***
Ренегат всё чаще и чаще ловит себя на том, что его тошнит от Андрея. В нём раздражает буквально всё, начиная от покрашенных волос, заканчивая кроссовками. Иногда хочется выколоть себе глаза, лишь бы не видеть лицо Князева, который опять говорит слишком громко. Его голос противный: слишком громкий, звонкий настолько, что кажется будто барабанные перепонки лопнут в любой момент. И это было бы лучшим исходом, ведь при таком раскладе не пришлось бы слушать бесконечную болтовню. Она больше не вызывает былого восхищения, как в самом начале отношений. И Ренегат искренне не понимает, что поменялось за год. Ведь всё осталось по-прежнему. — Леонтьев! Ты, вообще, слушаешь меня?! — Перед носом щёлкает, вынуждая вернуться к реальности. Ренегат моргает и опускает взгляд на Князева. Его брови нахмурены, а на лице застыла гримаса раздражения. Леонтьев едва сдерживается от того, чтобы уйти: он не хочет снова выслушивать тонну дерьма в свою сторону. Андрей прямо сейчас раскраснеется от злости и начнёт говорить: «Вечно ты меня не слушаешь! Как же мне ты надоел! Мало того, что запустил себя и разжирел, так ещё и стоишь пнём, когда с тобой говорят! Почему я должен нянчиться с тобой, как с ребёнком малым?!». А Ренегат никогда не просил нянчиться с собой. Он взрослый парень, нет, уже мужчина, который в имеет полное право не слушать бесконечный трёп. А Андрей отказывается это понимать, принимая Леонтьева за Горшка. И это бесит и злит до скрежетаний зубов и тряски в руках. Их так и хочется сложить на шее Андрея и сжать, дабы тот замолчал раз и навсегда и прекратил свои сравнения. Нет, они очевидны и понятны: Князев искренне любил Горшка. Но никогда не признавал этого даже самому себе и строил весь этот фарс с любовью к Ренегату. А тот сразу предупредил , что ненавидит подобное и сразу заявил о желании просто хорошо проводить время в чей-то компании. Ничего серьёзного в отношениях двух людей, искренне любящих других, быть не может. Леонтьев старался показать Андрею, что не нужно вести себя, как нормальная пара. Оба во время поцелуев в губы закрывали глаза, представляя кого-то другого; во время объятия думали о ином человеке; а во время секса стонали чужие имена. Однажды Саша, вообще, притащил кепку Поручика и нацепил её на голову Андрея, перед тем, как отдаться страсти. И Князев нередко тащил футболки Миши, которые Леонтьев покорно надевал. Эти отношения нужны только, чтобы было не так скучно и тоскливо на душе. Но именно эти чувства они приносят. Точнее, стали приносить с недавнего времени. Непонятно только с чего это началось. Хотя нет, понятно. С того, что Андрей внезапно стал включать ревность. Он буквально заставлял пересказывать каждый телефонный звонок, вынуждал брать с собой на прогулки и начал пытаться что-то запрещать. И как же это всё раздражает и злит. Леонтьев понимает — такое поведение вызвано очередным срывов Горшка, и Андрей просто беспокоится. Но есть одно существенное и важное «но». Оно до боли простое: Саша — не Горшок. — Нет, я слишком задумался, — тяжело вздыхает Саша и устало запрокидывает голову. — Вечно ты не слушаешь меня, — цокает языком Андрей и подкатывает глаза. — Как и ты меня, — внезапно произносит Леонтьев и переводит взгляд в сторону окна. За ним темно и как-то грязно. Даже выходить не хочется, но Саша готов, ведь даже жаркая и душная погода будет лучше бесконечных сцен ревности. — Что ты имеешь ввиду? — Князев хватает любовника за плечо. Тот морщится и едва сдерживает рвотный позыв. От прикосновений до безобразия тошно и мерзко, будто они принадлежат гнойному труп, а не человеку, чьи губы когда-то было так приятно целовать. Сейчас только от одной мысли об этом становится тошно, а к горлу подкатывает рвота. Именно поэтому Саша только поддерживает заигрывания, но не позволяет им пересечь во что-то большее. — Ты будешь нормально отвечать мне? — Зло шипит Князев. — Только когда ты прекратишь сравнить меня с Горшком, — отрезает Саша, вызывая у Андрея ступор. — Не делай вид, будто я говорю неправду. Ты вечно проверяешь мои руки на наличие дыр от игл, копаешься в моём телефоне в поисках номера дилера, таскаешься со мной и моими друзьями по городу, считая, что я буду употреблять. И, блядь, игнорируешь все мои просьбы прекратить так делать. — Саша, послушай… — Андрей улыбается и делает такой тон, каким обычно говорят о маленькими детьми. — Нет, меня уже тошнит тебя слушать. Теперь моя очередь говорить, — нервно хихикает Ренегат. — Меня тошнит от твоего вечного контроля, от сравнений с Горшком, от обращения со мной, как с ребёнком, от твоей дебильной ревности. Засунь всё это в свою задницу и пойми уже, — он сглатывает. — Что я не твой муженёк, а просто любовник. Мы никогда не встречались ради серьёзных отношений. Между нами всегда был только секс. А твои попытки отрицать это вызывают желания просто уйти. — Саша, я не веду себя так! — Андрей сжимает пальцы на чужом плече. Но руку сбрасывают. Саша резко встаёт с дивана и идёт к выходу из номера, игнорируя все слова Андрея и убивая в себе желание задушить его, дабы больше никогда не слышать. Ренегат выходит на улицу и сворачивает за угол, где обнимает себя за плечи. По телу пробегает неприятная дрожь, а с губ срывается нервный смех. Где-то совсем рядом слышится истеричный голос Андрея. И Саша не идёт к нему, нет, наоборот, шагает как можно дальше, пока не назревает на детскую площадку. Там он садится на качели и слегка отталкивается от земли. — Похоже, ты нашёл моё тайное место, — слышится немного пьяный голос Поручика совсем рядом. Ренегат поворачивает голову и видит Щиголева на соседней качели с сигаретой в зубах. Только теперь в нос ударил табачный запах. — Не хочешь закурить? — Поднимает бровь Поручик. И Леонтьев ловит себя на мысли, что от чужого голоса не хочется зашить себе уши. Наоборот, возникает желание слушать как можно дольше. — Хочу, — впервые за долгое время по-настоящему улыбается Леонтьев.***