Люблю, когда ты краснеешь

Капельки воды после душа стекают по плечам Марка, скользят по груди, обрисовывают его пресс. Этим Макс может любоваться вечно. Впервые она увидела его таким в бассейне Академии Блэквелл. Марк в плавках, вопреки местной моде на шорты по колено, не успел дойти до воды, как его чуть не смыл поток девичьих слюней. Будь в Блэквелле спасатель, надорвался бы вытаскивать толпу студенток, внезапно разучившихся плавать. Но его не было, и эта благородная миссия легла на мускулистые, блестящие от воды плечи Марка. Макс такими глупостями не занималась. Она плавала взад-вперед по самой дальней от Марка дорожке, украдкой глядя на него, и жалела, что не додумалась надеть закрытый купальник. Спрятать свое по-подростковому ущербное тело в футляр, чтобы не фонило рядом с нормальными девушками. У нее нет ни единого шанса, рассудила Макс, и у абонемента в бассейн тоже не осталось шансов. Ироничная же судьба решила иначе. Именно несуразная Макс заполучила идеального Марка, даже тонуть для этого не пришлось. Только Марк за четыре месяца с того дня в бассейне стал еще красивее, а она… Она всё такая же костлявая, но теперь над ножками-спичками растут живот и пародия на грудь — ни дать ни взять загулявшая малолетка. Как только Марк живет вот с этим? — Чего пялишься? Влюбилась? Макс кивает: влюбилась. Давным-давно, и он об этом знает. — Тогда подойди, — Марк небрежно поправляет полотенце на бедрах, у Макс перехватывает дыхание, — и скажи мне об этом. Она приближается — медленно, будто боится, что опять опередит кто-то более красивый и наглый — и вытягивает руку ему навстречу. Никогда не умела облекать чувства в слова, но есть ведь более точный язык прикосновений. Тело не соврет. Макс проводит кончиками пальцев по груди Марка, оглаживает его ключицы, живот. Как можно быть таким совершенным? Этот вопрос замирает на губах Макс, ими же она ищет ответ, целуя там, где только что прикасалась. Макс на секунду возвращается в реальность, чувствует жесткий пол под коленями, а потом обрисовывает языком пресс Марка и снова улетает. Марк дышит всё громче, подается бедрами навстречу так, что полотенце едва не падает. Она придерживает его, Марк еле слышно усмехается.  — Чего застыла? — чувствует Макс вибрацию его голоса. — Целуй дальше. Ткань неприлично натягивается, намекая, что дальше только один путь. Однако там Марк тоже прекрасен — эта мысль придает Макс смелости, и она сбрасывает с него полотенце. А потом любуется, как не имеет права любоваться серая мышь, чья тщедушная тушка не доросла до божественно зрелого Марка. Трогает, как не положено трогать примерной девочке, и неприлично наслаждается реакцией его идеального тела.  — Расскажи, как любишь меня, — озвучивает Марк то, что звенит в ее голове. — Только без слов, поняла? Макс, конечно, поняла. В обычном состоянии она не решится на такое — Марку приходится изображать принуждение, чтобы Макс ни в коем случае не подумала, будто сама хочет подобного извращения. Но сейчас ей нужно только одно: сделать ему приятно. Прекраснее Марка может быть только Марк в момент оргазма, и Макс готова на всё, чтобы это увидеть. Она закатывает рукав и гладит каждую вену на члене, каждую складку кожи, а потом повторяет все прикосновения губами. Марк нетерпеливо сопит, Макс же не спешит — она хочет смаковать его как можно дольше.  — Хватит, — рвано выдыхает Марк, — меня дразнить. И насаживает ее голову на член — резко, зацепив волосы, со всей властностью, на которую способен. Макс обожает его таким и раскрывает рот пошире, чтобы выразить свои чувства. Ее любовь не кусается, а нежно обволакивает, пропуская как можно глубже. Макс любуется Марком и видит в отражении его глаз новую себя, без тени стыда. Она не просто делает то-самое-ужасно-развратное, а еще и смотрит при этом на Марка — лучшего в мире Марка. И тут он приподнимает голову Макс в знак остановки.  — Так нечестно. Меня раздела, а сама… — Марк кивает на ее свитер. — Давай-ка снимай всё это. Смущение, до сих пор молча ужасавшееся в сторонке, теперь наваливается на Макс. Хорошо же всё было, зачем портить прекрасную наготу Марка ее телом?  — Может, не?..  — Твой ротик не для капризов. — Марк красноречиво надавливает на голову Макс. — Раздевайся. Она неохотно отрывается от него, стягивает свитер и остается в шортиках. Обычно Макс носит дома длинные мешковатые штаны, а вчера Марк совершенно случайно пролил на них кофе, и Макс ходит в том, в чём спала до Марка. Судя по взгляду, ему и этого недостаточно.  — Я что сказал? Всё снимай. С этого всегда начинается самое интересное. Но перспектива обнажить свою самую безнадежную часть совсем не радует Макс.  — Я… — она заминается — Марк ведь не примет отказ. — Помоги мне, пожалуйста. Он подходит еще ближе, и сердце Макс приятно замирает. В руках Марка она способна на что угодно, однако тот не спешит воспользоваться своей сверхспособностью.  — Попроси, — наконец отвечает Марк; по его лицу Макс считывает «так, чтобы мне понравилась сама просьба». Она знает, как, но, глядя на Марка, понимает, насколько мало внимания уделила другой любимой его части — и поднимается на носочки. Гладит лицо Марка, обводит кончиками пальцев дужки очков, очерчивает контуры его бородки, наконец касается губ. Марк легко целует ее руку, и Макс распирает от желания еще большей близости. Она приоткрывает рот ему навстречу, нежно посасывает его губу — всё как Марк учил. Тот подхватывает поцелуй, запускает пальцы в волосы Макс и сам переходит в наступление. Второй рукой прижимает к себе, оглаживает каждый изгиб Макс и передает ей сладкое напряжение по всему телу. Макс тает от мысли, что всё это — только для нее. Только она может так делать с Марком, только с ним хочет так делать. — Что, нравится? — выдыхает в ухо Марк и оттягивает шортики. Гладит ее между ног, и Макс стонет ему в рот. В божественных руках Марка она забывает о своих несовершенствах, становится глиной для воплощения любого его замысла, и Марк это понимает. Вот и сейчас он без слов тянет Макс в сторону прихожей, а она так же молча следует за Марком, смотрит, как тот регулирует наклон напольного зеркала, и истекает предвкушением. Марк садится в кресло, Макс — сверху и тянется к нему. Тот перехватывает инициативу и оставляет на шее Макс множество поводов для смущения. Впрочем, смущение она оставит на завтра, а сейчас Макс до визга, до сбившегося дыхания хорошо. Она ерзает на коленях Марка, каждым вздохом, каждым движением умоляя, чтобы он снял с нее остатки одежды и сделал то, к чему так и призывает это кресло без одного подлокотника. Однако Марк снова удивляет: — Сядь на пол и сделай мне приятно. И себе заодно. От этой идеи ее сердце на мгновение останавливается, только совсем не в приятном смысле.  — Я не могу… делать себе приятно, когда ты смотришь, — выдавливает Макс и краснеет. Марк улыбается одними уголками губ — явно рад, что удалось ее смутить. Макс не рада.  — Сама с собой можешь, а со мной нет? — добивает он. Макс становится еще более неловко — да, ласкала сама себя, когда никому другому не было интересно ее тело. Или когда фантазировала о Марке, или для него на веб-камеру. Но теперь, когда Марк рядом?  — Я жду, Макс, — прерывает он ее размышления. — Покажи, как ты себя любишь. Любишь себя, с мысленной усмешкой повторяет Макс. До сих пор любить ее гораздо лучше получалось у Марка — замечательного во всех отношениях Марка, который вопреки всякой логике восхищается совсем не замечательной Макс. Зачем ему ее жалкие попытки компенсировать недостаток любви к своему телу? — Зачем? — повторяет Макс уже вслух. — Люблю смотреть. — Марк подается вперед. — Давай, и не вздумай халтурить. Он произносит это так, что ей остается только опуститься на колени. Марк направляет ее голову — этот жест придает Макс уверенности. Если ему будет хорошо от ее удовольствия, значит, так тому и быть. Макс открывает рот, опускает руку себе между ног, представляя пальцы Марка на месте своих, и поднимает на него глаза. Обычно Марку приходится заставлять ее смотреть на себя, однако теперь Макс делает это добровольно, без тени смущения. Его мощная грудь, вздымающаяся в такт каждому ее движению, идеально очерченный пресс, почти черные от возбуждения глаза — всё бесстыдно прекрасно. Макс чувствует, как под ее пальцами намокло еще сильнее, и ускоряется, теперь уже не только ради Марка. А тот смотрит с таким упоением, будто показывают его любимое кино. Да так оно и есть — Марк обожает смущать Макс, вытаскивать из зоны комфорта, делать всё, чтобы она умоляла прекратить. Но он, к ее удовольствию, не прекращает, не прекращает и Макс себя ласкать. — Так, хватит, — останавливает ее Марк на финишной прямой. — Иди ко мне. И Макс с удовольствием подчиняется. Охает, когда Марк насаживает ее сильнее, однако ловит его взгляд и тает. Чем дальше, тем непривычно глубокая заполненность становится приятнее. Будто Марк — настоящая, а не метафорическая половина Макс, будто именно он должен сделать ее тело идеально подходящим для собственного. Макс чувствует, как вот-вот улетит, и тут Марк выдыхает ей в ухо: — Ногу на подлокотник. Макс не сразу осознает его просьбу, да и выполнить не сразу может — ее телу слишком хорошо в полужидком состоянии, чтобы заниматься гимнастикой. Марк помогает и закидывает ногу Макс себе на плечо, затем вторую. Как-то раз они так делали, но Макс не понравилось быть настолько далеко от Марка. Теперь же они запредельно близки, как и должно быть. Она упирается пятками в кресло, скользит навстречу Марку — и падает на спину от первого же движения. Он не торопится исправить ситуацию, вместо этого разглядывая Макс. Она лежит на коленях Марка, невольно выставив напоказ все свои несовершенства и чуть свесив голову — зрелище ему явно нравится. — Удобно? Макс отрицательно мотает головой, едва не упав снова. Ей неудобно, зато… интересно? — Тогда держи, — Марк бросает на пол подушку с кресла. — Для мягкой посадки. Он снова хватает ее за бёдра, и Макс только сейчас понимает: Марк не собирается менять позу. Она так и будет висеть над полом, а он — сидеть в удобном кресле, наблюдая за ее попытками удержать равновесие. — Я не хочу так! — Макс пытается сползти, Марк не пускает. — А я думаю, хочешь, — он нежно обводит пальцами ее торчащие бедренные косточки. — Немного разминки тебе не повредит. Макс уже забыла, когда делала что-то похожее на разминку — получила освобождение от физкультуры и вовсе забыла про спортзал. А неуклюжее тело лишь радовалось, что на него больше не пялятся посторонние, и зарастало жиром. Как иронично: Марк стал причиной ее воздержания от спорта, он же стал и причиной испытать себя на прочность. Но Макс совсем не уверена, что пройдет испытание. — Я же такая… неуклюжая. — Ты? — переспрашивает Марк так, будто услышал глупость, и кивает на зеркало. — Погляди-ка внимательнее. Макс косится на перевернутую себя, и зрелище ей неожиданно нравится. То ли необычный ракурс, то ли тело Марка как продолжение ее собственного творят чудеса. Лишь живот всё портит — колышется на вдохе, и магия вот-вот рассеется. Марк будто чувствует перемену ее настроения и шепчет: — Ты совершенна, Макс. Самое прекрасное, что у меня было. От этого кровь бьет в голову Макс, уже по-настоящему, когда Марк движется навстречу. Она снова сползает, Марк удерживает одной рукой, второй ласкает грудь. Макс вцепляется в подлокотник, и ее мокрая ладонь скользит. Они же так упадут. — Не бойся, — выдыхает Марк и сжимает Макс сильнее. — Просто смотри. И Макс бесстыдно пялится на отражение. Там нет ее несуразного живота, зато есть аккуратная грудь, подрагивающая в ритме Марка. Макс никогда не считала эту часть себя красивой, однако в этой позе всё иначе. Они с Марком — идеальная фигура, где нет лишних деталей, только безграничное желание обладать друг другом, соединиться в удовольствие. Живое свидетельство гармонии душ и тел, к которой они шли всю жизнь. Больше нет неудобств, несовершенств, непонимания — лишь сладкая невесомость и пьянящее отсутствие границ. Голова Макс снова кружится, но это больше не тревога организма, а невозможно приятное чувство. Ноги Макс отрываются от кресла, дрожат — и ее накрывает наслаждение. Макс сокращается вокруг Марка, сползает на подушку, любуется отражением. А потом Марк встает, и Макс видит его совершенное тело во всех деталях — самая интересная деталь так и просит о продолжении. Марк продолжает, уже не с Макс, а сам с собой. Она тянется к нему, однако Марк не дает ей встать с пола. — Смотри, — он растирает член рукой и направляет на Макс. — Это всё для тебя. И она смотрит, разрываясь между смущением и восторгом. Прекраснее Марка может быть только Марк, который делает себе приятно специально для Макс — а потом громко выдыхает, и сперма растекается по Макс. Его безупречное тело исторгает совершенство на ее бёдра, живот — Макс изгибается, чтобы и на грудь попало. Устыдится позже, сейчас же неидеальная Макс сдается на милость идеальному Марку, больше ничего не важно. — Ну что? — шепчет он, опускаясь рядом. — Больше не будешь ныть: ах, я такая некрасивая, такая неуклюжая? Она крутит головой — уверенности, которую Марк в буквальном смысле влил в Макс, хватит на год вперед. Наверно. Ну, на день точно. — Смотри у меня, — треплет он ее волосы. — Еще одно нытье, и мне придется… — Забыть, что ты учитель фотографии, а не физкультуры? — хихикает Макс. — Ну, я не против таких… упражнений. — Ловлю на слове. — Марк приподнимается, чтобы достать с тумбочки фотосумку. — Кстати, о фотографии… Вскоре у Макс появляется портрет с изящно-развратными штрихами белого, а потом Марк несет ее в душ. Макс наблюдает, как струи вместе с его руками скользят по ее телу, и представляет, как красиво они с Марком выглядят со стороны. Сегодня она, не стесняясь собственного несовершенства, засыпает без пижамы.