Люблю, когда ты краснеешь

М — Макс, когда не знаешь, что это. А все вокруг — знают.  — Aleksandra Zubareva@VK

Марк ловит Макс в коридоре. Не прикасается, зато смотрит так, что она без напоминаний отходит в сторону от студенческого потока, готовая к чему угодно. — Ты просила дополнительные задания. — Макс приподнимает брови — ничего подобного она не просила. — Держи. Изучи их сразу, как сможешь, а после занятий зайди ко мне, обсудим. Марк протягивает коробку в непрозрачном пакете. Макс начинает сомневаться, что содержимое относится именно к ее обучению в Блэквелле, а не другой интересной дисциплине, которую Марк преподает только Макс. Она заходит в туалетную кабинку и открывает коробку. Внутри кожаный ремешок с металлическим кольцом посередине — Макс видела подобные на однокурсницах, кажется, это называется чокер. Но почему вдруг Марк решил подарить ей украшение, да еще и такое необычное? Макс примеряет «чокер» перед зеркалом — даже застегнутый на крайнее отверстие, он болтается на шее. Однако это подарок Марка, будет невежливо его игнорировать — и она выходит, провожаемая как никогда любопытными взглядами и шепотками. Едва дождавшись окончания занятий, Макс идет к кабинету Марка. Пара человек в коридоре оборачиваются вслед, и она подозревает, что надела украшение как-то не так. Впрочем, сейчас уже поздно переживать — с этой мыслью Макс открывает дверь. Марк поднимает голову от ноутбука и смотрит… неописуемо. Как если бы она пришла голой с матерным словом на лбу. — Макс, — наконец произносит он, не сводя с нее глаз, — ты нарочно? — Я… — Макс начинает подозревать, что выполнила «дополнительное задание» совсем не так, как ожидал Марк. — Я неправильно надела это украшение, да? Он беззвучно смеется. Макс хочет обрасти коконом и навсегда стать невидимкой. — Вижу, ты старалась, — улыбается Марк. — Но это украшение, — выделяет голосом, — носят немного иначе. Открой рот. Макс подчиняется. Начинает подозревать неладное, когда Марк вставляет кольцо между ее челюстей, однако не шевелится, пока он не застегивает ремешок на затылке. И лишь когда хочет спросить, что это такое, осознает масштаб бедствия. — Что? — участливо смотрит Марк в ответ на испуганное мычание. — Шея мерзнет? Сейчас исправлю. Он гладит ее там, где только что висел подарок. Макс расслабляется, и тут Марк нежно сжимает шею, как тогда в душе. Тогда Макс было слишком хорошо, чтобы осознать, что Марк с ней творил — сейчас осознает, и от этого еще лучше. Плевать на кляп, плевать на всех, кто может войти, пусть только не… Останавливается, вызвав недовольный возглас Макс, и шепчет: — Хочешь, чтобы я продолжил? Сделай мне приятно. Она в замешательстве — конечно, хочет того и другого, но вот эта штука во рту… Макс пытается освободиться, Марк бережно заводит ее руки за спину. — Послушай, — шепчет он, обнимая. — В прошлый раз ты меня укусила — не нарочно, правда? — Она согласно мычит. — В этот раз твой ротик будет на замке, и это тебе поможет. Не благодари. Благодарность — последнее, о чём думает Макс. Однако не сказать, что она так уж противится судьбе в лице Марка, особенно, когда тот за подбородок притягивает к себе и целует через кляп. — Не бойся. — Марк поглаживает Макс по лицу. — Я в тебя верю. Эти слова ее окрыляют. Макс забывает о смущении, неудобстве во рту, вообще обо всём, кроме Марка. Она станет лучшей для него, чего бы это ни стоило. — И себя поласкай. — Марк направляет Макс. — А то будет несправедливо, если всё удовольствие достанется мне. Щеки Макс вспыхивают, уже не только от стыда — в прошлый раз, когда она ласкала себя при Марке, удовольствия получила втройне. Теперь же он не просто воплощает фантазии Макс, а еще и совершенствует их, тщательно вытачивая каждую грань неприемлемого. Макс никогда никому об этом не расскажет, зато будет вспоминать ночами в розовом одеяле, которое тоже пропитано их общими воспоминаниями. Сейчас она создаст еще одно. Макс залезает под стол и расстегивает ремень Марка — медленно и неловко, ведь обычно он делает это сам. Но Марк не останавливает, а любуется, как остатки ее невинности разбиваются об очень твердое препятствие. — Замри, — нажимает он на голову Макс в миллиметре от «препятствия». — Я должен это запечатлеть. Она протестующе мычит, Марк смотрит с видом «неужели ты хочешь меня разочаровать?». «Конечно, нет», — отвечает взглядом Макс. Она молча наблюдает, как Марк достает из ее сумки полароид и возвращается на место. — Улыбочку, — изображает он сказанное и наводит на Макс камеру. — Если сможешь. Макс изгибает уголки рта в невообразимой гримасе. Марк, явно довольный результатом, нажимает на кнопку печати, и взгляду Макс предстает нечто. Она хочет это развидеть и увековечить одновременно. — Сохраню на память. — Марк прячет снимок в ящик стола. — А ты старайся, если не хочешь, чтобы я повесил его на доску ваших достижений. От мысли, что ее «достижение» увидит весь Блэквелл, лицо Макс пылает. Она представляет, как одни студенты прячут глаза, проходя мимо доски, другие тыкают пальцами в фото, а торжествующая Виктория подписывает красным маркером «селфи-шлюха». Теперь Макс на вершине стыда, и больше ее ничего не остановит. Макс скользит ртом навстречу Марку и пальцами навстречу самой себе. Внутри — огонь, который не погасят ни шершавый пол под коленями, ни кляп, ни шум из коридора. Макс чувствует, как по ее подбородку стекают слюни, ужасается мысли, насколько развратно это выглядит — и ускоряется, давясь. Она на пике, Марк, кажется тоже, еще чуть-чуть, и… Дверь резко открывается. Макс узнает походку и не обманывается, услышав голос Нейтана Прескотта: — Что с моей конкурсной фотографией? — Церемония награждения — завтра, — поясняет Марк таким же тоном, каким просвещал Макс насчет кляпа. — Не вижу причин, почему ты должен узнать результат раньше всех. — Зато я вижу. — Нейтан подходит к столу. — Мне одна птичка напела, что ты выбрал… — делает паузу, за которой Макс готовится услышать гадость. — Работу Колфилд. Это правда? Марк гладит замершую Макс по голове и кивает — продолжай, мол. Однако Нейтан, кажется, принимает кивок на свой счет: — Серьезно, Марк? Моя семья тебя вытащила из дерьма, устроила на работу, а ты предпочел… эту? Тот не отвечает. Нейтан, судя по звуку, шарит по конкурсной папке. Макс напрягается, но рука Марка не дает ей времени на размышления, и Макс снова насаживается ртом на член. — Вот! — Нейтан швыряет что-то на стол. — Долбаное селфи, Марк! Ты правда считаешь, что это лучше моей работы? Тишина. Макс слышит лишь дыхание: свое настороженное, расслабленное — Марка и злобное — Нейтана.  — Проорался? — подает голос Марк. — Тогда объясню, что не так с твоей работой. Композиция и светотень хороши, однако в фотографии должна быть еще и идея. А я так и не понял, почему этот кладбищенский сторож — герой дня. Нейтан пускается в объяснения, Марк слушает с легкой улыбкой. Макс хочет думать, что он улыбается ей, а не возвышенной чуши из уст Нейтана, и продолжает. Теперь растянутость собственного рта даже кажется интересной. Макс пропускает Марка глубже и понимает, зачем кляп: не чтобы ограничить, а чтобы расширить ее возможности. Макс запрокидывает голову, чтобы лучше видеть Марка, ускоряется ртом и рукой. Член почти в горле, еще немного, и она перейдет собственный предел… — Да ты вообще меня слушаешь?! От грохота над самым ухом Макс подскакивает. Впечатывается головой в столешницу, перед глазами мутнеет от боли. Слышит приближающиеся шаги, понимает, что нужно спрятаться лучше, но не успевает. — Твою ж ма-ать! — Нейтан заглядывает под стол, Макс как никогда мечтает стать невидимкой. — Вот, значит, каким местом она заслужила победу. Мне тоже надо тебе отсосать? — На твое усмотрение, — отвечает Марк без тени смущения. — Всё! — Нейтан ругается и лупит кулаком по папке. — Я прямо сейчас иду к Уэллсу и… и… Макс не просто застывает — леденеет изнутри: из-за нее Марка уволят! Только он, кажется, вовсе не боится. — И что? У тебя есть доказательства против меня? Покажи. Нейтан вынимает телефон, однако ничего не показывает, лишь нерешительно наводит камеру на Марка. Макс пытается отодвинуться, он не пускает. — Негоже тревожить ректора без доказательств. — Марк нажимает на ее голову. — Но, раз уж ты настроен серьезно, я помогу. Продолжай, Макс. Пусть этот горе-фотограф сделает хоть один интересный кадр. Макс мычит в знак протеста, снова отодвигаясь. Она не может. Не тогда, когда Нейтан смотрит, да еще и через объектив.  — Давай же, Макс. — Марк притягивает ее к себе и шепотом добавляет: — Отпусти себя, подыграй мне. Весы в голове Макс раскачиваются. На одной чаше — обнаглевший Нейтан, на другой — еще более обнаглевший Марк. А к перекладине между ними привязана и безмолвно вопит Макс, но сама не верит, что хочет всё это прекратить. Чем чаще Марк проверяет ее границы, тем чаще смущение не останавливает, а подстегивает Макс. Она не остановилась, ни когда Марк ее трогал и целовал, ни когда он посреди ночи, рискуя всем, пришел в общежитие, ни перед странным подарком. Не остановится и теперь. Марк громко дышит, Макс снова давится. Чувствует его руку в волосах, слышит то ли осуждение, то ли восторг со стороны Нейтана — а потом оба перестают для нее существовать. Лишь соленая кожа во рту, жар изнутри, свои скользкие пальцы, приятная усталость рта — и вибрация от голоса Марка:  — Как успехи, папарацци? Вот тебе еще ракурс. Вставай, Макс. Марк помогает вылезти из-под стола — она даже не оглядывается на Нейтана — и целует. Стаскивает с Макс джинсы, укладывает ее на столешницу, снова хватает за шею — и Макс вспоминает, что они здесь не одни, лишь услышав его размеренный голос: — Знаешь, Нейтан, что я больше всего ценю в учениках? Послушание… рот на замке. Смотри на нее и… учись. Он безжалостно врывается в нее, беспощадно сжимает ее горло — Макс бесконечно хорошо. Она стонет сквозь кляп, хочет заткнуть себя еще сильнее, но не может пошевелиться. Проваливается в предобморочную истому, где нет ничего, кроме Марка, ритмичного скрипа стола, предельного напряжения всех нервных окончаний — и задыхается, захлебывается удовольствием. Макс приводит в себя поцелуй Марка. Она открывает глаза и видит его: в слегка помятой рубашке, с капельками пота на лбу, искорками счастья, золотящими карие глаза. Ради этого стоило потерпеть кляп и Нейтана, ради этого стоит жить. — Умница, — шепчет Марк и сажает Макс к себе на колени. Она оглядывается, Нейтана не находит и выдыхает. Кляпа во рту больше нет, однако говорить Макс не может: буря в душе еще не улеглась. Поэтому Макс утыкается губами в грудь Марка и так сидит, пока он не поднимается включить кофеварку. Горячий напиток возвращает улетевшие было остатки благоразумия. Макс кашляет и обливается кофе, когда восстанавливает в памяти всю ситуацию. — А если… — озвучивает она вывод. — Если он правда пойдет к Уэллсу? — Не пойдет. — Марк делает большой глоток. — Нейтан смелый только с теми, кого считает слабаками, против меня у него кишка тонка. Так что будет держать рот на замке, это я гарантирую. — Как я? — хихикает Макс, глядя на кляп. — Как ты, — подмигивает Марк и кладет кляп в тот же ящик, куда положил фотографию. — Только лучше.