Люблю, когда ты краснеешь

Я сделаю всё, что ты скажешь, Если ты скажешь это руками.  — Taylor Swift — Treacherous

Можно бесконечно слушать три вещи: треск огня, шум воды и рассуждения Марка на тему фотографии. — Знаешь, Макс, что такое талант? — спрашивает он и сам же отвечает: — Умение видеть и создавать контраст. Вот, например, архитектор моста Сент-Джонс, — указывает на мост, — мог бы сделать банальщину, которая сольется с городским пейзажем. Однако он придумал готические арки в качестве опор, и получился шедевр. Здесь могут построить что угодно, но контраст останется навсегда. В этом и состоит мастерство фотографа: видеть необычное в обыденности. Марк отходит и делает еще один кадр. Обычно его не вытащить из кровати в такую рань, да еще и в воскресенье, но сегодня пошел снег — то самое необычное для Портленда явление, которое Марк не мог пропустить. Макс поглядывает на дисплей его фотоаппарата, где уже угадывается будущий шедевр: изысканный контур моста на фоне серого неба и заснеженного берега. В черно-белом это будет еще прекраснее. — Хотела бы я фотографировать так, как ты. — Всё в твоих руках, — говорит Марк и надевает перчатки. Это Макс не нравится. Не то что бы Марку не шли перчатки — наоборот, ему удивительно идут почти любые вещи, — но так она совсем не видит его рук. А ведь они слишком прекрасны, чтобы их прятать. Макс оценила это еще в Академии, когда на виду были только кисти, а всё остальное оставалось скрытым под пиджаком. Теперь он и их прячет — нарочно, что ли? — Зачем тебе перчатки? — спрашивает она тоном ребенка, которому не разрешили съесть мороженое вместо супа. — Затем, что на улице мороз, — отвечает Марк тоном родителя этого самого ребенка. — А руки — вторая по важности часть фотографа, их надо беречь. — Какая же первая? — Глаза, разумеется. Вот смотри… Макс смотрит, но не туда, куда показал Марк, а на его руки. Для нее это первая по важности часть Марка — не только потому, что они безумно красивы, а еще и потому, что она знает, какие потрясающие вещи он ими умеет. Макс поняла это еще в Проявочной, когда Марк снял перчатки, чтобы прикоснуться к ней, и больше не хочет, чтобы он их надевал. — Ты вообще слушаешь меня? Вместо ответа Макс подходит к Марку и берет за руку. — Что? — Ничего. — Макс целует его через перчатку — нет, это совсем не то. — Мне нравятся твои руки. — Как мило. — Марк подходит еще ближе. — И что ты собираешься с этим делать? Макс воспринимает такой ответ как приглашение, стягивает перчатку и целует его пальцы по-настоящему. Затем облизывает их подушечки и смотрит Марку в глаза. Тот отвечает очень внимательным взглядом и толкается двумя пальцами в ее рот. Макс скользит языком навстречу, Марк двигает пальцами ритмично — так, будто они… От этой мысли по ее телу пробегает волна возбуждения. И накрывает с головой, когда Марк убирает камеру, кладет вторую руку на затылок Макс и заставляет двигаться навстречу. Ноги подкашиваются, она вот-вот упадет на колени — прямо здесь, и пусть кто угодно смотрит. Марк вовремя ловит и прижимает к себе. Макс чувствует мокрые пальцы на своей щеке, а с ними смесь стыда и предвкушения. — Мост подождет, — шепчет он. — Поехали домой. Только, — снова тянется к камере, — посмотри так на меня еще раз. Макс всю дорогу не сводит глаз с рук Марка на руле — опять в этих дурацких перчатках. Он будто нарочно отбивает пальцами ритм музыки, хотя обычно ведет себя спокойнее. Когда они оказываются в прихожей, Макс сама стаскивает с Марка перчатки. Падает на колени, вбирает два его пальца в рот почти до основания и неистово ласкает их языком и губами. Ей много раз снилось, как Марк заставляет целовать свои руки, и каждый сон обрывался на самом интересном месте. Но теперь никто ее не остановит. — Макс, — стонет Марк и притягивает ее голову к себе. — То же самое, только не с руками. Вынимает пальцы из ее рта и начинает расстегивать свои брюки. Макс протестующе хныкает. — Можно я продолжу? — она умоляюще смотрит — так, как он любит. — Пожалуйста, Марк. Он замирает, и Макс, пользуясь моментом, обводит кончиком языка все пальцы по очереди. Она умрет, если Марк откажет. Утонет в море, которое просачивается между бедер. — Ладно, уговорила, — наконец отвечает он. — Повернись. Указывает в сторону ростового зеркала, становится за спиной Макс и раскрывает пальцами ее губы. — Но я хочу на тебя смотреть, — вяло протестует Макс. — Смотри, — отражение Марка кивает на зеркало. — На меня и на себя. Марк входит двумя пальцами в ее рот и задает ритм, Макс обхватывает их губами и облизывает по всей длине. Ему очень нравится, она чувствует это затылком. — Дай руку, — требует Марк и тоже опускается на колени. Макс подчиняется. Марк наклоняется и проводит языком по ее запястью, затем нежно облизывает ладонь и пространство между пальцами. Если зажмуриться, можно представить, что он вовсе не руку… Больно кусает. — Я не разрешал закрывать глаза. Макс смотрит в зеркало и видит свое раскрасневшееся лицо, прилипшие волосы и Марка, который трахает ее пальцами в рот и совершенно непристойно облизывает вторую руку. Она сейчас выглядит как настоящая шлюха, и это ужас как прекрасно. — Знаешь, что еще я с тобой сделаю этими руками? — шепчет он, и от этого Макс едва не задыхается. Марк вынимает пальцы из ее рта, сердце Макс на секунду замирает. И бьется еще сильнее, когда он расстегивает лифчик и начинает снимать с нее свитер. — Смотри. Одной рукой Марк гладит ее грудь, другой расстегивает джинсы, раздвигает нижние губы и ласкает там пальцами. Макс видит себя в зеркале такой, какой не видела никогда, чувствует небывалый стыд вместе с небывалым желанием. Невозможно на это смотреть. — Еще раз закроешь глаза, и я прекращу. — Не прекращай, — выдыхает Макс и насаживается на его пальцы. Еще утром она стеснялась собственной наготы в зеркале, а теперь видит во всех подробностях, как ее отражение творит ужасно развратные, совершенно невозможные вещи. Видит всё, что отражение Марка делает с ней своими прекрасными руками — еще более прекрасными, чем в реальности, — и едва не разрывается от ощущений. Но продолжает смотреть, теперь уже по своей воле. Если закрыть глаза, будет совсем не то. Макс всё сложнее держаться, и она падает. Марк подхватывает, но не спешит возвращать в исходное положение. — Обопрись на руки, — командует он. Теперь Макс стоит перед зеркалом на четвереньках и видит свое тело во всех деталях. Как же похоже на картинку, которую она совершенно случайно подглядела на ноутбуке Марка. Сейчас еще стыднее, чем было тогда, стыд наполняет по самые уши, и всё, что Макс может — ему подчиняться. Подчиняться Марку, ловить ритм его рук и смотреть очень-очень внимательно. Она смотрит — и видит, как Марк убирает от нее руку, чтобы снять брюки. А затем он входит — медленно-медленно, чтобы видела каждую секунду их сближения. И Макс видит всё: смазку на его головке, его пальцы, скользящие по ее клитору, каждую их эмоцию во всех полутонах. Идеально. Весь мир сужается до их личного зазеркалья. Макс не видит ничего другого, не слышит ничего, кроме громкого дыхания Марка — или это она так громко дышит? А потом он ускоряется, и громкость становится оглушительной. Больше у Макс нет воли, нет контроля над собственным телом. Она падает на живот и видит в зеркале руки Марка: одной он держит за бедро, другую кладет на спину, заставляя изогнуться. Теперь Марк полностью контролирует ее. Всё в его руках, как и должно быть. Макс полностью концентрируется на отражении Марка. Слышит его голос, вдыхает его запах, чувствует его руки, его дыхание, его дрожь — а затем ощущения бьют в голову со всей силы, и Макс едва не лишается чувств. Растекается по полу, Марк падает на нее, и на пару минут мир вокруг перестает существовать. Ощущения возвращаются постепенно. Сначала Макс чувствует, как Марк подхватывает ее и укладывает на кровать. Затем где-то на периферии видит его с фотоаппаратом, но не может сфокусировать взгляд — зрение до сих пор не отошло от перегруза. Слышит щелчок камеры, ощущает запах Марка одновременно со вкусом его губ и наконец возвращается в реальность. Марк лежит рядом и в кои-то веки смотрит не на Макс, а на ее отражение в зеркальных дверцах шкафа. Макс тоже туда смотрит и удивляется, как много она не видела раньше. Будто до сегодняшнего дня у нее не было ни зрения, ни остальных чувств. — Как ты относишься, — наконец говорит Марк, — к зеркалу над кроватью? — Чтобы ты меня вообще не выпустил из постели? — Можно подумать, ты против. — Ну тогда… — Макс ненадолго замирает, подбирая достойный ответ, — всё в твоих руках. Марк улыбается, Макс кладет голову ему на грудь. Отсюда видно меньше, но она и не хочет смотреть — слишком много зрелищ на сегодня. «Всё в твоих руках», — отдается эхом в ее голове. В его руках Макс и засыпает.