американской мечты. Во-вторых, он сам не хотел такого будущего для Карла. И все же это было лучше, чем если Карл однажды проснется и осознает, что отец пользовался его наивностью и вытворял с ним непристойные вещи. Рик думал о том, является ли причиной желаний Карла тот случай, когда его чуть не изнасиловали. Может быть, он неосознанно ищет повторения тех событий? Может, у него возникла нездоровая тяга к единственному человеку, который может его защитить? Рик должен был сводить его к психологу, но Карл утверждал, что он в порядке, а Рик боялся ему навредить. Боялся, что психолог заставит его заново переживать те события или разроет еще больше детских травм, пока что дремавших и не дававших о себе знать. Теперь Рик понял, насколько ошибался, но было уже поздно. Если бы Рик был эгоистом и не любил Карла по-настоящему, он бы вернулся домой, залез к Карлу под одеяло и еще несколько раз насладился его теплом и податливостью, предоставив жизни самой нести их по течению. Но он любил Карла и был готов сделать ради него что угодно, даже если это означало отпустить его. Безумно хотелось отменить службу, сказавшись больным, поехать в ближайший бар и провести там время до самого вечера, но Рик знал, что если он напьется, то его предыдущий план покажется ему абсурдным, и он просто потащит Карла в постель, послав к черту здравый смысл и рассудительность. А он не мог этого допустить, потому что уже принял решение, несмотря на то, что Карлу оно не понравится.