***
Князь помнит ту страсть, пролетевшую между ним и Ренегатом в далёком две тысячи втором году. С того времени прошло много лет, а Андрею всё ещё больно от того, что у них с Сашей ничего не вышло. А серьёзные отношения и не могли появиться: и Андрей, и Саша пытались забыться. Первый хотел отвлечься от одержимости Горшком, а второй старался не думать о Поручике. Что Князь, что Ренегат во время секса спокойно могли стонать не имя партнёра, а чужое. И никаких обид не имелось, ведь мужчины понимали причины, по которым они вместе. Леонтьев в то далёкое время был хорош собой: в меру накаченный, с не слишком длинными или короткими волосами, без колючей бороды. Сашу из две тысячи второго хотелось целовать, а после заниматься с ним любовью. Нет, обычным сексом, ведь ни о какой любви и речи не могло быть. Просто отношения, завязавшиеся на симпатии друг к другу. Сперва казалось, будто общих тем миллионы, а вскоре стало ясно обратное. Оно не мешало первое время, а потом случился тур по США. Там были и поцелуи, и быстрый секс, и море эмоций, а ещё Поручик и по-настоящему влюблённый него Ренегат. То ли он признался в чувствах Поручику, то ли последний сделал это, Андрей так и не понял. Он запомнил лишь Леонтьевское: «Андрюха, прости, но нам придётся закончить то, что было между нами. Не подумай, с тобой хорошо, но мы слишком разные». Андрей даже не обиделся, просто принял новые отношения Ренегата и вновь начал бегать за Мишей. Но неприятный осадок так и остался. Он продолжает оседать на зубах тонким тошнотворным слоем, который всё никак не удаётся убрать. Князев не думал о событиях почти десятилетней давности, не выставляй Поручик так часто свои совместные фотографии с Леонтьевым. От этих снимков веет таким теплом и уютом, от которого тошнит. Хотя должно быть всё равно, прямо как тогда. Но ревность, тупая, слепая и не имеющая прав на существование, сжирает изнутри. Хочется позвонить Ренегату и начать орать на того, пригрозить новым судом или ещё чем-то. Но Князев даже под властью ревности осознаёт, насколько глупым будет подобный поступок. Андрей сам вступал в разные отношения после Леонтьева. Доказательство этому прямо сейчас выгуливает собак и совсем скоро вернётся обратно в общую квартиру. Не Князеву рассуждать о верности. Андрей честно старается не просматривать социальные сети бывших согруппников. Но каждый раз срывается и открывает профиль того же Поручика. Тот будто знает об этом. Иначе не объяснить причину, по которой он так стремится показать всему миру своё счастье рядом с Леонтьевым. Саши постоянно улыбаются и смотрят друг на друга так, будто влюблены по уши. И Андрей никогда не замечал на себя такого взгляда со стороны Ренегата. Тот всегда смотрел исключительно на Щиголева. А Князев всё изначально знал и сам смотрел таким же «щенячьим» взглядом на Горшка, но не на Леонтьева. И тогда это было так естественно. Своеобразный любовный квадрат плотно вошёл в жизнь и стал своеобразным отвлечением от рутины. Андрей выключает телефон и поджимает губы. Очередная фотография Саш вызвала самые мерзкие и неприятные эмоции. От них не спасают ни горячий кофе, не поцелуи Димы, ни что-то другое. Все мысли вертятся вокруг прошлого, где был тот короткий роман. Раньше Андрей не понимал персонажей фильмов, что убивались из-за старых отношений. А сейчас их эмоции и чувства стали так ясны, понятны и близки. От этого аж тошнит и трясёт. Нужно собраться и вернуться к работе, к настоящему. Но мозг отказывается, напоминая, как раньше было легко, весело и просто хорошо. Леонтьев из две тысячи второго напоминал собой приятный летний ветер, такой лёгкий и быстрый. От такого не хочется прятаться, только подставить лицо под его порывы и наслаждаться моментом. А этого Князев никогда не делал, думая будто Саша всегда будет рядом, а отношения с ним продлятся как можно дольше. Андрей дёргается, когда слышит телефонный звонок. Мужчина тяжело вздыхает и поднимает трубку. Возможно, это опять по поводу смерти Миши. — Алло, Андрей, можешь говорить? — Слышится голос Леонтьева. И Князев на секунду впадает в ступор. Кого-кого, а Сашу он не мог ожидать. Им банально не о чем говорить, кроме как о прошлом. — Могу, что-то случилось? — Андрей чувствует приятное тепло в груди. — Да, тут такое дело… — Леонтьев замолкает и шумно сглатывает. — У нас же новая группа «Северный флот»… — Поздравляю? — Андрей хмурит брови. — Что ты от меня хочешь? — Разрешения исполнять некоторые песни Киша, пока наши не готовы. Как только доделаем, так сразу уберём прошлое из программы, — Саша тяжело вздыхает. — Пожалуйста. И Андрей уже было соглашается на это: он не обеднеет, если бывшие коллеги споют «Мёртвого анархиста» пару раз. Но от нужных слов останавливает другой голос, доносящийся с конца другого «провода»: — Лосик, ты уже позвонил ему? — Говорит где-то на фоне Поручик. — Вот мы говорим, — фактически шепчет Ренегат. И Андрей чувствует, как мерзкая ревность подкатывает к горлу. Он не имеет права ревновать, потому что он и Леонтьев бывшие. Но разве это можно объяснить сердцу? Или тому, что отвечает за проявление любовных эмоций? — Нет, — шипит Андрей и сбрасывает вызов, а после игнорирует новые звонки.***