Люблю, когда ты краснеешь

— Боишься летать? — Нет, — отвечает Макс и впивается ногтями в руку Марка. Нет у нее никакой аэрофобии. Нет ничего страшного в том, чтобы оказаться на тысячи миль над землей без единой возможности контролировать ситуацию. Нет ничего страшного во внезапной разгерметизации салона — вон и стюардессы, показывающие, как пользоваться кислородной маской, это подтверждают. И уж точно нет ничего страшного в шуме двигателей под ногами, который приближает этот… — Фотографируешь ты лучше, чем врешь. Макс молча соглашается и пялится на удаляющуюся землю. Сейчас фотографировать не хочется — даже вон те нереально красивые облака. Он укрывает ее ноги пледом, но холод всё равно пробирает до костей. Страх душит своими щупальцами — в объятиях Марка дышать чуть легче, совсем чуть-чуть. — Тебя будто на казнь ведут. Что мне сделать, чтобы ты перестала бояться? Макс вздрагивает плечами в ответ — сама понятия не имеет. Тогда Марк берет ее руку и просовывает под свой плед, а затем заставляет сжать пальцы. Макс охает от понимания, что сейчас у нее в руке. — Ты что творишь! — Это не я, это турбулентность, — совершенно невинным тоном отвечает Марк. — Я очень плохо ее переношу. — Да уж не сомневаюсь. Макс пытается убрать руку, Марк, конечно, не позволяет. — Ты даже не представляешь, насколько плохо, — шепчет он. — Так и представляю, как ты сядешь ко мне на колени… — Марк! — И я насажу тебя по самые… — Марк, хватит! — Макс едва не задыхается от стыда. — Тут же полно людей. В подтверждение ее слов толстый сосед с таким же толстым дипломатом приоткрывает глаза, но потом снова закрывает. Слышал ли он? Кто еще слышал? Может, те двое детей — вон с каким с любопытством смотрят в их сторону… — Медленно, чтобы все эти люди видели, как ты скользишь навстречу мне. — Пожалуйста, прекрати, — выдавливает Макс. Ее уши пылают, пылает и ладонь, об которую Марк совершенно нагло и неприлично трется. — Точно хочешь, чтобы я прекратил? «Нет». — Тут кругом люди, — повторяет Макс свой жалкий аргумент. Как будто Марка это хоть когда-нибудь останавливало. — Да хватит уже ныть! — неожиданно гаркает он. — Тебе что, пять лет? Макс вжимается в кресло. Наверно, она никогда не привыкнет к подобным переменам настроения. — Марк, что я такого сказала? — Стё я тякого сказяля, — передразнивает он, отчего Макс становится еще страшнее. — Замолчи уже, достала! Слёзы наворачиваются на ее глаза, Макс закрывает лицо руками — но вдруг чувствует осторожное прикосновение Марка. — Умница, — шепчет он, — хорошо сыграла. Теперь продолжай плакать и иди в туалет. Она ничего не понимает, однако встает с кресла. Сосед пропускает Макс и провожает грустно-сонным взглядом, она заходит в туалет и включает воду — но не успевает умыться, как слышит стук в дверь. — Макс, это я. Открой, поговорим. Она быстро вытирает лицо рукой и открывает. Марк вваливается в туалет и, едва успев запереть дверь, набрасывается на Макс с поцелуями. — Что ты делаешь? — тщетно пытается вырваться она, но хватка Марка и тесное пространство не оставляют ни единого шанса. — Ты же сказал, что я… — Это было для отвода глаз, — объясняет он раньше, чем Макс накрывает новая волна слёз. — Если бы мы просто пошли сюда, нас бы поймали и, возможно, оштрафовали. А теперь все думают, что мы поссорились и сейчас миримся. Значит, Марк не злится — от этой мысли ей становится чуть легче. Но зачем тогда он?.. — Ты накричал на меня. — Макс шмыгает носом. — Это было так… — Убедительно? — заканчивает Марк. — Потому что мне была нужна как можно более естественная реакция, а притворяться ты не умеешь. Но ты же простишь меня, правда? Макс снова всхлипывает и утыкается в его плечо. Марк гладит ее по голове, а потом прижимает к раковине. — Я очень виноват, — шепчет он и приподнимает лицо Макс. — Но я знаю, как заслужить твое прощение. И целует ее, долго и глубоко. Воздух между ними так раскаляется, что вот-вот сожжет весь самолет. Макс отвечает на поцелуй, Марк обнимает ее за талию и гладит, постепенно спускаясь — Макс чувствует его желание всем телом. Здесь так мало места, что сама идея секса кажется безумной, но Марк всё равно становится на колени и стаскивает с нее джинсы. — Там мокро! — взвизгивает Макс, едва прикоснувшись голой кожей к раковине. — Я чувствую, что там мокро, — он выделяет последние два слова такой интонацией, что Макс краснеет, и поглаживает ее под бельем. — А с раковиной что не так? — Марк, я серьезно! Я не хочу здесь. — А я думаю, хочешь, — выдыхает Марк в низ ее живота, снимает с Макс трусы и целует там, где действительно уже мокро. Она и правда хочет. Раковина скользкая, да еще и наверняка грязнющая. За стеной полно людей, и те, возможно, всё слышат и понимают. Самолет в любой момент может упасть, а они даже не успеют добраться до кислородной маски — в общем, риска хоть отбавляй. Но именно это, к огромному стыду Макс, заводит ее, и с каждым движением языка Марка ощущение всё сильнее. И тут она будто проваливается в невидимую яму — совсем от не оргазма. Страх, уже самый настоящий, накрывает Макс, и она соскальзывает с раковины. — Ну чего? — Я боюсь. Макс пытается натянуть джинсы обратно, но Марк резко поднимается, разворачивает ее спиной к себе и вжимает в раковину. — Боишься, значит? — он шлепает Макс по ягодицам. — Да ты ничего не знаешь о страхе! Макс вскрикивает и тут же понимает: услышат. Марк бесцеремонно натирает ее клитор. — Ах ты маленькая вредина! — Он кусает Макс за шею и резко, даже немного больно щиплет пониже спины. — Думаешь, я поведусь на твои капризы? Макс вскрикивает снова и зажимает себе рот. Марк заставляет ее наклониться над раковиной, удерживает в этом положении и продолжает ласки. — Ух, как трешься об меня! А говорила, не хочешь. Макс и правда трется об его брюки своей голой кожей — это так непривычно, так негигиенично, так… заводит. Но Марк не дает насладиться ощущением и расстегивает свой ремень. — Кое-кто меня очень раздразнил. — Марк резко входит в нее. — И я кое-кого сейчас накажу. Он двигается снова, и Макс давит вскрик. Обычно Марк начинает медленно и плавно, а сейчас будто хочет затрахать насмерть — но ей это неожиданно нравится. В отражении Макс видит, как Марк в нее входит, и от этого зрелища накатывает очередной прекраснейший стыд. Макс опирается обеими руками на зеркало, видит в нем свой приоткрытый рот, безумные глаза Марка, блики света, прыгающие в стеклах его очков — и дверь, вздрагивающую под напором незваного гостя. — Занято! — рявкает Марк — и вдалбливается в Макс еще сильнее. Она пытается сдержать крик, но мычание всё же прорывается. За дверью кто-то бубнит, этот звук сплетается с дыханием Марка, собственным дыханием Макс, вибрацией под ногами, невообразимым ритмом их страсти. Если такова турбулентность, то пусть она сопровождает каждый рейс. Зеркало запотевает, лица едва видно, но Макс отчетливо видит, как Марк ласкает пальцем так, что у нее темнеет в глазах. Он вталкивается глубоко-глубоко, почти до сердца достает, дышит еще громче, а Макс на миг вовсе забывает, как дышать. Теперь она легкая, как воздушный шарик, на высоте в десятки тысяч миль, где нет ни самолета, ни кислородных масок, ни самого кислорода. Мир схлопывается, взрывная волна разносится по всему телу, Макс падает на раковину — и вскоре чувствует, как Марк внутри нее переживает то же самое. Макс открывает глаза и видит влажные следы ладоней на зеркале. Мутный силуэт Марка заваливается на ее собственный, и Макс забывает, что за пределами их объятий есть страшный самолет, грязный тесный туалет и любопытные за стенкой. Однако последние быстро напоминают о себе навязчивым стуком. — Ну за что ты со мной так? — громко и очень похоже на мольбу стонет Марк — как он до сих пор не забыл про их маленький спектакль? — Хочешь, я на колени стану? «Ты уже стоял, к нашему общему удовольствию», — мысленно усмехается Макс и позволяет Марку — собственное тело сейчас вообще ни на что не способно — вытереть ее и себя бумажным полотенцем. Зеркало он очищает не сразу — сначала рисует пальцем сердечко, целует Макс и лишь потом помогает ей одеться. Когда они выходят, Макс кажется, что на них смотрит весь салон самолета. Стыд, выжидавший ее у двери, набрасывается и вгрызается в горло. — Теперь мы знаменитости, — подливает масла в огонь Марк. — Почетные члены «Клуба десятитысячников». — Какого-какого клуба? — переспрашивает Макс — хотя понимает, что ответ смутит ее еще больше. — Тех, кто делает это в самолете на большой высоте. Пойдем, а то, чего доброго, возьмут у нас интервью. Макс возвращается на место, провожаемая такими взглядами, от которых чувствует себя голой — и тут, как по заказу, за спиной кто-то аплодирует. Она вся краснеет, набрасывает на ноги проклятый плед, с которого всё началось, и отворачивается к иллюминатору — но Марк не отстает: — Спасибо, что обеспечила мне пропуск в этот клуб. — Не за что, — бурчит Макс, не глядя на него — но тут же осознает и поворачивается к Марку. — То есть… ты раньше не?.. — Нет, — с совершенно невинным лицом отвечает тот. — Так что можешь гордиться, что втянула меня в этот разврат. Макс делает вид, что ничего не слышала, однако в глубине души действительно гордится собой. Обычно именно Марк был у нее первым во всём, но смена ролей неожиданно нравится Макс. — Больше не боишься летать? — шепотом спрашивает Марк и снова накрывается пледом. Макс мотает головой. После всего, что они тут пережили, она не боится ничего.