Салатница

— Просыпайся, — сладкий шёпот разбудил Пьера, измученного долгой ночной молитвой, и он невольно вздрогнул, почувствовав у щеки горячее влажное дыхание. Он не чувствовал веса чужого тела на узкой кровати монашеской келье и знал, что тот, кому принадлежало ласкающее его кожу дыхание, не принадлежал их миру. — Мой маленький святоша, просыпайся скорее, я должен показать тебе.       Пьер открыл глаза с глубоким вздохом, зная, что проклятый демон не даст ему уснуть снова, пока не получит желаемое, и уставился на Шарля тяжёлым усталым взглядом. Шарль самодовольно улыбнулся, почти нежно поглаживая пальцами его висок, но его прикосновения ощущались на коже Пьера болезненными ожогами. — Идём, мой милый, я хочу, чтобы ты это видел, — Шарль мягко скользнул с кровати к окну, маня его пальцами, улыбаясь почти добродушной улыбкой. Если бы только Пьер не знал, что скрывалось за этой улыбкой.       Он не знал, чем вдруг заинтересовал демона, но Шарль, как он назвался, изводил его уже почти год, то появляясь, то исчезая, но не неся за собой ничего, кроме проблем. Шарль искушал его, совращал, пытаясь сбить с пути истинного, и Пьер искренне не понимал, за какие грехи ему досталось это испытание. Пьер не был святым, вопреки тому, как дразнил его Шарль, но у него за душой было гораздо меньше грязи, чем у почти любого из здешних священников, и сам Шарль на все вопросы только пожимал плечами и улыбался совсем плотоядно, страстно шепча, что Пьер «просто ему приглянулся». И Пьер, признаться честно… почти был готов ему сдаться. Он всего лишь человек, с человеческими слабостями и пороками, пусть и сражающийся с ними более усердно, чем менее религиозные люди, а Шарль буквально был создан быть идеальным, быть всем, чего кто-то когда-либо мог хотеть. Пьер так устал. Он боялся, что у него больше не было сил сопротивляться ему после года мучений. — Ты слишком много думаешь, mon cher. Так много тяжёлых мыслей. Просто иди ко мне, не думай.       Шарль потянул его к себе, толкнув к окну и заставляя упереться руками в подоконник, когда он сам обнял его сзади, прижавшись к спине и положив голову на его плечо. Тепло тела Шарля невольно расслабляло вымотанного моральными метаниями и бессонной ночью, и Пьеру приходилось сражаться с самим собой, чтобы не положить руки поверх ладоней Шарля на своей талии и не откинуться на его грудь. — Смотри, mon cher, смотри, — Шарль мягко поцеловал его спутанные волосы, направив его взгляд в нужную сторону. За окном открывался вид на большую часть Парижа, и Пьер обожал этот вид, каждый вечер наблюдением за ним напоминая себе, почему этот мир и все его дети были достойны любви. Но сейчас всё, что он видел — столб угольного едкого неба и далёкие всполохи пламени где-то среди домов; Пьеру не нужно много времени, чтобы понять, что сейчас умирает в пожаре. — Господь всемогущий… — Твой любимый господь не сделал ничего, — шёпот Шарля вдруг из мягкого стал почти злым, а хватка на теле Пьера — отчаянно крепкой, — ничего, чтобы спасти его. Знаешь, почему? Потому что ему плевать. На весь мир. На всех вас. Ему. Наплевать. — Это не так, — Пьер чувствовал на глазах слёзы, будто собор, живое тысячелетнее существо, стонет от боли, осознавая приближение смерти. Но, может быть, это только иллюзии Шарля… — Это сделали люди, Господь не виноват в этом. — Но Господь не сделал ничего, чтобы их остановить, — Шарль прижался губами к бьющейся под кожей вене, чувствуя беспокойное мечущееся сердце Пьера, как своё собственное. — Ты знаешь, что я прав. Если бы ему было дело до людей, разве он допустил бы всё это? Все войны, все болезни, разве он позволил бы разрушить Нотр Дам? — Я не могу больше, — Пьер вырвался из его хватки, тяжело опершись на локти о подоконник, отстранённо чувствуя лёгкие прикосновения прохладных ладоней Шарля на своей спине. Он больше не может бороться. Он так… устал. — Я знаю, что ты устал, мой милый, — голос Шарля обволакивал, успокаивал его мысли и душу, обещая долгожданный покой. — Ты знаешь, что должен сделать. — Знаю, — Пьер слабо фыркнул на свои скрещённые предплечья, оттолкнулся от подоконника и развернулся к Шарлю на пятках, разведя руки, — забирай. Я согласен. — Не представляешь, как долго я этого ждал, mon cher, — Шарль ладонями обнял его лицо, его улыбка стала жадной и хищной, прежде чем он подался ближе, прижимаясь к губам в удивительно целомудренном поцелуе.