"Sex Is Not Enough"

      Сознание возвращалось урывками. Из болезненной дремоты вывели голоса. Один знакомый, ещё пару я никогда прежде не слышала. Да и первый припоминался с трудом. Паршивое состояние осложнялось ещё и тем, что на глазах была повязка, во рту кляп, руки связаны за спиной, ноги стянуты, крылья тоже противно и знакомо резала чёртова нить. Матерясь про себя, я старалась не подавать вида, что очнулась и не трепыхаться чересчур сильно. И всё же, видимо, вздрогнула излишне, так как разговор внезапно оборвался. Похитители продолжали преспокойно лететь, судя по тому, как в мою задницу дул ветер.       Мозг судорожно генерировал выход из положения. Не было никакой возможности выбраться, ведь я была связана. По ощущениям, впрочем, главную ошибку они уже допустили — не забрали оружие. Но для того, чтобы дотянуться до него, нужно было как минимум встать на твёрдую почву. А такая радость мне сейчас едва ли будет доступна.       «Интересно, как долго я была без сознания, и как далеко уже успели меня унести?..» — встревоженно пронеслось в голове. На шее чувствовалась какая-то широкая цепочка. Короткая. Я шумно сглотнула, в попытке призвать силу — тишина. Судя по всему, амулет-блокировщик. Полный… Даже отголоска талантов не звучало. Энергия привычно пришла в движение, выходя на первый план. Оставалось только молиться о том, чтобы хватило резерва. Перерасход будет хорош только в том случае, если удастся раскидать противников прежде, чем он наступит.       Вдох-выдох… очистить мозги… Меня тренировали лучшие. Учили ангел и демон. Определили развивающуюся мощность, научили генерировать импульсы, способные сбивать щиты, активируя их вспышками чужой энергии. В памяти проплыли факультативы с Геральдом. Формирование сферы. Следом собственная формула, активирующая сброс щитов от удара россыпи сфер, распределённых в диапазоне, которую я планировала использовать во время соревнования на Донни. Тогда не задалось… Испробовать на движущейся цели не удалось. Из формулы, которая проплыла в мозгу что-то вылетело…       Попытка нервно закусить губу прервана кляпом. Начала злиться, чувствуя привычную агрессию. «Типичный демон изначально. Всё только на волне злости и ярости. Сейчас к этому ещё и боль прибавилась. Фенцио хотел получить в свои объятия ангела… Надеялся… Я пошла по зову, заложенному кровью, историей семьи, выбрав путь, который на роду начертан в книге бессмертных… Что ж, тем лучше…» — хмыкнула я внутренне. Вспышка — итоговая руна кокона энергии в формуле заняла своё место, заполнив брешь.       Слух обострился, подключая отрезанное зрение. Махи крыльев: под моим животом одно плечо. Слева впереди и позади ещё два. Летят не синхронно. Махи разрозненны. Не сработались, значит не смогут сладить в бою… Пошёл внутренний отсчёт. Таймер запустился автоматически, выстраивая последовательность действий: ударить импульсом с пятью шкалами резерва, когда слетят щиты похитителей — даст вспышку энергии, которую смогут отследить. Скорее всего, начну падать, надо извернуться, продев руки под задницей, дотянуться до клинка на бедре, разрезать нить на крыльях, содрать повязку с глаз, дальше проще…       В висках от натуги забилась кровь, выдёргивая позабытую головную боль. «Чёрт, а голова-то разбита… Даже к лучшему. Проще собраться. Главное, себе кинжалом крыло не порезать в падении!» — встревоженно пронеслось в голове.       «Три… два… ОДИН!».       Отстреленные сферы взвихрились вокруг тел похитителей, сталкиваясь, детонируя жимолость с отголоском возбуждения. Несущий меня вздрогнул, но как-то удержал. Пришлось импровизировать: взбрыкнула, чувствуя, как по лицу ударило ребро крыла. Широкое, сильное. «Нормально!» — я вцепилась в него зубами, силясь пережать поверх кляпа. Где-то на уровне задницы послышался болезненный ор. Хватка под коленями ослабла, позволяя мне дёрнуться ещё раз и свалиться с плеча. Пинок вслепую тоже куда-то пришёлся, но звук пояснил, что встретились ноги с металлом. Нагрудник?       Падение, набирающее скорость…       Я задёргалась, стараясь ужаться в комок. Руки стянуты были слишком высоко. Протолкнуть под задом не удавалось. Попытка вывернуться, чтобы достать до крепежа кинжала — провал. Я всхлипнула, уже предвкушая, что своей авантюрой подвела всех к пропасти. «Жить, мать твою, Виктория!» — рыкнул внутренний голос. Хруст запястий, сползшая ниже верёвка. Ещё хруст… «Только бы восстановиться успела!» — отголоском в сознании. Сквозь боль и искры из глаз, продела руки всё же, снизу. Сопротивление воздуха, бьющего от скорости падения, дико мешается…       Рывок крепежа, едва послушные после добровольных вывихов запястий пальцы нащупывают клапан на ножнах. «Не вырони!». Натянутая крыльями нить — почти кувырок. Послышался звон, словно лопнула струна, крылья распахнулись, оттормаживая, как мне хотелось верить. Сдёрнутая повязка — дезориентация. Солнце ударило в глаза, мешая сфокусироваться. «Соберись, тряпка…» — короткий рык в подсознании. Полёт выровнялся, пальцы всё ещё хреново ощущаются, но уже легче… проще… движение лезвия по верёвке на запястьях. Подогнутые ноги — тоже долой путы. Последним изо рта вылетел кляп.       Я оскалилась, задрав голову, и глядя, как преследователи нагоняют.       — С-с-сука! — гневный крик.       «Гавриил…» — радостно ощерился демон внутри, отметив белокрылого выродка. Эту встречу я ждала в столице, но так даже удобнее… Раскинутая максимально явная и широкого диапазона сеть, на случай, если меня всё же искали. Сдёрнутый с шеи амулет-блокатор. Внутри взвихрилась сила, кобра раскрыла капюшон, выталкивая к поверхности порыв ветра. Знакомый плеск ароматов жимолости, мяты, с которой я уже сроднилась, акации… Крылья наполнились сгустком воздуха, позволив взмыть, словно на пружине: нельзя быть ниже нападающих — сложнее контролировать.       Стиснув зубы, выдернула меч из ножен — боль в руках дикая, словно порвала каждый нерв, каждое сухожилие, сломала кости. Организм максимально быстро переходит в двойной боевой режим. Даже тройной: энергия, сила, сталь… «Умеешь работать всем по очереди — учись сочетать» — голосом Миндера в голове. Взгляд вниз. Короткая россыпь огненных шаров. Преследователи рванулись врассыпную, уклоняясь. Ещё короткий залп. Кобра разъярённо вздыбилась внутри, распахнув пасть: почему до сих пор никто не ранен?!       Усмехнувшись, я отметила, как архангел старается держаться чуть позади, чтобы подгадать момент и напасть неожиданно. В глазах читается знание: из-за земной девки убили сына. Оскал на надменном лице небожителя подстёгивает, заставляя собраться, стиснуть непослушными пальцами рукоять оружия. Откуда-то издалека отголосок кофейной энергии. Почти неуловимый. Я выдохнула, шарахнув потоком урагана в сторону нападающих и со всех крыльев направляясь навстречу Геральду.       Шелест позади подгонял… Крылья болели дико. Не могла понять — то ли сама всё же задела, то ли перетянули банально, порезав кожу под перьями. Полёт давался всё тяжелее. Впереди показался хлипкий мелкий парящий островок. Не успев вознести молитву непонятно кому за такую удачу, я рванулась к нему, понимая, что так будет куда больше шансов. Каменистая площадка, готовая осыпаться в любой момент. Оставалось только уповать, что подмога подоспеет вовремя.       — Уокер! Стой! — рявкнули из-за спины.       Я оскалилась, вскинув над плечом комбинацию из среднего пальца.       Ноги ткнулись в крошево камней. Едва не рухнув на колени, я сложила крылья, отступив к противоположному краю:       — Не советую подходить, подлетать и подползать! — щерясь от бешенства, хрипло рыкнула я.       В отражении лезвия мелькнули демонические отсветы пламени в зрачках.       Усмешка ангелов, выдернувших из ножен оружие, едва ступили на край острова. Гавриил попытался набрать высоту, но словил поток встречной воздушной волны силы с градом поднятых с острова камней и благоразумно дёрнулся в сторону, оставаясь в поле зрения. «Да твою мать… как же больно-то!» — носилось в мыслях при первом натиске. Не знаю, что видели ангелы, размахивая клинками. Себя я чувствовала оскаленным куском болезненного мяса. Импульс по сети, потихоньку истощающей резерв — быстрее!       Удар под ноги огненного шара. Слабенько. Я заорала, ударив в ответ и нанося противнику удар шаром побольше под ноги, параллельно атакуя под ведущую открытую руку. Без шансов попасть в сочленение доспеха, но шкала энергии позволила пробить. Воздушный щит отбросил второго в сторону, заставив проехаться ногами почти к краю острова. Амортизировал крыльями. С трудом выдернув клинок из стыка доспехов, ударила гардой в затылок первого, отключая, внутренне выставив галочку, что стоит быть бдительнее.       Свист алебарды над головой — пригнуться. Удар огнём, не глядя:       — Такая же подлая сука, как твой дохлый отпрыск… — рыкнула я, оскалившись в лицо выросшего за спиной архангела.       — Тварь! — взревел он.       Снова замах, рассекающий воздух. Переход на физику — попытка подсечки. Опять грёбанные латы… Не будь я всё ещё дезориентирована после нападения, справилась бы… Откат в сторону — в место, где секундой прежде была голова, вошёл в камни меч ангела. Удар волной воздуха со стойкой мыслью: «Да что ж ты, сука, никак не уймёшься?!». Ангелок улетел с обрыва, кувыркнувшись. От боли и волн ярости сила бурлила, кажется, в венах, протекая, царапая чешуёй тонкие стенки сосудов.       Я оскалилась в лицо Гавриила:       — Каково это — быть позором фракции, архангел? Или правильнее сказать: вечный архангел?..       Атаки яростнее. Вышел из себя, начинает открываться. Топорище мелькает в натруженных ладонях, рассекая воздух, камни. Оскал, который так удачно копировал от отца Астр, выводит меня не меньше. Перед глазами вереницей кадры избиения в раздевалке тренировочного лагеря. Короткая вспышка, и сцена ни разу не виденного изнасилования матери. Просто лица изменились, просто процесс всё же достиг желаемого. Получил то, что хотел… Сглатываю, перекатываясь, срываясь с края острова, пролетая под ним, взмывая и обрушиваясь сверху, ударяя ногами в плечи, пытаясь повалить на спину, но не удачно…       «Слабая точка… Ищи слабую точку…» — проносится в мыслях. Всё ещё слишком опасно… Закрыт, хоть на психах и куда более импульсивен, не соображает почти.       Свист меча над ухом. Грохот молнии и ангел с мечом подстреленной птицей рухнул от удара сил мамы на остров. Едва сдержав облегчённый вздох, я всё же пропустила удар секиры, едва успев свести его по касательной… почти свести. Треск кости крыла, треск кости ключицы. Левая рука повисла плетью. Я заорала, вслепую ударив ногой в лицо Гавриила. Перекат через голову, чтобы уйти с линии атаки, но скорости уже не хватает.       Через пелену боли крик откуда-то издалека:       — Виктория!..       Уже не помогает. Только чувствую, как снова поднимается кобра, ловя в плен взгляда расширенные от гнева зрачки архангела. Время замерло, кажется. Вытолкнутые воспоминания того, что происходило в раздевалке. Он побледнел. Следом нападение в лагере. Замер, не в силах пошевелиться — подброшенное воспоминание, видение, подавление воли. «Такая же грёбанная субантра…» — проносится в мыслях, когда последним кадром в его память улетает картинка мёртвого сына-насильника. Короткий рык.       Голос дрогнул, но я оскалилась со всей доступной яростью:       — Каждого, кто ждёт поощрения и поклонения своей «чистой крови», ждёт смерть. Ты, белокрылый, позволил себе запятнать честь ангелов. Ты, сломавший, но не сломивший… Понесший кару, но не понявший её, примешь её от меня… — давление на разум, ощущение знакомо вскипающей в чужом теле крови, лопающиеся сосуды вокруг карей радужки, — Я не Мальбонте, архангел… Я — многократно хуже.       Позади раздались шаги опустившихся на остров матери, Геральда. Водоросли и бриз — Миндер.       Я отвела руку с клинком в сторону, запрещая им приблизиться. Зрачки цепко удерживали в плену сознание архангела. Давление возросло. Змея внутри раскрыла пасть. От стекающих по клыкам капель яда по телу прошли разряды тока. Несколько упрямых шагов вперёд, поддевая остриём меча подбородок урода.       — Скажи, что каешься, и я позволю тебе дышать ещё некоторое время.       Гавриил сглотнул, оцарапав кадык о кончик меча, но даже не попытался отстраниться. Шипение сквозь зубы:       — Земная шлюха… Как и твоя мать…       Я хмыкнула, продолжая смотреть в его глаза, разжала пальцы, выпуская меч без какого-то опасения. Раскрытая ладонь легла на его лоб. Взбурлившая сила: всё сразу — огонь, вода, воздух… земля. Никакого исцеления. Сегодня земля получит свою кровавую жатву, но не подарит исцеления и покоя.       — Тогда гори, архангел… Гори, как первый от моей руки, из списка тех, кто поплатится за своё «право прирождённого».       Кажется, от его оглушительного крика дрогнул остров. Вскипающая кровь, со скоростью света проносящаяся по венам. Она выступала потом из пор кожи, текла из носа, рта, глаз, ушей… Мозг наполнялся ею, переполнялся. Лопались обычные, совершенно человеческие физические связи. Сгорали какие-то части, уничтожая недостойного, чью судьбу мне вверили не свыше, но как одной из малых хранительниц Равновесия.       С губ хрипло сорвалось:       — Умри…       Крик затих в булькающей какофонии. Голова, как у субантры, не лопнула, но я шатнулась, опускаясь на колени, чувствуя, что боль переходит пределы. Упавшее на спину тело в золотых латах, раскрывшиеся белые крылья, покрытые пылью, кровью… Меня начало мутить. Хотелось провалиться в бездну. Слишком сильная травма. «Такую я ещё не зарабатывала» — почему-то совершенно спокойно думается мне. Слепит золотой нагрудник, отражая солнце, уже клонящееся к горизонту.       Позади было тихо. «Может, мне всё показалось?.. Может, там нет никого?..». Я начала падать на спину, чувствуя, как кровь из прорубленной ключицы и крыла толчками заливает спину и грудь. Исцеление на себя у меня срабатывало отвратно всегда. А с такими повреждениями даже зелье ускорения регенерации не справится… Если я всё же одна, до школы не долечу. Из уголков глаз покатились бессильные слёзы.       Упасть не дали. Осторожное поддерживающее движение под здоровое плечо. Сознание оставалось пронзительно чистым. Я благодарно откинулась в удерживающих руках, отметив бледное лицо матери, раскрывшей крылья, чтобы мне в глаза солнце не било. Подрагивающие губы, огромные глаза. Страх, непонимание.       Я сглотнула:       — Надеюсь тебе… теперь легче будет…       — Виктория… — прохладные пальцы скользнули по моему лбу, отводя волосы, поток магии ударился в какой-то барьер, но не прошёл. Она вскинула испуганные глаза на Геральда, — Почему моё исцеление не срабатывает?!       Демон сплюнул, обеспокоено глядя на меня и опускаясь рядом на корточки:       — Он хотел её убить. Боюсь, тут даже зелье не поможет. Только если сама сумеет своими силами выкарабкаться… — он встревоженно посмотрел на трепыхнувшегося ангела с пробитым молнией крылом, — Суки…       Почему-то я улыбнулась:       — Значит умру?..       — Силы береги, — буркнул демон. — А то я тебя сам прибью. Героиня, чёрт бы тебя побрал…       Попытавшись нахмуриться и начать ворчать в ответ, я ощутила, что воздуха не хватает. Темнело? Солнце к закату? «Или нет…» — лениво пролетело в мыслях, когда звуки стали доноситься словно через пуховую подушку. Голова безвольно мотнулась, упав на травмированную сторону. По островку пронёсся хриплый надсадный вопль боли. Голос свой уже не узнавала. Казалось, что вместо крови по венам начал течь яд.Перед глазами промелькнул момент смерти Ади: «Видимо, это то же самое…»       Голоса над головой то пропадали, то появлялись…       — …ри её, я понесу этого…       — … в лазарет…       — … и какого х…       — … допросить. Если потребуется — пытать!..       Тишина, и спокойное, внятное, чёткое:       — Эта падаль даже погребения не достойна, Бекки. Если хочешь, напишу Лирии, что муженёк подыхать улетел в этом направлении. Пусть сама ищет, — меня бережно подняли на руки. Лоб уткнулся в отворот черной мантии. — Викторию надо к лекарям отнести. Архангел Миндер, отнесите этого гадёныша в башню. Запрет на посещение и двойную охрану. Камеру с блокатором. Не кормить до выяснения. Помощи не оказывать.       Послышалось недовольное ворчание:       — Можно и по имени, — послышался ворчливый голос тренера. — Как будто первый день знакомы…       Вздох матери:       — Позже разберётесь. В лазарет… Я кровь остановить не могу.       — И не сможешь, — взлетая со мной на руках, проговорил Геральд. — Боюсь, теперь не ей за нас сражаться, а нам за неё…       Я завопила от того, что крыло с прорубленной костью провисло, царапая изнутри осколками. Прижать к спине не получалось. Боль была нестерпимой. От натуги, кажется, готовы были полопаться глаза и подступила тошнота. Но от той же боли и сознание угасло невероятно быстро. Провал в забытье оказался спасением от всего.       Укачивающее и баюкающее ощущение полёта через некоторое время сменилось на шаги и встревоженное причитание. Гул голосов пробивался через мрак, заставляя пробудиться и заскулить от боли. Перед глазами плыли чёрные мошки. Каждая попытка их раскрыть заканчивалась провалом. Сознание вернулось, но слабости это не отменяло. Смахивало на какое-то состояние запертого в беспомощном теле разума, пребывающего в адекватном состоянии, но не понимающего, почему всё прочее подводит? Почему не получается идти самой? Почему меня снова несут на руках?..       Попытка разжать губы и попросить воды — провал. Безнадёжный тихий хрип, словно попытка протолкнуть через горло кусок пемзы. Снова болезненный вопль от потревоженной спины, когда уложили на постель лазарета. По обонянию резанул запах зелий и настоев. Хлопотание лекарей, попытки запустить исцеление с нулевым эффектом. Зелья уже просто выжигают внутренности без какого-то иного действия. Попытки сопряжённого удара, чтобы хоть кто-то смог пробиться. Но это не то. Не так…       Я знаю, как это убрать, но говорить не получается. А ещё не получается, поскольку всего трое из ныне живущих могут реализовать нужную форму. Наследие Анабель… Если мне удастся объяснить — как стоит всё исправить. Не выходит. Дурнота душит. Под головой полотенце и таз. Влитые снадобья с желчью уходят из организма — отторжение. Шёпот, молитвы… Словно становится хуже. В сознании с горечью усмешки Мальбонте: «Мать молилась за меня, но Шепфа запретил…». Может меня тоже подвергли местной версии анафемы.       Рассвет режет глаза через высокие окна лазарета. Кто-то соображает, что следует отгородить занавесками угол, срезать одежду, которая уже намертво прилипла к телу. Обоняния касается энергия матери. Открываю глаза через силу. В четыре руки с Мисселиной переодели в больничную просторную рубашку с отрезанным плечом, чтобы не тревожить рану. Бесполезная шина на сгибе крыла лишь фиксирует, но ничего не срастается. И не срастётся. Я вымучено улыбнулась, стараясь не заплакать снова. Всё смахивает на замкнутый цикл: пробуждение, попытка исцеления, бездна, пробуждение, вода, рвота, бездна…       Понятие «время» стирается…       По щеке бегут прохладные пальцы, стирая испарину, отводя прилипшие к коже волосы. Поглаживают заботливо, осторожно, словно травмирована вся целиком, словно хрупкая, стеклянная. Снова лёгкое погружение в какие-то очень-очень ранние воспоминания. И я даже не знаю: пригрезилось мне это, или было в реальности тогда. Сейчас эта внезапная ласка есть…       — Мы ищем выход… Надеюсь, скоро всё получится…       Пальцы пропадают, чтобы вернуться через секунду чуть влажными.       Свистящий шёпот:       — Ма-а-а…       — Не перегружайся. У тебя истощение. Растрата всего. Резерв ушёл на самоисцеление. Полностью пустое вместилище. Геральд нашёл какой-то амулет у Фенцио, чтобы заблокировать вместилище. Но и наполнить не выходит, — она вздохнула, повисла тяжёлая угнетающая пауза, всхлип. — Я благодарна за эту месть архангелу… Но не ценой твоей жизни, Виктория. Это слишком неподъёмная для меня плата…       Сглотнув сухим, как Сахара, горлом, я тихо заскулила, снова проваливаясь в беспокойный сон. Открытые не больше минуты глаза пересохли. Губы уже не разлипались вовсе. Снова смена дня и ночи. Бесконечная. Либо это свет в глазах гас, а потом появлялся. Понять уже было невозможно. Периодические попытки использовать что-то новое, всё равно возвращающие меня на порог, от которого даже оглядываться становилось сложнее и сложнее.       «Неужели так всё и закончится?» — внутренний вздох, словно через силу, и снова темнота. Становилось стыдно что из-за такой нелепицы подвожу и рискую оставить Фенцио, подставила Маля, не могу даже сказать тем, кто рядом, кого стоило бы бояться. Но внутри, кажется, всё уже умерло до того состояния, что к исходу суток даже не открывались глаза. Внутренняя усмешка с попыткой поднять хоть крупицу силы, энергии в себе — пустота. «Ты слабая, Уокер… Слабая потому, что без остальных ты никто…» — проносится в разуме.       Сквозь смеженные веки и ширму бьёт в глаза солнце. Ласково, согревая. Пролетают мысли о свете в конце тоннеля. Но боль возвращает всё на свои места — значит, пока ещё жива. Левую руку не ощущаю. Крыло… Если бы не скребущие изнутри осколки кости, тоже, скорее всего тоже не ощущала бы… Раньше мелькали мыслишки, что «не ведущая, не страшно…», теперь, что хочется, чтобы всё это прекратилось. Сил просто нет…       Снова голоса сквозь туман:       — Всё пробовали — толку никакого… — лекарь.       — Должен быть выход… — голос матери.       Вздох:       — Серафим Ребекка, девочка слаба. Она со своим резервом играла так, будто это бумажные куклы. Потом обряд слияния, связь с полукровкой… Моральные силы могут быть сколь угодно неистощимы… Физические так легко не поддаются.       Голос Миндера:       — Что-то мы всё же упустили. Я ничего не хочу сказать, но уже четыре дня прошло. Она балансирует, испытывая боль, но не может прийти в себя или умереть…       Хриплая обрывистая просьба:       — Архангел, придержите язык, прошу… — голос матери дрогнул, — Ей нельзя умирать.       Звук шагов, новые голоса в лазарете. Распознаю с трудом. Кроули и Мисселина. Старик оживлённо спорит с учительницей, после чего, удаляется, гневно припечатав репликой: «Её не благословили!». Слышатся тяжкие вздохи окружающих. У меня встревоженное ощущение, что это действительно смахивает на поминки. Пришли проститься с неизлечимой…       «Как же хочется жить…» — по лицу скользят слёзы, вытираемые прохладным полотенцем. Мягкое поглаживание по волосам. Вспышкой из памяти разговоры в столице в самом начале. То же состояние, когда будущее следующего дня находится под большим вопросом. Когда от того, до какой степени там всё туманно, не видишь и собственной вытянутой руки.       Робкий тихий голос Мисселины:       — Есть ещё кое-что, что мы не пробовали. И не факт, что подействует, конечно…       — Не томи! — раздражённый рык Геральда.       Мисселина так же спокойно продолжила:       — Фонтан «Матерей». Наши студенты именуют его «плачущие девы». Его установили в честь целителей Равновесия. Туда приходили матери обеих фракций, молиться о сражающихся детях. Искренняя и истинная материнская любовь выспрашивала благословение Шепфа на удачный исход боя и сохранение жизней… После, туда приводили раненных, купая в водах, что натекают из глаз статуй… — она вздохнула, — Это всего лишь легенда, но я вспомнила и попыталась поискать в библиотеке какие-то сведения о фонтане — ничего нет. Вот только из одного трактата страницы выдернуты. Как раз на том месте, где легенда о чьих-то слезах…       «Я обязана тебя любить» — отбилось в памяти голосом матери, — «такая себе истинная любовь, судя по всему…». Но внутренне я возблагодарила учительницу за своевременные мысли, молясь всему, чему только было возможно, чтобы остальные не артачились. В госпитале висела мёртвая тишина. Мне уже показалось, что я оглохла до кучи. Вполне логично — органы отключаются. Сначала зрение, теперь ещё и слух… Чую, до фонтана я уже не…       Голос Ребекки:       — Летим…       Заскулив от снова потревоженных ран, я услышала слова Мисселины:       — Но она Непризнанная… Я не знаю, работает ли это на…       — ОНА ДЕМОН! — хором рявкнули мать, Геральд и Миндер.       Тихий смиренный вздох:       — Ладно… Просто серафим Кроули сказал, что…       Дальнейшее я уже не слышала. Торопливое движение вперёд, в висок и бок, укрытый тонкой больничной сорочкой, бьёт ветерок от стремительного шага несущего. Ощущение острого дежавю. Так давно и недавно. Разбитая голова, сломанные кости, стремительный шаг Фенцио после того, как я врезалась в колонну на маневрировании. Дальше было всё хорошо. И сейчас должно быть. Не хочу остаться инвалидом… Не хочу умереть… Не хочу навсегда остаться полуживым овощем с действующим разумом, но не в состоянии пошевелиться.       Рывок взлёта привычно бросает в лицо волосы. Запахи, после спёртого «воздуха смерти» из стен лазарета, прямо с ума сводят. Дышать полной грудью от боли не получается. И аромат свежего воздуха и ветра, мешается с ароматом энергии морского бриза и водорослей. Так даже лучше. Я приоткрыла глаза, улыбаясь в светлую повседневную мантию Миндера. «Казалось бы: тоже архангел, тоже прирождённый… А какая огромная пропасть между ним и убитым уродом…» — пронеслось в мыслях. И следом понимание, что Лирия теперь будет пытаться уничтожить меня всеми доступными способами. Меня, мать… Всех, кто нам близок реально или предположительно.       «Если выживу, надо поинтересоваться у Ребекки…» — со вздохом подумала я.       Шелест крыльев, снова торопливые шаги. Сначала одни, потом ещё четверо… Я судорожно пыталась сосчитать тех, кого слышала и чувствовала в лазарете. Мать, Миндер, Геральд… Кроули ушёл, Мисселина не полетела… Кто это?.. Прощупать не выходит — резерв пуст до свиста на дне вместилища. Но сейчас и вправду совершенно не до любопытства. Прохлада пещеры. Бившее в глаза солнце истаяло, погрузив всё в очередной полумрак.       Тяжёлый вздох:       — И как?.. — поинтересовался Геральд. — Она шевелиться не может. Захлебнётся, если просто в воду опустить…       Раздражённый голос матери:       — Самый простой вариант — самый правильный.       Шелест одежды, звук шагов босых ног по камням ступеней. Если бы у меня были силы, я бы подняла голову, чтобы посмотреть на происходящее. Плеск воды. Второй. Ребекка зашипела, но на этом реакция ограничилась. Миндер тоже поднялся по ступенькам, поднявшись к борту фонтана, осторожно опустился на колени, но всё-таки потревожил крыло. Я вздрогнула, стараясь не издавать звуков.       — Прости, Виктория… — встревоженно проговорил архангел.       — Давайте. Осторожно… — скомандовала Ребекка.       Ноги погрузились в холодную до судорог воду. Стала понятна реакция матери. Ладонь под затылком, поддерживающая голову, сменилась с жёсткой мужской на миниатюрную женскую. Бёдра, талия, грудь… Отяжелевшие от влаги крылья потянули ко дну фонтана. Вторая рука прошлась под коленями. Над водой оставалась только моя голова. Конечности не чувствовались. Холод распознавался только от того, что зубы начали отбивать чечетку.       Обрывистый шепот. Что-то отдалённо знакомое. Не целиком… обрывки фраз, конструкция построения слов… «Древнеангельский» — проплыло в моей голове, я припомнила статую Немезиды. Речитативом, быстро-быстро… И полностью бесполезно, судя по тому, что ничего не происходило. Мать дрогнула, на моё лицо упала пара горячих слезинок, контрастом прошедшихся по коже в сравнении с ледяной водой.       Она подняла голову, глядя на наших спутников:       — Почему?.. Почему не срабатывает?..       Послышался голос Дино:       — Могу предположить, что Шепфа давно не слышит и не отвечает. Бесполезно.       «А второй, должно быть, Люци» — подумала я. В подтверждение, послышался голос наследника Ада:       — Но у него уже подросла смена. Если вам это не претит, то ради спасения Виктории, можно попробовать молиться новому… Хранителю Равновесия. Истинному…       Мать жадно втянула носом воздух:       — Ему не посвящали молитв. Лишь проклятия! Как…       — Ребекка, молитва — это то, что идёт из сердца, а не то, что зарифмовали и написали в буклетах цитадели. И тебе это должно быть знакомо лучше, чем любому из нас. Попытайся. Может в этом случае выйдет… Тем более, в твоей дочери часть его сил, — Геральд опустился на корточки, очевидно, поскольку голос стал ближе. — Хуже не станет. И помни, что лишь истинно любящая мать может исцелить своё дитя в этом фонтане.       «Загвоздка… Ни просить помощи у Мальбонте она не станет, любовь из обязательства тоже едва ли поспособствует…» — грустно подумала я.       Повисло молчание. Долетели удаляющиеся из пещеры шаги. Мужчины решили не мешать. Тишина, только дыхание матери, стук падающих с лиц статуй капель слёз. С поясницы пропала ладонь. Крайне осторожное привлекающее за подбородок движение, скользящие по щеке влажные холодные пальцы. Подрагивающие. Ещё пара горячих слезинок, упала на лоб.       Мама всхлипнула:       — Не знаю, слышишь ли… Я приходила. Несколько раз. Наблюдала через окно, через забор… Смотрела, как ты растёшь. Прочее запрещено. Я слишком чтила большую часть правил школы, установленных для Непризнанных фракциями. Но… — шумный обрывистый вздох, — Мне хотелось… Очень хотелось оказаться рядом. Потом пришлось отталкивать это желание. Прошло слишком много времени. Я… не захотела причинять боль, достигнув поста, позволившего прийти в своём теле. Ты бы и не вспомнила, наверное. Два года всего ведь. Так мало… За тобой приглядывали… Не так, как хотелось, но… Йор присматривал и ещё пара тех, кому я могла более или менее доверять. Я гордилась тобой и горжусь. Буду всегда… — слезинка, упавшая на моё лицо, почти жгучая, — Ты стала сильной без меня, без чьей-то помощи. Ты научилась оберегать, любить и жертвовать. Расставлять приоритеты верно… То, на что мне требовались десятки лет здесь, ты сумела приручить в себе меньше, чем за год.       Снова скольжение пальцев по щеке. Молчание. Я впитывала откровения, пытаясь осознать для себя самой — что я испытываю с учётом всего произошедшего? Так долго уговаривать себя, что она достойна всех кар, что этот мир имеет для оступившихся не единожды, чтобы теперь… Теперь мирно прижиматься лбом к материнской груди, вслушиваясь в такты отчаянно сбивающегося от холода и страха сердца? Может, прежние мысли перевернуло то, что я досконально знаю все детали?..       Вздох:       — Я отвыкла просить… Я забыла, как это делается, предпочитая уповать не на молитву, а на собственные силы. Всегда проще было встать и сделать, чем унижаться в ожидании подачки… — Ребекка сглотнула, тронув губами мой лоб, — Но сейчас… сейчас мы действительно попробовали всё… Нет другой надежды. Терять в этом мире невероятно страшно. Только здесь начинаешь понимать, что больше не будет пути назад. Никто не получит права на перерождение больше. Здесь дорога обрывается в последний раз… Я… я надеюсь, что получится. Я постараюсь… Я тебя люблю, Виктория…       Не молитва, сбивчивый шёпот. Почти неразличимый, почти непонятный. Прерываемый одиноко падающими на моё лицо слезами. Почти убаюкивая. Вода словно теплее стала. Либо я замёрзла окончательно, либо привыкла к температуре. От подрагивающего шёпота тело словно начинает проваливаться куда-то, но рука под головой продолжает поддерживать, не отпуская, не позволяя захлебнуться… Внутренние механизмы всё ещё дремлют, словно пытаясь объяснить, что я заигралась…       «В мире бессмертных смертны абсолютно все…» — последняя отчётливая мысль…       — Пожалуйста… п-помоги… — разносится откуда-то издалека.       Над головой смыкается тёплая вода, погружая в спокойный сон.              Пронизывающий ветер, взмывающие громады древних руин. Позади обрыв. Знакомое место. До боли знакомое. Силы есть, но так… мало… Хватает лишь на то, чтобы подняться на локте здоровой руки, попытаться поднять голову, которую держать почти невозможно. Ощущение, как у новорожденной — ничего не получается, а что-то нужно начать делать. Очередные потоки бессильных молчаливых слёз от того, что даже в видении ничего не перестаёт болеть.       — Виктория?!.. — толчок энергии цветов жимолости вскружил голову.       Я вскрикнула от попытки чужих рук перевернуть на спину. Пульсирующая боль в перерубленном крыле, в ключице — до искр из глаз. Даже в видении не исчезли. Видимо, сила ранения не позволяет даже на таком уровне связи избежать боли.       — Тише… прошу… — я всхлипнула, от очередного скрежета костей под перьями, — К-кажется… кажется, я умираю, Маль.       Он шумно втянул носом воздух:       — Как я могу помочь справиться с этим?.. Я же не рядом…       — Я в фонтане у школы, где молилась Анабель. Последний шанс, я бы… не хотела, чтобы ты подставлялся, прилетая в школу… Мама решила молиться… тебе.       Его брови приподнялись:       — Вот как?.. Но я не…       — Попробуй. Так есть хоть какой-то шанс. Попытайся… Так сможем доказать, что Шепфа… уже не тот, кто нужен. Я объясню, что делать…       Мысли путались, пришлось собраться по кускам, чтобы объяснить, как действовать, вспоминая все детали того, как я исцеляла Фенцио. Параллельно с этим — максимально бережные движения и действия. Опустился на колени, аккуратно придерживая крыло, прижав к себе так, чтобы не тревожить с избытком ран. Для собственного и моего удобства. Горячее тело под одеждой, раскрытые огромные крылья цвета свежей крови укрыли от ветра и солнца, почти куполом сомкнувшись над головами.       Губы разлепить удалось с трудом:       — Удар секирой. С желанием убить. Собственная энергия пыталась исцелить — не вышло. Сила не отзывается. Я в состоянии хронического перерасхода, спасаюсь только амулетом. Тебе… — пришлось перевести иссякшее дыхание, — Тебе нужно перестроить зрение на поиск ментального поля. Оно выглядит как… как пряжа, понимаешь? Нити, разорванные ударом. То место, где поле должно быть стабильным и ровным, будет дыра. Энергия не проходит по ним… Тебе нужно… — опять печёт лёгкие, — Нужно попытаться выплести новые каналы. Для пробы пустить по ним маленький поток энергии, посмотреть, как проходит в разрыв и питает ли остальную нить. Если да: формула… Я…       Я расплакалась, осознав, что не могу показать формулу. Ни в мыслях, ни написать, ничем подсказать…       — Тише… — Маль качнулся, удерживая меня, словно ребёнка, — Когда мы постоянно бежали, у меня никогда почти не было бумаги и карандашей, но отец учил рунам. И я чертил их по фрагментам, по одной части на его ладони кончиком пальца. Просто с попыткой передать правильность символа. — под мою ладонь легла его: широкая и горячая. — «Пиши» формулу, а я буду выстраивать её в голове и покажу, как получится. Потом поправим неверные фрагменты…       Слабо улыбнувшись, я провела пальцем по его ладони, «рисуя» первый символ:       — Ты умница…       Вяло, медленно, но дело шло. Несколько раз пришлось повторять символы, чтобы он мог запомнить последовательность воспроизведения. Руны, знаки, символы… Конечный результат, позволяющий закрыть и запаять чужой энергией разрыв. Прижавшийся к плечу парня лоб начинал гореть. Озноб и очередное помутнение. Кажется, я выхожу на новую ступень «эволюции», теряя сознание в видении…       Легко сжатые пальцы:       — Виктория, не отключайся… — требовательный голос над головой заставил вздрогнуть, — Когда каналы восстановятся, запаять формулой, проверить течение… Ещё что-то?..       Я вздохнула:       — Со мной сложнее. Как ты и говорил: все стихии разом. Не знаю, какие последствия, если ты протянешь канал по ошибке… Каждый из них отвечает за использование определённого элемента силы.       Он молча кивнул, прикрыв глаза, прислушиваясь к моему состоянию. По телу прошёлся поток энергии. Почти экстатическое удовольствие. Словно погладили полностью открытый нерв. Один, второй, третий… сотый. Не пошлость, не близость, но заботливо так, как, пожалуй, это могло бы быть в обычной жизни. Обычном… мире? «А чем он не обычен? Такой же… Лишь жизнь дольше, крылья и магия вместо того, чего люди достигали веками» — подумала я, чувствуя то, что… исцеляло?..       Сосредоточенное лицо Мальбонте, нахмуренные брови, поджатые губы. Почти ничего не осталось от мальчишки, которого я увидела на этой скале в видении, которое подбрасывали общие силы… Или кровь? Или всё вместе. Неотделимые, неразделённые. До конца вместе. Улетучивались мысли, что это не мой сын, хоть я и питала к нему чувства, что должны были принадлежать когда-то светлой Анабель. Им можно было гордиться. Его можно было любить… И нужно, что ещё важнее…       «Злом никогда не становятся сами по себе. Для этого должны быть причины…» — подумалось мне. Глаза закрылись, снова уткнувшийся в плечо Мальбонте лоб, покрытый испариной. Бережное прикосновение энергии аромата цветов жимолости в ночном саду. Сладкий, нежный запах цитрусовых деревьев в патоке лёгкого ветерка, доносящего отголоски знакомой акации. Не моей, а его акации, которую даровала его кровь от матери. Истинной матери. Я расслабилась, вверив ему собственную жизнь, смерть и всё, что могла бы… Ведь по существу, ему было бы выгодно прилететь к школе, попытаться вобрать из умирающего тела силу, если это возможно, и всё…       «Мне нужен твой свет…» — отголоском в мыслях.       Выгнуло, словно от разряда тока от макушки до пяток. Я заскребла босыми ногами по земле, чувствуя, что поставлена точка в злоключении. Исцеление даровал новый правитель. Без гимнов и кровавых жертв. Просто потому, что мог и пожелал… И он ещё не занял своё место в чертоге, но уже сейчас отозвался на молитву той, кто предпочла бы его смерть всем обвалившимся на голову злоключениям.       Я подняла мгновение назад неощутимую руку, стирая капельки крови, выступившие под его носом от перерасхода. Парень шатнулся, но руки на моих плечах и коленях сжались крепче. Усталая улыбка.       — Ты сильный… — я улыбнулась, прикрыв глаза, — Прости, что слишком слаба… просто…       Мальбонте вздохнул:       — Это так странно… Я впервые слышал зов, но не знал источника. Словно шёл отовсюду один голос. Просьба о помощи. Не так, как это бывает в разговоре. Иначе. Ему невозможно противиться. Ведь просят не для себя, — усмешка. — Последние приготовления перед наступлением. Военный совет. И этот плач. Женский… — он смутился, удивлённо взглянув на меня, — Кажется, я потерял сознание, там, в реальности. Так что приключилось с тобой?       Поджав губы, я взглянула на него:       — Отец Астра. Тот, кто изнасиловал мою мать…       Мальбонте оскалился:       — И это представители Рая?!..       — Он мёртв, — спокойно проговорила я. — Мне удалось его убить, как… Как субантру, представляешь?..       Парень озадаченно взглянул на меня. Повисло неловкое молчание, неожиданно прервавшееся его хохотом:       — Хорош ангел, который по строению своего разума и восприятию сродни твари, полностью подчинённой инстинктам… — он умолк, с усмешкой поднявшись на ноги, продолжая удерживать меня на руках.       Я нервно дёрнулась, обвив руками его плечи:       — Что ты затеял?!       Снова усмешка:       — Исполнить свою мечту… — Мальбонте оглядел скалу, которая позволила нам встретиться куда раньше, чем состоялся ритуал, — Тогда я не мог улететь, пока не зажили раны, нанесённые путами…       Он распахнул крылья, подняв столб пыли и сора с уступа, на котором стоял. Рывок, словно оставивший мои внутренности на отдалившемся в мгновение уступе. Пара резких сильных взмахов, словно он не ощущал мой вес. С трудом удержавшись от встревоженного визга, я огромными глазами наблюдала, как всё, что было под нами, исчезло за облаком.       С губ сорвался нервный возглас:       — Маль! Я ещё не могу летать, скорее всего…       — Заодно и проверим… — он подмигнул мне и разжал руки.       Я полетела вниз, отчаянно матерясь и раскрывая вполне себе послушные крылья. Знакомо сорвавшиеся куда-то ниже внутренности и… снова резинка банджи, утягивающая из видения…              Встревоженный голос над ухом, скольжение по лбу тонких прохладных пальцев:       — Вики?..       — Виктория… — терпеливо поправила я, пытаясь отдышаться и рассматривая своды пещеры, скрывающей в своих недрах фонтан, — Маль… Зараза…