***
Антон просыпается от хлопка двери — все же не забыл. На кофейном столике лежит записка — как в старые добрые, когда они работали сутками и не виделись, хотя уже жили вместе. «Уехал на съёмку. Без тебя спать не нравится». Антон улыбается даже отчасти тепло и берет телефон, открывая диалог со своим парнем. «Доброе утро. Будь осторожен. Мне тоже». Отправляет сразу же, а после решает, что можно ещё поспать, ведь уведомлений с работы не было, значит, все спокойно, хотя на часах около десяти. Он просыпается ближе к полудню от звонка Оксаны и какое-то время приходит в себя, тут же вливаясь в работу: согласует встречи, даты, просит скинуть примеры рекламы на почту, но потом вспоминает про знакомого Арсения. Решив, что сейчас самое время, Антон открывает инстаграм и пишет тому в Директ, в конце отмечая, что его посоветовал Попов. Парень, которого посоветовал Арсений, оказывается настоящим профессионалом. Антон не удивляется, потому что Попов явно не советует что-то, в чем не уверен. Найдя, наконец, общий знаменатель, они договариваются, подписав договор и условившись, что через неделю придёт первый макет, расходятся. Антон уточняет у Оксаны, что там творится в офисе и нужно ли его присутствие. Ни встреч, ни чего-то другого, что можно было бы сделать только в его присутствии, нет, поэтому он спокойно делает себе завтрак и идет в гостиную к компьютеру. Личные встречи, может, и не нужны, но работу никто не отменял. Очнувшись ровно в тот момент, когда на часах уже вечер, Антон потягивается, разминая затёкшие конечности. Он слышит, как в замке поворачивается ключ, и встаёт, проходя в прихожую, чтобы встретить Эда. — Привет, — улыбается уголками губ. — Как съемка? — Привет, — Эд скидывает обувь и куртку, подходит к Антону, но не решается его хотя бы обнять. — Отлично, сказали, снимки в облако кинут, — мнётся слегка, но все же делает еще небольшой шаг. Антон усмехается, притягивая Выграновского к себе, обнимает за плечи и одной рукой зарывается в короткие волосы, утыкаясь носом в макушку. — Ну и отлично, будем ждать, — вдыхает знакомый запах и прикрывает глаза. — Я скучал, — рвано выдыхает, цепляясь за Антона и сильнее прижимаясь. Примирительный секс всегда какой-то особенный, с чувством собственничества и страсти, смешанной с нежностью. И нет здесь грубости, чистое желание обладать и быть ближе. Будто они были на грани разрыва, а теперь все с новой силой горит. Антон держит Эда на весу, прижимая к стене прихожей, потому что до спальни они не дошли. Тот дышит рвано, не сдерживая стоны, и ведет по спине Антона ногтями, будто хочет заявить, что тут занято. Как глупо. Руки затекли, но оргазм накрывает быстрее под хриплые стоны Эда, который сорвался раньше. Антон осторожно перехватывает его удобнее и относит в душ, открывая стеклянную дверь и опуская Эда на пол. После душа они вдвоём сидят на кухне за ужином и разговаривают почти ни о чем, вскользь упоминая дела. Антон отвлекается на пару звонков, но больше до конца вечера не притрагивается к телефону. Парни перемещаются в лоджию и падают в кресла, прихватив с собой виски. Они сидят сейчас, как давно уже не сидели, и это так уютно, что Антон почти ругает себя за ту ссору, хотя и считает себя правым. Он переводит на Эда взгляд, но не улавливает сути рассказа, а только наблюдает за его мимикой, жестами, интонацией и подвисает, потому что Эд пусть и не красавчик, но от него веет харизмой, такой диковатой, но одновременно домашней. — Уснул? — голос парня вырывает Антона из мыслей. — А? Просто залюбовался, — улыбается тепло, залпом допивая виски, и после закуривает. — Так ты и сказал пять лет назад, — хмыкает Выграновский. — Только балкон был пошарпанным, квартира раза в четыре меньше и в карманах на несколько миллионов меньше, — обновляет виски и протягивает Антону. — За нас, — чокаются стаканами несильно и молча выпивают. За нас.***
Арсений очень долгое время считал, что он асексуал, потому что его не тянуло к людям в физическом плане, вполне хватало дрочки, а ещё он понимал, что в 90% случаев начнутся «а давай ещё», «почему бы нам не встречаться» и прочая лабуда, которая не в тему. Впервые потрахался он скорее случайно — когда ему было двадцать три года, на вечеринке его зажал в угол какой-то парень, который так ему отсосал, что потом не выебать его было бы кощунственным. Тогда Арсений понял, что он, скорее всего, би, потому что ему плевать, что у человека между ног, но с оговоркой — у него мир не крутится вокруг секса. В первую очередь это удовлетворение физиологической потребности, потому что дрочки порой мало, возможность отвлечься и разгрузиться и уже потом удовольствие — это зависит от партнёра. И сейчас Арсений настолько зашивается на работе, что как-то днем не выдерживает — пишет Милошу, который подрабатывает в эскорте и с которым они какое-то время даже встречались, узнает, возможна ли встреча, и после работы едет к нему. У того красивая спина, мягкие волосы и относительно неплохая задница, так что Арсений втрахивает его в кровать, привязав его руки к изголовью, пока тот едва ли уместно сыплет фразами из порнухи. После первого оргазма Милош ему отсасывает, и Арсений спустя время кончает и второй раз, правда уже не то чтобы из удовольствия, а скорее из уважения — тот же старается. — Останешься на ночь? — Чай и поеду. Он не любит эти амурные полежания в постели в обнимку. Ему такого и в подростковом возрасте не хотелось, а сейчас тем более. А Милош… Он переживёт. Дома Арсения встречают хорошие новости — через два дня он снова сможет спокойно находиться дома: у отца какие-то дела по работе, мать переживает за цветочный магазин, потому что оставила его на новенькую, сестра кантуется у подруги и ей и там хорошо, а Иру никто не оставит, потому что ее и так не должно было быть здесь. По такому случаю Арсений даже заказывает пиццу и достает алкоголь, устроив вечеринку, и не притрагивается к телефону, чтобы все-таки побыть с родными. Они не виноваты, что он такой, но он в силах сделать так, чтобы им было не так неловко. Они допоздна сидят на кухне, вспоминают какие-то старые истории, смеются, мать пару раз плачет, а Ира смотрит так, что Арсению не нравится — она так смотрела на него до начала их отношений. Он знает, что после того, как она свалит с его родителями, он постарается пресечь любые контакты к ней, но этот взгляд… Он слишком любил ее, чтобы сейчас ничего не щемило.***
На следующий день Арсений уходит из клуба пораньше, чтобы проводить родителей и довезти их на вокзал, и едет домой. Кое-как впихивает в багажник их вещи — мать накупила столько горшков с цветами, что один даже оказывается у него на коленях, потому что места нет. Отец просит не забывать и тонко закидывает удочку, что было бы неплохо увидеть его на Новый год, мать обнимает и цепляется так, словно они прощаются навсегда. Иру они высадили раньше — у нее волшебным образом появилось место, где можно жить, — но Арсения это не шибко волнует. Он стоит на платформе до тех пор, пока поезд не скрывается вдали, и только потом идет обратно к парковке. Живот немного крутит — он плохо поел утром, а нервничал знатно из-за проблем на работе, — так что в сторону кафе он не смотрит. Сделает дома кашу с чаем и будет хорошим мальчиком. Хотя бы раз в жизни. Спать почему-то не хочется, хотя было бы очень кстати воспользоваться свободным моментом и наверстать потерянные часы. Но Арсений что? Правильно, очень логичный человек, поэтому решает пересмотреть всего «Хоббита». А это часов десять, так что спать он ляжет утром. Но постоянно маячить в клубе и отвечать на одни и те же вопросы порядком запарило — у него там по человеку на каждую проблему, в каждой сфере, все умнички, подкованные в своей отрасли, которые знают чуть ли не больше него, потому что он знает у всего по чуть-чуть, а они хорошо, но каждый свою тему. Но в итоге всем нужен именно Арсений, и ему приходится порой мотаться на работу чисто ради одной встречи. Впрочем, все это дает неплохие деньги, так что как тут отказаться. Из плюсов — новый партнер девушка. Из минусов — она замужем. Впрочем, для Арсения преград нет — может, это и плохо, — но пока он не заинтересован. Комплиментами он сыплет в любом случае, чтобы расположить к себе и немного расслабиться, получает в ответ любопытный взгляд, мягкую улыбку и искренний смех и хмыкает — как легко найти подход к человеку. Схема стандартная: выслушать чужие требования, рассказать о своих, показать клуб, обсудить детали, пошутить, посмеяться, проводить до машины и пойти в буфет. Взяв себе чай и пирожное, Арсений идет в кабинет, закидывает ноги на пуфик и лениво тянет напиток, потом вспоминает, что хотел прочекать одну страницу, открывает сохраненные ссылки и находит инстаграм Антона. Просматривает фотографии и сториз, листает актуальные, читает посты и улыбается — выглядит неплохо. Лайкает штук десять последних, которые нравятся, но не подписывается — пока что незачем. Через отметку находит страницу утки и сразу морщится — все-таки не нравится он ему от и до. Правда, один на один они еще не взаимодействовали, так что судить он не берется, но пока тот не вызывает у него каких-либо положительных эмоций.***
Воскресенье выдается запарным: Антон с утра в офисе, обсуждает с командой съёмки клипа, и на его плечи ложится согласование и поиск площадки. Эд на записи весь день и вернётся только к полуночи, а, может, ещё позже, хотя уже начало десятого и сам Антон все ещё сидит в кабинете, ища нужный контакт. Он забывает, что писал тому парню, которого Арсений советовал, но находит на почте письмо. Они переходят в стандартный Ватсап и договариваются уже о личной встрече завтра в офисе. Выйдя, наконец, из здания, Антон привычно закуривает, пока идёт к парковке и садится за руль, выезжая в сторону дома. Он мечтает только о душе и кровати. Эда все ещё нет, так что Антон идёт сразу в ванную, пытаясь расслабить затёкшие из-за постоянного сидения мышцы. Он не слышит, как хлопает дверь, только чувствует, как со спины его обнимают холодные руки и чужие губы целуют между лопаток.***
Будильник не оглушает, как обычно, а тихо звенит, потому что телефон оказывается на полу, видимо, сил не было элементарно его поднять. Антон поворачивается, встречаясь почти нос к носу с сопящим Эдом. Он улыбается уголками губ, ведет ладонью по щеке, тянется ближе и целует в нос. — Доброе утро, — шепчет хрипло, наблюдая, как тот щурится, открывая глаза. Но вместо ответного доброго утра его притягивают к себе, прижимая теснее, и утыкаются в изгиб шеи. — Полагаю, просыпаться ты отказываешься, — Антон смеётся, упирая подбородок в темную макушку. И вместо ответа теперь короткое «угу» и поцелуй в шею. После ещё пары незавершенных с вчера дел Антон вспоминает, что сегодня планировал погонять, поэтому достаёт телефон, замечая уведомления в инстаграме. Хмыкает, открывает профиль Арсения и откровенно залипает на снимки, приближая некоторые. Хочется лайкать все подряд, но нет времени, поэтому оставляет сердечки на особо понравившихся и подписывается на страницу. А затем открывает мессенджер, спрашивая, не передумал ли Арсений, и следом кидает время и адрес, куда тому нужно подъехать.***
Когда через пару минут Арсений возвращается к телефону и видит уведомления в инстаграме, расплывается в улыбке и хмыкает — банальный обмен респектом прошел успешно. Он замечает новое сообщение, открывает переписку с Антоном, чекает адрес — ехать прилично, но, вроде, пробок уже нет. «Минут сорок, максимум час — и я буду». Он надевает любимые драные потертые джинсы и кроссовки — погода наладилась и на том спасибо, — на футболку с квадратом внизу «тебя я вижу без одежды» накидывает кожаный бомбер с надписями, берет с собой только телефон и ключи от машины, по дороге хватает ключи от квартиры и выходит на улицу. Вбивает адрес в навигатор и выезжает. Оказывается на месте минут через пятьдесят с копейками, долго ищет угол, куда бы приткнуться, в итоге паркуется и смотрит по сторонам, а потом пишет Антону: «Приехал. Куда топать?» Антон к тому времени успевает заехать домой, чтобы переодеться во что-то менее официальное, точнее — совсем не официальное. На нем чёрная куртка под кожу и снизу чёрная толстовка с принтом на груди, облюбованные кроссовки и узкие к низу чёрные джинсы с потертостями в области карманов. Абсолютным тотал-блэк он хватает ключи от своей любимицы и пишет смс Эду, что едет гонять, так что пусть ложится без него. Спустившись в гараж, Антон проходит мимо своего Тахо и отключает сигнализацию на металлически-чёрной красавице, которая ярко сверкает глазками, оповещая хозяина, что она готова. Он садится на водительское, сжав руль в предвкушении, и плавно трогается в сторону места встречи с Арсением. Оттуда они уже поедут на закрытый аэродром, куда Антон приезжает каждый раз, когда садится за руль своей RX-9. Он подъезжает на место уже минут через пятнадцать, благо дороги почти пустые. Сидит в машине чуть поодаль и ждёт, когда появится Арсений. Телефон загорается, оповещая о сообщении, и Антон ухмыляется, печатает короткое «Справа» и выходит из машины. Арсений поворачивается, видит Антона, а за ним — машину и присвистывает, идя к нему навстречу. — Черт, а она хороша. Привет, — он сжимает его руку, хлопает по плечу и обходит автомобиль, рассматривая его и разве что не облизываясь. — Если бы я оценивал ее внешний вид по шкале от пирожного из моего клуба до коктейля из того ресторана, то это было бы где-то посередине. Да, у него глупые сравнения, зато понятные. Он усмехается, поправляет челку и убирает руки в карманы. — Какие планы? Что делаем? Введешь в курс дела? Антон весь будто светится, ведь машина — это его гордость. — Едем на закрытый аэродром. Это не совсем законно, но он не охраняется, так что все будет в порядке. Ну что, нарушишь со мной? — переводит на него взгляд и вздергивает брови, ожидая ответ. Арсений слушает его, хмыкает и, облизнув губы, закусывает нижнюю. — Давай нарушим, — цитирует он песню, подмигивает и, обойдя машину, садится на пассажирское сиденье. Оглядывает салон, делает пометку, что ебал он все — ему нужна такая машина, ведёт пальцами по кожаному покрытию кресла, смотрит на заднее и ухмыляется. Если в такой машине потрахаться, то запах секса въестся надолго. Но он здесь не для этого, поэтому садится пока что вальяжно, потому что можно — они ещё не приехали, — и поворачивается к Антону. — И давно ты этим занимаешься? Антон несильно хлопает дверью — с машиной нежнее и аккуратнее, чем со всеми, и заводит двигатель. — С юности, — отзывается, сдавая назад и выкручивая руль. — Гоняю лет с шестнадцати. Сначала были жигули — по классике, потом машины все серьёзнее с каждым разом, а эту, — ведёт ладонью по окружности руля, поглаживая кожу, — купил три года назад. Я за рулём как лосось в реке. Арсений смеется, сцепив руки в замок в районе паха, и понимающе кивает. — Я обожаю ездить на машине, особенно вечером, когда машин нет. Открыть окна, чтобы не было душно, включить музыку, за окном сменяется пейзаж, огни мелькают — а ты летишь, как в том подростковом фильме… Не помню… Про тихоню что-то… И вот едешь, и реально это чувство, что в данный момент ты — часть вечности, — он смеется над своей аналогией, дергает головой, убирая челку с глаз, и продолжает: — Я иногда сожалею, что не стал гонщиком, хотя мог — у отца был лучший друг со связями, и мы даже гоняли пару раз. А потом машину занесло и… — он слегка тускнеет. — У меня сотрясение, а он насмерть. Его вина, на самом деле: не пристегнулся, лихачил, отвлекся — но мать запретила, да я и сам испугался — совсем пацаном тогда был. Но гонять все равно люблю, лишь бы правила безопасности соблюдались. Антон замолкает ненадолго и понимающе кивает, потому что нельзя предугадать исход своих гонок, даже если ты на миллион процентов все соблюдаешь. Это лотерея, игра со вселенной. — Адреналин — чертов наркотик, который нужно держать под контролем и голову не терять, — Антон следит за дорогой, зная, что через пару сотен метров будет поворот за город к тому аэродрому. — Хотя иногда хочется забыться и полностью погрузиться в скорость, это чувство свободы, этих нереальных эмоций, которые, в отличие от остальных, не тускнеют, — сворачивает направо, продолжая двигаться уже не по асфальтированной дороге. — Я голодный до подобных эмоций, которые заставляют задыхаться и хотеть ещё и ещё, — кидает взгляд на Арсения. — Но редко когда удаётся выбираться погонять, а в обычной жизни такие эмоции, к сожалению, негде брать. — Я бы не сказал, что прям экстремал, — Арсений пожимает плечами. — Я боюсь высоты, поэтому никогда не летал — пытался по земле, пусть и с проблемами, а так мог бы прыгать с парашютом — по выбросу адреналина даже сильнее, чем во время гонок. Но эмоций, на самом деле, хватает в клубе — на концертах, как минимум. Я уже говорил, кажется, что периодически выхожу в зал — по крайней мере когда выступают артисты, которым я симпатизирую. А пару раз и вовсе выступали те, по ком я со школы схожу с ума — вот когда я реально кайфовал от того, что владею клубом, — и негромко смеется. Он поправляет дырку на коленке, рваные края слишком размохрились, и садится немного ровнее. — Но все равно скорость — это особенный вид удовольствия. Я вообще считаю, что жизнь — это возможность раз за разом получать удовольствие, и глупо себе в чем-то отказывать. Можно осторожничать хоть всю жизнь, сидеть тише воды ниже травы и умереть из-за того, что по дороге в магазин на тебя упадет кирпич с крыши. Поэтому я предпочитаю брать то, что хочу, и не отказывать себе ни в чем — вдруг другого шанса не представится. — Зато, если не доживем до старости — будет, что вспомнить, — усмехается Антон, замечая на горизонте длинную взлетную полосу. Это бывший военный аэродром, который все ещё закрытый, но охраняется из-под палки, поэтому переживать особо нечего. Антон подъезжает к началу и встаёт по ходу асфальтовой дороги. Разметка почти стерлась, но где-то ещё виднеются белые полосы. Вдалеке блестят огни ночного города, разделяющие линию горизонта. — Готов? — Антон держит тормоз, поворачивается к Арсению и улыбается в предвкушении, делясь дикостью во взгляде. Арсений пристегивается и садится удобнее, упираясь ступнями в дно автомобиля, убирает в бардачок телефон и ключи, чтобы те не выпали и не пришлось потом искать их по всему салону, смотрит на Антона и, закусив нижнюю губу, подмигивает ему. — Я всегда готов. — Другого ответа я и не ждал, — Антон ухмыляется, переводит коробку передач в режим спорта, резко переводит ногу с тормоза и ударяет по газам, двумя руками сжимая руль. Скорость неумолимо растет, но Антон не чувствует ее. И если не смотреть в окно на пролетающий с огромной скоростью пейзаж, то в салоне все будто замедленно. Он не замечает мир, который существует за пределами машины. Все чувства завязываются в тугой узел где-то внизу живота, и разум, отсалютовав, приказывает долго жить, улетая в вентиляцию. Антон не знает, что творится в голове Арсения в этот момент, но он уверен, что его ощущения не хуже. Стрелка спидометра неумолимо приближается к максимальной отметке, когда Антон начинает входить в поворот, выкручивая руль до упора и разворачивая машину на сто восемьдесят. Арсений замирает в предвкушении, смотрит то вперед, то на стрелку спидометра, медленно тянет носом воздух, вдыхая, чувствует, как внутри все сводит, замирает, каменеет, а потом не сдерживает восторженный смех на повороте. Цепляется одной рукой за поручень, второй упирается в потолок и заливисто хохочет, потому что внутри пульсирует энергия, распространяясь по всему телу с каждым визгом шин. — Еще, Антон, давай еще! — просит и переводит на него горящие глаза. У него щеки сводит от улыбки, всё внутри ревёт, как мотор автомобиля, и он снова смотрит вперед, кричит, смеется, иногда прикрывает глаза, отдаваясь моменту и чувствуя, как вокруг них струится время. Антон заводится сильнее, чем собственная машина, и смеётся заливисто, слыша восторженность в голосе Арсения и краем глаза видя его улыбку. Он тормозит резко, но не так, чтобы они вылетели в лобовое, и поворачивается к Попову, заставляя посмотреть на него. — Не буду спрашивать, доверяешь ты мне или нет, — дышит тяжело от эмоций, — но сейчас тебе придётся довериться, — накрывает ладонью ручку коробки передачи, переводя на реверс, голову поворачивает назад и кладя эту же ладонь на подголовник Арсения. Он даёт по газам и машина с ревом едет назад, а на лице Антона улыбка почти безумная, с оскалом. Сейчас все перестает иметь значение, только скорость, вскипающий в жилах адреналин и человек на пассажирском, который разделяет с ним это безумие. Арсений лишь фыркает и снова кусает губы — ему похуй, он за этим сюда и приехал, — смотрит в зеркало назад, потом в окно на мелькающие огни и деревья вдалеке и улыбается. Вот он, вроде бы, сидит, но такое чувство, что за спиной крылья, и он летит, а внизу, где-то далеко, горит всеми огнями планета. И только ветер свистит в ушах. Он бы вообще вылез в окно, но знает, что это опасно, так что не рискует, особенно без предупреждения и подготовки, только приоткрывает окно, пуская воздух, и чувствует, как сильный ветер ерошит волосы. Пизда укладке, зря пытался привести челку в порядок. Антон снова возвращается на место, одним движением переключая снова на спорт, и увеличивает скорость, приоткрывает и свое окно тоже, чтобы сквозило по салону и ощущение полёта было максимальным. Резко дает по тормозам, выворачивая руль влево, разворачивает машину на все триста шестьдесят и контролирует, чтобы их не снесло с полосы. Машина останавливается с визгом, обернувшись в полторы окружности. Антон тяжело дышит, облизывает пересохшие губы и сжимает ладони на руле, чувствуя, что все эмоции и чувства разом обострились. — Живой? — поворачивает голову к Арсению, слегка наклоняясь ближе, не желая упускать ни одной его эмоции. Арсений жмурится, хохочет, выплескивая эмоции, в какой-то момент, кажется, сжимает колено Антона вместо края сиденья и потом, когда они останавливаются, проводит ладонями по лицу, убирая волосы, и смотрит на Антона. — Живее всех живых. Это было охуенно. Он отстегивается и выходит из машины, чтобы нормально вдохнуть, а то такое чувство, что температура сейчас под сорок — так все внутри всколыхнулось. Он дергает воротник футболки, пуская воздух под ткань, смотрит на следы на асфальте и улыбается — все-таки это определенно его. — Еще раз потом круг сделаешь? Мне так уши заложило в этот момент, словно я в космосе. Непередаваемые ощущения. Антон выходит следом, снимает куртку и кидает ее на задние сиденья, оставаясь в толстовке. Он подходит к Арсению, потягиваясь и выдыхая. Едва не прыгает на месте от эмоционального возбуждения. — Сделаю, только попроси, — Антон улыбается и убирает ладонью челку в сторону, но та все равно частично падает на лоб. — Я… блять, слов нет, — смеётся, утыкаясь лбом в ладонь, и переводит взгляд на Арсения. Арсений согласно кивает и смотрит на него исподлобья. Адреналин ещё бурлит, эмоций слишком много, а у Антона взгляд тёмный-тёмный, блестит, горит, как ртуть. Попову интересно. Он немного пьяный от адреналина, ему море по колено и в принципе плевать на все устои, поэтому он в два шага подходит к нему, скользит ладонью по шее к затылку, скребет по волосам, тянет на себя и целует. Прижимается жёстко, вдыхает, распаляет, а потом отстраняется, убрав руки, и смотрит в упор. Ну, и че ты сделаешь? Антон замирает, почти не отвечая на касание, и выдыхает рвано, когда Арсений отстраняется. Смотрит не больше секунды и за полшага сокращает это расстояние между ними, обхватывая его лицо ладонями. Взглядом сталкивается и ухмыляется, накрывая его губы своими. Целует жёстко, напирает и чувствует, как к адреналину в крови добавляется ещё и желание. Дикое, животное. Арсений усмехается ему в губы — не ошибся, — кладет ладони на его бёдра, наступает, заставляя пятиться, и прижимает к дверце машины, чтобы была точка опоры. Тянет на себя за воротник толстовки, чтобы ещё ближе, не то чтобы целует — больше кусает, сминает сухие губы, касается языком и низко рычит, чувствуя ответный напор. В спину бьёт холодный ветер, внутри все полыхает, и Антон горячий — тоже играет, дразнится. Арсению нравится. Антон в губы усмехается, скользя одной рукой за голову Попова, сжимает загривок, а вторую перемещает на шею. Быть прижатым к собственной машине будоражит и голову напрочь сносит. Он прикусывает губу Арсения, оттягивая, выдыхает горячо, после языком проходится и толкается им в рот, заставляя пустить и открыть чуть шире. По телу пробегает дрожь, и Антон не понимает — это Арсений или ноябрь, хотя, скорее, все вместе. Но внутри горит, да так сильно, что лёгкие жжет из-за нехватки кислорода, потому что дышать носом совсем тяжело сейчас. Арсений открывает рот, сталкивается своим языком с его, одной рукой забирается под его толстовку, скребет ногтями по спине и прижимается ближе. Разница в росте почти не ощутима, лишь немного приходится приподниматься на носки, но это даже прикольно — поцелуй словно раскачивается: то сталкиваются зубами, то едва-едва касаются губами. И так снова и снова. Арсений прижимается лбом к его лбу, продолжает цепляться за воротник его толстовки, ухмыляется и игриво ведёт кончиком языка по его губам. — А утка твоя как, м? — хмыкает и стоит по-прежнему вплотную, с вызовом глядя исподлобья на Антона. — Заткнись и целуй меня, блять, — произносит Антон хрипло на выдохе, сжимает тёмные волосы на загривке и оттягивает их вниз, заставляя Арсения запрокинуть голову. Смотрит жадно, распаляясь ещё сильнее от его слов. Игра начинает набирать обороты, и пусть остатки здравого смысла орут в граммофон — Антон не слышит, только смотрит в темно-синие напротив и мажет языком по губам, опускается короткими поцелуями на шею, сжимая зубами тонкую кожу и не рискуя пока оставлять свои метки, это может подождать. Снова возвращается к губам и одним движением меняет их местами, прижимая теперь уже Арсения к двери машины, коленом раздвигает его ноги и прижимается к паху. Арсений низко смеётся — погляди-ка какой нетерпеливый, — но целовать целует, потому что и самому хочется. Поцелуи в шею — кайф, спасибо, поэтому он откидывает голову, позволяет скользить губами, прикрывает глаза и улыбается. Адреналин ещё сильнее, в глазах мелькает красным, и пульс зашкаливает — его плавит. Он упускает момент, когда уже он упирается лопатками в машину, а Антон напирает, как до этого он. Улыбается, даже смеётся, кусает его и так пухлые губы, гладит ладонями бёдра и жмется ещё ближе. Его распаляют эти хриплые слова, и самодовольство зашкаливает: те вместе черт знает сколько времени и прям любовь свеча роза, а жмется так, словно свободен. Они будто намагничены, теснятся сильнее, ещё немного — и насквозь пройдут, но и так будет мало. В голове набатом орет тревога, и все механизмы совести запущены, но этот голубоглазый пиздец, что по бёдрам ладонями шарит, не позволяет отстраниться и убежать с криками «я занят». Не хочется думать, что там, за пределами этого аэродрома, есть другая жизнь, проблемы, дела. Здесь и сейчас всего этого нет, только свобода, скорость, чужие губы, целующие так, будто дорвался, и руки, смело скользящие по бёдрам и голой спине. Антон дышит тяжело, уткнувшись в лоб Арсения своим, и смеётся, кусая саднящие губы. Ладони все ещё на загривке, колено — между ног. Он слегка качает головой и думает лишь о том, насколько просторный задний ряд сидений в его машине — потому что он сам там был только при покупке, а после уже как-то без надобности, когда ты постоянно за рулём, — чтобы затолкать туда Попова и наглее шарить по его телу, касаться кожи. Не думает о «после», живет только этим моментом. Арсений смелее сжимает, изучает, скользит по спине, слегка царапая, и целует, целует, целует, словно хочет отпечатать свои губы на его. Слегка прогибается, обхватывает его обеими руками, впечатывает в себя, едва-едва успевает дышать между столкновением губ и чередует их с языком и зубами. Потом снова оставляет сантиметр между лицами, смотрит в упор и, облизнув губы, интересуется: — Ты обещал ещё круг. Я жду вообще-то, — смеётся и, спустившись ладонями по телу вниз, прижимает за бёдра к себе, чтобы тело к телу без пробелов. От Антона пахнет сигаретами, немного потом, его одеколоном и ещё чем-то очень приятным — Арсений сползает языком от губ по скуле к шее, ведёт вверх к уху, посасывает мочку и прикусывает её. После чего снова возвращается к губам. — Давай ещё раз на 360°. А потом черт его знает. Антон прикрывает глаза, неслабо прикусывая губу, потому что шея — слишком чувствительное место, а в сочетании с этим блядским влажным языком — шумные выдохи, ладони, оказавшиеся на крепких бёдрах, следом скользнувшие под ткань футболки и блуждающие по спине. Сжимает подушечками кожу, а по телу толпы мурашек бегут от этого хрипловатого голоса и желающего всего и сразу взгляда. — Садись, — низко и с хрипотцой произносит Антон, глазами указывает на пассажирское и только потом отрывается от Арсения, открывая тому дверь и обходя машину, чтобы сесть на свое место. Арсений ещё раз прикусывает его нижнюю губу, оттянув, садится в машину и поправляет куртку. Что ж, вечер перестаёт быть томным. Он дожидается, пока Антон сядет, заведёт машину и нажмет на газ, и только кладет ладонь на его колено. Смотрит на его профиль, медленно ведёт вверх по бедру и останавливает в районе паха. Ухмыляется и, второй рукой убрав чёлку с лица, хрипло произносит: — Попробуй нас не угробить. — Если ты остановишь ладонь здесь, то попробую, — хмыкает Антон, надавливая на педаль сильнее. — Если продолжишь, то, в принципе, тут падать некуда и перевернуться шанс один из десяти, — поворачивает голову, сверкая глазами и, убрав руку с руля, притягивает за подбородок Арсения ближе, выдыхая в губы. — Выбирай, — целует смазанно, но все равно кусает в конце. Арсений смеётся — какая самонадеянность, — грубовато отзывается на поцелуй, сильнее давит пальцами и облизывает губы. Даёт Антону пару секунд, чтобы тот отвлёкся, легко расстегивает его ширинку, забирается под резинку белья и обхватывает его член. Сжимает у основания, держит крепко немного шершавой ладонью, а большим пальцем кружит у головки, сдавливает, массирует её двумя пальцами. Идёт немного тяжело, потому что нет смазки, так что Арсений облизывает ладонь, возвращает её на член, подаётся к Антону и хрипит ему на ухо: — Смотри только на дорогу, совенок. — Бешеный, — хрипло шепчет Антон, слегка сползая, чтобы Арсению дать больше пространства. Он крепче сжимает руль, почти вжимая педаль газа в пол. Адреналин от скорости смешивается с возбуждением. Рука, что плотно обхватывает член, вообще не даёт сосредоточиться, и Антон все свое внимание пытается сконцентрировать на дороге. — Арс, — зовёт совсем хрипло, — я сейчас буду разворачивать машину — полоса заканчивается, — предупреждает заранее, слегка сбрасывая скорость, и головой упирается в подголовник, кусая губы от этой сладкой пытки, которую затеял Попов. Арсений продолжает двигать рукой — тягуче, крепко, скользя пальцами по всей длине, насколько это позволяет поза. Он поднимает голову и смотрит на Антона: вьющаяся, чуть влажная чёлка, горящие глаза, вздернутый нос, припухшие алые губы, дергающийся кадык — красивый пиздец. Арсений двигает кистью быстрее, водит большим пальцем по головке, массирует чувствительное место у основания, упирается ногами в пол и шепчет ему на ухо, касаясь его губами: — Главное, не кончи на вираже, а я уж, поверь, ничего тебе не оторву. Ещё раз целует в шею за ухо и дрочит быстро, грубо, наблюдая за тем, как красная головка то скрывается в кулаке, то снова появляется покачиваясь от возбуждения. Антон губы кусает, глуша стон, и слегка наклоняет голову, давая больше места для поцелуев. Он убирает ноги с педали газа и перемещает на тормоз, резко выкручивая руль влево, отчего Арсений наваливается на него сильнее по инерции. Нога снова жмёт на газ, и Антон выкручивает руль до упора, позволяя машине двигаться самой вокруг своей оси. Арсений сжимает его член левой рукой, а правой упирается в бедро, когда машина поворачивается, и, кажется, кусает его в шею, цепанув зубами из-за резкого движения. Смеется, рычит на ухо и снова касается языком. Машину крутит, в голове все смешивается, но ощущения такие, что остановиться и оторваться невозможно. И Арсений знает, что опасно, что рискует, что их бы прав лишить за то, что они творят, но все внимание сейчас сконцентрировано там, внизу живота, где горит и пульсирует от вспыхнувшего, как комета, возбуждения. После второго круга Антон бьет по тормозам, оставляя чёрные полосы на асфальте, и резко останавливается, толкаясь назад. На ощупь находит коробку передач и переключает на паркинг, после хватает Арсения за грудки, прижимает к себе и рвано стонет в губы, накрывая их своими. Бёдрами толкается в кулак, кусает чужие губы и скользит языком в рот, устроив настоящую борьбу. Ладонью скользит вниз по телу, забираясь под футболку, слегка царапает крепкий торс и ведёт ниже, накрывает член Попова и потирает его рукой через джинсы, надавливая несильно, чувствуя возбуждение сквозь плотную ткань. Когда Антон дергает его на себя, Арсений успевает подставить колено — неудобно, но хоть не завалится совсем, — продолжает двигать рукой по его члену и гулко стонет ему в губы, когда чувствует руку на своем паху. — Что будет, если мы испачкаем сиденье? — интересуется на всякий случай, помня, как хуево отмывается кожа, подается навстречу руке и двигает ответно бедрами, позволяя и соглашаясь. Антон нетерпеливо пытается расстегнуть его ширинку, слишком резко дёргает собачкой и запускает ладонь под ткань, пробираясь под белье и обхватывая кольцом пальцев член. — Заставлю собрать все языком до последней капли, — рычит в губы, растирая смазку по головке и понимает — сухо, отрывается от губ, демонстративно проходится широким языком по ладони и снова возвращает на член, надавливая на чувствительное место под головкой. Его от ощущений протряхивает, от руки Арсения на его члене и вкуса его губ на своих — сносит голову напрочь. Свободная рука сжимает талию под футболкой и ведёт короткими ногтями в попытке сжать кожу сильнее, почувствовать больше. Арсений прижимается грудью к его плечу, меняет руки, чтобы было удобнее, и теперь левой упирается ему в плечо, а правую опускает на член и быстро двигает по нему пальцами. — О, поверь, моему языку есть куда более хорошее применение, но я бы посмотрел, как ты будешь вылизывать собственную машину, — ухмыляется Арсений, дразнясь, ловит его рычание и насмешливо дёргает бровями — смотри-ка, как завёлся. У него немного ноет спина, потому что приходится неудобно согнуться — он всё-таки не метр в кепке, — но ему нужны эти губы и эта рука на его члене, так что он терпит, подмахивает бёдрами, нетерпеливо прося не тянуть. Член Антона горячий, крепкий, пульсирует в руке, и Арсений знает, что тот кончит раньше, поэтому ускоряет движение кисти и прижимается к его губам — он хочет поймать его стон, когда тот будет кончать, ему нужен этот липкий вкус его удовольствия. Антон больше не может терпеть, слишком сладко, слишком быстро, слишком приятно, весь Арсений — слишком. Он сжимает его член у головки, кружа большим пальцем по ней. Губы кусает, толкаясь языком, и стонет протяжно, ладонью сжимает темный загривок и толкается бёдрами в чужую руку. Оргазм накрывает адреналиновой волной, и сейчас нет дела до того, что и как он там испачкал. Дыхание сбивчивое, тяжёлое, Антон по инерции начинает быстрее двигать рукой по арсову члену, проталкивая головку через тугое кольцо пальцев, охлаждая кольцами на контрасте. Он лбом прижимается ко лбу Попова, дыша тому в губы, и облизывается, пытаясь совладать с дыханием. Арсений улыбается, стараясь запомнить выражение его лица во время оргазма, собирает стон губами, перекрывает головку его члена ладонью, стараясь не испачкать все вокруг. Ещё раз целует, касается его губ языком, толкается в рот, смешивая дыхание, а потом утыкается лицом в его шею, крепко сжимает его плечо и гулко стонет. — Блять, быстрее! Сам раскачивает бёдрами, устанавливая темп, цепляет зубами его кожу у основания шеи и парой минут позже кончает, зажмурившись и глубоко вдохнув. Облизывает губы, ведёт языком по его шее, собирая каплю пота, и медленно заваливается на пассажирское сиденье. На удачу открывает бардачок, находит две влажные салфетки из фаст-фуда, одну даёт Антону, а второй вытирает свою ладонь и бросает в помятый пакетик из того же багажника и смотрит на Антона, повернув с ухмылкой голову. — Хорошо покатались. Антон собирает капли и вытирает ладонь, выбрасывает салфетку в пакетик и спиной откидывается на водительское, убирая налипшую челку со лба. — Давно я так не катался, — Антон усмехается, поворачивая голову к Арсению, и начинает в голос смеяться, протягивает и кладет ладонь на его колено, запуская пальцы в дырку на ткани, — охуенно. Арсений самодовольно улыбается и слегка шипит, облизнув по привычке губы. Касается пальцами нижней, видит каплю крови и наигранно укоризненно закатывает глаза. — Вампир, блять. Хотя, — он оттягивает воротник его толстовки, коснувшись то ли укуса, то ли засоса, — вампир скорее я. — Не могу согласиться, пока не проверю, как ты сосешь, — ухмыляется Шастун, смотрит в зеркало заднего вида на свою шею и закусывает губы, не представляя, как будет это объяснять Эду. Арсений медленно проводит указательным и большим пальцами по своим губам и закусывает нижнюю, сощурив глаза. — Оставь что-нибудь на следующую встречу, я не люблю вскрывать сразу все карты. Может, в другой раз. Зависит от твоего поведения, — он тянется, чтобы прикусить его подбородок — легкая щетина колется, — и садится обратно. Поправляет штаны и футболку, скидывает бомбер, потому что душно, нагло тянется за бутылкой воды и делает пару глотков, чувствуя, как пара капель скользит по скуле к шее. Антон хмыкает, потянувшись через коробку передач к Арсению, берет его за подбородок и наклоняет голову в сторону, чтобы удобнее было собирать языком прохладные капли. Он вдыхает запах одеколона, смешанного с потом, чувствует чуть солоноватый вкус его кожи и прикусывает под мочкой. — Жду не дождусь, — шепчет хрипло на ухо, нагло забирая бутылку из рук Попова, отстраняется и припадает к ней губами. Арсений прикрывает глаза, позволяет касаться своей шеи и передает ему бутылку. — Кстати, забыл сказать, — он достает из нагрудного кармана телефон, открывает Ватсап и поворачивает экран к Антону, — в феврале можем предложить одиннадцатое, семнадцатое и двадцать четвертое. Определиться с датой нужно до выходных, чтобы сетку забивали. У нас обычно с этим быстро разбираются, так что лучше не тормозить. Посмотрите, как вам удобнее, и напиши тогда мне. Антон смеётся, закрывает крышку и смотрит на Арсения, вздёрнув брови. — Работа. Даже после дрочки, — качает головой, достает телефон и отправляет варианты дат Андрею, чтобы выбрал подходящую. — Через пару дней дам ответ, — ставит бутылку в подстаканник и убирает телефон обратно в карман. Арсений проглатывает так и рвущуюся шутку, только усмехается себе под нос, но окончание ее все-таки выдает: — Через пару дней будет в самый раз. Он убирает телефон, смотрит перед собой в окно, потом снова на Антона и проводит руками по волосам, убирая их с лица. — И я работаю всегда, даже если член занят, потому что херня это все про «работа не волк, в лес не убежит» — свалит как миленькая и хер поймаешь, а я себе такого позволить не могу. Но это не в обиду тебе, — он кладет ладонь на его подбородок, слегка сжимая, и медленно ведет большим пальцем по его нижней губе, вынуждая слегка распахнуть губы: — Ты хорош, — низко, хрипло. Антон обхватывает фалангу, проводя по кончику языком, проталкивая глубже в рот. Смотрит неотрывно, начиная двигать головой, языком обводя палец внутри по кругу. Руками забирается под футболку Арсения, нажимая на чувствительные точки над тазовыми косточками. Арсений наблюдает за ним, опустив взгляд на его губы, потом перемещает ладонь на его шею, сжимает и дергает на себя, предупреждающе шипит ему в губы: — Сейчас сосать будешь ты, и на второй раз откладывать не придется. Держит цепко, дышит ему в губы, едва-едва касаясь своими, смотрит прямо в глаза, чувствуя, как внутри снова ревет мотор. — Какой нетерпеливый, — шепчет хрипло Антон, мазнув языком по приоткрытым губам. — Терпение, лисёнок, терпение, — мягко прихватывает его нижнюю губу, посасывая, а сам внутри улетает от этого давления на шею. Снова тормоза слетают, снова тянет. Хочется провоцировать, играть, приближаться и отдаляться. Арсения в тиски зажать хочется, изучая губами каждый сантиметр его тела, собирая глухие стоны. Арсений тихо смеется, подцепляет его нос своим, снова лениво, тягуче целует и спускает ладонь на его плечо. В принципе, потрахаться в машине было бы неплохо, но Арс все-таки не фанат — какой бы охуенной тачка ни была, а дискомфорта больше, чем удовольствия, а с Антоном все-таки не хочется париться из-за того, что будет болеть спина, да и башкой стукаться не хочется. Так что он, пусть и нехотя, но отступает и выдыхает, дергает футболку — спина мокрая насквозь. — Ну, что, поедем обратно или так и будем изводить друг друга? Антон смеётся лукаво, сверкает глазами и устраивается на кресле удобнее. — Перспектива изводить тебя мне нравится, — ухмыляется, заводя двигатель, — но должно же что-то остаться на следующую встречу, правда? — А я о чем? — Арсений стреляет глазами и по-хозяйски устраивает ладонь на его ноге чуть выше колена. — Поехали, а то точно придётся отдавать салон в чистку — здесь и так пахнет сексом. И усмехается. Ему нравится эта борьба: один вроде как поддаётся, но потом перехватывает инициативу, и тогда уже другой немного проседает, затем меняются, дразнятся, играют, и это поджигает что-то внутри. Когда они подъезжают к месту встречи, и Арсений смотрит на свою машину, он произносит, игриво глядя искоса на Антона: — Если ты сейчас скажешь что-то вроде «забудь», «ничего не было» и так далее, я очень в тебе разочаруюсь, потому что мы оба знаем, что ты не забудешь и тебе уж точно понравилось, — он медленно ведёт ладонью по его ноге от бёдра до колена вверх и внизу пару раз. — Можно было бы, конечно, подумать, что у тебя в принципе стояк на скорость, но мне хватает самоуверенности, чтобы думать, что это всё-таки из-за меня. Антон усмехается, накрывая ладонь Арсения своей, чуть сжимает и смотрит ему в глаза. — Стояк на тебя где-то между стояком на скорость и кольца, — Антон кивает на унизанную украшениями ладонь, вспоминая, как охарактеризовал его машину Арсений. — Я не стану говорить «забудь» или «ничего не было», как минимум потому, что забывать не хочу и «было» — это ещё мягко сказано, — двигается ближе к лицу Попова, снижая голос и переходя почти на шепот. — Я скажу лишь одно, лисёнок, — хочу увидеть все твои карты, — в губах глушит окончание слова, не напирает, целует даже с какой-то нежностью, будто ставит точку с запятой, завершая вечер. — Ты не отвертишься, — с ухмылкой отзывается Арсений, ловит его губы, запечатывая этот вечер — захочешь не забудешь, — еще раз сжимает его колено и выходит из машины. Сверкает ему фарами из своего автомобиля и первым выезжает на дорогу. Губы саднит от поцелуев, тело приятно расслаблено, еще помня об остром оргазме, в голове — стоны и взгляд зеленых глаз… Что ж, вечер прошел еще лучше, чем он думал. А еще он очень хотел бы быть мухой на стене, когда утка увидит Антона. Антон прикасается пальцами к губам, усмехается и качает головой, упираясь лбом в руль. Ему очень интересно, как объяснять Эду засос на его шее и, по слегка саднящей спине, ещё и пару несильных царапин. И ведь знает, что Попов это специально. Определяется, что проблемы будет решать по мере их поступления, хотя одна голубая, и не только по глазам, проблема уже ворвалась в его жизнь. Антон заводит машину, выезжает с парковки и двигается в сторону дома, молясь, чтобы Эд уже спал или вообще дома не был. Теперь салон ассоциируется с дрочкой на скорости и острым оргазмом в чужие горячие губы. Блядство. Укол совести, который должен был давно превратиться в ножевое, отчего-то даже лезвие не обнажает — молчит. И для Шастуна это первый звоночек, но он упорно сбрасывает это наваждение. Думать о том, что будет потом, не хочется, потому что там сплошная неизвестность. Антон подъезжает домой, паркуется в гараже, гадая, когда снова сядет за руль. Поднимается на этаж и осторожно заходит — тишина, кроссовки. Эд дома. Он раздевается и сразу шмыгает в ванную. Изучает тело на предмет следов обоюдной страсти и замечает на пояснице пару царапин. С ними проблем не возникнет, если что — расчесал. А вот с бледной меткой в основании шеи проблем больше. Она сойдёт через пару дней, кровоподтеков сильных нет, значит, может сойти за синяк от, к примеру, щипка. После душа заходит в комнату, забирается под одеяло к своему парню и чувствует, как его тут же обнимают татуированные руки, укладывая голову на грудь, не просыпаясь. Антон рукой обнимает плечо Эда, а второй снова касается припухших от поцелуев губ, прикрывая глаза.***
За дорогу домой Арсений придумывает как минимум три десятка вариантов саркастических, двусмысленных и пошлых сообщений, которые он мог бы отправить Антону, закинув удочку на то, что случилось, но в итоге так и не определяется и забивает. Дома долго стоит под душем, прислонившись лбом к стене, медленно ведет кончиками пальцев по шее, груди и животу, вспоминая чужие прикосновения, кусает и так саднящие губы — они нацеловались на пару лет вперед, не меньше, — потом встает перед зеркалом и хмыкает. На нем толком следов оставить не успели, но это только внешне — под кожей они заклеймены раскаленным металлом, так что та пульсирует в тех местах, где были пальцы и губы Антона. Арсению нравится: Антон отзывчивый, грубоватый, дерзкий, к тому же играет в любовь со своим этим татуированным подобием артиста — Арс мнение не поменяет, пока не услышит его вживую и не увидит на сцене, — а это подстегивает еще больше. Особенно воспоминание о том, как быстро и легко Шастун завелся тогда в машине. Арсений понимает, что с полпинка это бы не вышло, если бы Антон уже не был в нем заинтересован ранее, так что то, что произошло в машине, лишь накаляет его интерес — как далеко они смогут зайти? Лично Арсения ничего не останавливает: он совершенно свободен, ни за кого не цепляется, а чувство стыда и совести оставил еще во время строительства клуба. Для него важно только его желание. А хочет он Антона.