"Sex Is Not Enough"

      Когда створки врат за нашими спинами закрылись, вокруг меня сгустилась темнота. Растаявшая в пальцах ладонь Мальбонте перепугала до полусмерти. Закричав, я слепо побежала вперёд, ожидая хоть чего-то… Или же просто стояла на месте. Ноги заплетались от паники. Я рухнула ничком, едва успев выставить вперёд руки… Только темнота вокруг, словно мой образ нанесли на холст из непроглядного мрака. Двигаться возможно, дышать, бежать… Но куда?.. Бесконечность. Темнота…       Словно кадры старого немого кино: сны, воспоминания, видения. Всё обрушивалось вокруг, перестраивая мир, показывая то, что было, и чего не было. Менялись ощущения, словно силясь вытолкнуть меня из происходящего в реальность. Подмена образов. Смятая картинка детства без матери, в котором она есть. Семейные посиделки, взросление, успехи в рисовании. Сказки от мамы на ночь, гордость в её глазах после престижных наград штата за участие в конкурсах художников, разговоры о мальчиках, о будущем… «Этого не было, никогда не было!» — сопротивляется разум.       Начинает доходить — обманка. Подброшенное воспоминание. Меня знали, меня вели с самого начала. Видели каждый мой шаг от рождения до попадания в школу. Легко и просто выстраиваемые картинки, которые пытаются отключить реальность…       Образ из моей спальни, нависающий жар тела, пальцы отводят тяжёлую платину, кажется, теперь всё закончилось, картинка, которую я видела больше полусотни раз за прошедшие месяцы. Но снова — нет. Волосы короче. Лицо ускользает. Кто-то другой в моей постели. Тот самый образ, рассыпающийся из сна, который я видела в столице. Снова подмена, которой точно не могло быть почвы. Прежде я не любила никого — этого не могло быть! Это не со мной!.. «Соберись, вытряхни…» — приказываю себе.       Столик в кампусе в кофейне. Четверо друзей. Два парня, две девушки. Лица: Мими, Люцифер, Дино и я. Без крыльев. Просто студенты. Девушка учится на архитектора. Парни со мной на курсе аниматоров. Потягиваем горячий шоколад с выпечкой из местной пекарни… Пирожные в разноцветных бумажных корзиночках… Всё ложь! Бессильная злость выводит из себя – не могу вырваться из этого порочного круга — не выходит. Смех, улыбки, обсуждение техник. Где-то в памяти вопрос про использование карандашей… В голове проносится разговор с Мальбонте о плотности грифелей. Это — реальность. Остальное — ложь…       Всё меняется…       Застолье. На столе диплом. Мама и папа… дом чистый и уютный. Не то, что оставалось, когда я попала в аварию. Светлые стены, удобная мебель, обманчиво вкусные ароматы. Разум трезвеет — не то. Совершенно не то… Это ароматы из кухни небесной школы. Запахи мяса морского дракона, которые не перепутать — всё в кучу: рыба, мясо, птица… Родители весело беседуют, перешучиваются, поздравляют… Я смотрю на свой диплом и стопку сертификатов образовательных программ и вспоминаю, что такая же лежала на пассажирском сидении моей машины, когда я ехала домой после экзаменов, отказавшись от выпускного.       Какие-то нелепые вопросы про личную жизнь, дальнейшие планы. Улыбка матери, которая вернулась лишь недавно. Тёплая, уютная. Какие-то отговорки про хранительницу очага. Снова шутки и подколы про то, что мой типаж явно не какой-то «Эллиот», сгенерированный бредом сумасшедшего, который пытается выломать остатки моей реальности, чтобы заменить на эту фальшь и… задержать.       — ПРОЧЬ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!! — ору я, сжимая виски руками.       «Только бы сил хватило…» — встревоженно мелькает где-то внутри, среди всей этой какофонии не моих воспоминаний. В голове стремительно выстраивается руна отражения, вписанная в формулу, которую я даже не знаю.       Срабатывает. Мрак вокруг рассыпается песчаным домиком, показывая вход в знакомую пещеру. Сияние солнца, лазурно голубое небо… Всё так привычно… Школа, громадой возвышающаяся чуть в отдалении и густой лес. Виден край скалы «отбора», на которую я ступила, кажется, целую жизнь назад. Кажется, что я вышла из какого-то штопора и всё начинается именно сейчас — в эту самую минуту. Вот только почему-то никто не встречает, не слышно шелеста травы…       Только тёмный провал входа в пещеру к фонтану «матерей» и наличие оружия доказывает, что мне всё это не почудилось. «Очередное видение?» — встревожено проносится в голове, когда я со вздохом иду вперёд, даже не притрагиваясь к оружию. Тихая поступь не отдаётся привычным гулом шагов от каменных сводов. Звуков почти нет. Лишь слышно впереди, как стекают в фонтан прозрачные слёзы с потемневших от времени скульптур.       И что-то ещё… пока плохо улавливаемое, сложно различимое. Но вот, спуск и последний поворот показал знакомую до мелочей пещеру, по которой разносились, отражаясь от каменных сводов, горькие женские рыдания. Смутно знакомые… У самого бассейна фонтана у бортика сидела ангел в белых одеждах, на самом краю, склонив голову над черноволосым спящим младенцем, укутанным в одеяло.       Сквозь плач удалось разобрать слова:       — …Он умирает! О, Шепфа, он умирает!.. Силы несоизмеримые с маленьким ребёнком!.. — плечи Анабель подрагивали от рыданий. — Благослови, создатель… Мне не хватает сил исцелить его от этой силы, разрывающей существо! Если он погибнет, я утоплюсь в этом самом бассейне!.. Молю… Молю, Шепфа!..       Отчаянный плач рвал душу в клочья. В мелкие лоскутки. Младенец продолжал, кажется, безмятежно спать. Анабель укачивала его, перемежая колыбельную с молитвами тому, кто уже через несколько минут отвергнет ребёнка и лишит своей благодати на тысячи лет. Я поднялась по ступеням, положив руку на её плечо. Как когда-то на обрыве с Малем, который сейчас даже примерно не выглядел как сокрушительное зло, закутанный в одеяло светлокожий черноволосый уставший ребёнок, которому предстоит пережить кошмары. Без особой надежды на успех, без надежды утешить или успокоить. Спасти… Мать, дитя… Она не должна была его покинуть по велению «создателя». Он не должен был страдать… «Нужно спасти…» — бьётся мысль.       Анабель вздрогнула и обернулась, вскинув глаза, когда мои пальцы погладили напряжённое плечо:       — К-кто ты?.. — всхлипнув, спросила она.       Я вздохнула, опустившись на колени рядом с ней:       — Та, кто никогда тебя ему не заменит, но я приложу силы, чтобы то, что с ним произошло после, никогда больше не повторилось… — хотелось объяснить происходящее, но слова застряли в горле.       Она прикрыла глаза, опустив голову, поглаживая тонкими подрагивающими пальцами высокий лоб спящего сына. По пещере прокатился отчаянный всхлип, но она нашла в себе силы улыбнуться, повернувшись ко мне. Серо-голубые глаза, кажется, светились изнутри. По коже прошла вспышка акации, оседая лёгким флёром пыльцы. Моя акация робкая, не развитая до такой степени, плеснула в ответ, словно приветствуя ту, чьё наследие переняла. Такой же робкий всплеск жимолости…       — Дочь дочерей… — тихо проговорила Анабель, переведя почти безжизненный взгляд на статуи, — Значит, Вассаго был прав, мы всё же были сосланы… Бонт всё же останется один в этом мире…       — Вассаго?.. — я удивлённо вскинула брови.       Лёгкая улыбка на подрагивающих губах:       — Мой муж. Прорицатель и воин. Его видения никогда не ошибаются, но относятся лишь к двум мирам из трёх. Мы будем свержены и больше не получим права вернуться к нашему сыну… — по пещере прокатился тяжёлый вздох, — Ты такая же, как наш мальчик, только пришла после нас, чтобы выполнить то, что мы не смогли. Этого нельзя было узреть. Сочетание света и тьмы в ребёнке, рождённом среди смертных. Целитель и уничтожитель, и лишь от выбранного пути будет зависеть то, что ты понесёшь в мир бессмертных.       Я качнула головой:       — Не совсем… Или не только. Такая нелепица: демон-целитель, и ангел-убийца, не желающий отнимать жизни без необходимости, — разведя руками, я села на пятки. — Но никогда не достигну твоего уровня. Я лишь… «сосуд».       Анабель рассмеялась, неожиданно:       — Дитя, ты забываешь простую истину: крылья не имеют значения. Ты та, кто ты есть… А шаблоны… — она снова перевела взгляд на сына, — Его с рождения нарекли злом и убийцей. Быть может, так и будет где-то далеко в будущем, вот только…       — Только никто не становится «злом» просто так. У всего есть первопричина. Совершенно верно, — согласно кивнув, я опустила голову. — Это твоя память?..       Пожав плечами, ангел вздохнула:       — И да, и нет… Я есть в тебе в виде лёгкого отголоска предков. Память поколений, которые пали с Небес в мир смертных. Сейчас я в твоём разуме, вижу все детали, и мне… — Анабель сглотнула, — Мне страшно. Не только из-за того, что пришлось пережить Бонту…       Я усмехнулась:       — Его зовут МАЛЬбонте… Он всё ещё ругается, если обращаться только по светлой части. Он цельный… Не стоит разделять свет и тьму, которые есть в каждом из нас, — ребёнок в руках моей собеседницы зевнул, забавно причмокнув губами. — Есть ангелы с червоточиной мрака, есть и демоны, которые внутренним светом могут легко ослепить.       Анабель кивнула:       — Ты права… Сейчас он так похож на ангела, — она скользнула пальцами по бархатистой щеке сына. — Милое и нежное создание, лишь неспособное обуздать унаследованную от нас силу. Но все дети такие, верно?.. Малум не мог пройти мимо… Что-то притягивало его к моему мальчику… Уже сейчас подавлять разрастающуюся тьму сложно. Она словно пытается вырваться и погрести под собой всё, чего касается. Но и света в нём достаточно… Он учится держать себя в узде. Ведь для этого нужно всего лишь чуть больше времени… — снова обиженные слёзы матери, чьего сына хотят уничтожить, и почти уничтожили, — Разве его можно убить?..       Я нерешительно протянула руку, так же погладив высокий лоб, который через несколько лет от её молитвы поцелую в попытке унять и успокоить страх и бушующую силу. Анабель немного удивлённо подняла на меня глаза, уловив из потока воспоминаний проплывший образ той самой первой встречи в видении. «Меня спасала ты…» — промелькнули слова Мальбонте в памяти. Следом воспоминание о том, как восторженно прислушивался к прикосновениям Бонт… Вереница кадров, перебранных истинной матерью.       — Мальчика нужно было пощадить…       Стоило это произнести, как мир начал осыпаться. В голову снова хлынули непрошенные кадры, скрывая от моего взгляда пещеру. Вспышка боли — тараном по нервам. Я вскрикнула, проваливаясь в этот мрак, одёргивая руку от спящего мальчика и стискивая пальцами виски, готовые разорваться. Из глаз брызнули слёзы. Кажется, я превратилась в сплошной комок боли и отчаянного желания сдохнуть от перегрузки. Смахивало на перерасход, но энергия была стабильной…       Всё оборвалось, когда на запястье легли тонкие прохладные пальцы. Ударом по рецепторам — вспышка акации. Сильная, мощная, свежая, смывающая болевой синдром и сметающая подбрасываемые в голову кадры. Анабель что-то шептала на древнем языке, и по телу бежали искры, отголоски перекликающихся сосудов от мальчика в её руках ко мне и обратно. В глазах начало проясняться, пещера обрела прежние очертания, возобновился стук капель-слёз о водную гладь фонтана.       Я тяжело дышала, свободной рукой уцепившись за ладонь своей спасительницы:       — Кажется, меня пытаются выдернуть из этого места силой…       Анабель улыбнулась:       — Это не важно сейчас, — её взгляд, словно оценивая, прошёлся по мне с головы до пяток. — Память — это прекрасно, но общая память истории семьи всегда будет сильнее. Я… я хочу сделать тебе подарок за то, что ты оберегаешь его, Виктория… В тебе моя кровь и зачаток моей силы. Наследие Вассаго развито больше, но в том и ирония баланса: ничто не может развиваться пропорционально без помощи. И я хочу тебя отблагодарить, отдавая две самые большие ценности в своей жизни, — завёрнутый в одеяло ребёнок перекочевал в мои руки. Я удивлённо застыла, отметив, как мальчик улыбнулся во сне. — Сына, и прошедший через века дар со всеми знаниями, что я накопила…       Я не успела ответить, лишь приоткрыла рот, недоумённо подняв на неё глаза. Осторожное движение охватывающих моё лицо тонких ладоней с мягкими прохладными пальцами. Она подалась вперёд, прижавшись губами к моему лбу. Энергия рванулась так, что у меня разлетелись вокруг лица волосы, брошенные порывом неудержимого потока силы. Становилось трудно дышать от аромата акации. Я крепче обняла ребёнка, чувствуя, что от перенапряжения готовы разжаться руки.       Шёпот в сознании:       — Откройся мне…       Повинуясь её голосу, щиты упали. Мысли разлетелись карточным домиком, утягивая куда-то в дебри того, что в иной ситуации я копила бы в своей голове десятки, если не сотни или тысячи лет. Формулы, плетения… Всё это бурлило в крови, разворачиваясь перед глазами калейдоскопом. Словно быстро-быстро пролистываемые страницы толстой книги, но при этом я прекрасно понимаю каждое написанное слово, и оно не стирается из памяти, навечно оставаясь со мной.       Внутренний треск ознаменовал рост энергии. Она плескалась на поверхности, пробивая себе новые шкалы, заполняя их чистейшим светом. Одна за другой. На третьем десятке я уже перестала ориентироваться, вообще плохо соображая о том, что происходит. Только плеск жимолости, радостно переливающейся с родной акацией. Они переплетались так, что запахи кружили голову, дурманили и пьянили. Пахло переходом от весны к лету — сладко и чисто. «Сочетание несочетаемого в ком-то третьем…» — проносится в мыслях.       Образ Анабель начал истаивать вместе с напором энергии. Растворяясь в моём разуме, оставаясь в нём и удерживаясь теперь уже навсегда. Ещё несколько секунд, и я осталась стоять на коленях с Мальбонте. Всё таким же маленьким и умиротворённым. Он улыбался во сне, словно все кошмары прошлого обошли стороной, словно не пострадал. Стиралась граница между ужасами прошлого и яркими красками будущего. Ребёнка любили цельным. С его внутренним светом и внутренней тьмой…       Время словно ускорилось. Стали чаще капать слёзы с лиц статуй, превратившись в полноценные ручьи, переполняющие фонтан. Ребёнок в одеяле продолжал спать, расти. Из младенца в мальчика с обрыва, дальше в спящего юношу, и наконец в уже виденного мной молодого мужчину, как несколько раз прежде спящего на бортике фонтана, обвив меня за пояс руками и положив голову на колени. Сладко, безмятежно и крепко.       Я вздохнула, проводя пальцами по отросшим тёмным волосам, отводя их с высокого лба, поглаживая и даря последние минуты покоя перед пробуждением. «Я никогда не смогу тебе заменить мать… Прости мне это, Маль… Но я останусь рядом до тех пор, пока буду тебе нужна, и всегда буду приходить, когда бы ты меня не позвал…» — наклоняясь над его лицом, подумала я. Губы прижались к высокому лбу.       Карие глаза распахнулись…       — Мама?..              Мир потонул в белой вспышке. Тяжесть головы спящего молодого мужчины с колен исчезла, и я зажмурилась, прикрыв глаза руками, силясь сохранить зрение, удержать его хоть как-то. Руки невольно дёрнулись, выщёлкивая крепления ножен, поскольку в нос ударил затхлый аммиачный аромат разложения, приторной гнили и угасших пожаров. Разум уже подсказывал куда я угодила и куда меня перебросило. Изнутри прокатилась волна азартного гнева.       — Ну, сука, привет… — почти радостно оскалилась я, открывая глаза.       Нависшее, словно укрытое гарью и смогом, небо. Мельтешащие по нему нечёткие тени и образы, словно ударялись в невидимый купол, извивались, но не могли пробиться наружу. Вырваться из этого бесконечного замкнутого цикла существования. Десятки вьющихся между безжизненными камнями и скалами троп не имели начала и конца простираясь от горизонта до горизонта, куда не взгляни. Ни единой живой души на первый взгляд… Я понимала, до какой степени впечатление обманчиво, как и улавливала цепкий злой взгляд кожей.       Я вскинула голову, наблюдая то, пожалуй, что действительно напугало: чёрная воронка в самой верхней точке купола, скрывающего замкнутый мир, именуемый «Небытие». Словно жерло урагана она всасывала в себя всё, что удавалось отнять от земли. Мельтешащие тени опасались к ней приближаться. Разрушительная сила воронки притягивала и пугала — полное уничтожение для всего. Конечная станция для любой инкарнации?..       Вспышка на одной из троп привлекла внимание. Боковое зрение различило полутона лучше, чем прямой взгляд. Тусклое сияние цвета угасающего пламени в сумраке угасающего мира. Воронка над головой внушала куда больше тревоги нежели тот непонятный свет. Я пошла к нему, уже готовясь в любой момент вынуть оружие и устроить мясорубку, если это вообще удастся с Шепфамалумом. Азарт и желание жить не всегда позволяют трезво оценивать собственные силы и навыки. Тем более, в условиях незнакомой местности.       На тропу, по которой я шла, вывалилось нечто, смахивающее на скелет, усыпанный пеплом, растрескавшийся. Оно свалилось на колени сипло и гортанно подвывая:       — МНЕ НАДО ВЫБРАТЬСЯ! Нам лгали… Нас обманули! Обещали покой и забвение… А здесь только страхи и боль! — рывок вперёд и уродливые скрюченные пальцы существа сжали мои запястья, вываливающиеся из черепа глаза вцепились в моё лицо с отчаяньем. — Нам лгали тысячи тысяч лет! Слышишь?!..       Я сморщилась, отпихнув от себя существо. Слишком знакомый взгляд. Вот только прежде он полыхал гневом и ненавистью — Зигза… Теперь же… Страх, боль, желание, чтобы всё закончилось. Сплюнув в пепел укрывающий тропу, я пошла дальше, анализируя услышанное. «Небытие позиционировалось, как место окончательной смерти. Но, судя по всему, это лишь истинный облик того Ада, что нам диктовала библия… Снова подмена понятий, которая ввела в заблуждение абсолютно всех. И смертных, и бессмертных…» — думалось мне.       Впереди показалась широкая площадка. Так же укутанная пеплом, словно шерстяной шалью. Возвышающийся высокий трон и фигура, уже виденная мной единожды в видении, когда Мальбонте забирал ключ от чертога, и второй раз в его же воспоминании. Малум с каким-то непонятным любопытством наблюдал за моим приближением, постукивая когтистыми пальцами по подлокотникам своего трона.       Стоило ступить на площадку перед троном с тропы, как на плечи, кажется, обрушилось небо, склоняя к земле, как атлантов из греческой мифологии. Колени дрогнули, но я устояла. Упрямо глядя на затемнённый расстоянием и смогом силуэт на троне. Давление усилилось, и тварь с усмешкой ждала, что я подчинюсь. Стиснув зубы, я распрямилась, преодолевая сопротивление, для устойчивости разведя ноги на ширину плеч и подняв голову. В голове билась всего одна мысль: «Подыхать, так с музыкой!».       Знакомый инфернальный рык:       — Склонись…       Я продемонстрировала комбинацию из среднего пальца, едва найдя силы, чтобы поднять руку:       — Бегу и спотыкаюсь.       Раскатистый хохот прокатился по пространству, заставив содрогнуться даже скалы. Но… не меня.       — Отчаянная девица…       — Более чем… — мрачно проговорила я.       Шепфамалум потянул носом воздух:       — Потомок семьи моего мальчика… Жалкая смертная…       — Уже бессмертная. И мальчик не твой.       — Ты споришь с тем, кто создал саму тьму, дитя?..       Он протянул руку с зажатым в ней амулетом. Внутри что-то колыхнулось, и жимолость попыталась вырваться наружу. С трудом удалось осадить энергию в резерве. «Вот так эта мразота меня и выкачивала каждый раз, когда Маль ошибался и шёл наперекор, судя по всему…» — гневно рыкнул внутренний голос. Монстр сморщился, ещё раз подавшись вперёд, рывок внутри удалось осадить с трудом, но две шкалы всё же выскочили, улетая к зажатому амулету.       Удалось сквозь зубы прошипеть:       — Какого хрена?!       Малум словно не услышал, морщась:       — Этим не насытишься… — любопытство вспыхнуло с агрессивными нотками, — Ты думаешь, так легко поддерживать свои силы и успокаивать души, забирая из них тьму?..       Я криво усмехнулась:       — «Успокаивать»? «Забирать тьму»? Ты лишь очередной этап пыток тех, кто надеялся в твоём царстве, в Небытие, снискать покой и гармонию, которая стала иллюзией в мире Шепфа. Такой же лжец и лицемер как твой братец…       Монстр хмыкнул:       — Смышлёная девчонка, но так и не понявшая простую истину. Небытие? — он указал пальцем в воронку. — Вот оно, дитя… Истинное Небытие для тех, кто уже мёртв в остальных мирах. Здесь же… Считай, что здесь пыточная камера для невинных и виновных. Я здесь и палач, и такой же приговорённый. Тот, кто незаслуженно получил забвение так же, как мальчишка свою кару… Мальбонте… — кажется, он вздохнул, — Я не знал его светлой части до обряда. Шепфа выбросил бестелесную оболочку, которая моталась между миром бессмертных и этой тюрьмой, разрываемая тем, что тьма не могла умереть, имея свет в живом, отдельно существующем теле. Одна лишь тонкая нить, удерживающая две половины одного целого. А ведь мальчишка был нашим отражением. Два в одном, которым только лишь нужно было…       — …Время, чтобы отыскать баланс… — проговорила я, начиная соображать, — Ты такая же тёмная половина. Одного целого… Та часть цельного существа, которое разделил… Кто?..       Повисла пауза. Малум поднялся с трона. Непомерно высокий. Огромный. Распахнувшиеся, словно ободранные крылья колыхнули застоявшийся, пахнущий гарью воздух. Копыта громыхнули по ступенькам возвышения, на котором стоял его трон. Исполинская фигура, вдвое выше меня, расправила плечи, запрокинув голову и глядя в воронку с нескрываемой ненавистью и отвращением. Рычащие от несдерживаемого гнева нотки прорезали густой смог, повторяя слова, которые я слышала не один раз на службах в церкви при жизни. Но… всё же иначе:       — «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы…». — слова зависли в пространстве напитанные такой яростью, что Шепфамалум взревел, — Отец… Нас разделил собственный Отец! Вы — смертные, именуете его Богом. В вашем мире у него тысячи имён и образов, но ни один из них не будет истинным. Опасаясь, что сын когда-то займёт место отца, воплотив все силы, что были вложены в своё сотворение, он счёл, что безопаснее сделать врагами две части одного целого — сражаясь друг против друга мы не сможем биться против него за власть над сотворённым миром, — кривая усмешка исказила и без того страшные черты. — Он не учёл лишь одного: мы были сильнее него, и на разделение ушли все силы Отца. Он пал и обратился в то, что ты видишь над своей головой, дитя — чёрная дыра, стремящаяся поглотить сотворённое. Он: исток. Вселенная, если тебе угодно. И сочетавший в себе свет и тьму, Отец обратился в бездонное нечто, пытающееся насытить эту извечную утробу, в которой нет предела. Он — то самое Небытие, которое рассеет в себе всё, что выбросят миры. Которых не два, не три и даже не сотня!..       Я оторопело взирала на исполина, рассказывающего то, о чём я боялась думать. Извечная погоня за властью. Снова. Даже на таком уровне. Даже в тех кругах и материях, которые неподвластны пониманию и восприятию обывателей. Отец, разделивший сына. Один из сыновей, разделивший Мальбонте, чтобы тот не смог занять его место. Их место… их обоих. Страх утратить власть…       Шепфамалум опустил взгляд на меня:       — Но братец не учёл лишь одной детали — мальчишка уже раскрыл свою силу, как и мы когда-то. Мать, дочь Шепфа, сдерживала его мощь, но когда она была свержена к смертным вместе с одним из моих сыновей, его сила развернулась, показав нового Хранителя Баланса, который этот… — тёмный брат зло взревел, и небо расколола алая молния, — Который Шепфа нарёк «Равновесием». Он допустил ошибку Отца — отдав всё, что было, не учтя одну единственную деталь — чертог, как и моя обитель отдаёт всю энергию, чтобы не дать нашим детям погибнуть. Он создал суррогатную версию тьмы, сбалансировав её управляемым Адом. Мои дети стали заложниками его воли, не имея права воспротивиться. Свет стремится к тьме, как и тьма к свету, чтобы обрести это проклятое Рав-но-ве-си-е! — зло отчеканил монстр, усмехнувшись, — Я испытал мальчишку, заполучив его тёмную часть. Я закалил в нём то, что должно уничтожить моего брата, позволив мирам уйти вслед за Отцом, чтобы наконец восторжествовала справедливость… Аннигиляция после смерти Шепфа вытянет меня из этого склепа, я убью мальчишку и эта суррогатная вселенная наконец исчезнет!       Меня разобрал истерический хохот. Кажется, его это настолько удивило, что даже давление на мои плечи пропало. Пара завистливых детей, имевших в своём исходнике безграничную мощь и потенциал, способный создать тысячи таких же вселенных. Могущих объединиться и созидать, но сражавшихся за власть и давление одной части над другой. Дети, у которых не было матери, но был лишь такой же убогий Отец, не придумавший ничего лучше, кроме как разделить собственное дитя, чтобы не допустить свержения, случившегося по воле случая — силёнок не хватило.       Я всё же опустилась на колени, держась за живот, и капая слезами от смеха на пыльную площадку:       — Справедливость? А в чём она?! В том, что один выродок разделил собственного сына, его подвиг повторил другой, оба не в состоянии примириться, накопить достаточно сил, чтобы провести обратный ритуал и стать единым правителем… Ах, простите… У вас все силы, которые МЫ — ВАШИ ДЕТИ, отдаём на то, чтобы праотец не поглотил миры… — я оскалилась, поднимаясь обратно на ноги, — Вы живы только благодаря нам. Смертным, бессмертным, в любом уголке миров есть тот, кто верит. Думаете только о себе… Тошнотворные «высшие», на деле же заигравшиеся детки нерадивого родителя, неспособного принять влияние эволюции на собственное творение. А страшнее всего то, что ваши дети такие же… Не понимают, что тьма без света, равно как и наоборот — просто слова. Шепфа не может править тьмой, как ею правишь ты, и он создал искусственный баланс, который из-за отсутствия тьмы в своей истинной ипостаси всё рушит…       Он стремительно сократил расстояние, разделявшее нас, взирая на меня, как на блоху, взметнулась рука, готовая размазать меня тонким слоем по площадке:       — Твой мир так же создал я! В тебе моя кровь и часть моей тьмы! И ты смеешь противоречить тому, кто дал тебе жизнь?!..       «Жизнь мне мама с папой дали… Это вы, придурки, воздушно-капельным размножаетесь, а не как все нормальные люди…» — проворчал внутренний голос. Я усмехнулась, готовясь отскочить из-под удара:       — Не будем о жизни, которую ты и так торопишься оборвать… Какого дьявола меня притянуло сюда?..       Шепфамалум усмехнулся, продолжая удерживать руку над моей головой:       — Аннигиляция, дитя… В тебе достаточно света, чтобы закинуло в место, которое исполнено тьмы. В Мальбонте достаточно тьмы, чтобы пройти в чертог. Вас разбросало на входе, утянув в разные измерения…       — Я демон!.. — вызверилась я. — Или скорее даже Непризнанная…       — Неужели?.. — насмешливо отозвался «папашка», ткнув пальцем под мои ноги, — В тебе больше ангельского, чем ты можешь себе признаться. В противном случае, ты оказалась бы с мальчишкой рядом.       Я опустила взгляд, видя под ногами расступающееся пятно травы и ярких цветочных бутонов. Не успев удивиться, я вспомнила рассказ Фенцио о силе Анабель. «Которую я получила, похоже, не только в видении…» — встревоженно пробормотал внутренний голос. В голове начинал зарождаться бредовый план. Прощупав энергию, я определила больше пяти десятков шкал. Взгляд скользнул к воронке над головой. «Всего опять поровну. Значит, должна проскочить. Если этот упырь надеется выбраться из своей конуры, когда падёт Шепфа, то меня должно пропустить…» — пронеслось в спешно переваривающих услышанное мыслях.       Ехидный взгляд перешёл на Малума, всё ещё несокрушимой скалой стоящего надо мной. «Убивать нельзя… Иначе миры схлопнутся. А я обещала Фенцио детей родить, Малю будущее, да и вообще… Мама только оклемалась. Будет обидно, если сейчас всё так легко сдать…». В голове замельтешили новые знания. Где-то чуть выше уровня моей макушки билось сердце в раскрытой грудине монстра. Выплывшая в сознании незнакомая пока формула сложно выстраивалась в голове. Таких величин я ещё не знала. Да и расход… Половина от наличествующего.       «Попытка не пытка…» — пронеслось в голове. Я со вздохом резко опустилась на корточки, делая кувырок назад, и понеслась в сторону центра воронки, чтобы чудовище оказалось под ней. Это казалось правильным почему-то. Собственный авантюризм в сочетании с идиотизмом оправдать было нечем, потому просто делала то, что думала. В памяти всплыло видение, показанное Мальбонте: «Надо петлять… Ударит в спину, и меня можно будет укрыть простынкой, как Кроули, упокой его душу Небытие, будь оно неладно…».       От скорости бега свистнуло в ушах. Я неслась вперёд, чувствуя, как тени душ, кружившие под куполом, рванулись за мной, выполняя веление своего господина. Почти бесплотные руки хватались за одежду и конечности. Я выдернула меч, размахивая им и отсекая, всё, что пыталось как-то задержать. Позади наконец раздались тяжелые оглушительно громкие шаги, ускоряющиеся соразмеренно с моим бегом. Тряслась земля и мои поджилки. Падающие души хрустели под копытами…       Когда тело начало выполнять механические действия, направленные на выживание, до меня наконец начала доходить очередная простая истина. Статуэтка не была прообразом Мальбонте. Два этих кретина и были образом Равновесия, которое искусственно создал Шепфа, чтобы сохранить хоть какое-то подобие жизни. «А бедный мальчишка, оболганный в лучших чувствах словил на этой почве букет комплексов, с которых у нас и началось знакомство в лагере…» — фыркнул внутренний голос.       Воронка оказалась над головой. Я проскочила ещё десяток метров, резко оборачиваясь. Шепфамалум остановился, не торопясь сократить расстояние. Я подняла голову, снова посмотрев на клубящееся марево мрака над головой с умным видом.       — Я не могу отпустить тебя, девочка… Мальбонте должен убрать моего брата, — его взгляд примерился к моей тщедушной в сравнении с собой тушке, и монстр скрипуче протянул. — Считается ли грехом для прародителя тьмы убийство той, кто уже умирал?       Лукаво улыбнувшись, я склонила голову к плечу:       — А здоровья-то хватит, у такой развалины, небось, уже за века суставы поистёрлись…       — Ты заигралась, девчонка! — взревел Шепфамалум, стремительно приближаясь.       Пальцы закололо от готовой сорваться формулы. Вспомнилось, как Мальбонте убил Ади. Прикосновение и яд Небытия, который он создаёт. Но здесь это не сработало бы. А вот чистый свет… «Главное, добраться до сосредоточия его силы…» — взгляд впился в пульсирующее сердце. Очередной внутренний отсчёт таймера событий ускорился до предела. Шаг, второй, третий… От его поступи, перемежающейся от грохота копыт, со вполне человеческой частотой стало мутить — издевательство над природой. Ещё шаг, я раскрыла крылья, взмывая на несколько футов вверх, оставив одну ногу…       План сработал… Рывок за щиколотку вниз — удар гардой меча в задранную голову монстра, свободная ладонь преодолевая сопротивление, жар и царапающие кости чёрных рёбер рванулась в раскрытую грудину, сжимая пальцами отчаянно грохотнувшее сердце. Формула сорвалась с кончиков. Стремительно пустеющие шкалы… Но монстр лишь застыл, продолжая скалиться разбитой пастью, до хруста сдавливая мою ногу…       «Чистый свет! Воспоминания…» — я заорала от боли, чувствуя, как дробится в его лапе кость, будто деревяшка под прессом. Сосредоточиться было сложно, но в голове полетели кадры. Я зажмурила глаза, чувствуя, как срываются горячие слёзы, стекая за пазуху. Поток картинок от момента появления на обрыве неподалёку от школы, бал, ливень, драконы, дружба с Мими, пугающее чувство, ещё не осознанное — любовь, секс, который создал пару, сумевшую одним желанием быть вместе перемолоть суррогатное Равновесие… Губы Фенцио, россыпь меток на теле, столица, обучение, перемежающееся с порывистыми попытками наверстать, додать то, что каждый из нас не получил в достатке когда-то давно. Люци, переставший чувствовать во мне врага; Дино, научившийся слушать не только рассудок, но и собственное сердце…       «Получается…» — жар под пальцами начал затихать, как и биение… на границе восприятия под подушечками появлялась кора. Шепфамалум взревел, второй рукой хватаясь за моё горло, но его пальцы уже не сгибались, и я просто сложила крылья, выронив меч, и ухватившись за его ладонь, болтаясь на ней и продолжая сдавливать сердце, отдавая свет, скопленный в себе, свет того ангельского начала, что мне привили… Наравне с мятным ветром…       Снова поток воспоминаний, увлекаемый шкалами. Мальбонте — сын, которого я не родила. Чужой ребёнок, которого хотелось защитить. Мужчина, который хочет, чтобы во мне зародилось его продолжение. Кадры ночей, воспоминания о комнате в лагере, в которой я провела всего три дня, полностью воспринимая её нашей общей территорией и не ища аналогов. Кольцо на пальце с сапфиром. Шёпот в сознании голосом того, кого я считала тираном: «И я люблю тебя, мой свет…».       Рык монстра оборвался скрипом, и всё затихло…       Я болталась в растопыренной лапе, скуля от боли и не решаясь раскрыть глаза. Нога, кажется, превратилась в раздробленную мешанину из мяса, костей и мышц в мешке из кожи. «Нужно пересилить себя, и, хотя бы взглянуть на результат…» — со стоном пронеслось в мыслях.       Вздрогнув, я раскрыла глаза, осматривая тянущееся лысой кроной дерево, на суку которого болталась шеей. В сплетении узлов второй ветки застряла безжизненно болтающаяся левая нога. Со вздохом ухватившись за плечи застывшего Шепфамалума, я подвывая присела на свободную ногу, упираясь ею в сгиб «локтя», чтобы обломать скрюченные сучья и освободиться. От боли начинало мутить… «А ведь это только вторая часть марлезонского балета, который развернулся…» — прошептал внутренний голос.       Раздался треск, и я ничком рухнула с высоты собственного роста… в траву. Размытый от слёз взгляд прошёлся по окружающему пространству, и я тихо выматерилась, поднимаясь на локтях. «Ну очень по-ангельски…» — хмыкнула внутренняя язвительная тварь, — «С другой стороны, он ведь сам говорил, что во мне всего поровну…». Безжизненная местность созданного для Малума суррогатного Небытия была устлана зелёным колышущимся ковром из трав и цветов. Воронка над головой разрослась, втягивая в себя взвесь удушливого воздуха. Тут и там показывались пошатывающиеся души, которые она престала втягивать.       Остаток шкал пришёл в движение, направляя небольшой импульс на самоисцеление. Я вскрикнула, снова зажмурившись. От боли начинало тошнить всё сильнее и сильнее. Хотелось либо сдохнуть, либо, чтобы всё прекратилось. И при этом в голове всё ещё не могла выстроиться логичная картинка произошедшего. Смахнув слёзы, я шипя перевернулась, чувствуя, как хрустят восстанавливающиеся кости. Под закатанной штаниной показался огроменный синяк. Снова хруст, я зашипела, глядя на воронку над своей головой.       — Нарекаю это место новым вариантом Небытия. Ваши пытки закончились… — я подумала и добавила срывающимся шёпотом, — Хрен его знает, имею ли я на это право, но…       Откуда-то раздался хриплый смешок. Я нервно дёрнула головой на звук, снова зашипев от хруста в шее. Надо мной стоял высоченный демон с гетерохромией, кожистыми крыльями и немного отрешённым выражением лица. Я нервно сглотнула, рассматривая его, пожалуй, пристальнее, чем позволяла вежливость. Пришелец упёр руки в бока, насмешливо поинтересовавшись:       — Покрутиться, чтобы оценила со всех сторон, а, дикарка? — усмехнулся демон.       Сглотнув, я на всякий случай уточнила:       — Зигза, да?.. — спокойный кивок, и он поднял меня под подмышки, ставя на нетвёрдые ноги, — Какого хрена тут творится?       — Это тебе лучше знать, королева Мальбонте.       Я надула губы:       — Ты определись: дикарка или королева.       — С каких пор одно стало мешать другому? — удивлённо спросил он. — А творится… Могу предположить, что Вселенная позволила появляться новым божествам. Действительно ли Отец канул, как говорил этот… — он кивнул на застывшего покрытого корой тёмного брата, — Или же переродился, став всем и ничем одновременно, а сейчас решил, что пора взглянуть на сынков?..       Шатнувшись, я ухватилась за протянутую руку с благодарным стоном:       — Мне бы всю эту семейку… да за ногу, да об стенку… — вздохнув, я ещё раз огляделась и вперила любопытный взгляд в Зигзу, — Как ты умудрился помереть?       Он пожал плечами:       — Терять было нечего. Ты видела, во что я превратился за века заточения в тюрьме Сатаны. Влез под копья, думал, что обрету свободу, Небытие манит многих, разменявших более тысячи лет… — он вздохнул, поведя раскрытой ладонью вокруг себя, — Вот такое Небытие, а не то, что было создано темницей для Малума Шепфой.       Я хихикнула:       — Что ж, рада, если эта структура приживётся… А куда дальше, если отсюда нет выхода?..       Зигза хмыкнул, коротко указав глазами в расчистившуюся небесную синеву, но в сторону от воронки:       — Когда ты справилась с ним, большинство из нас, кто был здесь долгое время… рассеялось. Память о них стёрлась в поколениях, их держал только Шепфамалум… — он коротко усмехнулся, покосившись на дерево, — Думаю, когда связь утрачивается окончательно, мы просто исчезаем. Виктория, тебе пора… — он хмуро взглянул на ещё больше разошедшуюся воронку, — И спасибо… За освобождение.       Взглянув на демона, я постаралась улыбнуться, подобрала меч и, прихрамывая, подошла к дереву, выдёргивая застрявший в коре амулет, которым Малум вытягивал тьму. «Успокоитель душ хренов…» — проворчала я, рассматривая алый камень, обрамлённый в серебро в форме крыльев летучей мыши. Я огляделась, выбрала камень побольше, положила на него находку, после чего, посмотрела в утяжелитель меча с чёрным бриллиантом, прошептав:       — Мы не имеем права крошиться под гнётом обстоятельств. Не подведи… — удар и камень в амулете раскололся, переставая сиять, — Вот теперь точно можно сваливать…       Я раскрыла крылья, взмывая в ставший сравнительно чистым и свежим воздух. Воронка чёрной дыры приближалась с поразительной скоростью. «Аннигиляция?.. Что ж, умных слов понабрались, а последствия почему-то видят только фатальные… Впрочем…» — я в последний раз окинула новое последнее убежище для тех, кто обрёл вечность, и надеясь лишь на то, чтобы Азазель и Кроули тоже оказались именно здесь, а не улетели хрен пойми куда.       Воронка вспенилась мраком, утягивая меня в своё жерло. Стало страшно. Почему-то в последний момент пришло понимание, что я растратила резерв на половину, если что-то пойдёт не так, как следовало бы — размажут и адреса не спросят. И это с учётом, если последнее перемещение выкинет меня к Мальбонте, а не в очередной замкнутый мирок, чтобы потянуть время.       Едва последняя мысль промелькнула в голове, я услышала истошный крик. Узнала бы его из тысячи… По ментальному каналу рванулась боль с отголосками цветов жимолости и акации. Страхи рассеялись. Я перехватила меч поудобнее и поднажала, влетая в чёрное марево с чёткой мыслью:       — Будь что будет, но сегодня мы победим… Любой ценой, Мальбонте…