"Sex Is Not Enough"

      Лязг оружия на тренировочной площадке лагеря повстанцев разбудил чуть ли не с рассветом. Я, зевая, выбралась из постели, прихватила сталь и поплелась на звук. Ещё удивительнее было, что, кажется, здесь никто не спал. Постоянно стояло оживление. Днём и ночью. Разумом я понимала, что большинство просто дежурит, на случай, если такое сплетение энергий всё же найдут и придётся отстаивать жизни. Но… было тихо.       Меня одолевало любопытство — как всего за пару дней необитаемая громада острова была застроена? Пусть даже такими развалинами. Были кое-какие гипотезы, но донимать тех, кто мне был не знаком не хотелось совершенно. Бес его знает — чем бы закончилось в конечном итоге. Фанера, доски, решётки, клетки. Угнетающее впечатление, если доподлинно не знать целей обитателей этого лагеря.       На вытоптанной неогороженной площадке тренировались Ости и Саферий. Ещё парочка демонов и один ангел стояли в сторонке, наблюдая за тем, как друг из друга высекают искры трезубцы и меч. Ости улыбалась, разойдясь не на шутку. Архидемон, оставшийся в одной рубашке и исподних свободных брюках, наконец стал похож на действительно достойного бойца. Я осторожно отошла в сторонку, слушая переговаривающихся наблюдателей. Меня заметили не сразу, зато, когда заметили, прошла цепочка вздрагиваний и куда более тихие шепотки.       Закатив глаза, я чуть улыбнулась, стараясь выглядеть как минимум благожелательной:       — Я не кусаюсь.       Нервные смешки. Один из демонов с любопытством посмотрел на рукоять моего меча, оценивая бриллиант в утяжелителе и филигранную ковку гарды. Спустя минут пять мы, словно пара потрёпанных жизнью вояк, разбирали плюсы моего оружия. Мне отчего-то было немного смешно — демон так одухотворённо распинался о том, что в аду таких кузнецов нет. Я с усмешкой рассказала о столичном, вызвав хохот и рассказ о том, как Сатана подбирал себе мечи. Заинтересованные наблюдатели приволокли своё оружие, появились спарринг-дуэты. Я молча наблюдала, не торопясь присоединиться. Хотя безусловно было бы полезным.       На плечо легла ладонь, заставив подскочить. Я обернулась, глядя на Непризнанную, что позавчера появилась в комнате с подносом. Она робко стояла уже, кажется, думая о том, чтобы сбежать, но взгляд неотрывно смотрел на рукоять меча.       Хриплый шепоток:       — Научи меня… пожалуйста.       Я сглотнула:       — Оружие подобрать надо. Я не думаю, что…       — Есть, — она робко вытащила из-за спины странного вида ножны.       Показался обычный ничем не примечательный меч. Выполнив манипуляции по «примерке», я с любопытством покосилась на железо:       — Не тяжёлый для тебя?       — Нужно привыкнуть. Другого нет, — девушка покраснела, протянув ладонь для рукопожатия и запоздалого знакомства. — Джеки. А ты Виктория…       Улыбнувшись, я пожала тонкую ладошку:       — Очень приятно. Хорошо, — я кивнула в сторону от основной площадки.       Она радостно кивнула, просияв и пошла в выбранном направлении. Короткий экскурс о том, как следует размять и научить руки чувствовать вес оружия, чтобы оно не становилось непосильной ношей. Тихий смех о том, что Непризнанная, бегающая вокруг лагеря с мечом в вытянутой руке, будет смотреться нелепо вызвал у меня улыбку. Пришлось объяснить, что в условиях боя нет времени на усталость. Смех испарился, молчаливый кивок, согласный с рекомендациями.       Я судорожно напрягала извилины, стараясь упомнить всё, чему учил Миндер. Мысли о тренере заставили нервно поёжиться. Пожалуй, он из оставшихся в школе больше всех волновался бы.       — Виктория!.. — окликнули из-за спины.       Я обернулась, глядя на Фенцио. Молчаливый кивок на основную постройку.       Ноги стали ватными. Я сглотнула, попрощавшись с Джеки, и пошла к ангелу. Что ж, то, ради чего меня сюда принесло, помимо него самого, вот-вот случится. Почему-то нервничала. По сути, он не сделал мне зла. Даже спас, если бы мать, метнув копьё, немного промазала. Ещё и видения… Я уже знала, что от того мальчика с обрыва не осталось ничего. Ни капли от прошлого ребёнка, на которого объявили охоту.       Взгляд скользнул по напряжённому лицу ангела:       — Судьбоносная встреча? — я чуть нервно улыбнулась.       — Именно. Будь внимательна с тем, что говоришь и делаешь. Его не стоит злить…       Поморщившись, я убрала меч в ножны и пошла следом:       — Разберусь. Надеюсь, сегодня он меня не прибьёт.       Фенцио вздрогнул:       — Вот потому мне и страшно тебя с ним наедине оставлять. Язык без костей, тонна колкостей и бочка ехидства, — он потёр пальцами глаза, продолжая идти, и проговорив значительно тише. — Он ещё нестабилен.       Я мотнула головой:       — Постараюсь быть сдержаннее. Мне нужно показать, что я на его стороне. — оглядевшись по сторонам, успеваю обхватить пальцами широкое запястье и на удивлённый взгляд молча кивнуть на затенённый угол какого-то барака.       Тело вытягивается в скрытом от посторонних взглядов углу в напряжённую струнку, забирая поцелуй. Впивающиеся губы почти не сдерживаются, едва не пуская кровь. Только пальцы сминают тёмный плащ в пригоршнях, чтобы устоять на подкашивающихся от панического восторга ногах. С тихим перестуком посох встал к стене, позволив сжать меня руками почти до хруста в рёбрах. Через одежду ощущается грохот двух сердец и меня это почему-то успокаивает.       Отстраняюсь первой, мягко тронув горячими после поцелуя губами снова до гладкости выбритую щёку:       — На удачу. И я буду сдержанной, обещаю. Пора идти…       — Хочется верить, но получается плохо, — с нервной усмешкой ответил Фенцио.       У постройки так называемого «штаба» была охрана. Меня попросили оставить оружие. Не удивилась, спокойно в несколько щелчков отстегнув все ремни и протянув охране, настоятельно не рекомендуя прикасаться к рукояти. Один из демонов, словно ребёнок, первым делом попытался сразу ухватиться за меч. Пахнуло озоном, и треск защитных рун оповестил, что я не шучу. Охранник одёрнул руку, потряхивая обожжённой кистью с оскалом, после чего открыл дверь, приглашающе кивнув на тёмный провал проёма.       «Всё, Виктория. Теперь только твой язык имеет ведущую роль. Включи мозги и действуй, как собиралась…» — подумала я, нервно потянув воздух носом и делая шаг в полумрак.       Мальбонте в очередной раз замер, склонившись над расстеленными на столе картами. Напряжённые расчёты и попытки прикинуть дальнейшие планы действий. В руке была зажата уродливая статуэтка, смахивающая на прочие, но весьма отдалённо. Стоило выйти из мрака, как он поднял на меня взгляд, рассматривая оценивающе и с нескрываемым любопытством вкупе с лёгким раздражением. Остальные эмоции умело прятались.       Мы несколько минут рассматривали друг друга. Я невольно сравнивала все свои воспоминания. От светлокрылого чистого Бонта до мальчишки с обрыва, которого довелось видеть в его памяти. Стал выше, сильнее. Огромные алые крылья за спиной внушали мне восторг и удивление: как с этим можно управляться?.. Я к своим-то привыкала почти месяц, когда они стали больше. А эта громада и вовсе пугала. С момента слияния, он стал тем собой, кем должен был стать, не случись разделения по воле Шепфа.       Молчание затягивалось. Мальбонте разжал ладонь, швырнув на стол фигурку. Я вспомнила иллюстрацию из трактата адского библиотечного фонда и криво улыбнулась, рассматривая непропорциональную уродливую интерпретацию: искривлённый рог с одной стороны и маленький нимб с другой, крыло летучей мыши и немощное ангельское. Статуэтку, очевидно, он швырял не в первый раз. Уже успело раскрошится ангельское крыло и частично был сломан нимб.       Он серьёзно взглянул на меня:       — Похож? — уголки губ дрогнули, скрывая подступающую усмешку с горечью: — Чудовище с огромными рогами, копытами и маленькими ангельскими крыльями. Взгляд добрый, но скрывающий в себе неудержимую злобу ко всему сущему… Так ведь было написано в той поганой книжонке?.. Ещё и глаза: один алый, другой голубой…       Я пожала плечами:       — Похож ровно настолько, насколько я похожа на Зигзу. Отсутствие душа, конечно, уже всё больше делает нас копиями друг друга, но я пока не пованиваю гнилым тряпьём, вроде…       Он удивлённо вскинул брови, уловив сарказм:       — Значит, не похож?..       — Нет, — я усмехнулась. — Трактат писался в большей мере для того, чтобы не позволять школьникам вступать в отношения с представителями не своей фракции. А это… — я указала раскрытой ладонью на статуэтку, — Так и вовсе издевательство над пропорциями и искусством.       Мальбонте стремительно обогнул стол, прислонившись бёдрами с другой стороны напротив меня. Крупные горячие пальцы ухватились за мой подбородок, заставляя смотреть в глаза. Я спокойно выдерживала взгляд. Чёрные зрачки в кайме карей радужки расширились, он чуть потянул воздух носом, пытаясь понять мои мысли, забраться в голову. Не выходило из-за татуировки. Это, кажется, злило его.       — То есть, ты не считаешь меня злобным мстительным монстром, который в заточении своей части лишился остатков своего разума?.. — вкрадчивый вопрос.       — У тебя полное право быть таковым. Я предпочитаю пользоваться своими мозгами, а не чужими россказнями. К тому же… — чуть вывернув подбородок, я отступила без какого-то сопротивления, — К тому же недолгое пребывание в этом мире позволяет мне во многом разделять твои стремления.       Он задумчиво склонил голову набок, продолжая рассматривать меня уже без агрессии. Прежде напряжённая атмосфера начала потихоньку разряжаться. Он впился пальцами в крышку стола, давя новую вспышку желания прикоснуться ко мне, судя по всему. Мотнул головой, гоня эти мысли. Нервное приглашающее движение ладони в сторону колченогого табурета. Я благодарно села, сложив руки на коленях.       По «штабу» пролетел вздох:       — Почему ты не боишься меня?       — А почему должна? Ты не делал мне зла, не причинял боли. То, что пришлось вытерпеть во время ритуала… Я сама дала обещание забрать ту боль и сдержала его.       Взгляд стал тяжёлым:       — И при этом забрала часть моей силы. Я не полноценен из-за этого…       Я чуть усмехнулась, отрицательно качнув головой:       — В мире смертных есть такая поговорка: «Никогда не клади все яйца в одну корзину». Смысл в том, что, если выпадет дно — разобьются все без исключения, — я повела рукой словно указывая на лагерь. — Как я понимаю, здесь установили частичный щит, как над школой, который помогает скрыть тебя и твою энергию. Плюс действует амулет… В школе на совете обсуждалось, что будь ты в полной силе, он бы не справлялся, — я опустила голову, чуть тише проговорив. — И я благодарна тебе за ту силу, что оставила в себе, прости за неё. Я бы не выжила, если бы она прошла вся… Повреждения ментального поля восстановить своими силами я бы не смогла…       Хмыкнув, Мальбонте сократил расстояние, опустившись на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. Я всё равно вынуждена была поднять голову, чтобы видеть его глаза — рост различался капитально. Стало немного смешно от того, что я ему в стоячем положении до середины груди едва доходила. Однако, всё же, я ловила себя на мысли, что рядом с ним я выгляжу как лилипут.       — Может, ты и права. Сила… вот только не сила помогла тебе выжить, а нечто другое. Но, да, верно, деление помогает мне сейчас оставаться незамеченным, — и всё же взгляд стал колючим. — Однако, как только я выясню, как забрать своё по праву, я сделаю это любым способом, Виктория. Мне необходимо быть сильным, чтобы блюсти Равновесие и выровнять весы правосудия в руках Немезиды.       Я внимательно взглянула в его глаза:       — Даже если это убьёт меня?       Он сглотнул, обхватив пальцами своё левое запястье. Под широкой массивной ладонью спрятались синяки, оставленные моими пальцами. Или это уже были даже не синяки. Слишком много времени прошло — должны были уже рассосаться. Пятна на гладкой коже полудемона по форме тонких женских пальцев резали глаз и почему-то заставляли его нервничать. Он снова мотнул головой:       — Я постараюсь этого не допустить. Но ты должна понять, что цена справедливости может быть высока. Нужно уметь жертвовать чем-то, чтобы достичь цели.       Хмыкнув, я осторожно протянула руку, скользнув пальцами по его ладони и без труда поддевая щиты. Брови Мальбонте снова взметнулись, он задышал чаще, чувствуя сплетающиеся в танце энергии. Без всякого секса, без всякого интима и желаний по комнате пролетела вспышка сине-белого свечения, смахивающая на северное сияние. Он удивлённо оглянулся, рассматривая заметавшиеся тени, и посмотрел на мои пальцы, продолжая молчать, прислушиваясь к единому полю, которое образовалось от энергий.       Чуть улыбнувшись, я внимательно посмотрела в удивлённые карие глаза:       — А теперь подумай, есть ли смысл, если мы можем действовать вместе?       — Ты даже не приняла фракцию… — он криво усмехнулся, — Да и готова ли идти по тому пути, что я прокладываю к своим целям? Ты не определилась. Я помню каждую встречу, что была у тебя с Бонтом. Через зеркало и после побега. Заботу, твои руки, попытки успокоить, поддержать и помочь. Каждое обещание. Вспомнилось не сразу, но… Ты не ангел, но и не демон…       Спокойно кивнув, я прикрыла глаза:       — Глупость скажу, надеюсь, прозвучит для тебя не унизительно: я такая же, как ты. Балансирую на грани, пытаясь снискать золотую середину. Я хочу справедливости, но не хочу проливать кровь. Если я смогу этого избежать — избегу. Если нет… у стражи осталось моё оружие. Сталь надёжнее всей магии.       Повисла напряжённая тишина. Мои пальцы продолжали неподвижно лежать на тыльной стороне его ладони. Энергии успокоились, словно смешавшиеся в сосуде ингредиенты какого-то странного коктейля. Цветы и ягоды одного растения. Я начинала смутно улавливать какие-то мысли, но не могла сосредоточиться — энергия Маля периодически бурлила, когда его начинали обуревать яркие эмоции.       Раздался тихий стук в дверь. Полукровка повернулся на звук:       — Позже. Я занят!.. — взгляд сместился на меня, словно желая забраться в череп и перебрать извилины, раз в глазах не получается найти ответы, — Ты присоединишься к нам?       Я тихо рассмеялась:       — Иначе не сдалась бы Саферию. Пришла бы раньше, но дороги не знала.       — Отчаянная… — он хмыкнул, неожиданно лукаво смерив меня взглядом от макушки до пальцев ног, — Ты снова переиграла задумку. Второй раз, Виктория. Удивлялся бы, но всему есть объяснение.       — О чём ты?.. — я вскинула брови.       — Со временем узнаешь, — он усмехнулся, собираясь подняться.       Порыв заставил меня поднять ладонь и тронуть пальцами его щёку, чуть поглаживая немного пересушенную кожу на скуле. Мальбонте замер, проследив за движением, и снова закрыв глаза. Его энергия улеглась, словно кот в свою спальную корзину, и умиротворённо затихла. Знакомое движение крупной ладони, накрывшей мою в попытке удержать, продлить, растянуть мгновение. В попытке что-то вспомнить, выдернуть из старых воспоминаний. Пока не выходило.       Я чуть подалась вперёд, задрав лицо и почти невесомо тронув его лоб губами. По комнате пролетела ещё одна вспышка двух энергий жимолости.       — Со временем и ты всё вспомнишь… — я чуть улыбнулась, — Рада, что мы не враги. И ещё больше рада, что мы это выяснили на пороге, а не тогда, когда между нами была бы пропасть, наполненная трупами и кровью.       Распахнувшиеся карие глаза задумчиво прошлись по моему лицу, запоминая черты:       — Зачем ты это делаешь?..       Пожав плечами, я улыбнулась:       — Всем нужна поддержка, когда трудно. У тебя сложный период восстановления. Кажется, что всё встало на свои места, но, судя по энергии, лишь физически. Если я могу помочь её унять и успокоить — почему должна сидеть сложа руки?..       Мальбонте задумчиво отстранился, всё же выпрямившись и отойдя на несколько шагов, рассматривая меня. Его сомнения я понимала. Страхи есть у всех. Бесстрашными бывают лишь глупцы и мертвецы. Он не относился ни к одной из категорий. И всё же, сравнивая начало разговора и то, что было сейчас, я видела перемены. Не так напряжён, не ищет во мне черты своих врагов, либо старательно убеждает себя, что мне нужно быть рядом, а не против него самого. Наконец он тряхнул головой, отступив к столу.       Повернув голову к двери, он окликнул стражу и попросил позвать Фенцио. Я нервно заёрзала, предвкушая, что сейчас начнётся самый настоящий ад. Ангел решительно вошёл в помещение, кажется, ожидая увидеть мой разделанный труп на столе и язык, выдранный с корнем и прибитый к стене. Удивлённо вскинутые брови от вполне мирной атмосферы и вида моей всё же живой тушки, спокойно сидящей на табуретке и оглядывающейся по сторонам.       Обойдя стол, Мальбонте снова упёрся ладонями в крышку:       — Виктория не пленница. В комнате не запирать, свободное передвижение по лагерю. Пожелает уйти…       — Не пожелаю. Точно не сейчас, — я помотала головой.       Парень усмехнулся:       — Рано или поздно придётся. Здесь нет нахлебников. Кто-то что-то делает. Вполне вероятно, тебе придётся вернуться в школу, чтобы узнавать…       — Я не буду шпионить. Ни для тебя, ни для них. Цель не школа. Более того, цитадель и совет отказались от того, чтобы как-то укрепить охрану, — оценив его поджавшиеся губы, я вздохнула. — Если подмять школу, армия увеличится. Там сейчас такие тренировки, что полкам цитадели не снились. Для удара по столице требуется куда большая численность бессмертных.       Мальбонте усмехнулся:       — Тянешь время?..       — В какой-то мере, — честно ответила я. — Подготовленные воины полезнее расходного мяса. А для того, чтобы что-то усвоить, необходимо несколько больше, чем пара недель.       Он кивнул:       — Разумно, — взгляд снова сместился на молчаливо стоящего ангела. — Твоя ученица свободна. К слову… стоит закрепить щит третьим звеном. Думаю, она справится, если пожелает помочь.       — Хорошо, я передам охране, — Фенцио кивнул, разворачиваясь и направляясь к выходу, жестом приглашая меня следовать за собой.       Я с улыбкой поднялась с табурета, направляясь за ним. Уже на пороге обернулась, краем глаза отмечая внимательный взгляд, сверлящий мою спину и тихо проговорила:       — Ты не зло…       По комнате пролетел свистящий нервный вздох.       — Рад, что ты так считаешь…       — Я буду обучать желающих мечам и работе с импульсами, чтобы не болтаться по лагерю неприкаянной тенью. От всех должна быть польза.       Немного нервный кивок:       — Хорошо. Начинай с завтрашнего дня.              Выслушав короткий экскурс о том, куда не стоит всё же соваться, даже имея полный доступ к любому существующему углу, я вернулась на тренировочную площадку, проведя несколько спаррингов, чтобы выплеснуть энергию. Отвлекать на себя внимание Фенцио не стала. Только пересказала состоявшийся разговор, чтобы разъяснить свою позицию на территории лагеря. Ангел лишь покачал головой, рассматривая моё немного растерянное лицо.       «Жизнь продолжается…» — думала я, продолжая размахивать мечом в спарринге. Желающие тренироваться рассредоточились по площадке, бдительно следя за происходящим и по итогам боя задавали вопросы. Тело уже двигалось на автомате, позволяя переваривать разговор и все события. Открытой ненависти за отток сил Мальбонте не выказывал после пояснения, что силу я оставила в себе не просто так. Даже если не это помогло выжить. Как и я совершенно спокойно с ней расстанусь, когда всё разрешится. Ему действительно нужно будет стать сильнее, когда придёт время встать над этим миром.       Почему-то не возникало сомнений, что в его руках власть окончательно перестанет быть чем-то неравномерным. Во время передышек я с лёгкой настороженностью косилась на барак «штаба», который Мальбонте, судя по всему, не покидал. Не оставляло ощущение правильности после слияния энергий. Не такое уж частое сочетание похожих форм одной визуализации в одном месте и в одно время. Было несколько неуютно… И всё же, в этом мире ничего не происходит просто так. У всего есть предпосылки и причины. Мне было необходимо лишь понять — что наши энергии связывало помимо уровня цветения и созревания жимолости.       Через несколько часов руки и ноги отваливались окончательно. Кажется, я легче перенесла битву под стенами школы. Обманчивое ощущение — просто там адреналина было больше и не было права на передышку. Джеки принесла кувшин с водой и стаканы, чтобы сгладить паузу. Я задумчиво напилась и окинула взглядом тех, кто ещё не успел уйти с наступлением стремительно укутывающих лагерь сумерек:       — Завтра здесь же с рассвета начинаем тренироваться. Кому-то отточить навыки, кому-то учиться с нуля. Что сама знаю — тому научу. Впереди ещё очень долгий путь.       Кто-то на заднем плане хохотнул:       — Дерёшься хорошо, конечно, но какой толк с тебя, вчерашней смертной, кому-то кроме вчерашних серокрылых?..       — Не мне рассказывать о небоевых талантах. Если твой талант — гадание на кофейной гуще, едва ли ты сможешь защитить свою задницу. Есть резон упражняться со сталью?..       По кучке зрителей прокатились смешки. Кто-то в очередной раз припомнил мою внеплановую «ачивку» про убийство Сатаны. Смешки затихли, взгляды стали пристальнее. Кто-то кивнул, уже разворачиваясь к баракам. День завтра предстоял не из простых. У меня так и особенно. Я не знала, буду ли попадать на какие-то военные советы, либо Маль будет осторожничать и давать мне информацию к размышлению лично и порционно. Словом, стоило привлечь на свою сторону все допустимые резервы и мыслительные, и физические.       Уточнив на всякий случай, где находится местное подобие общих уборных и душевых, я прихватила истёртое полотенце, чтобы смыть с себя тренировочный пот и остатки усталости и побрела в указанном направлении. В сумерках становилось несравнимо прохладнее. Я ловила себя на мысли, что следует перебрать оставшиеся вещи, что выдала Ости, и озаботиться чем-то потеплее, чем это платье. Красивой быть хотелось, конечно, но задница в тепле была актуальнее. Плюс ко всему, куда-то бесследно канул комбинезон школьной формы. Я подозревала, что не обошлось без Фенцио, излишне ревностно отнёсшегося к тому до какой степени грубое сукно обтягивало фигуру. Спорить было без толку, так что не стоило и пытаться.       В сумерках определив местоположение общей ванной, я уже почти добрела до нужной двери. Было неуютно оставить всё оружие в комнате, но мыться в условиях продуваемой комнатушки с холодной водой, да ещё и с оружием на гвозде было не очень удобным. Пришлось рискнуть.       Распознав излишне торопливые шаги за своей спиной, я сумела чуть отклониться. Удар, нацеленный в затылок, прошёл по касательной, чуть задев ухо и угодив в плечо. Я дёрнулась вперёд, бросив полотенце и направляясь к освещённой площадке. Губы растянулись в предвкушающей улыбке. Знала, кого увижу. Знала, чего следует ожидать от выродка. Дождался, пока вымотаюсь тренировкой, чтобы быть максимально слабой, чтобы либо довершить начатое до заточения, либо прикончить, отомстив.       Удар под колено заставил потерять равновесие. Я рухнула носом в землю, успев выставить руки и сразу же перекатиться. В том месте, где секундой прежде была моя голова, в землю вошёл нехилый нож. Разворот показал хищно оскалившегося Астра. Прежде достаточно круглое и пышущее жизнью лицо заострилось. Щетина стала более густой и жёсткой. Тёмные круги под глазами в которых плещется злая усмешка.       Пинок в бок заставил меня зашипеть и дёрнуться. Снова бросок с ножом. Я успела перехватить запястье, отведя его от своего лица. Сталь вошла в почву по самую рукоять. Если бы не темень, было бы чуть проще. Из-за концентрации на сопротивлении, выстроить формулу, чтобы лучше видеть в темноте у меня не выходило. Приходилось орудовать кулаками вслепую. Астр сел мне на живот, до хруста сжав коленями рёбра, продолжая пытаться попасть в лицо кулаком.       Удар в солнечное сплетение выбил воздух из лёгких:       — Снова встретились, мышка. Пришло время искупить твой грешок. А ведь всего-лишь стоило расслабиться и получить удовольствие… — усмехнулся Астр.       — А ведь всего-лишь стоило твоей матери аборт сделать… — прохрипела я, пытаясь восстановить дыхание.       Он оскалился, сместив ладонь и обхватывая пальцами моё горло. Склонился к самому уху, сдавливая пальцами почти до хруста позвоночника:       — Стоило поучиться у мамаши, Виктория. Она знает, перед кем следовало раздвигать ноги, а кто даже взгляда не заслуживал. — усмешка стала шире. — Но теперь это значения не имеет. Такая падаль, как ты, заслуживает только смерти.       Перед глазами поплыли чёрные мошки от нехватки кислорода. Я взбрыкнула, скребя пятками по земле, пытаясь спихнуть урода с себя. В голове металось, что перенапряжённые мышцы гудят после тренировок, оружия нет, Астр всё рассчитал почти идеально. Почти…       Кобра внутри яростно подобралась, обнаружив нужную цель. Не хватало малости. Самой капли… Но я злилась. Уже невероятно злилась. «Я не мать…» — пронеслось в голове. Удар силы кобры отбросил Астра на несколько метров, оглушив на секунду. На волне паники по лагерю вспышкой прокатилась энергия жимолости. Бросок вперёд, невзирая на боль в рёбрах и не до конца восстановившееся дыхание. Перед глазами проплывала беспомощность первого нападения. Когда кроме страха не было ничего. Когда было больно до такой степени, что умереть хотелось больше, чем пережить насилие.       Инстинкты отключили всё пространство, кроме цели. Сила опять улеглась до очередного скачка явной опасности. Рассудок ушёл на второй план. Кулаки порхали в воздухе, опускаясь со всей доступной силой на лицо ублюдка. Я даже не слышала собственного крика и не ощущала злых слёз. Где-то на краю мутнеющего от гнева сознания пронеслось, что теперь мне не страшно. Я не боюсь… Ничего не боюсь. Даже умирать.       Рывок под грудью оттащил меня от Астра на несколько метров. Я продолжала дёргаться и вырываться, чтобы закончить начатое. Внутри металось только одно желание — уничтожить. Чего бы не стоило. То, что причиняет боль, должно быть уничтожено. Чтобы даже пыли не осталось. Успокаивающий шёпот, попытка образумить. Где-то через пелену гнева и слёз, собственных всхлипов: «Нельзя… Не сейчас, Виктория, пожалуйста…». Тело работало против мозгов.       — Что здесь происходит?! — громогласно пронеслось над площадкой.       — Он… он… — хрипло сорвалось с губ, когда в голове начало проясняться, — опять!       Воздух, кажется, выпустили весь из тела. Я замерла, чувствуя, что руки на животе сжались сильнее. Под ослабшие щиты скользнул мятный ветер. Закрыв лицо ладонями, развернулась без сопротивления, уткнувшись лбом в плечо Фенцио, чувствуя, что начинаю дрожать и готова рухнуть от очередной волны иррационального страха — не вышло наказать выродка за боль и унижение.       Мальбонте сложил руки на груди, рассматривая открывшееся зрелище: измочаленный хрипло хохочущий Астр на земле, я в руках Фенцио, дрожащая от страха и отвращения к собственной слабости. Маль ждал объяснений. Говорить никто не решался. Я, кажется, если бы открыла рот, просто начала бы орать от ненависти.       — Астр пытался изнасиловать Викторию в школе. Можно сказать, что отделался лёгким испугом, зато она была избита до почти невменяемого состояния и вида. — тихо проговорил Фенцио, продолжая удерживать меня, — Полагаю, сейчас решил, что можно безопасно завершить начатое.       Гневный вздох, пролетевший над площадкой, окружённой бараками. Я чуть повернула голову, глядя, сквозь пальцы, как Мальбонте вздёрнул Астра за горло на ноги и оторвав от земли, скалясь в разбитое лицо:       — Кто дал право?!       — Право крови прирождённого… — прохрипел выродок, — Она такая же шлюха, как её мать. Пришлая с Земли и попирающая устои… Не ты ли — блюститель Равновесия? Убьёшь из-за земной девки, которая не стоит и твоего ногтя, того, кто рождён небом?..       — Убью, — не задумываясь, бросил Маль. — Очередной белокрылый утративший свою природную чистоту. Считающий, что способен брать силой и уничтожать то, что ему не принадлежит.       Пальцы сжались на горле Астра сильнее. С синеющих губ сорвался хрип:       — Из-за шлюхи?!..       — Из-за той, кто нуждается в справедливости после проступков, которые совершают подобные тебе выродки.       Хруст и всё затихло. Отброшенное в сторону тело пролетело несколько метров, изломанной куклой рухнув на вытоптанную пыльную землю. Полукровка смерил его взглядом, полным отвращения. Скривились губы. Он сплюнул в сторону, после чего перевёл взгляд на меня, бешено озирающуюся по сторонам, ожидающую бунта: ради Непризнанной был казнён прирождённый. Но собравшиеся на шум обитатели лагеря молчали, ожидая слов Мальбонте.       Он изобличающе ткнул пальцем в сторону тела:       — Равновесие создано для всех, а не только для Непризнанных. Ваша кровь не стоит ничего, если внутри вместо души дерьмо. Не ищите равенства там, где считаете себя выше кого-то, — он стиснул зубы, проговорив сквозь них. — В мире, где кровь прежде чести, не выживет никто…       Его энергия гневно плеснула по лагерю, выдёргивая остальные к поверхности. Послышался согласный гул. Для меня это стало последней каплей, отрубив сознание в волне подступающей от бессилия истерики. Мир начал меркнуть, и я осела в руках Фенцио.       Взбурлившие голоса пробивались словно через толстую подушку. Гневные возгласы, нехватка кислорода. Схлопнувшиеся в панике щиты, бьющаяся внутри сила, пытающаяся понять источник уже отсутствующей угрозы. Тело не слушалось, мозги пылали так, словно в затылок вбили раскалённый гвоздь и проворачивали его то в одну, то в другую сторону. Чьи-то смутно знакомые крики. Женский голос срывался на придушенный хрип, разлетаясь по незнакомому помещению. Уже позже, когда горло начало отвратно царапать, поняла, что кричала я. Страх усилился от невозможности дышать…       На ладони сжались крупные горячие пальцы и без труда под напряжённые щиты скользнул насыщенный запах цветов жимолости из ночного сада, погружающий в вязкий сон. Всё перемешивалось, обрывками всплывая перед крепко зажмуренными глазами. Алые перья в оттаявших кусках льда, судилище, где образы матери и адмирона менялись на меня и Фенцио, хруст позвонков: сначала ломающихся, потом встающих на место. Казнь Винчесто, битва, ритуал, совет серафимов в цитадели, скандал с матерью…       Тело разрывало от жара, словно пытаясь расплавить заживо. Снова удушливая волна криков до хрипа. Веки, словно сплавленные горячим воском. Стук крови в ушах, шепот, прикосновения, от которых приходилось одёргиваться в горячке и панике из страха, что всё вот-вот повторится — затрещит разрываемая одежда, по телу станут шарить чужие руки, посыплются удары…       «Астр мёртв…» — подсказывает сознание.       Удар сладкого аромата цветов в воспалённый страхами и болью разум выбивает из вереницы кошмаров на моменте подброшенного воспоминания о побеге из школы…              Мрак рассеялся так резко, что я зажмурилась, прикрыв глаза детской рукой с криво обкусанными ногтями. Сознание было пронзительно ясным и беззаботным. Какие-то мысли о играх и разговорах с матерью. Не моей матерью. Мысли путаются с моими собственными, неожиданно оставляя мой разум лишь наблюдателем детскими глазами.       Мы лежим в траве, раскинув руки и ноги, глядя в безмятежное закатное небо, усыпанное редкими почти оранжевыми от солнечного света пушистыми облаками. Просили ждать, и я выполняю просьбу. Это ведь для моего блага. Фантазия рисует образы магических животных из силуэтов облаков. Я улыбался. Или улыбалась… всё смешалось окончательно. Улыбка невольно наползла на губы, выцепляя очередное пушистое облако в виде морского дракона. Кажется, сейчас распахнёт крылья и сорвётся, уносясь к горизонту…       — Привет! — над нами нависла девочка, недоумённо заглядывая в глаза.       Мы перекатились на живот, живо вскакивая сначала на коленки, а потом и на ноги. Взгляд прошёлся по кукольной красоты девочке в бело-голубом платье. Чёрные, будто вороновы крылья волосы с белой-белой прядью. Она взмахнула кипенно белыми крылышками продолжая с любопытством нас рассматривать в ответ.       Не хочется быть хамом, но нам говорили, что сюда никто не приходит. А тут неожиданно: гостья?..       — Что ты здесь делаешь? — выпалил Мальбонте, отходя от девочки подальше.       — А ты? — она наивно хлопнула глазами.       «Смешная…» — проносится в нашей голове.       — Мне сказали быть здесь. Так надо.       — Ну, значит, и мне так надо… — хихикнула девочка.       Мальбонте фыркнул:       — Ты глупая. Здесь нельзя бывать.       — А ты злюка… — показав язык не осталась в долгу незнакомка.       Нам стало обидно. Мы попятились от неё. Мы не зло… Нам и без того страшно. Стоит чему-то наладиться, как снова приходится прятаться из-за стихийных вспышек силы. По щекам скользнули обиженные слезинки — нашей вины нет в том, что столько сил, которые так сложно обуздать.       — Я не злой… — всхлипнули мы.       Девочка застопорилась, но шатнулась вперёд, положив маленькую ладошку на наше плечо, несмело гладя:       — Прости! Прости пожалуйста! Я… я иногда совсем не думаю, что болтаю. Прости… я не хотела тебя обидеть. — виновато проговорила она.       Мы удивлённо замерли от её прикосновения, встревоженно посмотрев на маленькую ручонку, продолжающую поглаживать плечо. От неё почему-то расползалось приятное доверчивое тепло и удивление: «почему она нас не боится?..». Девочка вздохнула, неожиданно протянув мизинчик свободной руки:       — Давай мириться? Мой брат Эрагон говорит, что так делают на Земле, если ссорятся.       Мы смотрели на этот маленький пальчик, не соображая — что примирительного в этом может быть. Но жест был таким… органичным, что мы неожиданно рассмеялись. Внутри снова стало спокойно. Буря сил, готовая разразиться от обиды утихла.       — Ладно…       Мальбонте улыбнулся, протянув мизинец в ответ и скрепляя «мир» с девочкой. Это было так… правильно, что мы лишь шире улыбнулись.       Девочка сократила расстояние, неожиданно обняв его за шею:       — Это так славно!       Из-за живой изгороди послышался знакомый отголосок энергии. Мы отстранились от девочки, оборачиваясь к потоку и закрывая гостью собой, словно боясь, что ей навредят. В голове тревожно заметалось, что мама не такая. Мама светлая. Она не вредит, а только спасает. Всех и всегда. Мама не умеет делать больно.       Мама показалась из-за угла, замерев вместе с шелестом длинной юбки своего платья. Её взгляд встревоженно пробежался по нам, в поисках каких-то травм и ранок. Глаза расширились от вида выглянувшей из-за нашего плеча девочки. Она дрогнула, тихо спросив:       — Кто это, Бонт?..       Мы смутились:       — Н-не знаю. Мы ещё не успели познакомиться.       Мама всмотрелась пристальнее в кукольное личико девочки и охнула. Стремительно сократив расстояние, она опустилась на колени, почти грубо от волнения схватив её за руку и дёрнув к себе:       — Ты сестра Эрагона!       — А вы Анабель — мама Маль-бон-те-е! — протянула девочка, широко улыбнувшись. — Здравствуйте.       Кажется, девочка воспринимала это как игру. В нас начало подниматься предвкушение беды. Энергия мамы плескалась от волнения, словно вспененное штормом море. Становилось невероятно страшно. Мы неожиданно снова обиделись из-за того, что она продолжает улыбаться, когда мама волнуется:       — Да, это моя мама, — сложив руки на груди, проговорил Мальбонте. — И что с того?!       Мама грустно вздохнула:       — Молчи, Бонт, прошу тебя!.. Что же ты натворил! — на её глазах показались чистые прозрачные слёзы.       Девочка уловила перемену, поняв, что всё становится плохо. Отступила, пытаясь вырвать руку из маминых пальцев:       — Мне нужно идти! Эрагон будет злиться, если я не вернусь. Вы ведь знаете, какой он сильный?       Мама умоляюще обхватила руками её плечи, заглядывая в карие глаза с таким отчаянием, что нам захотелось заплакать тоже:       — Милая, прошу, сохрани это знакомство в тайне. Не говори никому, что видела Бонта здесь…       Мы разозлились. У нас было полное звучное имя. Даже незнакомая девочка произносила его не сокращая. А мама почему-то всегда использовала только короткое «Бонт». Топнув ногой, почти гневно выпалили:       — Меня зову МАЛЬбонте!       Мама снова всхлипнула:       — Сынок, прошу, не сейчас… Успокойся. Нельзя нервничать… — её взгляд вернулся к девочке, — Прошу тебя, сохрани это в тайне…       — Не сохранит, — прозвучало за нашей спиной.       Мы резко обернулись, натыкаясь взглядом на отца.       «Беда…» — пронеслось в голове…              Мир провалился снова, заставив подскочить на незнакомой постели.       Пространство плыло перед глазами, и судорожная мелкая дрожь в теле не унималась ни на секунду. Я попыталась проморгаться, но в это было почти болезненным. Лицо жгло от слёз. На лоб легла холодная влажная тряпка, прочертив от одного виска к другому ровную линию, собирая выступившую испарину. Тьма неохотно расступалась, позволяя наконец осмотреться более внимательно.       Я вздрогнула от склонившегося надо мной Мальбонте. По комнате пронёсся спокойный повелительный голос:       — Очнулась? — я неуверенно кивнула. — Надеюсь, тебе стало легче.       — К-кажется да, — шёпот вышел хриплым и свистящим из-за сорванного голоса. — Прости, что пришлось из-за меня действовать так радикально. Тебе нужны союзники…       Он поджал губы, снова опуская тряпку в стоящий на ящике около кровати ковш с водой:       — Мне не нужны союзники с дерьмом вместо души. Он был лишь подтверждением того, что Свет изгнил до омерзения.       Я сглотнула, прикрыв глаза:       — Спасибо, — снова мелкая дрожь, осевшая от сошедшихся на ладони горячих пальцев. — Я… я могла отбиться. Просто навалилось воспоминание первого раза. Там мне не хватило навыков и сноровки. Запаниковала…       Мальбонте усмехнулся:       — Уже не имеет значения, — он пристально и спокойно посмотрел мне в глаза. — Ты видела моё воспоминание, верно?       — Да… — прошептала я, — Я не знаю, почему я их вижу.       Он чуть усмехнулся:       — «Сосуд», Виктория. Твоя сила и твой талант — быть сосудом, сумевшим стать той, кто смог вобрать и перенаправить мою силу в нужное русло. Ты не могла впитать чужой талант, как не пыталась. Только мой. Причин может быть сотня, но самое явное — происхождение… энергий, — я ощущала, что сказать он хотел что-то другое, а не это, но смолчала, позволив продолжить. — Ключ, способный отпереть только один замок. Открыть дверь, которая веками была заперта. Выпустить свет и тьму в самом разрушительном сочетании и уравновесить их…       Я сглотнула:       — Я думала о чём-то подобном, когда узнала о ритуале.       Он внимательно и оценивающе посмотрел в моё лицо, снова приложив отжатую тряпку ко лбу.       — Значит, силу ты вобрала сознательно?       — У меня не было выбора… — пересохшее сорванное горло мерзко саднило, — Я просто… хотела жить, понимаешь?..       Он спокойно кивнул:       — Мне лишь непонятно — как?       — Формула абсорбации и усиления резерва, плюс руна «зеркало», которая вплавилась во вместилище энергии от потока сил, — я потянула носом горячий воздух комнаты. — Я не успела прочитать об этом после ритуала, но серафимы цитадели что-то говорили о «рубце».       Усмешка, в которой проступали жёсткие хищные черты. Даже если бы он старался казаться мягче — не выходило бы. Просто таков, каким его сделало время и этот мир. Я сглотнула пересохшим горлом, чуть сжав его ладонь, всё ещё удерживающую мою. Большой палец прошёлся по фалангам в попытке успокоить очередную вспышку. Откликнувшиеся энергии смешались и Мальбонте прикрыл глаза:       — Это многое объясняет. И ты стала видеть мою память из-за этого рубца. Я помню тебя у обрыва, — он опустил голову, рассматривая наши соединённые ладони. — На самом краю, рядом… Когда выхода не было. Только страх, боль, одиночество. Ощущение, что больше я не могу бежать. Твои руки, убирающие панику, прохладные, успокаивающие, привкус энергии сладких ягод. Это смахивало на глоток воздуха. Почему?..       Я прикрыла глаза, пытаясь выдавить ответ, но пересохшие губы едва разлепились. Маль вздохнул, с усмешкой поднявшись с края постели и отойдя к небольшому столу. В стакан плеснула вода. Осторожное поддерживающее движение под спину, помогло сесть. Он прижал стакан к моим губам, осторожно наклоняя его, мелкими глотками позволяя напиться. Кажется, холодная вода обожгла внутренности, но я едва не растеклась от того до какой степени хотелось пить. Наконец сосуд опустел, и я была так же бережно уложена на постель.       — Спасибо… — я попыталась улыбнуться, чувствуя болезненную судорогу лица вместо этого, — Тогда я чувствовала твоё отчаяние. Не знала: смогу ли помочь, но очень этого хотела. Я помнила… Как успокаивалась накануне ритуала твоя ангельская часть. Мне удалось помочь в оба раза. И если… если тебе стало тогда лучше, я рада этому.       Он спокойно кивнул, в очередной раз выполоскав тряпку:       — Ты не разделяешь меня и Бонта. Это… хорошо. Быть может, из-за этого сила и подчинилась тебе. Она распознала, что ты не враг куда раньше, чем я… — дрогнувшие уголки губ стали глубокими, — А после снова прикосновение пальцев… через века после обрыва… — Мальбонте приподнял своё запястье, продемонстрировав следы от моей ладони, — Разрывающая боль, следом вспышка знакомой энергии ягод жимолости и всё прошло, позволяя силе безболезненно перетекать. Но мне было страшно от твоего крика. Мы собирались разделить боль пополам, помнишь? Ты забрала её всю…       Я чуть улыбнулась, поднимаясь на локтях и подтягиваясь к изголовью:       — Не знаю, как это происходит и от чего зависит, но рада, если твои муки это облегчило. Мне… — я прикрыла глаза, борясь с дурнотой и восстанавливая дыхание. — Мне известно почти всё. Что по твоему приказу Фенцио убил меня, что кто-то из цитадели прежде убил мою мать. Лишь не могу понять — почему именно мы… Неужели… нельзя было выбрать кого-то другого?..       Кажется, на моём лице отразилось очередное отчаяние напополам с обидой. Я опустила глаза, всё ещё надеясь услышать ответ, который замкнёт цепочку откровений и позволит понять — что стало причиной именно моей смерти. Возвращалась дрожь, сводя тело ознобом. Дрогнули губы. Я потянула носом воздух. Мальбонте осторожно смахнул слезинку с моей щеки, рассматривая прозрачную каплю на своих пальцах почти с удивлением.       — Я не могу рассказать всё и сразу. Воспоминания возвращаются вспышками. Это цена того, что часть силы ушла к тебе. Мы просматриваем их вместе… воспоминания, восстанавливая детали. Готова выслушать? — я кивнула, исподлобья наблюдая, как он удовлетворенно улыбнулся, подтягивая одеяло и укрывая меня до груди, чтобы унять озноб. — Как ты видела в последнем воспоминании, моя мать была ангелом, отец — демоном…       Со вздохом я сползла ниже, заворачиваясь в одеяло и отползая поглубже в постель, чтобы дать ему возможность сесть удобнее. Полукровка озадаченно вскинул брови, но после секундного замешательства неожиданно вытянулся рядом. Мы не соприкасались, просто так было удобнее обоим. Я смотрела в задумчивый профиль:       — Я знаю… Знаю не всё, но то, что удалось восстановить из книг и рассказов учителей.       Кривая усмешка:       — Фенцио излишне болтлив… и привязан к тебе, судя по всему, больше, чем это позволено. Впрочем, ладно. Пока он полезен. Надеюсь, будет полезен и дальше… — он ощутил, как я вздрогнула от последней реплики, и повернул голову, внимательно вглядываясь в моё лицо, — Неужели тебе удалось простить ему свою смерть?       — Удалось, — спокойно прошептала я. — Не он, так кто-то другой сделал бы это. Но ведь это не так уж важно, верно?       — Верно… — вздохнул Мальбонте, снова уставившись в потолок, — Когда я родился, закона Неприкосновения не существовало. В нём просто не было необходимости. Вечные войны между Раем и Адом едва ли позволили бы представителям разных фракций сойтись и полюбить. Но это произошло. Я появился в смутное время на границе двух враждующих миров, впитав силы от обоих. Стал первым из таких детей. Войны затихали, возводились белые обелиски, представители сходились, обретая баланс, появлялись и другие дети, но мир всё ещё был нестабилен, как нестабильны были и они. В них не появлялось нужного равновесия сил. Часть, что преобладала подавляла другую, выжигая ментальные связи и убивая. Мне удалось выжить, как я сказал. Удалось окрепнуть и пережить все внутренние всплески вдалеке от этих дрязг. Но пришло время вернуться… не знаю зачем. Не важно. Я был слишком силён… И меня начали бояться. Ангелы, демоны, Сатана… и Шепфа, — его голос оборвался свистящим шёпотом. — Я… я кое-что сделал…       Повисла тишина. Карие глаза метались по трещинам на потолке, словно пытаясь отыскать там ответы. Его одолевали противоречивые эмоции, и от этого ожесточённая маска стала осыпаться, на несколько мгновений снова показав мальчишку, которого я видела у обрыва — растерянного и напуганного, не знающего, что делать и как спастись. Протянув руку, я снова обернула пальцами его запястье, ощутив, как дрогнул, но руку всё же выворачивать не стал.       — Я совершил ошибку… Сделал то, что не следовало. И на меня началась охота. Меня прятали родители, силясь сохранить жизнь…       Я сглотнула:       — Что ты сделал?       — Не могу… — рука в моих пальцах дрогнула.       — Расскажи мне, пожалуйста…       Он отрицательно мотнул головой:       — Не сейчас. Позже. Ты пока… не готова, — он вздохнул, ответно сжав мою руку. — Позже расскажу. Обещаю, — дождавшись моего утвердительного кивка, Мальбонте продолжил. — Словом, в итоге они… представители фракций, сочли, что я опасен и мои силы следует изучить. Вот только… это на словах. Кто знает, чем закончится эксперимент, верно? Никто не гарантирует, что подопытный образец выживет… Меня прятали, как заразного чумного. Неконтролируемая от избыточных эмоций сила могла убивать. Вместо того, чтобы дать успокоиться — погони. Одна за другой. Травля… Мать молилась за меня Плачущим девам, роняя слёзы в фонтан, но Шепфа лишил меня своего покровительства и молитвы начали делать лишь хуже. Он запретил молиться обо мне… о ребёнке. После… после издал веление оградить меня от ангелов. Снова попытка побега. Меня принесли в лабиринт рядом со строящимся замком. Мать плакала, не зная, как и где ещё меня можно укрыть. Тогда… тогда строилась твоя школа. Уже был поставлен щит, и это скрывало меня от внимания Шепфа. Родители отправились на поиски амулета, способного скрыть мою энергию, чтобы сбежать навсегда и как можно дальше. В какой-то другой мир… я не помню точно. Мне настрого запретили покидать центр лабиринта, и я послушался…       Я сглотнула:       — До тех пор, пока не появилась та девочка, которую Анабель просила не раскрывать тайну твоего местонахождения…       — Верно, Виктория… Она даже не понимала, что совершенно случайно во время прогулки наткнулась на самое разыскиваемое чудовище. И не понимала до последнего…       — Ты не чудовище, — я несмело погладила его пальцы. — Чудовища всё это время жили спокойно, причинив тебе боль.       Он чуть усмехнулся от моих слов. Усмешка смахивала на оскал, подгоняемый болью от воспоминаний. И всё же, нервно плеснувшая энергия улеглась.       — Спасибо. И всё же… — он вздохнул, — Ты видела, как появился мой отец. Его талант был развит до совершенства. Он видел будущее других, но не своё, не наше. И знал, что та девочка, сестра Эрагона, расскажет, что наткнулась на меня, и погони возобновятся. Амулет родители так и не нашли… Отец принял решение, которое обрушило всё, что удавалось сохранить, — очередной судорожный вздох, его пальцы в поисках поддержки сплелись с моими. — Отец убил ту девочку. Её крик смахивал на писк придавленного котёнка. Она даже не поняла, что произошло. Давление на неразвитый щит, который иссяк за секунду, она начала захлёбываться кровью, упала и больше не двигалась. Алые капли стали отравой для лабиринта, прокляли его землю, ввергая в безумие того, кто уходил в самую глубину. В то место, где пролилась первая кровь невинного ребёнка.       Я приподнялась на локте, всматриваясь в его лицо, не отпуская ладонь:       — С этого началось проклятие сада Адама и Евы… Боже… Маль… помнишь тот разговор, через зеркало, когда мы обсуждали библию? — он настороженно кивнул. — Мне в голову первым делом пришло, что они и были первоисточниками религии. Твои родители… В некоторых земных верованиях они и стали Адамом и Евой…       Мальбонте усмехнулся, покосившись на меня, и процитировал в полголоса:       — «Отныне всяк сюда входящий станет заложником собственных страхов и желаний».       — У них не было выбора… — прошептала я, — У твоих родителей… Вполне вероятно, что я поступила бы так же ради своего ребёнка.       Он повернулся на бок, поймав мой взгляд, изучая черты:       — Не бросайся словами, которые не сможешь в случае нужды подкрепить делом.       — Иногда черта отчаяния переходит все пределы. Нет выбора… Мы совершаем грех ради тех, кого любим.       Мальбонте вздохнул:       — Отчаяние… самое точное определение. Проклятие крови было таким сильным, что его ощутили все, включая Шепфа. Он отследил вспышку энергии девочки и нашёл нас, — кривая агрессивная улыбка, обжёгшая нервы калёной сталью. — Я видел, как их крылья, словно отторгнутые почвой корни деревьев, опадают на землю, вырываясь из спин. Текла кровь, и мама оглушительно кричала от боли. Их даже не судили — единолично принятое Шепфа решение о наказании. Самом страшном наказании для бессмертных — свержение в мир смертных. Всё произошло так быстро, что я лишь успел броситься к смыкающейся дыре, чтобы кануть следом, но не успел. А дальше… дальше ты знаешь. Бесконечный побег, страх, паника и одиночество. До твоего появления у обрыва мне казалось, что сил больше нет… Но их хватило ещё на долгие месяцы. Месяцы, когда я скрывался, словно загнанный зверь по пещерам и руинам разрушенных войной Ада и Рая городов. Убивал преследователей в ожидании встречи… с тобой.       Я сглотнула, виновато зажмурившись и опустив голову:       — Прости… Я… обманула тебя, выходит. Ведь всё равно поймали. Шепфа разделил тебя и обрёк этим на века мучений.       По комнате пролетел чуть грубоватый смех:       — Не обманула, Виктория. Я не знал твоего имени, помнил только руки, слова, просьбы потерпеть и быть сильным. Это сохранило разум в заточении. Оставило… тёмную часть адекватной, невзирая на то, что додумали те, кто считает меня монстром, — он поддел пальцами мой подбородок, снова твёрдо глядя в глаза. — Ты сумела унять страхи и боль, когда это было необходимо. И продолжаешь это делать. С момента моего возрождения.       Он поднялся с постели, отходя к печи, обогревающей комнату, глядя на языки живого пламени, бликующие в карих глазах, отражаясь искрами. Не гнев, а какое-то прежде позабытое умиротворение. Я чуть улыбнулась, свесив ноги с постели. Голова немного кружилась, но пришлось взять себя в руки и подняться. Мальбонте обернулся, не делая попыток приблизиться, наблюдая за мной до тех пор, пока я не протянула руку почти беспомощно. Раскрытая широкая ладонь помогла подняться на ноги и сделать шаг, чтобы встать рядом.       Я вздохнула:       — Мне кажется, мы два показателя Равновесия. Ты — истинное, а я… искусственное. И я рада, если мы нашли баланс, — голос чуть сорвался, но я прочистила горло, продолжив. — У обрыва я обещала, что останусь до тех пор, пока буду тебе нужна. Делить боль и страхи на двоих всегда проще, чем тянуть эту лямку одному…       Мальбонте усмехнулся с ноткой горечи:       — А если боль станет чрезмерной?..       Я подняла глаза, всматриваясь в чёрные зрачки:       — Если я сломаюсь от неё, значит не заслуживаю быть твоим союзником и ты в полном праве убить меня, забрать остаток сил и продолжить путь в одиночку…       Повисла пауза. Он осторожно поднял мою ладонь к своему лицу, чуть тронув костяшки пальцев губами, продолжая неотрывно смотреть в глаза:       — Ты гораздо храбрее меня, Непризнанная.       Я усмехнулась, прикрыв глаза:       — И во сто крат слабее…       — Вопрос времени и развития, — он оглянулся на постель. — Если хочешь, можешь остаться здесь. Но что-то мне подсказывает, что тебе хочется оказаться в совершенно другом месте. Его комната через пару дверей.       Удивлённо взглянув на Маля, я сглотнула:       — Ты уже понял?..       Короткий грубоватый смех:       — Его энергия в тебе укоренилась до такой степени, что слепой не увидит. Только учти, здесь теплее всего…       Я улыбнулась, благодарно поднявшись на цыпочки и тронув его щёку губами, чувствуя чуть шершавую кожу, пересушенную погодой:       — Спасибо…              Пошатывало, я без лишнего шума вышла из комнаты Мальбонте, держась за стену. Пришлось выпить ещё стакан воды, прежде чем слабость немного отступила, позволив спокойно передвигаться. Коридор расплывался перед глазами. Пришлось подключить ментальное зрение. Робко раскинутая сеть мгновенно нашла откликнувшийся мятный ветер, и я осторожно подошла к нужной двери.       Стоило занести руку, чтобы постучать, как она распахнулась настежь. Я чуть шатнулась от сквозняка, всматриваясь в лицо Фенцио:       — Привет…       Он молча отступил в сторону, позволяя войти. Я опустила голову, продолжая обнимать себя руками, и шагнула в комнатушку, почти аналогичную своей. Щёлкнула дверная ручка, следом провернулся ключ в замке. Стояла режущая слух тишина. Я нервно поёжилась, оборачиваясь к ангелу. Кажется, растерянный взгляд сбросил напряжение. Он выдохнул, сократив расстояние и обхватив меня руками.       — Уокер, ты меня в могилу сведёшь, — сдавленно прозвучало над головой.       — Прости… — я всхлипнула.       — Не твоя вина, — отрезал он, утягивая меня к постели. — Ложись. Лихорадка отступила, но это не значит, что всё позади.       Я подняла слезящиеся глаза:       — А ты?       Улыбка через силу:       — Ну, если ты не будешь извиваться, как последние трое суток в бреду, то вдвоём мы поместимся и на этом недоразумении, — мягкое подталкивание в лопатки.       Я послушно забралась в чертовски неудобную постель, максимально отодвинувшись к стене, чтобы не занимать много места. Свет погас, постель просела. Недовольное ворчание и последовавшее за ним привлекающее движение рук, прижавших до пыхтения. Шевеление затихло, лоб обжог, поцелуй, убаюкивая и погружая в спокойный глубокий сон.