Люблю, когда ты краснеешь

Марку невыносимо скучно. Вчера Макс отправила ему сообщение, что поедет в Сиэтл навестить родителей. Марк воспринял это как шанс разобраться с накопившимися делами, однако переоценил их масштаб. Даже ремонт в новой фотостудии, поначалу так вдохновлявший, уже через пару часов надоел до чертиков — Марк объяснял рабочим каждую деталь, пока те не взвыли, а потом взвыл сам. Всё, что наполняло смыслом последние месяцы, осталось под руинами Аркадии Бэй либо уехало в долбаный Сиэтл. Ну неужели Макс настолько плевать на Марка, что она не пригласила его познакомиться с родителями? Марк даже подумывал, что Макс его бросила — правда, разубедился в этом после первого же ее звонка. Но как жить без Макс в квартире, полной ее следов? Вот журнальный столик — позавчера Марк, устав ждать, пока Макс закончит с домашним заданием, сбросил со столешницы ее книги, завалил туда саму Макс и связал ей руки за спиной. Вот кухонная стойка — вчера проверяли ее на прочность и уронили любимое растение Макс. А вот постельное белье — оно еще хранит запах их утра. К вечеру Марк, сходя с ума в этом безмаксовом доме, занялся тем, к чему раньше не подошел бы на пушечный выстрел: домашними делами. Притащил из супермаркета огромный пакет продуктов и с тоской смотрел на них, понятия не имея, что со всем этим делать. Купил кашпо для того растения, потратил пару своих фирменных белых перчаток на пересадку зеленого уродца — чего только не сделаешь ради любви! Вынес мусор, даже озаботившись его сортировкой. Следующий пункт подсказала необходимость: закончилось чистое белье. И вот Марк в прачечной на первом этаже, смотрит на разноцветные тряпки Макс и впервые за много лет вспоминает, что цветное — у него почти вся одежда в классической черно-белой гамме — желательно стирать отдельно. Марк вытряхивает вещи на стиральную машину, раскладывает по цветам… и бросает эту затею. Казалось бы, Макс переехала к нему с одним рюкзаком, но из ее одежды можно радугу собрать. И ладно бы только одноцветные, а как быть с мультяшными картинками на каждой второй вещи? По какой, чёрт побери, логике это стирать?! Он злобно сваливает белье в одну кучу и запихивает в машинку, одна вещь падает. Марк поднимает ее и узнает трусики Макс — иначе не назвать, их будто с ребенка сняли. Спереди изображен улыбающийся арахис, сзади — еще какая-то мультяшка. Марк повидал много белья разной степени сексуальности, однако именно эти некомплектные тряпочки, в которые со смущением раздевается Макс, заводят его как ничто другое. Однажды Макс забыла свою кофту с капюшоном в классе фотографии, и Марк ненадолго потерял самообладание от ее запаха. А теперь в его руках, можно сказать, святая святых — вещь, в которой Макс видит только Марк, которую только он может с нее снимать. Марк подносит трусики Макс к лицу и вдыхает запах ее невинности, ее удовольствия — именно так Макс пахнет, когда он делает ей приятно. Марк будто наяву видит, как Макс садится на стиральную машину и смотрит на него — вроде бы и смущенно, но явно хочет смутиться еще сильнее. Марк опускается на колени, раздвигает ее ноги, трется носом об эти арахисовые трусики. Макс и сама пахнет арахисом, как ее любимые бутерброды — а еще клубничным молоком и гелем для душа… как там назывался этот девчачий аромат? Неважно. Но запаха Марку мало, и он стаскивает с Макс белье. На вкус она тоже сладковато-соленая. Макс запускает руку в волосы Марка — ее пальцы хранят едва уловимый запах мыла, — робко поглаживает, и он в таком же темпе работает языком. Прерывается, чтобы поцеловать Макс — ее бёдра тоже сладко пахнут тем гелем, — а потом снова разводит складки ее кожи, чтобы сделать приятно по-настоящему. Макс пытается свести ноги и стискивает ими Марка — он обожает этот жест притворного несогласия. Оба знают, что так Макс еще приятнее, и она действительно дышит чаще. Марк медленно входит в нее пальцами, чувствует, как Макс его хочет, вся течет предвкушением, а потом вынимает их и облизывает. Но она смотрит с такой мольбой, что Марк возвращает пальцы в Макс и ускоряется. Она отвечает громким выдохом и сжимается вокруг Марка еще сильнее, уже не только ногами. Больше для него нет ни холодного пола прачечной, ни шума за стеной, никого и ничего, кроме запаха и вкуса Макс, ее дыхания, приятного покалывания ее волос. Марк думает лишь о том, как… — … засунуть? Голос, слишком грубый для Макс, возвращает Марка в реальность — серую, как стены общедомовой прачечной. Он выгребает белье из машинки, чтобы прикрыться, и снова слышит этот голос: — Я спрашиваю, ты не в курсе, куда монетку засунуть, чтобы постирать? «В жопу себе, да поглубже», — мысленно огрызается Марк, застегивая штаны под прикрытием футболки с цыплятами. Но воспитание вынуждает ответить иначе: — Эта прачечная бесплатная. — А-а, — тянет нарушитель приватности и уходит медитировать над сушилкой в углу. Марк поднимается с пола и возвращает в стиральную машину всё белье, кроме трусиков с арахисом — их кладет в карман брюк. На сегодня со скучными делами покончено, осталось завершить одно интересное.