The Way To A Man's Heart

— Ты физически не сможешь испечь больше хлеба. — Я могу, и я испеку, — Дин даже не поднял глаз от теста, которое месил. — Что это за навязчивая идея? — Это не навязчивая идея. — Конечно. И сколько нужно буханок хлеба, чтобы идея стала навязчивой? — Сэм наклонился над островом, пытаясь встретиться взглядом с братом. — Да брось. Ты занимаешься этим уже несколько дней. Ты почти не спал! — Я плохо выгляжу? — это заставило его поднять глаза. — Ну… — Твою мать! — Нет, Дин, ты не выглядишь плохо, — Сэм улыбнулся. — Может быть немного… на грани срыва, наверное, — он обошёл вокруг острова. — Давай, пойдём прогуляемся. Сегодня суббота, и на улице хорошо. Сегодня уличная ярмарка. Твоему хлебу нужно время, чтобы подняться, не так ли? Тебе нужно немного проветриться. Он вздохнул. Посмотрел на груду обычного хлеба, а потом на кусок теста, который он колотил. Нравится ли ему этот? Достаточно ли, чтобы уехать на несколько часов и поставить всё на эту последнюю буханку? — Мы могли бы проверить конкурентов в конце улицы, — подлизывался Сэм, и будь он проклят, если не знал слабостей Дина. — Давненько мы не смотрели их меню и толпы посетителей… — Хорошо, — сказал он, уступая. — Да! — Просто дай мне немного времени прибраться, и мы пойдём. Дин сменил грязную одежду для выпечки и натянул одну из своих любимых футболок Zepplin; ничего фирменного с логотипом «Piehole» — они собирались инкогнито. Тем не менее, он почти забыл о том, что они собирались делать, когда вышел на улицу. Везде были люди и торговцы, уличные группы в каждом квартале, электрическая атмосфера, и, видя, как загорелись глаза Сэма, словно он всё ещё маленький ребёнок, напомнило Дину слишком много об их нетрадиционном воспитании. В детстве, когда они хотели повеселиться, они всегда уходили только вдвоём, оставляя отца поглощённым работой. Бывали дни, когда Дин даже не был уверен, что тот знает об их отсутствии. Он был там… но его не было. И они с Сэмом никогда по-настоящему не говорили об этом, они просто продолжали жить. — Эй, Сэмми, — сказал Дин, прочищая горло, чтобы избавиться от внезапного напряжения. — Не хочешь, чтобы тебе разукрасили лицо? — Я сделаю это, если ты тоже сделаешь, — Сэм тут же перебросил шутку. Дин ткнул его кулаком в плечо, и они прошли мимо кабинки для рисования:  — Помнишь золотую рыбку, которую я однажды выиграл для тебя? — Капитан Плавучий? Помню. Ты произнёс над ним прекрасную посмертную речь, — в этот раз Сэм увернулся от удара и вернулся со своим. — Он был нашим единственным питомцем, — сказал Дин. — Он заслуживал этого, — он указал большим пальцем им за спину. — Уверен, что ты не хочешь разукрасить лицо? Из тебя получилась бы милая сказочная принцесса. — Твоя задница — сказочная принцесса. Они завернули за угол и чуть не врезались в кого-то, стоявшего посреди тротуара с подносом. Дин инстинктивно подхватил поднос, помогая не дать ему и его содержимому разлететься. — Воу! — воскликнул он. — О! — мужчина поднял усталый взгляд с тёмными кругами под глазами, но они всё равно выглядели прекрасно. Синее, чем океан на открытке. Дину потребовалось несколько секунд, чтобы заметить растрёпанные тёмные волосы и белую униформу, в которую он был одет. — Спасибо. Извините. Я вас не заметил. Всё, что Дин собирался сказать, иссякло. Если бы эмблема на рубашке этого мужчины не подсказала ему, то его бы просветила ревущая религиозная музыка, которую он теперь мог различить среди остальных групп, играющих вокруг них. Они стояли перед «Хлеб Насущный». Губы Сэма превратились в плоскую, мрачную линию. Пекарь переводил растерянный взгляд с одного брата на другого. Он протянул им поднос. — Образец? — спросил он. — Томатная брускетта на свежеиспечённом багете. Он хотел было отказаться, но тут Дин вспомнил, что они пытались проверить другие пекарни. И он не обязан им за это денег. — Конечно, — сказал он, беря одну. — Итальянский и французский. Интересное сочетание. Он запихнул кусок в рот целиком… и тут же пожалел об этом. Это был один из самых вкусных кусочков хлеба, который он когда-либо пробовал и которым он бы хотел насладиться. Он медленно жевал, компенсируя такую потерю. — Вау, — вырвалось из его набитого рта. Мужчина улыбнулся. Внезапно он перестал выглядеть таким усталым. Или, может быть, солнце выглянуло из-за облаков, осветив его лицо. — Вам нравится? — спросил он. Дин с трудом сглотнул и откашлялся:  — Это… действительно вкусно, — честно признался он. Талант признавал талант, особенно тот, которого ему не доставало. — Это бальзамический уксус? — Бальзамический соус с имбирной хурмой, вообще-то. И оливковое масло первого отжима… — Чеснок и орегано… — Соль и перец, конечно… — Конечно. Это самое лучшее — я имею в виду, я никогда не был во Франции или что-то в этом роде, но этот багет… чёрт. А затем этот мужчина сделал нечто экстраординарное. Он покраснел. — Э-э, Дин, — начал было Сэм. Дин взял еще один ломтик багета и сунул его брату в рот. — Вот, Сэмми, съешь это, — пока Сэм пытался не подавиться, Дин снова повернулся к тёмноволосому пекарю. — В чём твой секрет идеального багета? Я где-то читал, что это связано с водой во Франции. Пекарь наклонил голову чуть ближе, как будто передавал запретные знания. Дин тоже наклонился. — Это миф, — признался он. — Настоящий секрет… — Кастиэль, — раздался резкий голос. Мужчина с подносом, по имени Кастиэль, виновато вздрогнул и, казалось, съёжился, когда из пекарни вышел невысокий мужчина с курчавой седой бородой. У него были похожие голубые глаза и белая униформа, но рубашка была двубортной, как у модного шеф-повара. На воротнике вместе с логотипом было вышито его имя — Чак. Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его стальных глаз. — Опять рассказываешь все наши секреты, да? — смеясь, он похлопал Кастиэля по спине и улыбнулся Дину. — Он просто ничего не может с собой поделать. Он любит говорить о еде. Дин мгновенно возненавидел этого Чака. Всё, что он говорил, было пропитано снисходительностью. — Я ценю опыт, — сказал он. — Некоторым людям нравится знать, что они едят. — О, всё, что мы здесь делаем, на сто процентов натурально, — поспешил заверить он его. — Так и должно быть! — Угу, — возможно, он вкладывал слишком особый смысл во все его слова, но внезапно Дин не мог дождаться, чтобы уйти. — Ну, спасибо. — Приходите скорее! — отвернувшись, он забрал поднос из рук Кастиэля. — Почему бы тебе не вернуться на кухню. Уриэль может взять это на себя. Кастиэль ничего не сказал, но Дину показалось, что он мельком взглянул в его сторону. Бедный парень. Он не мог уйти так, как мог Дин, и, похоже, это было всё, чего он сейчас хотел. — И последнее, — сказал Дин. Оба мужчины остановились и посмотрели на него. Наверное, он должен был оставить пекаря в покое, но он просто не мог. — Ты готовишь что-нибудь из земляники? Чак лучезарно улыбнулся: — О, вы должно быть слышали о нашем новом земляничном рулете! — Да, думаю, я наслышан. — Дин, — пробормотал Сэм, но Дин не обратил на него внимания. — Чего я не могу понять, — продолжил он. — Так это почему вы выбрали белую землянику для так называемого земляничного рулета. Белый сорт на вкус как ананас, что немного сбивает с толку, вам не кажется? Это почти как ложная реклама — заказал землянику и попробовал ананас. Кастиэль выглядел почти впечатлённым, в то время как лицо Чака было полностью непроницательным. — Ты очень много знаешь о японской землянике «Белая душа», — решительно сказал он. — Ну, её довольно трудно найти здесь, в центре Канзаса, но да, я кое-что знаю, — сказал Дин. — Когда что-то трудно найти, это вызывает у людей ещё большее желание попробовать это, — сказал Чак. — И, как вы можете видеть (здесь он указал свою униформу и полностью белый навес над витриной), белый — это вроде как наша фишка. — Да. Держу пари, что так оно и есть, — сказал Дин так же ровно. — Штука с брендингом. — Точно. — Хм, — он решил остановить словесную баталию на этом. — Спасибо за брускетту, Кастиэль, — сказал он, произнося имя мужчины намеренно и полностью игнорируя Чака. — Очень впечатляюще. — С-спасибо, — тихо сказал он. Он кивнул и, схватив брата за плечо, зашагал по улице: — Пошли, Сэм. — Ай, моя рука! Дин не останавливался и не заговорил снова, пока они не свернули на следующем повороте, который переходил в Кирпичный переулок. Он нырнул внутрь и ударил кулаком в стену. — Дин! — Твою мать! — крикнул Дин, и в его глазах вспыхнул зелёный огонёк. Он тыкнул Сэму в лицо окровавленной рукой. — Вот почему я ненавижу этих ублюдков! Они надевают одну маску для платящей публики и другую для всех остальных. Они не заботятся о еде или питании людей или о том, что их так называемое послание, это проецирование образа, который привлекает определённый тип людей, у которых есть много денег, чтобы потратить. — Дин, — повторил Сэм уже тише. Он положил руки на плечи брата в успокаивающем жесте, но Дин оттолкнул его. — Не надо, я всё ещё злюсь, — прорычал он. — Я знаю и понимаю. Помнишь? Я был тем, кто сказал, что они придурки. Я удивлён, что Чак не узнал меня, но он, вероятно, даже не смотрел ни на кого другого, кто хотел землянику «Белая душа», — он подождал, пока Дин сделает пару глубоких вдохов. — Давай вернёмся домой, — он попробовал улыбнуться. — Ты забрызгал кровью всю улицу. Дин посмотрел на свою руку, словно только сейчас заметил повреждения. — Блять, — выплюнул он. — Думаю, сегодня я больше не смогу месить тесто. — Я сделаю это за тебя. — Нет, нет, — сказал он, несколько подавленный, начиная ходить по тротуару. — С моей удачей, оно станет плоским, как блин. — Пита? — Нет! Оно должно подняться! — пробормотал он. — В этом весь смысл. — Ты идёшь не в ту сторону. — Нет, я иду туда, куда надо, — сказал Дин, указывая вперёд. — Мы сделаем ещё два поворота и пройдём целый круг. Я не буду снова проходить мимо этой ужасной музыки. Он был почти уверен, что Сэм знает, что его жалоба не была полностью связана с музыкой, но он ничего не сказал, просто шёл рядом, пока они шли домой.

***

Тема: Я никогда не Дорогой АТ, Ты заставил меня сделать то, чего я никогда не делал раньше. Сегодня я молился буханке хлеба. Это то, что я сделал сейчас на случай, если кто-нибудь поднимет эту тему во время игры «Я никогда не». Теперь мне придётся загнуть палец, если кто-нибудь скажет: «Я никогда не молился хлебобулочным изделиям.» Есть ли ещё что-нибудь, что бы ты посоветовал мне сделать, пока я этим занимаюсь? Может быть, кровавое жертвоприношение? Технически, сегодня воскресное утро. Я ещё не спал. Я слишком взвинчен. Так что я разбудил своё тесто, и теперь оно в духовке. Надеюсь, оно не сердится на меня за то, что я поднял его до наступления утра. Я знаю, что так бы и было. Я бесполезен, если не выпью кофе. Это было бы похоже на меня — отказываться вставать, пока не буду готов. Надеюсь, этот хлеб не похож на меня. Я сижу на полу перед ним, печатаю это сообщение в золотистом свете духовки, молясь, чтобы эта буханка была той самой. Одна буханка из дюжины или около того, что я сделал за последние несколько дней, которую можно было бы принести тебе. Я был расстроен сегодня. Я имею в виду вчера. Суббота. Это заставило меня думать о тебе. Не то чтобы ты меня расстраиваешь. Я просто много думал о тебе. Кажется, я стал зависимым. Мы не переписывались с тех пор, как договорились встретиться, своего рода негласное эмбарго на сообщения, пока мы не увидимся лицом к лицу. Или, может быть, ты испёк столько же пирогов, сколько я — хлебных буханок, и ни у кого из нас не было времени сесть и написать письмо. Мне вроде как нравится этот образ… нас двоих, трудящихся на разных кухнях. С таким же успехом мы могли бы быть двумя звёздами. Отдельно, но рядом друг с другом на одном небе, как будто вместе. Как Альфа Центавра. Невооруженным глазом она выглядит как одна большая звезда, но на самом деле это две бок о бок. Боже, я, должно быть, устал. Я становлюсь все более банальным. Интересно, получу ли я от тебя весточку утром, или ты подождёшь до нашей встречи. Мы всё ещё встречаемся, верно? Ты сейчас спишь? Я пытаюсь представить это. Какую пижаму ты носишь? …Ты носишь пижаму? Он нажал «отправить», прежде чем успел подумать о последней строчке. Возможно, той ночью он выпил слишком много пива. Может, ему стоит перестать винить в своих словах алкоголь? Обхватив руками колени, он раскачивался взад-вперёд, напевая мелодию, которую не помнил, купаясь в свете духовки. — Поднимись, моё творение, восстань, — прошептал он, словно доктор Франкенштейн. Тема: Я никогда не Дорогой Пирожник, Доброе утро. Да, я приду сегодня на нашу встречу. Если бы я не был так измотан, то, наверное, тоже не смог бы заснуть. Я проснулся сегодня очень рано, о чём свидетельствует это сообщение. Я лежу в постели, печатая это. И подумываю о том, чтобы испечь ещё один пирог. Я думаю: «Что значит ещё один в данный момент?» Не скажу, сколько пирогов я испёк на этой неделе. Ты удивишься моему здравомыслию. Надеюсь, тебе будет приятно узнать, что ты не один. Я также молился многим буханкам хлеба, хотя я не рекомендую добавлять кровь в еду. Я также кричал на пирог, и не то чтобы я когда-либо думал, что буду это делать. Но мне очень нравится твой образ у меня в голове: ты сидишь перед своей духовкой, окутанный светом, окружённый тьмой. Я не могу разглядеть твоё лицо. Пока что. Мне жаль, что ты был расстроен вчера; я даже не знаю причину, но меня необоснованно злит мысль о том, что ты расстроен. Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду под зависимостью — видеть сообщение от тебя после того, как не получал его несколько дней, было настоящей эйфорией. Это похоже на приключение. Это кажется… опасным. Но я не думаю, что то, что я чувствую, это страх. Я знаю, каково это. Я никогда не чувствовал этого раньше. Ты внушаешь много новых чувств. Что касается пижамы… Когда холодно, я ношу её. Когда жарко… иногда нет. С предвкушением, АТ   Тема: Сны Дорогой АТ, Я не могу представить тебя сердитым. Но я очень хочу представить тебя в пижаме и без неё. Я наконец-то заснул после того, как утром вытащил хлеб из духовки. Солнце только начало подниматься, и небо было всё розовое. Теперь у меня есть ещё несколько часов до нашей встречи, и в те часы, пока я спал, мне снился яркий сон о тебе. Надеюсь, это знак. И очень хороший.   Тема: Сны Дорогой Пирожник, О, я могу рассердиться. Мне тоже снились сны о тебе. Но насколько «живым» он был? Было ли это… сексуально? Любопытно, АТ Он сглотнул. У Дина было несколько вариантов. Он мог уклониться. Он мог заткнуться. Или он мог взбеситься. Дрожащей рукой он нажал на шесть клавиш. Тема: Сны. Очень. Он тяжело выдохнул и стал ждать ответа АТ. Он должен был быть готов к отъезду и отправиться в шоколадное кафе, но если он только что всё испортил, то… ну, он полагал, что никуда не поедет. У него зазвонил телефон. Тема: Сны Что мы делали? Как я выглядел? Впервые за всё время, АТ не начал и не закончил сообщение как сестра Беннет. О, Боже. Это было очень важно. Он определенно не был готов к этому, не говоря уже о том, был ли готов АТ, в чём он очень сильно сомневался. Тема: Сны Это было в темноте, так что я не мог увидеть тебя. Просто чувствовал. Это было прискорбно расплывчато, но в то же время всем, что он действительно мог описать, не будучи слишком детальным. Он поёжился, вспоминая сон, даже сейчас его дыхание участилось, когда он вспоминал тело, прижимающееся к нему, блуждающие руки, тёплые, мягкие губы, и голос в его ушах, который звучал слишком похоже на голос самого Дина, только потому, что он не знал, как звучит АТ. Это была единственная часть сна, которая оставила его неудовлетворённым. Тема: Сны Как ты понял, что это был я, просто… чувствуя? И снова, никакого приветствия. Никаких «с уважением». К счастью, он мог ответить на этот вопрос. Тема: Сны Только один человек на Земле говорит как ты. И это ты. Мы всё ещё встречаемся сегодня?   Тема: Сегодня Я надеюсь на это, или я испёк все эти пироги просто для практики, а ты бодрствовал, чтобы увидеть рассвет, напрасно. Чего ты боишься?   Тема: Сегодня Потерять это. Нас. Тема: Сегодня Понимаю. Но мы можем получить гораздо большее. Надеюсь. Я буду там сегодня между тремя и пятью часами. Я буду искать тебя. Я выбираю надеяться.