Почему именно ты?

***

Морок являлся самым загадочным и странным человеком, с которым был знаком Сказочный Патруль. Он вел себя странно и почти ничего о себе не рассказывал, фактически они знали лишь его имя и возраст, но больше ничего, не было совершенно никакого углубления в его историю, он не распространялся о своем прошлом и вообще вел себя так, словно никому ничего про него знать не нужно. Но, что еще более странно, никто, даже те, кому было примерно столько же, сколько и Владу, те, кто застал его правление, ничего не говорили о его прошлом, словно Морока никогда не знали, не видели, но знали про все его грехи и поступки. Но, что же все-таки произошло с Владом, что такого он скрывает о себе и почему?

***

История Морока берет свое невеселое начало примерно с середины восемнадцатого века в одной из царских семей того времени. Влад был незаконнорожденным ребенком от царя, а мать его была обычной простолюдинкой. Связи с простолюдинами у членов аристократии не были каким-то невероятным позором, пусть они и порицались некоторыми, но были вполне обыденными. И Влад еще с ранних лет знал о том, что он появился на свет лишь потому, что его мать была сносной красоты. Его отец посчитал ее привлекательной для того, чтобы разделить с ней ложе. Ни больше ни меньше. Уже от того, что Влад по сути был бастардом, ему была приписана несладкая жизнь: он не мог претендовать на престол, на фамилию и хоть на какое-то наследство, даже на грош от этого наследства, а еще он был предметом позора семьи и тем, кого прилюдно порицали. Влад все это знал, знал, как и все остальные, такие же незаконнорожденные дети от его отца, но от них он отличался своим чистым и добрым детским сердцем. В детстве он старался всех любить и уважать, а также всем услужить. Он отчаянно хотел, чтобы его любили. Но были те, кого маленький Влад не смог полюбить всем своим чистым сердцем, как бы не пытался — лишь пятерых он не смог полюбить. Этими пятерыми являлись законнорожденные дети его отца и по сути женщины, с которой он состоял в браке. Это были три мальчика и две девочки. Два первых мальчика были старше Влада на четыре и шесть лет и уже тогда они возненавидели бастарда, хотя прекрасно знали, что Владу не положено абсолютно ничего. Этот бастард грязный, словно крысы, которые водились у них в подвалах, хоть Влад, пока был ребенком, искренне не понимал, почему они не могут подружиться. Две девочки и мальчик были погодками и были младше самого Влада, из-за чего они практически не виделись, ведь, во-первых они находились в другом крыле дворца, а во-вторых они были полностью на попечениях нянек и стражей, ведь родились со слабым здоровьем. Будучи еще совсем маленьким, бестолковым ребенком, Влад игнорировал слова слабохарактерной, и дрожащей от любого шороха матери, и все равно подбегал к старшим братьям, когда видел их, пытаясь с ними подружиться. Он не понимал, почему за каждый такой раз его так сильно колотят и бьют по руках, ногам и животу, и почему они никогда не трогают лицо. Но наивного и откровенно тупого ребенка в те года это не волновало. В детстве Влад старался быть самым добрым и отзывчивым человеком, пусть это никому и не нужно было. Он старался развеселить и заставить улыбаться всех без исключения: будь то слуги, рабы или аристократы, но никогда не понимал, почему его просто игнорируют, смеются над ним, отпуская слишком жестокие комментарии о нем, или вовсе бьют, настолько сильно, что глаза закатываются от боли, настолько, что после такого он задыхается и блюет кровью, и мечтает, чтобы этот вдох стал последним. Мама не помогала ничем, абсолютно, потому что в основном старалась выслужиться перед отцом и не потерять его расположение. На сына ей также было наплевать и если раньше она видела в нем хоть какой-то смысл, ведь надеялась удержать царя ребенком, то теперь в Владе не было никакого смысла. Он был просто ещё одним незаконнорожденным ребенком, которых у царя и так больше десятка. Влад был абсолютно бесполезен, даже его мать в приступах агрессии кричала, что лучше бы она не рожала, лучше бы убила этого ребенка, тогда бы у нее было больше шансов остаться с царем, так как после родов ее тело было в растяжках, грудь обвисла после кормления, а также она поправилась и была уже не такая, как раньше. Волосы ее были реже, зубы тоже были в ужасном состоянии, а психическое состояние… Одних припадков необъяснимой и яростной агрессии достаточно, чтобы сказать о том, что женщина больна душой.

***

Если же говорить про убийство царской семьи и захват власти, то это было не решение Влада, как личности, а больше за это отвечал тот, кого Влад, будучи маленьким, слабым ребенком, взрастил в себе. Эту личность он звал Мороком, но только наедине, чтобы его не сочли сумасшедшим и не сделали с ним что-то плохое. Когда одна из его младших сестер, хотя, он не имел права ее так называть, из младших законнорождённых дочерей его отца начала разговаривать с кем-то невидимым, будучи совсем еще маленьким ребенком, Влад видел искренний ужас, что тогда отразился на лице ее матери, а после мальчик помнил холод слов отца: «избавьтесь от нее», и истеричного плача его жены, что умоляла пощадить ребенка. Влад больше не видел того маленького человека, после того, как ее буквально за шкирку, словно котенка, увели прочь, но мальчик слышал какую-то неясную возню и крики из подвала, в темной отдаленной комнате, которая была не так далеко от той, в которой ему и матери было позволено остаться. Он мог лишь представить, что происходило в ту ночь, но даже представлять это было дурно — слишком больно, слишком страшно, за что этому маленькому ребенку такое? Хотя, это же был законнорожденный ребенок отца… Влад маялся меж своими мыслями. С одной стороны он должен радоваться от того, что исчезло то мерзкое, законнорождённое существо, которое он всем своим яством ненавидит, но с другой, Влад боялся тех истошных криков маленького ребенка и своей беспомощности. Он ничего не мог сделать и ничем не мог помочь. Он просто бесполезен, как и всегда. Именно из-за страха, что его тоже запрут с стражей наедине в подвале на несколько ночей, а после он будет также надрывно кричать, Влад никогда не разговаривал с Мороком при ком-то. Он усвоил урок, легче и безопаснее было учиться на чужих ошибках. Морок был странным и появился еще давно. Влад, когда еще был безмозглым ребенком, даже считал его своим умершим братом, а себя — магом, что может с ним разговаривать. Но Морок всегда был странным, он появлялся лишь тогда, когда Влад задыхался от боли или орал в своей маленькой, грязной комнате от агонии, когда мучился в лихорадке, а лихорадка накрывала маленького, болезненного ребенка, который сидел в темной, холодной комнате практически без лекарств почти всегда. Личность, лица которой Влад никогда не мог рассмотреть за собственными слезами в детстве, всегда появлялась в самый отчаянный момент и какое-то время просто глядела на захлебывающегося в слезах, корчащегося от боли Влада, который тихо, прерывисто молил его о спасении. Он молил его о пощаде, молил о спасении, но Морок всегда в такие приступы какое-то время просто наблюдал за его мучениями с улыбкой, словно ему нравилось наблюдать за страданиями Влада, словно ему доставляло это удовольствие. Влад не помнил, с какого момента Морок стал частью его жизни, потому что никогда не мог вспомнить после какого именно случая появился его «брат». Но он в какой-то степени был рад тому, что кто-то просто молча, а Морок в основном молчал, пока Влад сбивчиво жаловался ему на жизнь, выслушивал его, пока он, рыдая, мог хоть кому-то выговориться. А выговариваться было о чем. Чаще всего Влад много и тихо бормотал обо всем, что его мучило — и об отце, и о братьях, и о жестоких аристократах, которых он ненавидит всей своей душой, и об этих мерзотных женщинах отца, и о его жене, и о собственной матери, которая срывается на нем ни за что. Морок всегда молча слушал и иногда жутко улыбался, хотя, Владу всегда казалось это лишь «глюком», и списывал это все на «показалось». Но единственная проблема, на которую мальчик обратил внимание слишком поздно, заключалась в жестокости Морока, которую сам Влад заметил слишком поздно, просто потому, что в детстве он не подавал никаких поводов для беспокойства. В детстве для Влада он был просто хорошим слушателем, хоть и немного странным — когда Влад подрос, то начал отчетливее видеть Морока, особенно в отражении старого, разбитого и безумно грязного зеркала. Морок выглядел странно — у него были темные, словно воронье крыло волосы, немного отросшие и заплетенные для удобства в небольшой, неаккуратный хвост, он был старше Влада, выглядя лет на двадцать или на двадцать пять, что немного пугало Влада, но тот предпочитал не обращать на это внимания. У него были выраженные скулы на бледном, слишком бледном лице, острый нос, тонкие и бледные, в основном поджатые, губы, и черные, густые брови. Но больше всего Влада всегда пугали глаза Морока, он помнил, как одной глубокой ночью он вышел за пределы своей комнаты и убежал недалеко от дома в одной ночной рубашке на озеро. Он помнил, что ему всегда хотелось посмотреть на ночное озеро, что было так прекрасно днем, и юноша был свято уверен, что ночью оно еще прекраснее. Но, только заглянув в водную гладь, он увидел в отражении настолько холодные, практически безжизненные голубые, почти светящиеся глаза, что, глупое юношеское воображение заставило его сравнить Морока с ужасным демоном и лишь каким-то чудом удержаться от крика. Морок казался юноше самым добрым и понимающим человеком в его жизни после матери, но и та не так часто была рядом, чтобы поддерживать сына. Отца же вообще не было рядом, Влад видел его лишь несколько раз и то мельком, но единственное, что четко знал брюнет — не стоит пытаться привлечь его внимание. Он не знал почему эта мысль столь четко была установлена в его голове, но тем не менее мальчик всегда к ней прислушивался. Влад никогда не думал над тем, чтобы захватить власть и стать самым могущественным, он признавал, что ему этого никогда не достичь, что это слишком большая ответственность, да и не передаст ему никогда никто этот трон, поэтому Влад просто жил, пусть и не видел в этом смысла. Он тренировался с мечом по вечерам и ночам, в отдалении от всех, потому что бастардам нельзя заниматься на общей тренировочной площадке. Он учился читать и писать, интересовался жизнью граждан и старался влиться в общий коллектив ближайшей деревни. Он, пусть и был отпрыском царской семьи, но был незаконнорожденным, поэтому всем и каждому было плевать на его действия, но если бы про это узнали, то все равно бы отругали, потому что «родился бастардом, так еще и род аристократии позорит, весь в мамку свою». Влад, будучи активным и любознательным ребенком наблюдал и за деревенскими детьми: как они играли, во что одевались, как жили и какие отношения у них были с родителями, и порой он завидовал. Да, он часто был свидетелем того, как какая-нибудь женщина ругает своих детей за какую-то мелочь, иногда даже тряпкой по спине могла ударить, но после этого их часто либо по волосам трепали, либо всучивали что-нибудь перекусить и пинком отправляли обратно на улицу. И Влад хотел так же, он хотел иметь право подойти к матери или отцу без пренебрежительных взглядов кого либо, обнять или просто сесть рядом и начать безмятежно о чем-нибудь разговаривать, он искреннее хотел делиться своими эмоциями, делать все, лишь бы его заметили, но… Это не окупалось. Влад делал все, что было в его силах: он был послушным, начитанным и умным, старался не навлекать проблемы и помогать всем, чем только мог, но никто не сказал ему и слова. Никто никогда не благодарил его за помощь, лишь относились к этому как к должному, словно Влад по рождению им обязан, словно это он должен быть им благодарен. — Влад, милый, я понимаю, что тебе больно. Но я ничего не могу с этим сделать. — после того, как Влада в очередной раз избили ради веселья, стоя на коленях и плача, сжимая руки сына в своих руках, чуть ли не кричала мать. Влад знал, что у нее очередной приступ, что не стоит ее слушать, что сейчас с ним разговаривает бес, а не его матушка, но все равно он мог лишь стоять с опущенной головой и кусать нижнюю губу, чтобы не расплакаться. — Я не прошу понимания. — тихо произнес брюнет, сжимая кулаки до побеления костяшек. Ему было больно слышать это, хотелось драть глотку в криках, лишь бы его заметили, лишь бы обратили внимание и пожалели, обняли и признали, но он знал, что никогда никто этого делать не будет. — Прости, я виновата перед тобой, что не могу дать тебе лучше, я ведь такая плохая женщина, Влад, мне жаль. — плача и уже крича, говорила женщина, прислоняясь своим лицом к худому животу сына и рыдала. «Заткнись. Заткнись. Заткнись» — агрессивная мысль так и била юношу под дых, но злость медленно закипала в нем с каждым капающем на его век годом. Это не прекратиться, никогда не прекратиться, ему уже ничего не светит, он ничего не может сделать, но, черт возьми, как же он зол на них всех. Он зол на безразличного отца, на его такую же жену, на собственную мать, которая каким-то чудесным образом еще изредка обращала на него внимание, но душевные раны это не залечивало, он был зол на родных, законнорожденных детей отца, которые не скупились ткнуть Влада во все его грехи и угрожать так, что лишь от одних слов трясутся колени и представления тех ужасных вещей, про которые ему рассказывали. Он был зол на все, даже на весь этот чертов мир, но понимал, что ничего с этим сделать он не сможет. «Маленький ты, бесполезный ребенок» — наблюдая из тени, как его «подопечного» в очередной раз избивает кучка недалёких аристократов, подумал Морок, блестя голубыми, словно лед, глазами и с жуткой ухмылкой наблюдая за тем, кто был виноват в том, что он здесь оказался. — «Я совмещу свои желания с твоими и мы вместе им отомстим. Не беспокойся, дитя, скоро все будет. Обещаю, ты будешь биться в агонии» Только ради того, чтобы не выдать свое нахождение здесь, Морок подавил в себе злобный смех, исчезая в холодной тьме.

***

— Я ненавижу их, ненавижу, ненавижу! — чуть ли не деря на себе волосы, вопил Влад, сидя на тюфяке в комнате, и не зная, куда себя деть от гнева и боли. Он ненавидел всех этих людей, которые только что избили и прилюдно посмеялись над ним, а после выпнули, словно паршивого кота на улицу. Он не знал, почему этим людям было так приятно смеяться над ним — таким жалким и, вероятно, смешным в их глазах, ничтожным бастардом, который не мог ничего, кроме как унижаться перед всеми ними, только бы заслужить, именно, что заслужить хоть корку хлеба. Он не знал за что его так сильно избивали и почему они считали это смешным, почему верхушка их общества, приближенные к их царю, аристократы, которых так почитают простолюдины, обычные люди, такие как он, такие жестокие. В его памяти еще свежо то, как болели его ребра, когда его сильно по ним пнул какой-то аристократ, весело хохоча со своей супругой над его потугами хоть как-то закрыть живот. Живот и ребра — когда били по ним было особенно больно, именно поэтому Влад пытался закрыть их, корчась на полу в позе эмбриона и трясущимися руками пытаясь закрыть самые нежелательные места для битья, по крайней мере для него. Он был настолько худ и бледен, что даже какое-то излишне сильное прикосновение к его груди или бокам причиняли невероятную боль, ну, сначала простую неприязнь, когда, допустим, он сам легко касался больших синяков под ребрами, а после уже откровенную боль, которая обычно проявлялась как раз от пинков и ударов. Он помнил жесткие крики кого-то о том, чтобы он перестал закрываться, что ему это не поможет, что он — лишь их груша для битья и вымещения эмоций. Он еще помнит то унижение, которое испытал, когда его заставили на коленях, упав ниц, извиняться перед кем-то лишь потому, что он смел отхаркнуть кровь из своего тела и маленькая, незначительная, совершенно даже незаметная капля его грязной крови попала на ботинок кому-то из аристократов. Тот аристократ пришел в ярость, наплевав на то, что Влад уже лежал практически неподвижно, на то, что его глаза закатывались от боли, а маленькое тело тряслось, взял его за шкирку и швырнул на пол так, чтобы брюнет ударился коленями о пол, и заставил его извиняться. Влад практически ничего не соображал от боли, в глазах темнело и юноша боялся просто свалиться без чувств в этом огромном зале, полном людей, которые не испытывают к нему ничего, кроме отвращения. Он чувствовал мерзкую фантомную дрожь в своих руках, из-за которой ему становилось страшно. Возможно, его руки просто трясутся и ему это не кажется, все нормально, сейчас главное — убежать в свою комнату и зализать раны в одиночестве. И правда как крыса. Он даже не пытался ничего сказать или сделать в свою защиту. Он лишь уронил голову к полу, больно ударяясь лбом и чувствуя тупую, пульсирующую боль в месте удара. Ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы его голос не дрожал и не был таким жалким, как сейчас, собирать мужество, правда, пришлось по крупицам, ведь юноша был в шаге от проливания горьких слез. Он еще помнил смешки кого-то из тех людей, которые просто закапывали его еще какую-то самооценку ниже ямы для могилы. Он помнил душевную боль от этих унижений, которые чуть ли не драли его грудь в клочья, но он знал — нужно терпеть, молчать и терпеть. Ведь, если он будет делать так, как им угодно, его отпустят и можно будет ненадолго забыться в своей холодной, абсолютно мертвой комнате. Что угодно, что угодно, только бы больше не находится здесь, среди этих мерзких людей, которые смотрят на тебя, как на смрад, не считают тебя за человека и купаются в своем величии перед нищим, который живет тут лишь для того, чтобы… Чтобы было. Он уже чувствовал тот противный ком рыданий, что застрял в его горле всего в нескольких шагах от того, чтобы вырваться наружу, чувствовал жар, что исходил от лица, чувствовал боль в губе, которую он кусал с силой зубами, чтобы привести себя в чувства. Он не знал, как, но ему удалось пробормотать жалкие извинения, которые прерывались его кашлем, но, в принципе того аристократа его лепет удовлетворил, что было странно, обычно его заставляли харкать извинения до того, пока он внятно не извиниться, а тут удосужились выслушать лишь это. Но Владу наплевать, ему наконец сказали убираться с глаз долой. Влад достаточно плохо помнил, как ему удалось, опираясь на свои локти и роняя только какие-то нелицеприятные вздохи, подняться сначала на колени, а потом, простояв на них немного времени, делая частые вздохи и чувствуя насколько быстро и часто бьется сердце, встать на ноги и шатаясь, незаметно скрыться во тьме этого зала. Никто на него больше не обращал внимания, да и зачем им это было нужно? Теперь они могли спокойно, выместив на нем весь свой гнев, обмениваться сплетнями и обсуждать каких-нибудь малоизвестных Владу личностей. Да и его единственной целью на этот вечер было лишь доползти до своей комнаты и упасть на подобие кровати. Тяжело дыша, чувствуя, как пульсирует кровь в голове и слушая лишь громкий стук своего сердца, Владу удалось лишь с помощью какого-то чуда доползти, опираясь трясущейся рукой на стену, до своей комнаты. Он не помнил, что происходило дальше, он помнил лишь, как отдалось болью его тело, и то, как он без сил упал на то, что отдаленно напоминало кровать. На самом деле у него не было постели или чего-то такого, но ему все же, еще давно, отдали какой-то старый тюфяк, и Влад старался не задаваться вопросом, чем он был набит. Немного мягче, чем обычный каменный пол — и сойдет, тем более для него вообще не было разницы, где спать. Засыпать в боли было неприятно, все же гадко ощущать как болят твои ребра от каждого удара и пульсации сердца, но Владу, который утонул во тьме своего сознания слишком быстро, не было до этого дела. Но даже во сне ему не дали нормально отдохнуть, даже во сне его продолжали мучить воспоминания о его жалком существовании, о его ошибках, словно вновь пытаясь доказать его ничтожность. Снилась ему встреча с братом, которая произошла года два назад на учебном плаце, где обычно тренировались рыцари и старшие дети-мальчики отца. Владу тогда едва исполнилось тринадцать, и он, будучи слишком наивным и мечтательным, очень хотел научиться владеть мечом и надеялся, что у него выйдет тренироваться на учебном плаце вместе со всеми. Он не надеялся на отдельного учителя, все же для него специально никто бы ничего делать не стал, но он думал, что сможет хотя бы наблюдать за тренировками «братьев» и подражать их движениями, но даже тут его вновь пнули под дых. Он робко и аккуратно лишь заглянул на учебный плац, с восхищением наблюдая за тем, как его брат отрабатывает удары на манекене. Наивно он полагал, что выглядывать из-за здания — очень хорошая позиция для наблюдения. Спустя пять минут его в буквальном смысле взяли за шкирку и швырнули под ноги старшему брату. Он больно проехался плечом по камню, расцарапав себе плечо, но, привыкший к такой незначительной боли, Влад лишь прошипел. — Мой князь, я нашел эту крысу, подглядывающей за вами, что велите сделать с ним? — наступив Владу на ногу, сильно упираясь каблуком ботинка ему в голень, спросил рыцарь, что и выкинул его сюда. — Опять ты, чертов бастард. — отвлекаясь от тренировки, с презрением произнес юноша, засовывая меч в ножны. Он смотрел на неподвижное тело Влада, брезгливо морщась. — Чего тебе? — Я просто… мне просто было интересно наблюдать, за вашей тренировкой… — зная, что нужно быть уважительным даже к этому ребенку, прошипел Влад, частично от боли, но больше от жгучей ненависти. Даже если он был уважительным, он не мог себя заставить произнести по отношению к этому ребенку «мой князь», он просто не мог, его внутренности начинали выворачиваться даже от представления того, что когда-то Владу придется его так называть. Да и все равно этим избалованным детям плевать было на его уважительное к ним отношение, хоть ты убейся, но они все равно будут смотреть на тебя, как на ничтожество, недостойное жизни. — И неужели ты думал, что сможешь заниматься со мной на одном плаце? Будь благодарен хотя бы за крышу над головой. — плюнул его старший брат, на что Влад ощутил лишь тупую боль в сердце. Ну, конечно, наивный, как вообще можно было думать о том, что ему хоть что-то дозволят эти… Влад не мог подобрать достойного слова, чтобы описать всех тех людей, которые его раздражают, хотя даже не все, а определенный тип людей. — Ты — чертово недоразумение. Твоя мать просто вымолила это место в нашем подвале через ложе нашего отца. Не смей думать, что ты имеешь на все это такое же право, как и мы. Но, раз ты так хочешь заниматься… Взгляд юноши стал более острым и холодным, и смотрел с такой издевкой на Влада, что того бы обязательно передёрнуло бы от него, подними он голову. Но Влад, зная, что непослушание может быть чревато дополнительными ударами, просто не двигался, чувствуя каблук рыцаря, который до сих пор не убрал свою ногу с его голени. Влад и подумать не мог, что его брат, даже таким необычным тоном, отправил его чуть ли не на верную смерть. — Хорошо, если победишь моего рыцаря, то я позволю тебе заниматься со мной на плаце. Влад от неожиданности и неправдоподобности этих слов даже голову резко поднял, думая, что эти слова ему померещились, но нет, по жесту руки старшего юноши ногу Влада освободили, а ему самому позволили не очень грациозно подняться и встать перед старшим братом, который смотрел на него как-то странно. Влад чувствовал себя марионеткой в его руках, что было самым мерзким чувством из всех существующих. Неприятно ощущать, словно тобой управляют, неприятно осознавать, что ты делаешь все не по своему желанию, а по своей указке, и Влад вновь чувствовал себя каким-то шутом и даже эта мнимая «свобода выбора», которая сейчас была перед ним не давала радости. Что-то явно не так, и вновь Влад ощущал липкое чувство страха, сейчас будет явно веселье, но только не для него. Скорее всего его в очередной раз хотят так унизить, но даже если так… Мальчик просто не знает, что ему делать — если он сейчас согласиться, то его минимум изобьют или он вновь будет истекать кровью, а если откажется… А если откажется, то его прозовут трусом, и опять же, неудачником, что попытаться то не может хоть как-то отстоять свою честь. Руки непроизвольно задрожали от накатывающего страха, что клубился в груди. Инстинкт самосохранения вопил об опасности, хотелось скрыться и спрятаться в безопасном месте и никогда больше оттуда не выходить. Хотелось вновь упасть на колени, как уже было привычно и вновь показать, насколько он ничтожен, что не нужно больше издеваться над ним, с него достаточно и возможно, его отпустят. Но в любом случае, как оказалось чуть позже, его мнение не имело никакого значения. Пока он размышлял, хмурясь, его брезгливо, но все равно с силой толкнули в плечо, из-за чего он чуть не упал и только каким-то чудом, неловко переставляя ноги, умудрился остаться в вертикальном положении, но уже практически сразу ему пришлось уворачиваться от меча, который на него с жестокостью направил рыцарь. Утопая в своих мыслях, Влад даже не заметил, что его брат отошел чуть дальше, почти к самому забору учебного плаца, а прямо перед ним стоял его рыцарь — крепкий мужчина, которого Влад, даже завидев издалека опасался, а теперь… Теперь ему придется с ним драться, и Влад сильно сомневается, что выйдет с этого плаца живым. И Благослови Господь, что на плаце сегодня было не так людно, а те несколько рыцарей, что кроме них были здесь, вообще не обращали на них никакого внимания. Влад бы не вынес еще большего унижения. От нескольких достаточно резких, быстрых и жестких ударов ему удалось увернуться, пусть Влад уже чувствовал, как его подводит сердце — он не может концентрироваться ни на чем, кроме своего учащенного сердцебиения и страха, что с каждой минутой захватывал его все сильнее. И в какой-то момент ноги окончательно его подвели, из-за чего Влад упал сначала на спину и задницу, а после уперся руками в жесткий камень, из-за чего по рукам прошлая не сильная, но ощутимая боль, отдавая странной тряской. Именно это стало его какой-то фатальной ошибкой, хотя, его фатальной ошибкой было вообще появляться на этом плаце, но все же. Из-за этой секундной заминки рыцарь уже наступил своей ногой на его грудь, практически перенося весь свой нехилый вес на и так хрупкую грудину Влада, и приставляя остриё меча к его шее, специально надавливая, заставляя Влада буквально задыхаться от страха. Какую бы жалкую жизнь не волочил юноша, но умирать ему было страшно. Он чувствовал, как теплая кровь выступает на его шее, и у него создавалось фантомное ощущение того, что он задыхается. Словно кто-то душил его руками, но такого явно не было и юноша списал все это на страх и воображение. Он шумно сглотнул, тяжело дыша, чувствуя, как сам приблизил свое горло к мечу, и тут же попытался хотя бы отвернуться, чтобы было не так больно, но из-за этого та рана, которую наносил острый меч, лишь увеличилась доставляя боль и заставляя Влада шипеть. Но даже если над ним просто поиздевались, убивать явно не планировали, потому что уже спустя две минуты бесполезного лежания Влада на каменном полу, юному князю это явно надоело, из-за чего он крикнул, чтобы его услышали оба. — Отпусти уже это ничтожество, пусть и дальше влачит свое жалкое существование. — усмехаясь, произнёс старший юноша, после слов которого Влада и правда опустили, отвлекаясь уже на более важные дела, чем издевательства над ним, и не замечая ни ухода бастарда, ни азарта голубых глаз, что наблюдали за ситуацией из тьмы.

***

Влад проснулся, желая уйти от этих гадких воспоминаний, хотя след они явно оставили, раз Влад ни с того ни с сего начал просто кричать. Ему все еще было больно от тех ран, пусть их и не было видно, что остались после избиения в том зале. Возможно, остались синяки, которых сейчас Влад не видел, но боль от них была достаточно ощутимой, чтобы сильно злиться на тех, кто оставил эти раны. Кровь, что, видимо, медленно вытекала из его рта пока он спал, застыла на его щеке и протекла на тюфяк. Влад чувствовал как эта кровь воняет и как стягивается кожа от нее на щеке, и все это его так сильно бесило, что он просто не знал, куда себя деть от гнева. Он не знал, почему вообще так остро отреагировал на это все, возможно, много боли навалилось на него в тот момент одновременно, возможно его просто все уже настолько достало, что хотелось выплеснуть свои эмоции хоть как-нибудь, возможно, ему хотелось, чтобы его услышали, возможно ему хотелось, чтобы его утешили, пусть он и понимал, что последние два желания звучат нелепо и смешно. Даже если его и услышат, то лишь больше побьют, чтобы заткнулся, а утешение… Влад давно перестал его искать, он наивен и туп, да, этого не отнять, все же наивность скорее передалась ему от матери, которая все еще не теряла надежды войти в милость царя, но искать утешения там, где этого найти невозможно… Это уже переходит черту тупости. Все эмоции смешались, наваливаясь на хрупкое, истощенное тело словно снежный ком и доставляя лишь большую боль, и Влад просто закричал, плюя на последствия. Пусть придут, пусть накричат, пусть изобьют, да хоть убьют, плевать он на них всех хотел. Пусть он не живет, а существует, пусть он нахлебник, пусть, но к нему относятся хуже, чем к скоту, его не считают за человека и терпеть это даже у самого жалкого и ничтожного человека больше нет сил. — Почему лишь я должен страдать? За что? — кричал в пустоту, впиваясь пальцами в черные, грязные, отросшие волосы Влад, чуть ли не плача от досады. Он чувствовал как горели глаза от тех эмоций, которые вихрем проносились в его груди, доставляя боль и лишь добавляясь к физической боли от ран. Его ребра до сих пор болели, да так, что лишний раз руками дергать не хотелось, но Влад просто не мог держать эмоции в себе. В такие моменты какой-то агрессии и злости, что перемешивались с отчаянием и бессилием, ведь он абсолютно беспомощен в этой ситуации, он не мог контролировать ни себя, ни свои эмоции, ни свои слова. Он ничего не может сделать в этой ситуации, да и что он мог? Да ничего, он — лишь бастард, и об этом в очередной раз ему лишь напомнили, точнее жестко ткнули лбом. — Я хочу их смерти, хочу чтобы они горели в Аду, я их ненавижу, ненавижу. — продолжал повторять Влад, ничего не видя перед собой, неясно качаясь на тюфяке взад-вперед, цепляясь пальцами в волосы и словно стараясь вырвать их с корнем. — Я хочу их крови, я их ненавижу. Почему только я должен страдать, почему… Влад не замечал ничего, погружаясь в свою ненависть, в воспоминания о собственном избиении, которые так любезно подкидывал его мозг, и чувствовал как все больше злости закипает в нем с каждым таким воспоминанием. Он не замечал, что неподвижно сидит на тюфяке уже около пяти минут, продолжая машинально оттягивать свои волосы в стороны, словно стараясь причинением себе боли вернуть себя в реальность. Он не замечал и того, что на его кровати, в метре от него уже с несколько минут сидит Морок и безразлично за ним наблюдает. В его голубых глазах не было ничего, кроме скуки, пусть наблюдать за тем, как издеваются над этим ребенком и было забавно, но вот смотреть на его собственные мучения после этих избиений было не совсем весело. Морок, как бы то ни было, больше любил сам физически мучать жертву, а не быть сторонним наблюдателем того, как его потенциальное тело избивают в очередной чертов раз. Не то, чтобы Морок мечтал о том, чтобы захватить тело Влада и устроить переполох и поиздеваться над всеми этими никчемными людьми, но все же интерес в этом был. Тем более, что у него были свои причины для мести конкретно этой семье. Морок сам по себе не является живым существом, он не призрак и не дух какой-нибудь, которого можно изгнать, словно он третьесортная нечисть какая-то. Нет, Морок — старая, даже древняя сущность, по своей магии больше приближенная к демонам, но таковой не являющейся. Морок скорее что-то среднее между демоном, так как он обладает магическими способностями и при желании может вместе со своим разумом переносить в захватываемое тело еще и собственную магию, и между сущностью, так как по сути собственного физического тела у Морока нет. Он не испытывает голода, жажды или усталости, по сути ему не нужно ничего, кроме подпитки отчаянием человека, да и то достаточно редко, но душа, которую он выпинывает в переносном смысле из тела может прикоснуться к нему, чтобы заключить сделку. Да, несколько столетий назад было забавно беспричинно веселиться с душами людей, было весело просто так мучить их или сводить их с ума, было забавно наблюдать за их отчаянием, которое лишь питало как Морока, так и его силы, было забавно слушать их лепет и мольбы оставить их в живых. Но все эти визги и вопли достаточно утомляют, и в конце концов Мороку это просто надоело. Он не хотел особо ничем заниматься, да и делать ничего ему не требовалось, а выполнять поручения, допустим, более властных демонов ему не хотелось, поэтому, чтобы никто его не доставал хотя бы несколько столетий, Морок просто погрузил собственное сознание в сон, прячась в книге заклинаний в доме какого-то мага, которого недавно убили как раз за использование магии. Саму книгу Морок заколдовал, чтобы ничего ее не уничтожило, и спокойно себе так заснул, как и хотел. В Сказочном-то мире, в заброшенной и забытой самой тьмой хижинке третьесортного мага, который умер-то столетие назад, его найти не должны были. По крайней мере он так думал. Он даже не предполагал, что эту книжку кто-то найдет, тем более заподозрит в ней что-то неладное и попытается выманить сущность, то есть Морока, которая там жила. Это произошло около десяти лет назад и это разбудило Морока. Конечно, жалкие потуги какого-то там священника были бесполезны против его магии и против него самого, из-за чего Морок просто с ухмылкой наблюдал за его попытками, а после и за его болью, которую доставляли этому несчастному священнику все защитные заклинания Морока. Но даже это наскучило, и в тот момент, когда Морок уже хотел просто свалить из книги и исчезнуть в более спокойном месте еще на несколько столетий, его заинтересовал диалог, который он подслушал, когда к этому священнику зашел кто-то, а если судить по короне, не хилой такой, на голове этого человека можно сделать вывод, что он какой-то царь? Хотя, боже, неужели люди настолько стали мелочными? Этот человек был весь украшен золотом и шелками, он был толстый и неуклюжий, от него воняло чем-то странным, вероятно, какой-то человеческой едой или духами, а еще он него дико воняло какой-то светлой магией. Черт, кажется Морок застрял не в Сказочном Мире, а в человеческом. Это еще более гнилое место, нежели Ад, в котором до ужаса скучно и громко, или Сказочный мир в котором летают бабочки, прыгают единороги и блюют радугой. Мерзость. В любом случае Мороку наплевать, но исходя из диалога, который он слышал, оказалось, что как только злую сущность из этой книги выпустят, то эти люди ее собирались подчинить себе, чтобы неизвестная им сущность, невесть на что способная, выполняла их приказы… Мороку хотелось рассмеяться. Как можно быть настолько наивными и нелогичными? Даже в теории это звучало настолько бредово и смешно, что Морок просто отказывался верить, что у этих людей настолько маленький интеллект, что они верят в этот бред. Но также из короткого диалога стало понятно, что подчинение этой темной сущности — часть сделки с Сказочным Мире. Высокомерные ублюдки. Он уже пару столетий ничего дурного не делал, с какого перепуга он должен будет кому-то подчиняться? Но погулять по этому тоскливому миру можно, здесь можно подпитаться отчаянием какого-нибудь человека, а после убить всех этих людишек к чертям собачьим. Осталось только придумать наиболее болезненную для них смерть. «М-да, не зря проспал я это время» — усмехаясь, подумал Морок, но злость на этих откровенно тупых людей у него осталась. Не то, чтобы Морок был любителем мстить, но… Но преподать урок этим невежам ему хотелось, вопрос был лишь в том, какая жертва будет наилучшей в этом прогнившем месте.

***

— Я могу тебе помочь, если желаешь этого. — спустя какое-то время тишины в комнате, заговорил Морок с странной ухмылкой и предвкушением, что блестело в его голубых глазах. Влад дернулся, поднимая на него голову и смотря прямо ему в глаза. Казалось, что мальчик не верит ни единому его слову, и Морок не был удивлен этому факту. Все же Влада достаточно часто «пинали в живот» за доверчивость, оставляя его гнить в этой маленькой комнате и истекать кровью. Морок был бы больше удивлен, если бы Влад сразу согласился на его помощь, не сомневаясь ни на минуту, вот тогда уже можно было делать вывод о интеллекте этого юноши. Но Влад явно сомневался, рассматривая Морока с каким-то недоверием и явным страхом. От него за километр всегда несло страхом, а еще кровью, а вместе это было таким резким и отвратным запахом, что зачастую Мороку хотелось опустошить желудок. Но Морок знал одну вещь, которая перекрывала все, что могло пошатнуть его план. Влад был в отчаяние, это было видно. Его столько раз шпыняли и били, что даже у такого светлого и наивного ребенка, каким его нашел Морок, начинала в сознании прорезаться беспомощность. Влад прекрасно осознавал свое положение и беспомощность, и искренне хотел повлиять на это, Морок знал это. Он столько раз видел это отчаяние в глазах разных людей, что он не мог ошибиться в этом ребенке. А люди в отчаяние могут согласиться на все, что угодно, если пообещать им лишь кроху того, чего они хотят. — Я могу им отомстить, Влад, только скажи. — переходя на манящий шепот, говорил Морок, упираясь ладонью в тюфяк рядом с ногами Влада и приближаясь к нему. Он видел недоверие в глазах напротив, но по опыту прекрасно знал, что ему не откажут. — Обещаю, малыш, они будут захлебываться в своей крови от боли. Я верну им твою боль сполна. — Обещаешь? — почти онемевшими губами, не ведая, что творит, спросил Влад дрожащим голосом, не представляя, какое ликование вызывает у Морока этой фразой. Мальчик не предает даже значения той страшной ухмылке, что расплылась на лице Морока после его вопроса. — Обещаю, пожми мне руку в знак согласия и обещаю, они заплатят за все, что творили с тобой. — с широкой улыбкой протягивая наивному мальцу руку, произнёс Морок с ликованием наблюдая за тем, как Влад с недоверием, со страхом протягивает ему свою руку для рукопожатия. Слишком просто. Морок встал ногами на тюфяк, потягиваясь и разминая кости, сразу направляя часть магии на лечение этих мерзких, отдающих болью ран. Все же не особо хотелось начинать пребывание в теле с боли, но поделать с этим было ничего нельзя, оставалось ждать, когда магия сделает свое дело. Морок потягивался лениво, проводя рукой по волосам и откидывая их назад, ухмыляясь. Одежду тоже было не очень сложно сменить с помощью магии, только бы не оставаться в этом рванье. Теперь он был облачен в более менее приличную белую рубашку и обычные брюки. И подозрения не вызовет, и находиться в теле будет не так мерзко. — И вот теперь, — с дьявольской улыбкой, что расплылась на лице Морока, начал юноша. — Мы повеселимся. В ночной тьме блеснули два ярких голубых глаза. Выйдя из комнаты, хотя комнатой это можно было назвать с натяжкой, Морок начал тихо бродить по пустым, темным коридорам, словно невидимая тень, как он и делал, когда не имел физического тела. Он знал уже все закоулки и темные углы этого дворца, так что заблудиться он не мог. Тут было столько бесполезных, пылящихся комнат, что Морок иногда задавался вопросом, зачем они вообще нужны, но быстро отмахивался. Люди — такие странные и глупые существа, что зацикливаться на них не нужно. Сейчас он бродил рядом с тренировочным плацем, раздумывая над тем, как бы повеселее устроить кровавое представление всем этим жалким людишкам. Он мог бы сейчас призвать свои тени и убить всех разом, но это было бы подозрительно, да и затратно, все же тело слабое и может не выдержать такого призыва. Он мог бы попросить совета и помощи у своей наставницы — Лилит, но она почти всегда была занята и просить ее аудиенции было бы затруднительно, да и тупо, она бы опять подкалывала его тем, что Морок как был юнцом, так и остался. Если он хотел избавиться от правящей семьи, а он хотел, то сделать это без подчиненных, желательно большого количества, будет затруднительно. Ему нужны в подчинении стража и слуги, желательно еще и горничные, имеющие доступ к покоям основной семьи, но была проблема _ они бы не стали подчиняться Мороку просто так, а значит, следует их запугать, но Влад имел такую репутацию, что его никто бы и слушать не стал, не то, чтобы подчиняться ему. В принципе можно было бы промыть им мозг с помощью тех же теней, это было бы наилучшим вариантом, только нужно подгадать такой момент, когда все слуги дворца соберутся в одном месте. Хотя, по очереди им промывать мозг тоже можно, просто это сложнее и затратнее, боже, сколько же проблем. Морок и не заметил, как дошел до тренировочного плаца, останавливаясь, чтобы понаблюдать за тем, что кто-то на нем тренировался в такое время. Все же время достаточно позднее — Морок знал, что стража в это время делает обход и делать какие-то «вылазки» в это время не стоит, да и темно, хотя привыкнуть можно, да и несколько фонарей все же есть, они хотя бы немного разбавляют эту тьму. Он видел темную маленькую фигуру, что слишком резко и сильно делала движения с мечом, затрачивая на это слишком много энергии и силы, чем мог бы. «Тупоголовый ребенок» — брезгливо подумал Морок, уже собираясь уйти и продолжить обдумывание того, как бы ему подчинить себе хотя бы часть слуг, но его окликнули. — Эй ты, бастард! — крикнул ему писклявый, ещё даже не ломающийся голос, на который Мороку было наплевать, он даже не обернулся, просто остановился. Любопытно стало, что от него хочет этот человечишка. — Какого черта шаришься здесь по ночам, словно помойная крыса? — Мне не спится, захотел прогуляться. — не оборачиваясь, растягивая гласные, произнес Морок, улыбаясь. О этот гнев, эта ненависть, как же долго Морок не чувствовал всего этого. Было отчаяние, которое исходило от Влада, но оно уже приелось и стало пресным, а вот новые эмоции Морок впитать хотел, это, в теории, должно было увеличить восприимчивость этого тела к магии, что, несомненно, поможет ему. Давай, малыш, злись больше, пусть твой гнев не будет подвластен тебе, ты не представляешь, насколько он меня подпитывает. — Да как смеешь ты обращаться в такой манере ко мне? Немедля склони голову и пади ниц и я подумаю над тем, чтобы сохранить твою жалкую жизнь. — мальчишка подошёл под крышу, в темный коридор, где и стоял Морок, пыхтя от недавней тренировки. «Высокомерная сучка» — усмехнулся своим мыслям Морок, разворачиваясь и теперь смотря на юнца с интересом. Хотя, черт Влад же младше этого высокомерного ребенка, да и ниже, чертово человеческое тело. — Не хочу, ты игрался с мечом, так иди и играйся дальше. Оставь меня в покое. — закинув руки за голову и самодовольно улыбаясь, произнес Морок, зная, что это только разозлит этого ребенка. Его Морок знал, видел несколько раз и считал его самым тупым и высокомерным из всей этой семейки, после главы, конечно. Он еще даже подростком толком не был, но уже вел себя так, словно был настоящим князем с безграничной властью. Он пользовался своим положением как только мог: он грубил и бил слуг, не считался ни с чьим мнением, считая, что в этом мире может быть прав только он, да и бастардов изводил так, что один из детей уже успел повесится с горя. — Ты! Да как ты смеешь! — лицо мальчишки покраснело и тот не смог сдерживать эмоции, сжимая кулаки до побеления. «Шумно» — Морок медленно прикрыл глаза, с секунду рассматривая зелёные круги, которые плясали под глазами, после чего вновь их открыл. — Неужели снова захотел быть избитым и униженным? Тогда иди сюда, иди сюда, помойная ты крыса и докажи, что хотя бы можешь мне в глаза смотреть. — кричал, совершенно не думая о том, что он может кого-то разбудить, этот взбалмошный. Морок усмехнулся, видя, что тот ребенок решительно пошел обратно на плац, подходя к стойке с мечами. Сущность пошла за ним, просто из интереса. Что же этот мальчишка может ему сделать? Ответ донельзя простой: ничего. Мороку не хочется опять тратить энергию на то, чтобы лечить это и так слабое тело. Он может преподать этому высокомерному ребенку урок с минимальными затратами. Все же такой тип людей Морок знал лучше всего: высокомерные дети высокомерных, ублюдочных родителей, которые закрывают очи на поступки своего чада и пекутся лишь о его безопасности. Такие дети заранее рождены «с золотой ложкой во рту» и «голубой кровью», совершенно ничего из себя не представляя, но уверены они в обратном. Ставить таких людей на место — одно удовольствие, стоит лишь припугнуть, как те писаются в штаны и лебезят перед тобой после. А в запугиваниях Морок мастер. Тем более этот человек — всего лишь ребенок, даже не подросток, для которого раньше все делали по его первому зову, а если что-то шло не по его, то решить это он мог криками, или избиением слабых. Но Морок — не слабый, вовсе нет, не нужно его путать с владельцем тела. Морок взял в руку меч, который пусть и неудобно, все же он был предназначен для взрослых людей, но все же лег в его руку. Это, конечно, больше походило на какую-то бесполезную деревяшку, чем на полноценный меч, но в принципе даже с такой ерундой одолеть этого высокомерного идиота не составит труда. На самом деле Морок не очень любил драться на мечах, предпочитая использовать своих подчиненных, которые подпитывались его магией, по сути он был больше магом, нежели фехтовальщиком, но азы фехтования у него тоже имелись. Это был наитупейший спор с его наставницей, он до сих пор помнил, как юнцом разозлился от слов каких-то демонов, что Морок в владении мечом — полный профан и странно было бы назначать его на роль правой руки Лилит, тем более, что тогда он даже не был полноценной сущностью, так — не то, не се, просто кучка тени, тусующаяся вместе с Лилит, да и какой от него и его слабой магии толк, если он не умеет пользоваться оружием? Будучи недалеким и вспыльчивым идиотом, Морок потратил уйму времени на изучение фехтования и все для того, чтобы устроить шоу идиотов для Лилит и ее мужа, ну и выпустить свою злость на тех демонов, которые уважали силу, а не магию. Больше к Мороку претензий не было, но и быть правой рукой Лилит он отказался. Лилит на его отказ звонко и громко рассмеялась, сказав, что и не собиралась делать его своей правой рукой. Воздух наполнился гневом этого ребенка, Морок это почувствовал, даже стоя на месте. Он ненадолго погрузился в свои мысли, отчего не заметил, как этот мальчишка тяжело дышит, видимо пытаясь контролировать свои эмоции, в особенности злость, но Морок лишь усмехнулся на его потуги, блестя глазами и незаметно отдавая приказ своей тени слиться с тенью мальчика. Кажется, он придумал как ему повеселиться и выставить юнца идиотом. — Я думал ты воспользуешься возможностью напасть первым, — достаточно громко для того, чтобы этот ребенок услышал, сказал Морок, усмехаясь, качая головой. Кто-то приближался к тренировочному плацу, а значит, следует действовать быстрее. Не очень хочется объясняться, почему он поднял руку на этого ребенка, тем более такому как Влад навряд ли это простят, скорее казнят без разбирательств, но кто сказал, что Морок будет последним, кто нанесет удар? — Да как смеет грязная крыса вроде тебя указывать мне?! — взъерошился пацан, тут же делая выпад в сторону Влада, но тот даже не дернулся, пока юноша не оказался в достаточной близости для того, чтобы перехватить его руку и остановить. Это было не сложно, мальчик явно не мог сконцентрировать свое зрение на Владе и том, как он стоит, ведь они были в чуть менее освещенном месте плаца и глазам этого ребенку требовалось время, чтобы привыкнуть к сменившемуся освещению, вот и немного промахнулся, проводя от лица Влада всего-то в десяти сантиметрах. У Морока же было преимущество — он прекрасно видел во тьме, так как провел в ней большую часть своей жизни, поэтому ему не было особо сложно видеть куда и как атакует мальчишка. Мальчик явно этого не ожидал, удивление в его глазах было слишком явным. В это время тень Морока обвилась вокруг ноги мальчика, отдавая явным холодом, от которого тот вскрикнул. Дернув мальчишку за руку, буквально поваливая его на себя, Влад одновременно с этим сильно пнул того в плечо, из-за чего ребенок запнулся о свою же ногу, и с негромким криком упал на землю. Тень, бурля от радости, обвилась вокруг ног мальчика, заставляя его вопить от страха, потому что не каждый может выдержать вида какой-то неясной субстанции черного цвета, которая обвилась вокруг ног, не давая дернуться и двигалась так, словно пожирало конечность. Хотя, он скорее орал от неизвестности, он же не мог видеть этого во тьме, а жаль, если бы видел, страха на его лице отразилось бы больше. Влад сел на бедра мальчишки, сильно зажимая ему рот рукой и несильно ударяя его затылком о камень. Если он верно рассчитал силу, то сознание юнец не потеряет, лишь кровь проступит на затылке, но сильных увечий быть не должно. Тем временем шаги приближались, и Морок почувствовал, что кто-то зашел на плац, но был еще достаточно далеко. Все же плац для тренировок князей был огромным и еще капля времени у Морока была. Мальчик, глубоко дыша и распахнув карие глаза смотрел на него, словно на вылезшего из Ада монстра. Что ж, так и было. Морок упивался этим взглядом, полным боли, этими жалкими попытками выбраться, этими попытками укусить его за руку, которые больше напоминали лизание, этим страхом, что окутал мальчика, словно кокон, этими слезами, что скатывались по его щекам на руку Влада, заставляя мальчонку задыхаться. Лицо его раскраснелось, ведь от рыданий нос заложило и дышать, потеряв доступ к рту было сложно. — Послушай меня, зазнавшийся ты мальчишка, ты настолько недалекий и тупой, что мне тебя жаль. Мне жаль всю вашу семейку, что подохнет в скором времени. Поверь, я обеспечу муки твоей семье… — тихим, могильным шепотом произнес Морок, страшно блестя глазами во тьме и показывая мальчике свой дикий оскал, от которых дерганий стало больше. — Эй ты бастард, что ты творишь?! А ну отпусти его! — мужской крик разнесся по всему плацу, привлекая внимание скорее всего и других стражников, которые скорее всего родили неподалеку. Поспешные шаги в броне не особо напугали Морока, он лишь продолжил. — И если ты хоть слово вякнешь в мою сторону, я вырву твой язык, отрежу конечности и буду наблюдать, как ты мучаешься, как твой рот заполняется кровью, тогда ты больше не сможешь трепаться за моей спиной. Ты понял? — мальчик пытался отчаянно закивать, но лишь бился о камень своей и так раненной головой. Морок тут же отдернул свою руку от его рта, наблюдая как он задыхается и кашляет, чуть ли не выхаркивая свои легкие на камень. Морок усмехнулся, наблюдая за этим. — Отлично, а теперь просто наслаждайся шоу. Морок встал с него, как раз в тот момент, когда охранник подбежал к нему и отпихнул от юного князя. Брюнет отшатнулся, видя неподдельный страх и ненависть, исходящую уже от этого охранника, он был настолько слаб ментально, что подчинить его себе сейчас не составило бы никакого труда. Отлично, просто превосходно. — Мой князь, о боже, я сейчас же отведу вас к вра… Кхэ… Кха… — Морок блеснул глазами во тьме, потирая ушибленный бок, в который его пнули, отдавая приказ тьме проникнуть в ослабленный разум этого человека и подчинить его Мороку. Долго ждать не пришлось, человечишка даже не сопротивлялся: сразу схватился за голову, когда Морок тихо зашептал на известном лишь ему языке, это нужно было для установления полного контроля с дальнейшим стиранием памяти о событиях, которые произойдут. Мальчишка, что все еще лежал на земле, затрясся, глядя на Морока так, что было ясно: он молил о пощаде. Морок только усмехнулся, не прерываясь. В следующую же минуту глаза стражника налились тьмой и он озлобленно посмотрел на мальчика, что лежал перед ним. Морок же слышал, как приближаются друзья этого стражника, ведь, как он и предполагал, они были рядом с плацом все это время и теперь могли прибежать, только заслышав жалобный крик ребенка. Морок успел увидеть лишь то, как массивная мужская рука нанесла не хилый удар по лицу князя кулаком и как мальчик начал отхаркивать кровь изо рта после этого, а мужчина не останавливался, стражник уже занес руку для второго удара, и как бы Мороку не хотелось радостно смеяться глядя на это, он прокашлялся, стараясь выдавить из себя голос, полный страха. — Помогите! Князя избивают! Молю, его сейчас убьют! — вопил Морок самым жалобным голосом, на который только был способен, он даже театрально пустил слезы, изображая рыдания, не забывая прерываться на задыхания и дергать плечами, словно он был в истерике, и отступая назад, пока поспешные шаги стражи слышались уже гораздо ближе. Театр одного актера, ей богу, но главное, чтобы ему поверили. — Ах ты ублюдок! Что ты вытворяешь? — двое взрослых мужчин прибежали на зов Морока, тут же силой оттаскивая своего друга от тела князя, который еле дышал, отхаркивая кровь. Морок отозвал тень, заставляя ее спрятаться в тени мальчика, как только двое других мужчин зашли на плац. Морок старался не прерываться с рыданий на дикий смех, когда охранника, которого он заколдовал, несколько раз сильно ударили в живот и заехали по его мерзкой физиономии кулаком. Тот явно ничего не понимал, попытался заблокировать удар, но его лишь еще раз ударили. Что же, на это смотреть и правда уморительно. — М-мой князь, в-ваша светлость, в-в-вы в порядке? — прерываясь на рыдания Морок, «как примерный младший брат» наигранно боязливо подошел к дернувшемуся мальчику, который отреагировал на его голос, тихо заскулив. Он выглядел как побитая псина, которая боится любого движения рядом с собой и правильно, Морок легко может воплотить в реальность все то, о чем рассказывал. — Что здесь произошло? — один из прибывших охранников, одновременно беря юного князя на руки, и кивая Мороку, дабы тот следовал за ними, на ходу уточнил. И брюнет отреагировал, потоптался на месте лишь для вида, мол, можно ли бастарду идти с ними, а после все же пошел, не забывая периодически всхлипывать. — Я-я не знаю. Я прогуливался из-за бессонницы, хоть и знаю, что мне запрещено покидать комнату. — надрывный всхлип. — Я видел лишь то, как этот мужчина избивал юного князя. Я хотел помочь, но куда мне до взрослого мужчины? Он лишь со злостью оттолкнул меня и продолжил. — на этом моменте Морок разревелся, прикрывая руками лицо, словно в попытке заглушить рыдания, на что услышал лишь вздох. «Да, правильно, думай, что я лишь бесполезный свидетель, которого то и привлечь можно с натяжкой. Думай обо мне как о тупоголовом ребенке, давай, же знаю, что ты можешь» Охранник промолчал на его слова и рыдания, вместо этого заходя в кабинет врача. Как только дверь закрылась, Морок усмехнулся, проводя чистой рукой по лицу, все же другая была до сих пор в слезах того мальчишки. И даже то, что юноша вытер ее об свои брюки, о чем жалел, не избавляло от мерзкого ощущения. Что же, мальчишка скорее всего пробудет в отключке из-за лекарств, которыми его сейчас напичкают, значит, у Морока есть немного времени. Если же мальчишка все же раскроет свою пасть и попробует обвинить во всем Морока… Ну, значит, язык ему не так уж и нужен. — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Выбор, которого у тебя нет, глупый юнец. — закинув руки за голову, и направляясь дальше по ночным коридорам дворца, Морок остановился буквально на минуту, видя прекрасную полную луну, что своим светом освещала такое гиблое место. Вид полной луны всегда его завораживал, было в этом что-то такое. В Аду было подобие Луны, хотя, может Мороку лишь казалось, но та была кровавой и смотреть на нее было не так приятно, как на этот холодный, белый диск в таком темном небе.

***

— О, боже, мой ребенок. — губы женщины дрожали, когда она смотрела на своего сына, что едва дышал, лежа на постели. О том, что их сын практически умирает из-за того, что стражник, который делал обход сегодняшней ночью, его избил, княгиня с супругом узнали лишь ранним утром, когда, по словам лекаря, жизни юного князя ничего не угрожало. Княгине было плевать на все кроме состояния сына. Она, наплевав на все приличия, вбежала в комнату Мирослава, сразу падая на колени рядом с его постелью и хватая его руку в свою. Мирослав был бледный, лицо его было в синяках и ссадинах, на которых виднелась блестящая мазь. На руке и плече юноши виднелся большой сине-фиолетовый синяк. Карие глаза женщины заслезились, пока она смотрела на мерно вздымающуюся грудь сына. Ей было невыносимо больно и страшно, у нее в голове не укладывалось, что кто-то посмел так поступить с ее сыном. Ей было плевать, что Мирослав забыл ночью на тренировочном плаце, какие были мотивы у стражника, чтобы его избить, и что там делал тот бастард, из-за крика которого на избиение и сбежались другие стражники. Она уткнулась лбом в простыни, рыдая, не в силах сдержать слез, что скопились в уголках глаз. Ее плечи дрожали при каждом всхлипе, а слов, которые она бормотала в беспамятстве, было не разобрать. Каштановые волосы, что были заплетены в красивую прическу, взлохматились и скорее всего слугам придется постараться, чтобы привести волосы княгини в обычный вид. — Марья, тебе следует успокоиться. — положив руку супруге на плечо, тихо произнес Владимир своим низким голосом. — Я обязательно накажу того, кто так поступил с нашим сыном. — Да как я могу успокоиться, Владимир? — на повышенных тонах спрашивала женщина, когда прерывалась от рыданий. — Почему какой-то недоносок поднимает руку на нашего сына? Ты не видишь что ли в каком он состоянии теперь? — Ваша светлость, жизни юного князя больше ничего не угрожает, поверьте мне, сейчас он спит из-за действий трав, которые мы ему дали. Уверяю вас, с вашим сыном все будет хорошо. — в разговор неловко вклинился лекарь, пытаясь хоть как-то успокоить княгиню. Женщина на его слова лишь всхлипнула и все равно уткнулась лбом в простыни постели, отказываясь вставать и лишь рвано дыша, видимо в попытке прийти в себя. Владимир нахмурился, он не любил, когда его жена так открыто показывала негативные эмоции. Пусть обычно его не заботило, как он обращается с другими женщинами, ведь для него они не больше плоти, что удовлетворит его потребности, с Марьей было по другому. Он уважал эту женщину, и старался не расстраивать ее, пусть даже и ссоры из-за измен Владимира и проживание «грязных бастардов» на территории дворца были частой темой. — Приведите ко мне Влада и того стражника. Я лично разберусь в этом деле. — покидая покои сына, обратился Владимир к своему дворецкому, который учтиво поклонился на его слова, провожая лишь долгим взглядом в спину.

***

Владимир ожидал прихода бастарда и по сути преступника, что покусился на жизнь юного князя, не долго, ведь примерно через пятнадцать минут в комнату вошли пятеро: его сын — Влад, двое стражников и по сути тот стражник, который избил Мирослава, кажется его звали Иваном, а также зашел дворецкий, сообщая, что просьба князя была исполнена. И после приказа князя Владимира оставить их троих наедине, лишние люди покинули комнату, пусть и предупредительно сообщили, что если что — то они находятся за дверьми. Влад казался слишком спокойным, по крайней мере, спокойнее, чем раньше. Он подошел к двум стульям, что стояли напротив стола и кресла князя и сел на него, закидывая ногу на ногу и складывая руки на груди. Он не поприветствовал отца, пусть Владимир и спустил это на необразованность бастарда, и не произнес ни слова, просто уселся и стал ожидать, когда говорить начнет князь. Влад даже не проявлял никакого интереса к происходящему, он, лишь скучающе осматривал интерьер кабинета Владимира, пока князь, зло глядя на Ивана, все же разрешил тому сесть на соседний стул. Стражник трясся, из-за чего цепи на его кандалах звенели, губы его дрожали, а лицо побледнело, напоминая больше тесто для выпечки, чем здоровый румянец человека. На лице Ивана были заметны синяки, под глазом он был особенно большим, губы была разбита до крови, да и большая царапина на щеке бросалась в глаза. В конечном итоге Владимир все же сел в кресло, ставя локти на стол и сцепляя пальцы в замок, после чего упираясь подбородком в ладони и строго смотря на присутствующих. Ему уже сообщили, что стражники самостоятельно допросили Ивана и тот лишь все отрицает и смахивает все на «потустороннюю силу Влада» и винит Иван даже в избиении Мирослава лишь Влада, хотя есть несколько свидетелей, что это не так. Стражников, которые в тот день оттащили Ивана от юного князя тоже допросили, и все они как один говорили, что собственными глазами видели, как Иван избивает князя, а Влад… «Ну Влад — ребенок, он бы ничего не смог сделать, да и хилый он, ваша светлость, даже меч в руках держать не может.» — ответил один из стражников, а остальные на его слова утвердительно кивнули, как бы соглашаясь с этим. Мирослава спросить не удалось — когда князь и княгиня узнали об этом, то Мирослав уже спал и специально будить его не решились. — Я думаю вы знаете, зачем я вас позвал. — строго начал князь, видя как дернулся Иван и то, как только сейчас Влад повернул голову на его слова. Нет, он, конечно, знал, что Влада нередко избивают, словно уличную псину, но хоть какой-то разум должен был остаться у этого ребенка? — Да, вы позвали нас из-за вчерашнего инцидента. — тем не менее ответил Влад вполне как подобает — четко, кратко и ясно, ни добавить, ни убавить, но лицо его словно на секунду исказилось в усталости и раздражении. Конечно, князю такое не нравилось, отчего тот сразу нахмурился, но и предъявить сейчас бастарду за его неподобающее поведение будет лишь тратой воздуха. — Да, верно. Что ты делал вчера вечером на плаце, Влад? — анализируя любое отклонение в выражении лица бастарда, спросил князь, строго смиряя его холодным взглядом голубых глаз. — Бессонница мучила, решил прогуляться, сам не заметил, как дошел до плаца. — словно это было в порядке вещей, ответил Влад, в ответ глядя на отца. — И что же ты там увидел? — хмурясь, не понимая, почему ему даже как-то некомфортно сидеть напротив собственного сына, спросил Владимир. Он понимал, что это все лишь наваждение, что все это ему лишь кажется, что люди не могут измениться за такой короткий срок, а Влад, кажется потерял последний рассудок, постоянно находясь на грани безумия от боли и болезни. До князя доходили слухи о том, какой его бастард — Влад хилый и слабый, и что он постоянно находится в лихорадке, но Владимир предпочитал игнорировать этот факт. Его бастарды нередко умирали, в последних родах, которые были с несколько недель назад, он потерял и наложницу и ребенка, но не сильно переживал на этот счет, никто во дворце даже не находился в трауре, кроме двух девочек, которые остались без матери. — Как стражник Иван избивает юного князя. — спокойно, даже с толикой азарта произнес Морок, стараясь не смеяться. О, он знал, что сейчас произойдет, прекрасно знал. Людьми настолько легко манипулировать, что чуть что не по их идеальному сценарию, в котором они выходят сухим из воды в любой ситуации, они начинают злиться, и отстаивать свою честь. — Неправда! — тут же насупился Иван, словно он был не мужчиной лет сорока, а избалованным ребенком, которого обвиняли в том, чего он не совершал. — Ваше святейшество, он лжет! — То есть не ты избивал моего сына? — задал встречный вопрос князь, на который Иван не нашел ответ. Он открывал и закрывал рот, словно рыба, выдавливая из себя лишь какие-то неясные звуки, пока Влад тихо фыркнул себе под нос. Умора, какая же приятная атмосфера, о, Дьяволы. Иван не нашел слов, поэтому просто сел обратно на стул, опустив голову и зарываясь руками в собственные темные волосы, видимо пытаясь поумерить свой пыл. Князь же тем временем вернул внимание к бастарду. Совсем уж не по душе было Владимиру от изменений Влада. Он больше не трясся от его взгляда, наоборот, даже поддерживал зрительный контакт, хотя, этого не могли себе позволить даже его законные сыновья. Он не запинался и не искал пути отступления, он даже говорил по другому: не молил о пощаде, не брал всю вину на себя, как бывало обычно, наоборот — четко и ясно излагал свою позицию, не раскидывая лишними словами. Князь нахмурился — что-то с Владом было не так, но он позволил спустить себе все на то, что бастард еще не отошел от болезни и находится не в своем уме. В любом случае, это все тот же слабый, беззащитный и рождённый лишь для того, чтобы быть игрушкой для битья Влад. А ему следует сосредоточиться на наказании для стражника, а после навестить священника, что-то уж слишком долго от него нет новостей. Морок же откровенно скучал, стараясь придумать чем бы развлечь себя во дворце до казни Ивана. Пытаясь найти ответ на этот вопрос, он рассматривал кабинет, в котором находился. Он был красивым и просторным, совершенно не таким, как его жалкая комнатушка в подвале, тут повсюду были расписные картины, дорогие книги в переплете, различные побрякушки вроде расписных ваз, а также большой книжный шкаф в другом конце кабинета. Стол и кресло князя выглядело во всей этой обстановке и в свете солнца из окна просто божественно, словно сам Бог спустился с небес. Но во всем этом Морок был не заинтересован, он вообще не очень хотел здесь находится, ему больше хотелось посмотреть на казнь этого Ивана и на кровь, что будет видна на лезвии гильотины и позже на деревянной сцене, на которой, собственно, будет проходить казнь. Морок уже упивался страхом и отчаянием Ивана, которые в тот день должны достичь своего апогея и стать просто необъятных объемов, это явно увеличит его силу. Но тут сам стражник без приказа начал лепетать, видимо, сумел связать парочку слов в своей голове. — В-ваша милость, я клянусь вам, что этот ребенок сам избивал младшего князя, я-я-я бы никогда не… Я-я бы никог-гда так не поступил, в-вы же занете, что я с-с юн-ным князем с детств-ва — все же попытался как-то оправдаться мужчина, подобрав хоть какие-то слова и выстроив их в предложение, это даже умилило Морока, но больше в жестокой, насмехательной манере. Иван с самого начала был в проигрышной ситуации. — Молчать. — громко, безапелляционно заткнул его Владимир, заставляя Ивана чуть ли не мочиться в штаны от всепоглощающего страха. Морок ухмыльнулся до того, как князь успел это завидеть. Было забавно наблюдать за тем, как этот человек пытается выставить его — такого, пусть и ненавистного, но совершенно бесполезного и бессильного сына виновным. А Морок прекрасно помнил состояние, в котором находился Мирослав, он ведь был практически на грани жизни и смерти, попробуй докажи, что его так избил именно «Влад», который и за себя то постоять не мог. Морок видел как исказилось лицо мужчины, как при взгляде на князя он корчил из себя страх и трясся, а на Морока смотрел с ненавистью и призрением, он буквально пытался убить его одним взглядом. Конечно же Мороку было плевать, за всю его долгую жизнь он успел немало таких взглядов насмотреться. Жадные, завистливые, полные ненависти… Сколько же желчи может быть в людях, да он и сам не лучше. — И почему ты его не остановил? — вновь возвращая интерес к бастарду, поинтересовался Владимир. — Как бы я его остановил, ваша светлость? — Морок незаметно усмехнулся, наклоняя голову немного вбок, словно пытался состроить из себя глупого ребенка, пытаясь даже взгляд сделать невинным. — Он больше меня в два раза, тем более я не обладаю никакими физическими навыками, я меч то с трудом поднимаю. Все, что я мог сделать в той ситуации — закричать, я и кричал. — Ты же знаешь, что должен был жертвовать собой ради брата, ты же в курсе, что просто ненужный ребенок? — Морок чувствовал, как в князе закипает чистый гнев, пусть Владимир и старался этого не показывать. Морок не особо понимал, что могло так разозлить Владимира до точки кипения, но его это не шибко то и интересовало. — Знаю, ваша светлость. — кивнул Влад, чувствуя и видя как несколько черных прядей спали из нелепо завязанного наспех хвоста на лоб, слегка мешая взору. — Тогда какого черта ты даже не попытался ничего сделать? — князь на эмоциях вскочил на ноги, буквально кричат об этом сыну, ударяя руками по столу, из-за чего Иван на соседнем стуле дернулся. — Потому что я бесхребетный трус и ничего сам не могу сделать. — пожал плечами Морок, вспоминая, какими еще нелестными словами называли Влада. Ему не было как-то грустно или неловко, когда он произносил эти слова, его голос даже не дрогнул, ведь это относилось не к нему. Он давно перестал обращать внимание на то, что о нем говорят другие, прекрасно знал, что ничего лестного там о себе не услышит, разве что Лилит бросит какую-то колкую поддержку наподобие «Вау, ты до сих пор понимаешь язык демонов? Я думала ты все знания свои променял на ту тупую людскую книжку» Князь не нашел, что еще сказать своему отродью. Влад, пусть и говорил о себе сейчас как о трусе бесхребетном, но таким не казался, по крайней мере сейчас перед князем Владимиром сидел совершенно другой человек. Да, он до сих пор был безбожно худ и бледен, словно смерть, как и любой его бастард, но сейчас голубые глаза словно светились ярче, пусть это и был такой холодный свет, которым не греют, а скорее убивают с улыбкой на лице. Сейчас Влад не дрожал и не опускал взгляд, что непременно делал раньше, стоило старшему обратить на него внимание, да и вообще раньше Влад и глаз то поднять ни на кого не мог, а сейчас вон, словно с равным разговаривает. Все это очень странно, нужно скорее обратиться к священнику. — Пошли вон, — достаточно громко произнес князь, чтобы услышала и стража, что ожидала примерно таких слов, чтобы увести преступника обратно в темницу. Как только двое стражников зашли в кабинет, Владимир кивнул на Ивана. — Этого обратно в темницу. — Ваша светлость, помилуйте! — тут же закричал Иван, стараясь вырваться из крепкой хватки других стражников, но его силой утащили прочь из кабинета, пока Иван все еще запоздало пытался что-то кричать князю. Морок проводил его скучающим взглядом и также покинул богато украшенную комнату, оставляя собственного отца даже без уважительного прощального поклона. — Что случилось с этим ребенком? — риторический вопрос был задан тихим, хриплым голосом в пустоту. — Следует проведать Мирослава. — со вздохом заключил князь, проводя рукой по лицу, и не понимая, отчего он чувствует себя так некомфортно. Тень под его ногами слегка шевельнулась, несмотря на то, что сам Владимир не двигался.

***

Немного отойдя от кабинета отца и заходя в более холодную и отстраненную часть дворца, в которой жили впавшие в немилость наложницы и бастарды его отца, Морок наткнулся на мать Влада. Женщина явно его ждала, потому что лишь завидев его, наспех помахала, крикнув его имя и заставляя Морока остановиться. Сама сущность не хотела подходить к этой сумасшедшей женщине, считая ее просто неприятным обществом, с которым не стоило сталкиваться. — Владик! Мне сказали, что ты был у отца. — женщина схватила его за плечи, сильно встряхивая и заставляя его смотреть ей прямо в темные глаза. — Что он хотел от тебя? Ты что-то натворил? Что ты сделал, сучье отродье, что он вызвал тебя?! Женщина не знала меры в голосе, буквально крича каждое слово в лицо Морока. Она явно была не в себе, опять, это было видно по лихорадочному взгляду и бешеной тряске рук. Морок опустил голову, ему было неприятно, хотя не первый раз на него орали незаслуженно. Лилит кричала на него, когда он был еще молодой сущностью с завидной регулярностью до тех пор, пока Морок не перестал относится к ее крикам — как к белому шуму, только тогда она успокоилось. Как выяснилось позже, она лишь хотела, чтобы Морок умел игнорировать такие ситуации и не обращать на них внимания. Лилит — поистине сумасшедшая демоница, как жаль, что даже в мыслях «сукой» ее было называть как-то неправильно, хотя язык чесался. — Да, матушка, я был у отца. — улыбнулся Морок, медленно поднимая голову и смотря на женщину безумными, яркими голубыми глазами. — И он во всех красках рассказал мне, как сильно ненавидит и презирает вас. Он рассказал о том, как его бесит вечно лезущая в его ложе женщина, которая умеет лишь подкладывать под мужиков свое тело. — Морок сжал рукой руку женщины с завидной силой, забывая, что перед ней лишь человек. Его не остановил ни сдавленный крик женщины, ни ее искаженное от боли лицо. — Он презирает вас матушка, как презираю вас и я, так что хватит уже лаять у его ног словно псина, сохраните в себе хоть каплю уважения. Резко откидывая руку женщины в сторону, отчего та пошатнулась, Морок прошел мимо, старясь понять, откуда взялся этот странный гнев. Это было немного необычно, ведь он старался держать в себе все свои эмоции и такой выпад был неожиданным. Он знал, что его гневные слова никак не повлияют на ту женщину, они не заставят ее задуматься, по сути не изменится ничего. На душе не стало легче от этих слов, у него не упал камень с души, после того, как он это произнес, это просто произошло. «Вероятно меня тоже раздражала та сумасшедшая сука не меньше Влада» — пришел хоть к какому-то выводу Морок, почти сразу выбрасывая этот момент из головы.

***

Влада часто мучали кошмары, от которых он не мог избавиться уже какое столетие. Не нужно было доверять Мороку, не нужно было ввязываться во все это, это он виноват, здесь лишь его вина. Поверил на слова странному существу, которое пообещало избавить его от проблем, а теперь не мог отделаться от совести. Надо было еще тогда понять, что Морок — злобная сущность, нельзя доверять пленительным голубым глазам и манящему шепоту, нельзя доверять ему собственное тело, нельзя… Еще тогда, когда его семья не могла больше спать из-за кошмаров, когда любовницы отца стали более шуганными и боялись каждого шороха, тогда, когда слуги начали шарахаться от него и смотреть, словно на исчадие Ада. Они и раньше так смотрели на него, но теперь в их глазах была не ненависть, а вселенский ужас. Нужно было тогда провести черту и отказаться от помощи Морока, но Владу нравилось смотреть на то, как эти люди страдали, ему нравилось понимать, что теперь им также страшно, как было страшно ему. Он чуть ли не смеялся от того, как шугались его слуги, как боялись подходить к нему любовницы отца. Раньше то они могли и словом обидеть, да и задеть сильно, особенно после того, как над ним поиздевались аристократы, а теперь и посмотреть боялись. Владу было плевать, что такого сделал Морок, его не трогали — это самое прекрасное, что было. Да и его мелкие ссадины и раны постепенно затягивались, словно с помощью магии, так что Влад чувствовал себя лучше, пусть и была дикая усталость, когда Морок отдавал ему контроль над телом. Но все лучше, чем чувствовать бесконечную боль. Влад уже и не вспомнит, когда все пошло под откос, может быть, когда умерла первая любовница отца, может быть, когда умер первый родной ребенок отца — Анисья. Да, эти люди уже потеряли двоих детей, но Владу всегда было иррационально больно смотреть на княгиню, полную отчаяния и боли, молящую Бога вернуть ей дитя и не понимающую за какие грехи ее у нее отняли. Один из детей у них еще умер во младенчестве — это был самый младший мальчик, которого княгиня не доносила до необходимого срока, но все равно было страшно видеть маленький труп младенца, когда его несли омыть перед похоронами. Власю еще несколько лет назад объявили сумасшедшей, ведь она видела то, чего нормальный человек видеть не мог, а теперь вот погибает Анисья — она задохнулась прямо на глазах матери во время их чаепития. Когда Влад робко поинтересовался, не причастен ли Морок к этой смерти, тот лишь закатил глаза и сказал, что у ребенка была непереносимость клубники, которую недавно привезли к ним в княжество, как сувенир. И все бы ничего, если бы смерти не продолжались. Знакомые Владу люди погибали при странных обстоятельствах за слишком короткий промежуток времени, вскоре в живых остались лишь Влад, его матушка, князь, княгиня и двое их старших сыновей. Отец каждый день был в церкви, моля избавить их семью от этого, княгиня сама медленно сходила с ума, пытаясь держать сыновей все время в поле своего зрения и никуда не отпускать. Мать Влада тоже стала шарахаться каждого шороха, стала еще хуже выглядеть, совсем запустила себя. Все верили в то, что Дьявол наказывает их за грехи, все же православные люди. Морок лишь смеялся и говорил, что частично они правы. Пусть Влад и не помнил, когда Морок стал проявлять свои нотки чистого безумия, но он помнит то, что не забудет уже никогда. Он предпочел бы проткнуть в тот момент собственную грудь, только бы избавиться от этой тянущей боли в районе груди и чувства безмерной вины. — В-влад, ты…ты ведь не сделаешь, этого? Сынок, прошу… — матушка прикоснулась своей окровавленной рукой к его голени, видя, что лицо ее сына осталось все таким же, пропитанным ненавистью и отвращением. Матушка лежала под ним окровавленная, а его меч был приставлен к ее груди, его нога стояла на ее животе, а меч же немного проткнул кожу, заставляя женщину стонать от боли, смаргивая слезы. В помещении жутко воняло кровью, трупами, а еще чем-то горелым. Стало жутко в одно мгновенье, хотелось все бросить, обнять матушку и попытаться спасти ее. Кроме нее у Влада ведь никого нет, а так… хоть этот человек останется рядом, сейчас уже плевать было, насколько она пренебрегала им раньше, она не заслуживает смерти от его рук. Он не хочет убивать ее. Слишком поздно Влад понимает, что сделать он не может ничего. Морок усмехается в его теле, прекрасно зная, что Влад все это видит. Мальчику хотелось плакать и кричать, молить помиловать хотя бы матушку, но его голос словно отняли. Он мог лишь смотреть на окровавленное лицо матери и пытаться прекратить этот ужас. Он пытался вернуть контроль над телом, пытался выгнать Морока, но уже было слишком поздно. Морок потешался над ним, показывая, какую расплату он возьмет за желание мальчика. Влад помнил как в один момент в нем все рухнуло. Глаза матери закатились как только Морок проткнул ее грудь мечом, кровь вытекала из ее тела слишком стремительно, как показалось самому Владу, но он уже ничего не соображал. Он понимал, что все это из-за него. Матушка, нет, все эти люди были убиты из-за него и его эгоистичного желания. Хотелось кричать, но голос был словно выключен, Влад не мог издать ни звука. Он чувствовал лишь горячие слезы, что катились по его щекам и отчаяние, в котором он тонул все глубже. — Глупый ты ребенок, именно твоим отчаянием. — рассмеялся Морок, обращаясь явно к нему, блестя в темноте безумными голубыми глазами и откидывая назад черные волосы. — Я и упиваюсь.

***

Мороку было до безумия смешно и радостно. Было весело заниматься всем этим — было весело подчинять себе разум слуг, было забавно смотреть на мучащихся в агонии с закатывающимися глазами людей, которые ему не нравились и теперь подыхали. Он упивался мольбами наложниц Владимира о их пощаде, ему нравилось мучить оставшихся детей кошмарами, а после нравилось душить их во сне. Нравилось чувствовать как в его руках ломается их трахея и они обмякают, перестав дышать уже навсегда. Нравилось видеть отчаяние Марьи и Владимира, когда он пришел к ним ночью в покои с окровавленным мечом, а они не могли пошевелиться из-за влияния Морока. Он буквально заставил князя написать новое завещание, в котором власть полностью переходила в руки Влада. Он помнил еще слезливое лицо Марьи и процеженное сквозь зубы «Ты монстр», а после два хладных трупа остывали на роскошных белоснежных простынях, пока Морок, опустив меч и неся корону в своих пальцах, медленно шел к трону. Странное ликование было в его груди, когда он сидел на троне, с окровавленной от его пальцев короной на голове, и смотрел на, склонивших голову слуг, которые теперь были полностью в его власти. Это было слишком забавно, чтобы прекращать это так быстро. Он сделает все, чтобы повеселиться еще немного. Влад же уже несколько столетий ничего не хотел, просто плыл по течению. Он видел, какую вакханалию устраивал Морок, он был очень тираничным и злым, такому тирану нельзя было доверять управление княжеством, но теперь уж он ничего не мог сделать. Влад много времени уделял самоанализу, все больше убеждаясь в том, что все это не следовало бы начинать, если бы не он, то все было бы хорошо. Все жили бы тихо и мирно, никто никого бы не доставал, а следующим правителем, скорее всего стал бы Всеволод или Мирослав… Кто-то из родных детей, и тогда, возможно, все было бы лучше, чем есть сейчас. В последнее время Влад не мог даже спокойно существовать в той тьме, где он обычно был, пока контроль над телом был у Морока. Теперь нынешний князь, словно издеваясь, лишал его сна, мучая кошмарами, или призывая своих страшных теней, которые морально уничтожали его. Влад просто хотел, чтобы это закончилось, Морок лишь смеялся над его желаниями и жалким состоянием, обещая в следующий раз придумать что-то пострашнее. Влад молил о пощаде, его не слышали. Он вернулся к тому, с чего начинал. Сам же Морок вел войну во имя мести, но убив короля и королеву Сказочного мира, а также лишив любых претендентов на трон, ему стало неинтересно и скучно. Его больше не интересовало то, что происходит в этом княжестве, все вновь стало однотипным и скучным, а в мести больше не было смысла, так что он просто сдался, и его заключили в тюрьму навсегда. Сдался он какому-то там восстанию, которое бунтовало против его правления, поэтому он просто склонил голову и вышел, словно и правда те людишки одолели его. Те радовались, что смогли одолеть тирана, Мороку было плевать, в принципе как и Владу. Магию ему пусть и ограничили, но все же не полностью, так что по собственному желанию Морок мог свалить в любое время. На самом деле, когда ему наскучивало даже просто нагонять теней на уже ничего не чувствующего Влада, он так и делал, и оставлял истощенное моральное сознание Влада мучатся от душевных терзаний. Мальчик сам прекрасно справлялся с тем, чтобы загнать себя в яму самобичевания.

***

И вот в какой-то момент их жизни поменялось все не по желанию обоих, а по желанию одного демона. Лилит бесило вечное отсутствие ее правой руки, и тем более ее раздражало то, что Морок прохлаждался, тратя свое время на безделье и какую-то ерунду, по типу устраивания тирании в каком-то отдаленном княжестве на Земле, но пик ее бешенства пришелся на момент просиживания задницы Морока в тюрьме….В человеческой тюрьме. Но Морок отнекивался, ему было лень вновь возвращаться к работе, а тут хоть маленькое, но все же развлечение, так что когда Лилит надоели его детские отмазки, она предложила ему сделку с достаточно выгодными условиями, только бы эта сущность пасть свою не открывала и не отнекивалась. Она рассказала ему о неком «повелителе», который планирует захватить власть в Сказочном мире и о ситуации с нынешними правителями Сказочного мира — у них недавно родилась дочь, так что они ослаблены. Лилит предлагала отдать Влада — сломленного ребенка без целей на жизнь повелителю в «правые руки» или же слуги. Морок недолго ломался, практически сразу пожал руку демону и согласился вновь вернуться к работе, которой за годы его спячки чуть-чуть прибавилось. Также он пообещал регулярно выходить с Лилит в свет, потому что ее супруг не мог ее этим побаловать — он в работе постоянно, а за спиной Лилит уже слышала о себе разное. Убедить Влада в том, что сделка с повелителем пойдет ему на пользу не составило труда. Морок просто сказал, что ему надоело быть здесь, посмеялся с удивления Влада и его бурных эмоций, и бросил в руки повелителя на произвол судьбы. Его больше не волновало, что происходит с этим ребенком, он влился в рутинные дела Ада, помогая то Люциферу, который обычно гнал его, то Лилит, то просто развлекаясь с грешниками. Владу тоже было уже плевать под чью дудку плясать, только бы не возвращаться в тюрьму. Тюрьма в сказочном мире — скучное и унылое место, по крайней мере по мнению Морока, ведь там не происходит ничего интересного: тебе просто приносят еду и пару раз в неделю убирают в комнате, больше ничего. А, ну приносят литературу почитать, или бумагу и письменные принадлежности — что-то написать или нарисовать, но передать это все равно некому, да и некуда. Для Влада это было лишь жутким напоминанием о его собственной комнате, в которой он когда-то давно убил собственную мать.

***

Алена что-то весело рассказывала Владу, когда они прогуливались по таким знакомым и в то же время незнакомым улицам Сказочного Мира. Влад уже давно здесь не был, и практически все для него было в новинку, пусть он и старался казаться отстраненным. Он не мог поверить в то, что теперь у него все хорошо — у него есть дом, место куда он может и отчаянно хочет вернуться, есть друзья и знакомые, многие из которых еще смотрят на него с недоверием, но все же позволяют находится рядом с собой. Влад был несказанно счастлив иметь все это. Теперь он мог чаще улыбаться, и, как и мечтал когда-то, проводить время на улице с другими детьми, играя и не думать о том, что они будут его шарахаться. Все бы прекрасно, но его вновь начали мучить кошмары. В них не было ничего, кроме тьмы, холода и сдавливающего ощущения того, что сейчас откуда-то из стен полезут невидимые тени и весь этот кошмар повториться вновь. Влад смотрел на труп матери слишком долго для человека, который уже лет пятьдесят пытался убедить себя в том, что это не его вина. Не он убил мать, не он убил королевскую семью, это сделал тот монстр, и именно его стоит винить во всем произошедшем. — Неужели думаешь, что нашел друзей, и теперь я не смогу захватить контроль над тобой. — смеялся Морок, стоя позади трупа его матери и блестя голубыми, полными безумия глазами в его сторону. — Обернись. Влад резко начал оборачиваться, веря в то, что его ночной кошмар стоит за его спиной, выходя из транса и пугая официанта, который подошел к ним, чтобы спросить о заказе. — Ты чего, Владик? — засмеялась Алена так, что заложило уши. — Что ты будешь? — А, нет, ничего. — Влад поежился от неприятного холода, что прошелся по его спине, обращая внимание на меню. — Играйся, пока можешь. — рассмеялся Морок, блестя голубыми глазами во тьме.