Салатница

      Себастьян мягко целует в лоб малышку Анну, улыбается её матери, давая все ещё горячую банку только что сваренного настоя от затянувшейся простуды болезненной девочки.       Сумерки сгущаются, и в деревенских домах топят печи, разгоняя подступающую холодную полумглу свечами и белёсым теплым древесным дымом. Анна со своей матерью уходят, и Себастьян радушно прощается с ними, стараясь ничем не выдать своего нетерпения. Вечерний плотный туман устилает поля вокруг деревни густым молочным маревом, где-то за горизонтом Себастьян уже чувствует зов наливающейся спелой луны. Он так долго ждал этого дня.       Себастьян крепко запирает ставни окон, прежде чем спуститься в погреб. Среди полок, заставленных банками с заготовками на зиму, сидит мужчина, так неосторожно заглянувший к нему прошлой ночью. Он смотрит на него прозрачно-голубыми бессмысленными глазами, он не понимает, кто он и где, и Себастьян улыбается, присев перед ним. Мужчина, определённо, красив — его сильное тело, почти белые волосы и пронзительные бледные глаза — особенно сейчас, такой беспомощный и слабый, отравленный зельями и магией Себастьяна. Он ласково проводит пальцами по скулам и чуть щетинистым щекам мужчины — Себ даже не удосужился запомнить его имя. Его кожа прохладная, приятная на ощупь, и Себастьян чувствует, как его сердце замирает в груди на несколько секунд в предвкушении. Это ещё не он, но Себастьян не может дождаться, когда сможет поцеловать эти очаровательные тонкие губы в полном праве. — Идём, — Себастьян помогает ему встать, выводя из погреба и следом из дома, не заботясь о запертой двери. Всё, что было для него важно, уже припрятано в его тайном месте, — ночь не будет длиться вечно.       Ему так тяжело тащить почти безвольное тело по глубокой лесной чаще, полностью заросшей густым подлеском и кустарниками, но его любовь и желание придаёт ему сил, заставляя чуть не взваливать на себя мужчину, не обращая внимания на израненные об острые голые ветки руки, покрывающиеся свежими ссадинами и бледными подтёками крови. Так даже лучше. Шаманские ритуалы требуют многих жертв, и быть может древняя магия сочтёт его собственные раны доказательством серьёзности его намерений и силы его желаний. Себастьян готов идти до самого конца, если будет нужно.       Несколько лет Себастьян готовил это место, терпеливо создавал среди выжженной когда-то давно прогалины, свободной от леса и травы руны одну за одной, вырисовывая иногда всего одну в год, прежде чем не настанет подходящее время. Себастьян не хотел рисковать потерять всё, поторопившись. Он крепко привязывает мужчину к вбитому в землю высокому деревянному колу, убедившись, что тот не сможет вырваться, когда Себастьян начнёт ритуал.       Луна восходит над лесом, освещая врезанные в землю шаманские руны, и Себастьян начинает спешить, вдруг испугавшись, что может не успеть. Его руки трясутся, когда он рисует на обнажённых груди и бёдрах мужчины кистями и лезвиями, он прикусывает губу, ругая себя и заставляя сосредоточиться, чтобы не испортить вязь трепетных к правильному исполнению символов.       Себастьян скидывает свою одежду, когда всё готово, и встаёт напротив мужчины, создавая нужную связь между ними. У него никогда не было таланта к бардовскому искусству, но он не нуждался в этом, в конце концов, магии наплевать, придёт ли взывать к ней голосистый человек или нет. Он продолжает, его утробная низкая песня дрожит у него в глотке, и Себастьян чувствует, как магия пронизывает его до костей, заполняя всё вокруг.       Он чертит запретное, забытое имя на земле, не прекращая пения, и краем глаза замечает, как дёргается мужчина, когда ритуал начинает действовать, как положено. Себастьян не скрывает довольной улыбки.       «Себби», — голос звучит в его голове, отвлекая от пения, заставляя вскинуть ошарашенный взгляд. Мужчина смотрит на него в упор, на его губах тонкая однобокая ухмылка, а в глазах узнавание и любовь. — Кими, — Себастьян выдыхает, чувствуя слёзы в глазах и не пытаясь их стереть, уже зная, что Кими всё равно их заметил. — Ты вернулся, liebling.       Кими не отвечает, дёргая привязанными руками, и верёвки распадаются на его запястьях сами по себе. Себастьян влажно усмехается, стирая слёзы с лица, но, кажется, вместе с ними случайно размазывая кровь из порезанных ладоней. Он перепрыгивает через всё ещё сияющие на земле руны, торопясь обнять его.       Кими крепко обнимает его, прижимая к себе, и долго целует в лоб, не говоря ни слова. Себастьян жмётся к нему в ответ, они перепачканы кровью, обнажены посреди ночного леса, и это почти дико, но они не могли бы быть по-другому. Они не хотели быть по-другому.       Кими всё ещё молчит, благодарно целуя его в губы, и Себастьян ласково касается носом его носа, зная, что все его грехи и преступления стоили того, чтобы вернуть его изгнанного бога обратно.