Неделя

Она курит дерьмовые сигареты и смотрит зверем. Она никогда не здоровается, не прощается и не спрашивает. У неё обветренные губы и грубая кожа на руках. И выглядит она на лет десять старше, чем есть. Кажется, она нигде не работает, но ты не знаешь точно. А ещё её выпустили из тюрьмы месяца три назад. Соседки говорят, что она вышла по УДО («По-хорошему, ей ещё надо сидеть и сидеть за все те зверства!»). Про зверства говорят много и с особым смаком, обсасывая детали. Говорят, она кого-то убила. Говорят, с особой жестокостью. Ты не хочешь в это верить. Пусть она и похожа на человека, который мог бы это сделать… но тебе не хочется жить в гнилом чёрно-белом мире соседок. Когда она проходит мимо, они смотрят осуждающе и говорят: – Держись от неё подальше. От такой добра не будет. Ты бы и держалась. Не потому что говорят, а просто… просто так – ты и без всяких предупреждений ни с кем не сближаешься. Но её входная дверь напротив твоей. Вы часто сталкиваетесь то в лифте, то в коридоре. И ты не можешь отвести взгляд. Это будто встретить дикое животное в лесу – одновременно притягательно, красиво и чертовски опасно. Однажды ты приглашаешь её на чай. Пока ты метушишься по кухне, она стоит в дверном проёме, облокотившись на раму, и смотрит. Ты что-то говоришь, говоришь, говоришь, чтобы не было неловкой тишины. Вдруг она подумает, что ты её боишься? Или что относишься предвзято. Или ещё что-то подобное. А потом вы сталкиваетесь взглядами, и её слова заставляют тебя замереть. – Трахнуть тебя? – и это, как обычно, не вопрос, а утверждение. Становится не до чая. Становится страшно. Пусть кухня – не лес, а она – не дикий зверь, нервы дают сбой. Тебя определённо пугает, что сейчас она может сделать с тобой всё, что захочет. Но ещё больше пугает, что ты этого хочешь. – Да, – жалкое и бесполезное. А дальше всё происходит слишком быстро, и слишком грубо. Аналогия с миром животных становится всё ярче, красочнее. Она вжимает тебя в стол, одной рукой расстёгивает ремень на джинсах, а второй влезает под футболку и грубо сжимает грудь через лифчик. Это больно, а обычно ты не любишь, когда больно, но сейчас получаешь от этого какое-то изощрённое удовольствие. Её движения резкие и грубые. И, кажется, она вообще без понятия, что существует такая штука, как прелюдия. Пока одна рука продолжает мучать грудь, вторая уже под трусами – водит по клитору и сухой промежности. Когда она с усилием вставляет палец внутрь, ты стонешь – от боли, а не от удовольствия. Ты собираешься попросить её быть нежнее и медленнее, при этом тянешь руки к пуговицам на её рубашке – хочешь чувствовать её кожу. – Нет, – она отстраняется. Всего на пару секунд, но ты сразу ощущаешь нехватку рук на себе и в себе. Она резко разворачивает тебя к себе спиной, стягивает джинсы и заставляет склониться над столом: перед лицом конфеты и печенье к чаю, а между ног – её рука. Ты дрожишь, а потом начинаешь кричать, когда сразу два пальца резко входят внутрь. Это слишком, ты не готова, ты хочешь, чтобы она их достала, но слова застревают в горле. Ты пытаешься сжать ноги, остановить её, но движения продолжаются в неизменном темпе. Ты почти готова крикнуть ей, чтобы она перестала, когда понимаешь, что внутри уже мокро, а твои бёдра движутся синхронно с её рукой. Разрядка наступает почти моментально – под её напором через какие-то пять минут оргазм сокрушает тело. Ты извиваешься на столе, с трудом справляясь с яркостью ощущений. Но то, что ты кончила, не мешает ей продолжать. Она хватает тебя за волосы и заставляет приподняться. Рука внутри движется быстрее. Ты чувствуешь, как давление на стенки усиливается: пальцев внутри становится больше. Три, четыре… Это много, очень много, но это так хорошо. Ладонь сжимается внутри, и то, что было «слишком» всего мгновение назад, сейчас кажется пустяком. В тебе ещё не кулак, но почти… Она расправляет ладонь внутри тебя, а тело сотрясает от второго, более сильного, оргазма. Ты хватаешься за край стола, чтобы не свалиться на пол. Она продолжает держать тебя за волосы, да и вторую руку не спешит доставать. Жидкость течёт по ногам, и когда она, всё же, убирает руку жидкости становится ещё больше. Такого с тобой никогда не было. Боковым зрением наблюдаешь, как она вытирает руки о фартук и уходит. Уже у двери оборачивается и бросает: – Спасибо за чай. Через неделю всё в квартире пахнет дерьмовыми сигаретами и сексом. Кажется, не осталось и места, где бы она тебя не трахнула (не то, чтобы в гостинке было особо много мест, но всё же). Она никогда не снимает одежду и не позволяет к себе прикасаться. Её движения всегда резкие, но грубость никогда не переходит в жестокость. Иногда даже кажется, что она заботливая. Просто, по-своему. Иногда ты думаешь о том, что она кого-то убила. Вспоминаешь мерзкие истории (мерзких) соседок, от которых мороз по коже. В один из раз, когда она курит лёжа в твоей постели после очередного секса, ты решаешься. – Говорят… – Правду говорят. – И про… – И про это тоже. В голове всплывают образы из кровавых историй. Нечто подобное могло сотворить даже не животное, а чудовище. Но ведь она – твоё чудовище. Ты прижимаешься к ней поближе, трёшься носом о шею, и умиротворенно засыпаешь. Твой зверь рядом – тебе нечего бояться.