Извержение Фудзи

Антон подъезжает в незнакомый район, находит дом и паркуется рядом с подъездом. Спасибо Арсению за полный адрес. Вбегает в подъезд, когда оттуда выходит девушка с собакой, и идёт к лифту, по дороге выравнивая дыхание и пытаясь унять откуда-то взявшееся волнение. В лифте приглаживает волосы, поправляет одежду и выходит уже более спокойным. Пару секунд стоит возле двери и нажимает на звонок. Выдох. Арсений чувствует себя немного странно — он давно никого не приглашал домой, — поэтому зачем-то проходится тряпкой по мебели, словно им будет дело до пыли, проветривает комнаты, а то душно, и вздрагивает, когда слышит звонок в дверь. И правда приехал. Охуеть. Босиком идёт в коридор, открывает дверь и смотрит на Антона. Ухмыляется, насмешливо дернув уголком губ, и наклоняет голову набок. — Чай, кофе, — цепляет ремень на брюках Антона, дергает на себя, чуть ли не роняя, и прижимает вплотную к себе, — тебя? Склабится, пинком закрывает дверь и первым вжимает его в угол. Стягивает с Антона пальто, забирается ладонями под водолазку, гладит его тело, больно щиплет соски и проталкивает колено между его ног. Потом Арсений сжимает его подбородок, устанавливая зрительный контакт, и низко, хрипло, неоспоримо рычит: — Мой. Антон не успевает сообразить, но реакция мгновенная — хватается за плечи, когда Арсений дёргает его на себя. Лопатками ударяется и вспыхивает — хватило секундного взгляда. Он абсолютно бесстыдно потирается членом о колено Попова и, пока тот держит его подбородок, смыкает пальцы на портупее, ухмыляясь. — Твой. Отвечает в тон, наконец дергая Попова на себя за ремень портупеи, останавливается в миллиметре от его губ — шанс на «отступление» — накрывает их, грубо толкаясь языком в рот, касаясь его языка. Глушит стон в поцелуе, опускает ладонь, сжимая обтянутые тканью ягодицы, слегка наклоняется, присаживаясь, и подхватывает Арсения под бёдра, вынуждая запрыгнуть на себя. Делает пару шагов и припечатывает его спиной к соседней стене, глухо рыча в губы. — Если не покажешь куда идти, — низко шепчет Антон, опускаясь губами на шею, оставляя засос аккурат под подбородком, — ты кончишь прямо тут, — зубами цепляет ремень на груди, сверкая глазами, и ловит темный синий взгляд. Арсений ойкает — зря Антон решился на такие маневры, ни его, ни арсова спина ему спасибо не скажут, — больно сжимает его шею, чтобы головой думал, а не только стояком, и дергает головой в сторону. — Гостиная, спальня — куда хочешь. Лишь бы не кухня, там стол хлипкий, а на балконе холодно. Подставляет шею, стонет, потому что прикосновения болючие, а место чувствительное, задирает его водолазку, рычит, потому что пока что не может ее снять, но оттягивает воротник — пизда кофте — и в отместку больно присасывается к месту у ключицы. Антон в итоге заходит в спальню, потому что та ближе, и Арсений, ударив его щиколоткой по заднице, встает на ноги, сам падает на кровать, чтобы не удариться слишком больно, и тянет Антона на себя. Наконец, освобождает его от водолазки, царапает соски, а потом сжимает его волосы на загривке и давит вниз. — Твои губы. На моем члене. Сейчас. Антон ухмыляется и извивается на его теле, прижимаясь грудью и проезжаясь своим членом по члену Арсения. Языком ведет по шее, кусая и всасывая мягкую кожу, опускается к соскам, больно кусает сначала один, зализывает укус и следом второй. Носом опускается ниже, прикусывая кожу над пупком, всасывает и оставляет очередной засос. Быстро справляется с ширинкой и пуговицей, замечает, что Арсений всё-таки без белья — не соврал, ухмыляется, обхватывая крепкий член, и пару раз проводит рукой на пробу. Он ловит секундный взгляд Попова, головкой бьет по широкому языку и погружает член в рот, расслабляя глотку. Пускает слюну, так что та стекает по члену на лобок. Стонет глухо, начиная двигаться медленно, тягуче, распаляя, и перехватывает ладонь Арсения, не позволяя надавить на затылок и заставить взять глубже. Арсений закидывает руки за голову, сжав подушку, слегка сгибает одну ногу в колене, чтобы Антону было удобнее, смотрит на него сверху вниз и выжидательно замирает. А потом прикрывает глаза и выдыхает — о, да, именно этого ему и не хватало этим вечером. Дрочить он не планировал, но минет к этому не относится, так что все более чем устраивает. Он лишь дёргает ногой, чтобы Антон совсем снял с него штаны, а то неудобно, и наблюдает за ним, не отводя взгляда. В голове эмоции от «блять» до «пиздец», и он шумно дышит через нос, упираясь пятками в кровать. Антон ловит глазами движение и стягивает его штаны, оставляя их на полу. Замирает на мгновение, жадно рассматривая обновлённое тело Арсения в одной портупее, облизывается, ведя ладонями по внутренней стороне бёдер, и слабо царапает. — Какой же ты красивый, Арс, — говорит хриплым полушёпотом. Он ведёт широким языком от яиц, чувствуя каждое переплетение вен, до головки, кружа по ней языком и проникая кончиком в щелку. Ладонями ведёт по телу выше, сминая, царапая, не оставляет соски в покое, прокручивая между подушечками, и хватается за ремень, пересекающий грудь, натягивает его, заставляя Арсения чуть выгнуться, и ртом насаживается на член, проталкивая глубже. Носом втягивает воздух, когда касается гладкой кожи на лобке, и поднимается, но не освобождает рот — кружит языком внутри вокруг головки, играясь. Арсению нравится грубость, нравятся царапины и засосы, потому что все в жизни так приелось, что такие моменты заставляют чувствовать эту самую секунду, чувствовать себя как никогда живым, потому что все органы чувств обнажены, нервы — как оголенные провода, и остаётся только метаться от желания, чтобы все прекратилось, потому что коротит, до надежды на то, что все будет длиться как можно больше, потому что это самая сладкая пытка из всех возможных. Ремни портупеи впиваются в лопатки, что отдаётся глухой болью в разгоряченных ещё утром мышцах, но Арсений пока терпит — пусть Антон играется. Перехватывает его взгляд, следит за языком, губами, обхватывающими член, и тянется вытереть его подбородок. Антон ослабляет хватку, водя подушечками по рёбрам, останавливается на боках и надавливает большими пальцами на чувствительные точки над бедренными косточками. Он наслаждается, кажется, даже больше, чем сам Арсений. Член скользит в глотку, распирает внутри, и Антон закатывает глаза от удовольствия, промычав, и выпускает член изо рта. Тот падает на живот, и Шастун ухмыляется, опускается чуть ниже и обхватывает яйца по очереди, лаская языком, надрачивая член ладонью только у головки, чтобы у Арсения мышцы на ногах сокращались от ощущений. С глухим звуком освобождает рот, короткими поцелуями проходится по всей длине и снова убирает руки, царапая бёдра. Антон устраивается удобнее, опираясь на локоть, и закидывает ногу Арсения на свое плечо, ведет носом по внутренней стороне бедра. Решает больше не мучать, потому что сам возбуждён до предела — собственный член болезненно трется о ткань белья и брюк. Он ускоряется, погружаясь то глубоко, то наоборот — лаская только головку. Арсений выгибается, дрожит, сжимает в ладонях простыню, хватает губами воздух и смотрит на Антона мутным взором. Ему срывает крышу от губ, языка, пальцев, прикосновения обжигают, плавят, перемыкают что-то внутри, и в какой-то момент Арсений, проведя ладонями по своему паху, глухо простонав, кончает. Падает обратно на подушку, раскинув руки, не открывает глаза, старается отдышаться и счастливо улыбается. — Как же ты охуенно сосешь, блять. Антон стонет от напора мужчины, расслабляет глотку, когда тот прижимает его голову и не даёт двигаться. Чувствует вязкую тёплую жидкость и послушно сглатывает. Когда Арсений снова падает на кровать, Антон не отстраняется сразу, пару раз проходится по всей длине, облизывая, и только потом поднимается, нависая над ним. — Льстишь? — ухмыляется и проводит носом по колючей скуле, ведя выше по щеке. Щекочет нежную кожу, слыша смешок. — Может быть, — хитро усмехается Арсений, приоткрывает один глаз, а потом переворачивается и подминает его под себя. Закидывает его ноги себе на бёдра, ведёт по груди к паху, расстегивает ремень, вытаскивает его из шлевок и расстегивает его ширинку. — Оу, вау, кто-то уже поплыл, — улыбается он, спустив чужие штаны до колен и увидев тёмное пятно на белье. Снимает с него джинсы, наклоняется вниз, расположившись между его ног, и прикусывает его нижнюю губу. — Тебе понравится, обещаю. Арсений тянется к комоду, достаёт пулю, которую нашёл после того, как Ира ушла. Вибратор такой себе, но работает хорошо и как приятный бонус очень даже подходит. Снова садится ровно, стягивает с Антона белье, с нажимом ведёт по его члену ладонью, размазывая смазку, понимает, что тот уже достаточно возбужден и можно без особых прелюдий, сползает ниже и дует на головку. — Получай удовольствие, малыш, — подмигивает ему, включает сразу средний режим вибрации, прижимает пулю к основанию головки, как раз к самому чувствительному месту, и обводит языком щелку. Одной рукой обхватывает его член, двумя пальцами держа пулю на месте, а остальными водя по всей длине, второй — водит по внутренней стороне его бёдра, царапая, пощипывая, пуская мурашки по телу, а языком водит по члену, вылизывая его полностью. Делает вибрацию сильнее, касается щелки, спускает к яйцам, наоборот поднимается выше, обводя соски, кружит по ореолам, давит на горошины, в это время отсасывая ему, а потом снова возвращает к члену, включив вибрацию почти на максимум. Минут пять изводит его таким образом, а потом поднимает голову и нерешительно предлагает: — Я могу взять в рот до конца, а пулю сместить вниз, точнее сзади. Не вставлять, не переживай, я помню все твои убеждения, чисто снаружи для стимуляции. Это даже не массаж простаты — просто дополнительные ощущения. Но это если хочешь, — он широко ведёт языком по члену, втягивает щеки, насадившись до конца, потом выпускает его с пошлым звуком и снова прижимает пулю к головке. Антон сначала привыкает к ощущениям — слегка щекотно, но постепенно щекотка сменяется на удовольствие, и он начинает постанывать, ладонями сжимая покрывало на кровати. Спустя время он уже откровенно стонет, ощущая, как вибрации проходят сквозь все тело и его начинает потряхивать. Тянется пальцами к соскам, сжимая и оттягивая, мечется по подушке, вертит головой и дышит через раз, резко вдыхая и выдыхая. Голова становится мутной, а пытка Арсения — невыносимой, он сейчас готов согласиться на все, лишь бы достичь разрядки, потому что каждая клетка отдаётся разрядом тока, и Антон скользит лодыжками по спине Попова и откровенно скулит, прося большего. Он не отвечает на предложение Арсения — только кивает, отвечая на его взгляд. Не боится — доверяет, знает, что тот не переступит черту. Антон шире разводит ноги, чтобы дать больше доступа, и зажмуривается, потому что это все кажется ему до одури смущающим. Арсений слегка приподнимает брови, а потом улыбается — верит. Кладет пулю плашмя у входа, понимает, что можно будет даже не держать, потому что у Антона задница упругая, как раз зажимает ягодицами, включает максимум и сразу берет член до упора. Сосёт грубо, с оттяжкой, втягивает щеки и держит крепко, берет глубоко, утыкаясь носом в лобок, жмурится, чтобы задержать член как можно глубже, а потом выпускает, видит, как от головки к губам тянется ниточка слюны, собирает её языком и вылизывает член от головки до яиц. Антон слегка вздрагивает от вибраций, член пульсирует, горячий, крепкий, и Арсений снова ловит его, двигает головой, то насаживаясь до конца, то почти выпуская, а потом вспоминает про маленький фетиш Антона и скользит рукой выше по кровати, ловит его руку и переплетает пальцы, заранее зная, что это сработает. Когда Антона выгибает от оргазма, Арсений удерживает его бёдра, чтобы сильно не рыпнулся и не попал на зубы, проглатывает все, приподнимает его ногу, чтобы забрать пулю, бросает её сбоку и, поцеловав его под пупком, спрашивает с улыбкой: — И как тебе? — Просто иди ко мне, — улыбается Антон, потянув на себя осторожно за ремни на плечах. Когда Арсений равняется с ним, Антон обхватывает ладонями его лицо и, подтянувшись, целует. Не напирает, как обычно, не кусает, не пытается вылизать рот или устроить войну с его языком — целует нежно, мягко обхватывая губы по очереди. Ладонями скользит выше, зарываясь в тёмные, слегка влажные от пота волосы, и улыбается счастливо. Прижимается лбом ко лбу и хмыкает, закусывая уголок нижней губы. — Я ведь привыкну к таким оргазмам, Арсений. Арсений заваливается сверху, упирается локтями в кровать и целует в ответ — также вдумчиво, неторопливо, смакуя его губы словно впервые, потому что первый-то их поцелуй был напористым и агрессивным. А сейчас какой-то особенный, почти нежный, и по спине бегут мурашки. — Я не против повторять это снова и снова. Всё по заказу — космос в одно касание, — он улыбается, ложится рядом, но продолжает обнимать его и касаться его губ. — Может, когда-нибудь ты попросишь у меня большего, а пока я просто рад, что сделал тебе хорошо, — он утягивает его в более глубокий поцелуй, положив ладонь на его щеку, закидывает на него одну ногу, прижимает теснее к себе и путается пальцами в его волосах, слегка оттягивая. — Ты такой красивый, — шепчет в его губы, рассматривая его в полутьме, — моя комета, которая горит слишком ярко и только для меня. Антон ладонью ведёт по бедру и подтягивает ногу Арсения выше на себя. Не царапает и не сжимает в порыве, а гладит, нежно касается подушечками пальцев, заполняя собой все. Целует медленно, смакуя его губы, пробует на вкус уже более осознанно, потому что они никуда не торопятся, не срывают нетерпеливо одежду, не прижимают к поверхностям, не сжимают до искр, а впервые касаются друг друга, осознавая. Кожа Арсения мягкая и бархатная, с редкими выпуклыми родинками. Антон перемещается ладонью с бедра на предплечье, а дальше на плечо, гладит ласково, изучая заново. Второй рукой водит по спине и осторожно расстегивает ремни, стягивает портупею и кидает в ноги. И только после этого подаёт голос. — Может, когда-нибудь, — улыбается Антон, перехватывая взгляд Арсения, и снова наклоняется, не в силах устоять — ведёт носом по щекам, как котёнок льнет, потираясь своим носом о нос Арсения. — Мое созвездие, усыпанное тысячью звёзд, — шепчет негромко, короткими поцелуями покрывая скулы, — сияй только для меня, и я не дам твоим звёздам погаснуть. Арсений позволяет касаться себя, изучать, не двигается, не мешает, только чувствует, что сердце гулко стучит в груди и почему-то странно щемит где-то между ребрами. Они же… просто дразнятся, верно? Ничего ведь серьезного нет? Хотя кого он обманывает — он не рвался бы так к кому-то проходному. Улыбается, наблюдая за ресницами Антона, отодвигает портупею, надеясь, что не потеряет в складках ни ее, ни пулю, потому что вещи все-таки хорошие, и гладит большим пальцем Антона по скуле. — Ты должен все-таки что-нибудь написать. Я не верю, что ты не пробовал. У тебя красивые сравнения, необычный образ мышления. Ты творческий человек, комета, это должны увидеть. Сегодня какая-то особенная ночь, потому что оба чувствуют, что им уже не «просто скучно». И Антона это не пугает, что странно, только совесть скребёт все же где-то в животе, но сейчас он ещё дальше ее загоняет, не время и не место. Он решает, что может ещё немного открыться, отчего-то хочется пустить Арсения глубже в свою жизнь. — Когда-то давно, — Антон уводит взгляд, продолжая изучать тело Арсения, запоминая расположения родинок, маленьких шрамов, своих царапин, — и, вообще, я ему тут говорю, как он прекрасен и как я хочу, чтобы он сиял ярче… — бубнит, пытаясь увести тему, свести все в шутку, как обычно, потому что тема отдается глухой болью в груди. Арсений цокает языком, заваливается сверху и, подложив руки под голову, смотрит на Антона. — Я слышу, что ты говоришь, поэтому и не понимаю, почему это слышу только я. Точнее не так — я рад, что это предназначается мне, но не рад, что это не отображается ещё где-то. Но я не буду давить, если ты не хочешь. Может, когда захочешь, ты объяснишь все нормально, а пока… — он целует его в плечо, обнимает крепче и замолкает. — Откуда ты такой? — полушёпотом говорит Антон и зарывается в его волосы пальцами, пропуская пряди сквозь пальцы. — Это красиво только в нескольких строчках и… — замолкает, кусая губу, обдумывая, — и на что-то большее я не способен, да и не выйдет у меня что-то полноценное и масштабное. Просто это не мое и… скажем так, это не только мое мнение. — Не верю, — Арсений закрывает глаза и позволяет чесать себя за ухом, как кота. — У меня чуйка на таланты, и я никогда не ошибался. И я уверен, что у тебя все получится, если ты захочешь. Просто, видимо, у тебя есть другие обстоятельства, которые тебя тормозят, и тут я уже бессилен. Просто знай, — он открывает глаза и смотрит на него в упор, — я всегда готов поддержать тебя и помочь в случае необходимости. — Спасибо, Арс, — Антон смотрит в тёмные глаза и закусывает губу. Ему, кажется, никогда таких слов не говорили — всегда он. Готовый поддержать, вытащить, продвинуть, порвать за кого-то, но никто — для него. Он привык, его это не задевает, но сейчас, здесь, с Арсением, все по-другому. Антон смотрит и поверить не может, что такой человек может существовать, да ещё и рядом с ним. — Ты и представить не можешь, как важны для меня эти слова, хотя я ничем и не заслужил их, — Антон поглаживает его щеки тыльной стороной ладони, улыбаясь искренне. — Я расскажу тебе все, дай мне немного времени. — Я не тороплю, ты мне ничего не должен. Просто, если что, лишняя пара ушей у тебя есть. А ещё рук, ног, губ, пальцев и всего остального, — шутит Арсений, чтобы разрядить обстановку, утягивает его в поцелуй, посасывая его язык, улыбается, щёлкает его по носу и скатывается с кровати. Убирает портупею, надевает белье, берет пулю, чтобы помыть её, и смотрит на Антона. — Есть или пить хочешь? Можешь посмотреть на кухне, я сейчас вернусь. Он моет игрушку в ванной и оставляет её сушиться, слегка мочит влажные от пота волосы и ерошит их, осматривает щетину — побриться, что ли, — и идёт к Антону. Антон поднимается, улыбаясь снова от этой смены настроения Арсения. Находит белье и штаны, а потом решает обнаглеть в край и в комоде находит футболку, явно домашнюю, надевает, потому что в водолазке ему будет как минимум жарко, а как максимум — ехать завтра на работу. Он босыми ногами шлепает по полу на кухню и наливает стакан воды, жадно выпивает, следом наливает второй и осушает его тоже, поворачиваясь на шаги Арсения. — Позволил себе небольшую вольность, — кивает на футболку Арсения на своём теле и оставляет стакан на столе, облокачиваясь поясницей о край столешницы. — Мне нравится, как на тебе смотрятся мои вещи, — мурлычет Арсений, подходит к нему вплотную, кладет ладони на стол по обе стороны от его бедер и поддевает его нос своим. — Ты устал, я думаю. Пойдем спать или можем включить что-то фоном, если хочешь. Час назад я засыпал, а сейчас что-то как-то… — и смеется. Антон замирает, подвиснув на фразе Арсения, и сердце пропускает удар, после начинает быстрее биться. Непонятно. Странно. Тепло. — А сейчас что-то как-то кончил, довёл парня до оргазма и сон как рукой сняло… точнее, ртом, да? — улыбается Антон, вздергивая брови и укладывая ладони на талии Арсения, поглаживая через футболку. — И нисколько об этом не жалею, — тянется к его губам Арсений — ему всегда будет мало, он совершенно уверен. — Это примерно в миллион раз лучше, чем тот вариант вечера, который я планировал, так что… — мягко целует его под подбородком и игриво цапает за мочку уха, как котенка. Сейчас не хочется напористо и грубо, как обычно. Хочется немного лениво, размеренно, неторопливо, чтобы чувствовать каждую секунду и наслаждаться ею. — А я был готов сорваться к тебе ещё днём, — напоминает Антон, подставляясь под касания, почти мурлыча. — Как бы мне хотелось ещё и ещё больше таких вечеров, — скользит ладонями под футболку, ведет выше по спине, оглаживая. Арсения хочется касаться постоянно, целовать, не только срывать хриплые стоны и кусать каждый участок тела, но и с нежностью, какой-то лаской и так… по-домашнему. Откуда в Антоне проснулась эта нежность, он словно котёнок льнет ближе, требует ласки и дарит ее в той же мере. Он не знает причин, но делает, потому что хочет. Арсений чуть не предлагает глупость, а потом тормозит себя и поджимает губы, уткнувшись Антону в плечо, чтобы тот не видел выражение его лица. Антон занят. Он с уткой. Арсений — просто любовник. С ним можно встречаться тайком, прятать следы и засосы, срываться вечером, чтобы отсосать друг другу до взрыва сверхновой, но не более. Вернется-то он все равно потом домой. К нему. В пользу Арсения Антон едва ли сделает выбор, ведь с Эдом стабильность, привычка, квартира, почти семья, блять — они же вместе черт знает сколько. А с Поповым просто горит, и он все понимает — так бывает, поэтому берет хотя бы то, что можно, наполняя легкие теплом, а голову светом. И этого вполне достаточно — у кого-то и этого нет. Поэтому Арсений снова улыбается, ловит его губы и тянет за собой в спальню. Обоим завтра на работу, хотелось бы хотя бы немного поспать. Антон боится привыкнуть к этому теплу, что даёт Арсений. Боится, что ему понравится настолько, что это перерастет во что-то большее, чем просто «горит». Когда все вдруг стало так сложно? Сколько ещё можно бежать от разговора с самим собой? Не сейчас. Ничто не испортит этот вечер, ничто не охладит это тепло, что есть между ними, и взрыв сверхновой, что ярче всех слов, сказанных другим человеком. Антон падает на кровать Арсения и тянет хозяина сразу к себе, сгребая в охапку, и зарывается носом в его волосы, вдыхая приятный запах шампуня и Арсения. — Спокойной ночи, мой метеорит, — шепчет, ловя взгляд Попова и, слегка наклонившись, целует мягкие губы, запечатлевая этот особенный, во всех смыслах, вечер. Арсений очень давно не спал с кем-то в одной кровати не после секса, а потому что хотелось. Без подтекста, без планов на утро, а просто потому что хочется лежать рядом с человеком всю ночь. Это странно, но в груди тепло, а этого достаточно. — Спи, комета. Он касается его губ в ответ, убирает одну руку под подушку и, зевнув, закрывает глаза. Может, хоть сегодня он будет нормально спать. Антон смотрит какое-то время на закрывшего глаза Арсения, и в груди начинает щемить от тепла и… нежности. Он закрывает глаза и наощупь находит ладонь Попова, переплетая пальцы — личный маленький фетиш, на котором Антон сейчас зациклился. Арсений не против и вроде не считает странным, значит, все в порядке.