***
Шэнь Цинцю сидел в беседке и играл на гуцине. Его стройная фигура пряталась за пологом мелкоцветных розочек белого цвета, щедро цветущих на узловатых зелёных ветвях, увивающих колоны. Здесь было приятно прохладно, а резкий солнечный свет не тревожил глаза. Вокруг шелестели густые кроны деревьев, в которых суетились любопытные птички, а слабое, почти незаметное дыхание летнего ветра ластилось по нежной тонкой шее, от чего губы Лорда, подобные шёлковым лентам, томно приоткрывались, словно их хозяин испытывал тягучее удовольствие от умелых движений любящих рук и сейчас был на грани ошеломляющего оргазма. Ему было так жарко, а здесь, вдалеке от всех и каждого, он мог позволить себе расслабиться и насладиться свежестью после насыщенного утра. Недолго думая, длинные музыкальные пальцы избавились от тугого пояса, а потом аккуратно поддели край верхнего халата глубокого зелёного цвета, и он неспешно соскользнул с плеч, упав на пол. Дальше пришла очередь нижних одежд. Плавным движением Цинцю развязал узелок и резко сдёрнул с себя влажную ткань, шумно выдохнув, погодя бросив ту на соседнюю скамейку. Узкие ладони с нажимом провели по широкой груди, и Шэнь тихо застонал. Его руки всегда были холодными, и сейчас они вместе с ветром дарили коже блаженную прохладу. Он остался только в тонких штанах, но уже чувствовал себя не в пример лучше. Ему казалось, что он горит изнутри, так сильно распекся в эту погоду. Сегодня никакой веер не был в силах спасти его. Руки переместились на шею, где к ней пристали густые чёрные волосы, и Цинцю поднял голову вверх, прикрывая глаза. Как же хорошо раздеться в этот проклятый зной. Ветер обдувал его поджарый торс, белая кожа покрылась мурашками от перепада температуры, а рельефный от кубиков живот подобрался. Миру явилась роскошная стать гордого заклинателя, не по наслышке знающего о тренировках и регулярных спаррингах с легендарным Лю Цингэ. Его тело мучительно переносило нагрузки, но это стоило того — Шэнь теперь стал на порядок лучше управляться с Сюя и явно укрепил себя. Пусть тело от природы тонкое и более жилистое, да и в своё время ещё за прошлым владельцем познало увечья, сегодня оно точно совершеннее, чем прежде. Теперь он без проблем может выбить дурь из десяти отличных бойцов за один подход только в рукопашном бою. Дыхание стало глубоким, частым от блаженства, и ему стало немыслимо хорошо. Цинцю чувствовал себя пьяным от летней духоты, разморённым и ленивым, а здешняя атмосфера могла помочь ему прийти в себя после долгих часов преподавания. Здесь, где не посмеют потревожить ни ученики, ни Горные Лорды, он остывал и предавался приятным мыслям, иногда даже переговариваясь с мелкими пташками, подкармливая их золотыми зёрнышками пшеницы. Это место было только его, и когда он говорил своим ученикам, что уходит в беседку, то никакая живая душа не смела даже подойти сюда, и разденься он хоть догола, этого никто не увидит. Именно так всё и было до этого дня, но хозяин пика изящества и искусств не знал о вторжении гостя, который искусно прятался неподалёку. В зарослях гибискуса притаился Лю Цингэ, который успешно маскировался, имитируя ярко красный цвет бутонов своим лицом. Он честно хотел сначала издалека оценить обстановку и убедиться во всеми горячо обсуждаемой странности Шэня, попутно считая сплетни сущим абсурдом, но тот привычно спокойно играл, и прерывать его не хотелось, а потом… Чёрные глаза зацепились за эротичное выражение лица заклинателя, и из широкой груди вышибло воздух. Он ещё никогда не видел столько насыщенного, покоряющего всё живое эротизма, которым был щедро одарён Цинцю. Манера движения рук и то, как он обнажался, ввела его шиди в сложный многомерный гипноз, в котором нет места дыханию. Оказывается, за слоями шёлка спряталось тело инкуба, просто созданное для непристойного созерцания и порочных ласк. Цингэ давно не видел его хотя бы в нижних одеждах, но мог поклясться, что Шэнь Цинцю стал гораздо лучше выглядеть, чем раньше, и это… это вывело воображение из строя… У Бога Войны не было сил даже на то, чтобы отвернуться, не то чтобы уйти отсюда. А ничего не подозревающий Цинцю тем временем набрал в ладонь горсточку зерна и расслабленно раскинулся на каменной скамейке, перекинув манерным жестом чёрные волосы себе на грудь и положив длинные, уже босые ноги на стол возле инструмента. Наглые птички, явно привыкшие к этому прекрасному человеку, поочерёдно стали садиться на протянутую ладонь и клевать угощение, дополняя открывшуюся картину лёгкостью и безмятежностью. В этом месте, где всё живописно, царила на редкость умиротворяющая атмосфера. Кроме зарослей гибискуса. — А я, мои маленькие, жду своего драгоценного шиди. Интересно, как он там? Неужто сильно загулял, раз так долго не воротится? Надеюсь, он хорошо проводит время. От томного голоса, преисполненного негой, и придыхания от прохлады, гибискус заметно дрогнул — Лю Цингэ не ожидал услышать о себе прямо так, с ходу. А тем более слово «драгоценный» таким сладким тоном. Шэнь делал ему комплименты довольно часто. Хоть это и смущало до костного мозга, по прошествии времени стало немного проще. Теперь от слов «какой же ты сильный», «тебе нет равных» и «невероятно хорош собой» Цингэ перестал быть похожим на опытного гипертоника. Сейчас можно сказать, так, балуется. Но когда Шэнь Цинцю лежит полуголый и думает о нём, это приобретает в восприятии совершенно другой оттенок. А мастер Сюя продолжил свой разговор с птицами, широко улыбаясь. — Я очень… очень сильно хочу его увидеть! У меня к нему есть разговор… Шэнь Цинцю замолчал. На его лице появилась тоскливая озадаченность, и он уже чуть тише добавил, приложив к уголку губ указательный палец. — Как думаете, если он мне откажет… я же ведь сойду с ума от своих страстей по желанному. Мне так важно, что бы он сказал мне: «Да, Цинцю, я согласен». Без него никак не получится, его ответ решит всю мою жизнь. А если нет?.. Это разобьёт моё сердце и повергнет в глубинное отчаяние. В зарослях гибискуса начало твориться нечто невероятное. Лю Цингэ обездвижило услышанное, и теперь вечно молодой мужчина не знал, за что хвататься — за сердце или за пах. Невероятно соблазнительный Шэнь Цинцю говорит о… о том, что будет мучиться, если не удовлетворит свои страсти? О чём он собирался поговорить? Неужто о… пути парного совершенствования?! Или Цингэ обезумел от порочного вида своего ненаглядного шисюна и ему слышится невесть что? Неужто его прекрасный друг мыслит о нём, как о паре? Хочет объяснить свои чувства и получить ответ? Неужели те сплетни были правдивыми? Голову кружило от догадок, и Лю Цингэ готов был заработать искажение Ци прямо здесь в кустах, как позорный пёс. Он даже не надеялся, что Шэнь рассматривал его в таком ключе. Что он успел пропустить? Он действительно всегда старался быть внимательным к зеленоглазому мастеру. Как никто другой, Лю Цингэ ближе всех к этому человеку и уже наловчился более-менее разбираться в нраве лорда Цинцзин, пристально наблюдая и делая свои выводы. И был один чертовски неутешительный факт. Шэнь Цинцю не осознавал своей притягательности для Лю Цингэ. Он безнадёжный. Дуб. Широколистный. Такого даже молния в лоб не заставит прозреть. И этим всё сказано. Просто невозможно, чтобы Цинцю наконец-то понял, что Лю Цингэ к нему явно не равнодушен, но надежда, как говорят, умирает последней. Если дела обстоят так, как он сейчас понимает услышанное из уст Шэнь Цинцю, который уж точно не станет пудрить мозг птицам в полном одиночестве, то Цингэ невозможная простофиля, раз не сумел заметить чувств довольно открытого к нему лорда. Лорд пика Байчжань задумался. И что он ответит, если зеленоглазый заклинатель спросит о взаимности? Скорее всего, взгляд чёрных глаз устремится в небесную лазурь с поступающими слезами, и вместо ответа Цингэ пустится в паломничество по всем храмам, дабы возжечь тонны благовоний в благодарственных молитвах. Хотелось ли ему этого человека? Он готов был взять его с таким рвением, какого ещё история не знавала. Весь хребет Тяньгун со своими двенадцатью вершинами будет сотрясаться от их парного совершенствования. Желал ли он делить с Шэнь Цинцю чувства? Однозначно. Цингэ принципиален. Без этого нет смысла. Слушать его бесконечный трёп и терпеть пакостность? Вне всяких сомнений. Лорд Байчжань знает, что его ждёт. Баловать мастера Сюя? Определённо, да. Но в меру. Цинцю должен быть в тонусе, иначе его характер размажется, как мокрая тряпка по полу. Главное, не переусердствовать. Лю Цингэ хочет любви этого Шэня. Если тот позволит, то он с нескрываемым удовольствием отдаст свою взамен. Гордый непоколебимый воин, стоящий в алых цветах и густой зелёной листве, вздрогнул от вновь заговорившего голоса, в котором звучало не то поучение, не то хвастовство перед пернатой стайкой. — Мой шиди — суровый воин и шутки с ним плохи. А если всё пойдёт по наклонной? Он меня наверняка оттащит к лекарю и прикажет лечить мою голову. Я ведь собираюсь предложить действительно нечто безумное. «Интересно бы знать, что же в твоём понимании безумное». Шэнь высыпал остатки зёрен на стол и заложил руки за голову, тяжело вздохнув, представляя разговор с Лордом в манере общения с Шан Цинхуа. Ну да. «Эй, Цингэ, давай смотаемся на полгода в мир технологического прогресса вместо того, чтобы пилить пачками нечисть, и потратим нереально огромные деньги! Сходим в кино, купим самолёт и зависнем на Мальдивах, а то как-то поднадоело торчать в горах. Шиди, тебе точно нужно загореть! Будем высекать по пляжу только в шортах и сострижём волосы! Погугли, где можно купить травки, и давай сделаем селфи на память под треки BTS!» На лице мелькнула ироничная, но весёлая улыбка. Интересно, а как будет выглядеть хозяин Чэнлуаня с короткой стрижкой? Изумрудные глаза засверкали озорством, оценивая картину собственной фантазии. Новое дуновение ветра принесло осознание, что губы пересохли и теперь зудели от обезвоживания. Приоткрыв рот, Шэнь облизал их и с нажимом провёл по ним подушечкой указательного пальца, отмечая, что могут появиться трещины, и попутно представляя Цингэ со стильной причёской, и как будут реагировать на него мимо проходящие женщины, резко тушуясь от столь эффектного мужчины. Шэнь был уверен, что те всенепременно будут представлять Цингэ в своих грёзах, которые будут явно не безобидного характера. Ха! Да он сам покрывался нервным потом от внешности этого смазливого принца варваров! — О, Лю-шиди слишком прекрасен! Его образ и без того лидирует в самых грязных и мокрых снах! Он безупречен в любом виде! Если бы Цинцю был более внимательным, а не столь увлечённым своими маленькими птичками, то увидел бы огонь в кустах. Лицо Лорда Байчжаня сейчас было похоже на сигнальную вспышку, ведь сердце очень быстро решило перекачать всю кровь из тела в голову. Если так пойдёт и дальше, то Цингэ действительно встретит свой конец в этих многострадальных зарослях. Со стороны выглядело бы драматично, слов не подберёшь, но, будучи воином, он должен был держаться, дабы в усыпальнице не написали на надгробье: «Помер от стеснительности, рьяно настигнувшей после похабного комплимента». Шэнь Цинцю почувствовал, как ему стало лучше. Лицо сделалось расслабленным, и вернулся здоровый румянец, не спеша накатывала сонливость и проявилась усталость. Его мысли лениво вертелись вокруг шиди, источника с холодной водой, внутренних тяжбах и томных ожиданий Цингэ с длительной поездки. У него было время морально подготовиться ко всем возможным вариантам, и сейчас Цинцю было нужно лишь одно… Севшим от усталости голосом, похожим на хрипловатый стон, Лорд Цинцзин произнёс: — Лю Цингэ, умоляю тебя, вернись как можно скорее, и пусть твои губы скажут мне: «Да». Это стало последней каплей для истерзанного в пух и прах лорда пика Байчжань. Его лимит хвалёной стойкости и выносливости иссяк за жалкую палочку благовоний. В широкой груди бешено колотилось в рваном ритме сердце, а прекрасное лицо так и не прекратило пылать. Однако проблема в другом. Всё затянулось до невозможности, и действительно пора было закругляться с этими хождениями вокруг да около. Если этого не сделает этот полуголый инкуб, то… Цингэ помрёт от своего ненавистного смущения, но скажет тому всё прямо в глаза. Он дал себе время ровно два дня. А если и так не сможет, то уйдёт в пещеры Линси для медитации на миллионы лет.Гибискус с ушами
20 ноября 2020 г. в 00:28
Три дня спустя.
Трава пика Байчжань примялась от тяжёлого, но грациозного прыжка с Ченлуаня, и сильные стройные ноги уверенно зашагали в сторону, где скопились верные ученики, ожидавшие своего дражайшего наставника, и склонились в глубоком поклоне.
Что тут сказать?
Лю Цингэ образец несочетаемых качеств и свойств характера, он был бесподобен и неподражаем практически во всём. Даже при простом шаге источалась аура медвежьей крепости и хищного изящества одновременно. Уже издалека видно, что идёт мужчина, мощь которого неоспорима, и что он хозяин положения.
Лорд самого буйного пика имел такую внешность, словно его лично придумывали богини Страсти и Красоты, совершенно выбросив из виду характер. Вышло слишком прекрасно и привлекательно, а родинка под левым глазом придавала ещё и интригующей дерзости. И это всё на фоне бурчащей суровости, воинской грубости и агрессивности.
Те, кто разделял с Лю Цингэ ратные подвиги, мысленно удивлялись тому, что даже умытый кровью врагов заклинатель выглядел неприлично красиво и чертовски страшно — настолько этот Бог Войны был богат на противоречия.
Особенно люди отличали его взгляд — истинно пепел после пожарища на месте кровавой бойни, столь чёрен и непрогляден, что от пристального взора делалось не по себе, и было мало смелых, чтобы ещё и попытаться увидеть в них своё отражение.
Даже его ученики, знавшие бессмертного заклинателя не один год, не могли чисто физически смотреть на него прямо. Да что там те юноши, Горным Лордам частенько доводилось и самим проблематично выдерживать прямой зрительный контакт. Что-то в нём было столь проникновенное, будто Цингэ способен увидеть их сплошь голыми, с написанными на их телах красными чернилами секретами.
Именно его взгляд и безапелляционная правдивость как-то не воодушевляли остальных хозяев пиков на сближение, но у всех без исключения имелась уверенность в его словах и уважение к его особе.
Так оно и выходило по жизни, что легендарный заклинатель по большей части находился в одиночестве даже в гуще толпы, не имея оснований кому бы то ни было раскрыть свою душу. С годами неразговорчивость стала его неотъемлемой частью, а отчуждённость — правилом каждого дня, хотя ему действительно не доставало простого неформального общения.
Но в один прекрасный день с ним пересёкся взглядом Шэнь Цинцю, которого постигло искажение Ци, и надо же! Со временем Цингэ обнаружил, что его затягивает в поле лорда Цинцзин, как нечисть в печать, и он возымел надежду, что не так уже всё у него и плохо во взаимодействии с социумом.
По крайней мере он был единственным, кому Цингэ сказал больше слов, чем всем остальным вместе взятым за всю его жизнь.
Так что Лю Цингэ все эти две недели, пока гостил в родовом поместье, мыслями возвращался к образу Шэнь Цинцю, сожалея, что не может сейчас услышать ироничного тона и не видит смеющийся изумрудный взгляд, в котором таится немало тепла и таинственной тоски, тщательно скрываемой от всего мира. А ещё сильно не хватало наглых рук, обвивающих его локоть и бережливо копошащихся в его густой шевелюре.
Цингэ любил его близость. От Цинцю всегда пахло лёгким ароматом травы и свежестью чайного дерева. Этот запах стал для него крепким успокоительным — вся гневливость, раздражение и напряжение уходили, и вместо них утверждалось умиротворение с настойчивым желанием сгрести Шэнь Цинцю в охапку и дышать, дышать, дышать… Иногда заклинателю казалось, что он стал зависимым от лорда Цинцзин, как пьяница от кувшина рисовой водки.
Но Бог Войны уже дома, а значит, после срочных дел своего пика сможет беспардонно вывалить дверь чужой бамбуковой хижины и вручить подарки, без стеснения рассказывая, как у него прошло время вдали от заклинательского мира и как его радовали младшие сородичи своим заводным «давай сразимся», стонами боли после потасовки и смачными плевками крови сквозь счастливые улыбки. Его семья очень милые люди, но Цингэ хочется скорее к мастеру Сюя.
В душе разлилось широкой рекой нетерпение, и его шаги стали быстрее. Он, почти не задумываясь, задал дежурный вопрос встретившим его ученикам и прошёл дальше, заставляя тех чуть ли не в припрыжку догонять.
— Как обстоят дела на пике?
Самый высокий из них, Ли Сянь, коротко ответил, что всё вполне хорошо, а бумаги, требующие внимание Лорда, уже ждут его на рабочем столе.
Удовлетворившись таким ответом, Лю Цингэ коротко кивнул скорее для самого себя и продолжил допрос.
— Есть вести с других пиков? Что нового в секте?
Ответ последовал не сразу, и голос Ли Сяня заметно окрасился неуверенностью, словно тот раздумывал о том, какие слова подобрать.
Не говорить же ему о непристойных сплетнях? Да, они впечатлили своей разнузданностью, и от того мозг Ли Сяня стал вырисовывать картинки, далёкие от приличия. Он даже лично видел Шэнь Цинцю, и тот действительно вёл себя как околдованный — бессмертный мастер, идеал грации и утончённости, не заметил перед собой закрытых дверей, лихо дался в них лицом, а потом перецепился через порог, приземлившись, аки подстреленный журавль. И сейчас он должен об этом рассказать? Что близкий человек его наставника явно не в себе, а все только то и поговаривают, что тот свихнулся от разлуки? О, увольте! Но испытывать терпение своего наставника Ли Сянь благоразумно не стал, пытаясь максимально отстраниться от этой темы.
— Ничего… особенного. Всё без изменений.
Ли Сянь неожиданно врезался в плечо остановившегося Лю Цингэ, который смотрел на него уничтожающим взглядом. Двое других адептов также не успели среагировать и друг за другом врезались в резко оробевшего старшего ученика, а потом замерли, испуганно смотря на наставника и здорово переменив цвет лица.
Глубокий насыщенный тембр, щедро приправленный неприкрытой угрозой, резал нервы не хуже Чэнлуаня.
— Говори как есть, иначе я не стану церемониться.
Те, что были позади Ли Сяня, снова застыли в глубоком поклоне, оставив товарища отдуваться самого. Адепт задрожал, и из его губ стали срываться горячечные оправдания.
— Учитель, то всего-то мелочные сплетни… Говорят, что Лорд пика Цинцзин малость не в себе из-за Вашего отъезда! Правда, я видел лично, что мастер Шэнь Цинцю действительно чем-то озадачен, но я бы…
Несчастный Ли Сянь почувствовал, как ноги лишились опоры, а ткань его одежд звучно затрещала на грудках. Прямо напротив него оказалось лицо Лю Цингэ, и старший ученик взмолился Гуаньинь, дабы та отдала всё своё милосердие его учителю. Ему оно нужнее.
Зловещим тоном Бог Войны потребовал подробностей, и схваченному адепту ничего не оставалось, как с закрытыми от страха глазами выпалить всё, что говорят и что он видел самолично.
Неожиданно ученик оказался на земле целым и невредимым, но собственные ноги подкосились от перенапряжения, и он осел в траву. Его глаза увидели, как твёрдая рука учителя призвала Чэнлуань и как быстро тот унёсся вдаль.
Что ж. Видимо, Богиня услышала мольбу своего верующего и защитила его на этот раз.