Люблю, когда ты краснеешь

Макс открывает глаза и ощущает Марка снизу. Во сне он выглядит безопасным, лишь скотч на руках, которыми Макс до сих пор обвивает шею Марка, напоминает о случившемся. Даже не так: расставляет верные акценты. Марк — лучшее, что было в ее жизни за последнее время, но и худшее — тоже он. Из любимого учителя мистера Джефферсона за пару часов превратился в просто… нет, совсем-не-просто-Марка, перевернув представления Макс о себе и ней. Здесь, в красном свете нездорового вдохновения, Макс ничего не боялась, теперь же темнота вырисовывает жуткие контуры Проявочной. Макс уже не маленькая, чтобы придумывать чудовищ в каждой тени, и не придумывает. Настоящее чудовище она сейчас обнимает. Чертова психика прятала самое важное за наспех скроенной занавеской чувств. Марк, с которым Макс было так хорошо пару часов назад, притащил ее сюда силой, убил Хлою, и это лишь то, что известно наверняка. Он даже на ночь не освободил руки Макс. И он, можно не сомневаться, убьет ее рано или поздно. Инстинкт самосохранения, проспавший полночи, трубит подъем. Освободиться любой ценой, бежать отсюда куда угодно. Хлоя бы справилась, не развязывая рук — приложила Марка по голове, скажем, вон тем штативом, и унеслась. Макс может только спотыкаться, пока нащупывает свои вещи. Плохая это идея — одеваться со связанными руками. Кажется, на тележке были ножницы. Макс вслепую бредет к ней, шарит по поверхности — и с грохотом роняет искомое. «Твою ж…» Закончить мысль не успевает — слышит щелчок за спиной. Оборачивается, видит пистолет в руках Марка. «Беги! — вопит Макс-Разумная. — Выход к тебе ближе, чем Джефферсон, а в движущуюся цель попасть сложнее». Настоящая же Макс не мигая косится на Марка, и от его взгляда ноги прилипают к полу. — Макс, Макс, — подходит Марк, держа ее на мушке. — Неужели тебе со мной так плохо? «Да!» — кричит Разумная Макс. Настоящая думает и прицеливается ему в лоб вопросом: — А ты как думаешь? — Думаю, что кое-кто врет. — Она чувствует пистолет между лопаток. — Ты не похожа на человека, которому плохо. Сердце Макс стучит в ушах. Она в худшей ситуации, которую только можно вообразить: голая, связанная, под прицелом, не может даже пошевелиться. Или… не хочет? — Поэтому, — произносит Макс одними губами, — ты удерживаешь меня силой? — Я удерживаю? — Марк усмехается, но оружие не убирает. — Ты целовала меня, получила со мной удовольствие, спала со мной в обнимку — и всё это делала по своей воле. Так где же?.. — Силой ты меня сюда притащил. Ты меня связал и… Звон — Марк поднимает ножницы и бросает обратно на тележку. Фотографии Макс разлетаются, падает пустая ампула. — Так освободись. Разрежь скотч да иди… только, как я уже спрашивал, куда ты пойдешь? Макс до сих пор не знает, однако ножницы берет. Марк не помогает освободиться, но и не мешает. Макс одевается, идет к двери — он не преследует, хорошо. И всё же недостаточно. — Почему встала? Иди. — А ты меня убьешь. — Макс оборачивается и действительно видит пистолет в руках Марка. — Нет, — убирает он оружие. — Хочешь — иди. Макс делает неуверенный шаг, еще один, всё время оглядываясь на Марка — но никакого подвоха. Подвох с другой стороны: она слышит гром за дверью, однако не уверена, что проблема именно в погоде. — Чего же ждешь? Шуруй, пока не передумал. Макс не движется — останавливает понимание. Может, уйти и удастся, а дальше? — Да, теперь понятно, почему ты так усердно запихиваешь меня в роль похитителя, насильника и кто я там еще. — Марк подходит медленно, на каждый его шаг — удар сердца Макс. — Хочешь остаться со мной, но ответственности за свое решение не нести. Неудобно это признавать, понимаю. Поэтому я помогу. Пистолет упирается ей в спину. Подвох не в Марке, понимает Макс, а в ней самой. Это она упустила последний шанс сбежать. — Поворачивайся. И раздевайся. Макс хочет всхлипнуть — и не может. Не верит тело в то, в чём пытается убедить разум. — В этом тебе тоже помочь? — Теперь в голосе Марка — мягкая сила, которой Макс всегда подчинялась. — Ну, так уж и быть. Ствол скользит вдоль позвоночника. Макс дрожит — единственная адекватная реакция, на которую сейчас способно ее тело. А вот тепло там, куда медленно, но уверенно движется оружие, адекватным никак не назвать. — Какая горячая. — Марк задирает ее футболку, водя пистолетом по коже. — Точно хочешь сбежать? Макс молчит — мысли заглушает сердцебиение. Оно становится оглушительным, когда ствол достигает груди. Что пробьет ее раньше, пуля или сердце? И, будто этого было мало, Марк расстегивает джинсы Макс. Запускает пальцы в белье — неправильно, не должно так быть… но предательское тело послушно раскрывается навстречу Марку. Тот поднимает пистолетом подбородок Макс, командует: — Смотри. Макс поворачивает голову и видит, как Марк медленно облизывает пальцы. Она не может отвести глаз… потому что иначе он выстрелит? Или потому что Марк слишком красиво всё делает? Даже если он ее сейчас убьет, это будет красиво. В подтверждение догадки Марк раскрывает рот Макс, опуская оружие к животу. — Дернешься — жить будешь недолго и несчастливо, — предупреждает он ее порыв. — Так что будь хорошей девочкой и поцелуй меня. Проталкивает пальцы, щекоча язык. Это так похоже на то, о чём Макс подумать стесняется, еще и по принуждению — но осознание и вкус кожи Марка лишь будоражат сильнее. Когда он вот так приказывает своими безупречными руками, у Макс не остается выбора. Или же она не хочет выбирать… да какая разница. Макс втягивает пальцы Марка: с одной стороны он, с другой — пистолет, посередине бьется сердце. Невозможно прекрасная опасность, восхитительная уязвимость. Непередаваемо. Марк освобождает руку и снова ласкает Макс. Она закрывает глаза, отдаваясь ощущениям: холодный ствол, скользящий от живота к груди, горячие пальцы Марка снизу. И резкое вторжение. — Тише, — выдыхает он в шею. — Иначе придется тебя заткнуть. Упирает оружие в ее рот. Смерть кажется как никогда реальной: она рядом, вокруг, внутри Макс, и это идеальный финал для нее. Марк врывается всё грубее, всё громче дышит в затылок, а потом прикусывает шею и содрогается. Макс трется об его руку, желая разделить удовольствие, и ойкает, почувствовав пальцы в себе. — Больно? — Марк вынимает их. — А так? Ласкает снаружи. Ее висок на прицеле, ее сердце вот-вот разорвется — и разрывается. Второй раз за ночь Макс умирает и воскресает в объятиях Марка. Приходит в себя уже на диване. Марк перебирает ее волосы, Макс почти засыпает, как он тормошит: — Проголодалась? Макс мотает головой, Марк всё равно приносит из соседней комнаты консервную банку. Ест руками, облизывая после каждого куска — как же красиво. — Будешь? — Макс мотает головой, Марк закатывает глаза. — Ешь уже, не скромничай. Или тебя с ложечки покормить? И пальцами поддевает очередной кусок. Эта идея нравится Макс больше, чем с ложкой. — Сколько лет этим консервам? — спрашивает на всякий случай — не то чтобы ее это остановило. — Меньше, чем тебе. — Марк привычным уже движением раскрывает ей рот. — Не переживай, я не собираюсь тебя травить. Какое облегчение, хмыкает про себя Макс. Принимает еду и облизывает пальцы Марка, уже по своей воле. — Что, так вкусно? Он смотрит так, будто застукал за чем-то неприличным — и вроде бы она ничего подобного не делает, но краснеет. Марк проталкивается дальше, Макс встречает его языком и чувствует, как внутри нее открывается дверь, доселе запертая на десяток замков — и отпирает ее снова Марк. Прекрасными руками, которыми убил Хлою, душил саму Макс и помешал ее побегу. Теперь Марк трогает ими губы Макс — и она срывается. — Ну чего? — Марк приподнимает ее голову. — Почему ты плачешь? Макс не должна это говорить, даже думать не должна. Но есть ли смысл выбирать выражения перед человеком, о смерти в чьих объятиях недавно фантазировала? — Потому что… — всхлипывает она. — Потому что я не хочу бежать. «Потому что слишком доверяю тебе, хотя знаю, что не стоит. Потому что не смогу больше ни с кем делать то, что делала с тобой. Потому что какая-то часть меня сломалась — кажется, здравый смысл». — И не нужно, — поглаживает Марк ее щёки. — Потому что теперь ты моя. Макс утыкается в него и дает волю слезам, уже не от страха, а от осознания, что Марк прав. Она — его, сама так решила. Утром они выходят в разрушенный ураганом город. Марк всё останавливается, чтобы сфотографировать очередные руины, и с серьезным лицом шутит про переживших апокалипсис. Макс не смешно: изнутри жжет мысль, будто этот апокалипсис устроили они вдвоем. Парочка выживших, которые положат начало новому миру. Макс хочет думать, что он будет хоть немного лучше старого.