***
Цинцю сделал глубокий вдох и перевёл взгляд прямо в бездонные чёрные омуты напротив, стараясь вести себя как можно более непринуждённо, но выходило из рук вон плохо. «Да… Цингэ, от тебя можно прикурить. Что с тобой? Неужели сплетен наслушался?» Волнение Шэнь Цинцю стало прошибать боевой настрой, и рука с кувшином чуть дрогнула, пролив пару капель на стол и намочив пальцы, поддерживающие за горло посудину. Как-то не было возможности начать приближаться к своему вопросу, да и желание пропало. С его дорогим другом творится нечто неладное, вон какой загадочный сидит. Молчит, руки сложены на груди, и явно чем-то раздражённый. Смачно облизывая тонкие первые фаланги, Шэнь заговорил, про себя отметив странный, мгновенно воспылавший румянец боевого брата. — Итак, мой дорогой шиди, расскажи мне, что это сегодня было? Прилетел, перепугал до икоты моих учеников и улетел, так меня и не отыскав. Что случилось? Лю Цингэ чувствовал, как кровь к лицу стала приливать всё быстрее, из-за увиденного ранее днём. Вопрос вполне ожидаемый, и ответить честно он был не в силах, для чего придумал отговорку заранее. Взяв со стола свою пиалу, Цингэ сделал большой глоток под пытливым внимательным взглядом изумрудных глаз. Во рту растеклась приятная мягкая сладость. Вкус действительно потрясающий. Не приторный и не кислый, а чётко сбалансированный с приятным послевкусием. Ему действительно понравилось, но так пить нельзя. Этим вином следует наслаждаться. — Да… Я прилетел, но на полпути к тебе неожиданно вспомнил про ошибку в отчете… Там в смете проглядел пару цифр, и если бы не поспел вовремя перехватить своего ученика, то пришлось бы переименовать Байчжань на «Гору безоружных голодранцев». Цингэ смотрел куда-то в сторону, покусывая губы. Прекрасное лицо зарделось румянцем пуще прежнего, а в глазах плескалось отвращение и безысходность. «Дожили, теперь я ещё и лжец. Подглядываю в кустах, как извращенец. Хочу этого мужчину и не могу сказать прямо в глаза о своих чувствах… точно стеснительная барышня. Твою мать, куда ещё ниже? Я бессмертный заклинатель или кто? Соберись!» Воцарилось молчание, и, дабы избежать неловкости, Лю Цингэ постарался перевести тему, стараясь не смотреть на Цинцю. — В твоём кувшине очень хорошее вино. Как называется? Прекрасно понимая, что его шиди сделал первый шаг по тропе «Скользкого вероломного обмана и Жестокосердной лжи», Шэнь разволновался. «Полный абзац. Что же стряслось с Лю-шиди, что он начал врать?» — Сорт1 часть. Встреча.
27 ноября 2020 г. в 15:40
День уверенно переходил в вечер, заливая пространство красками пылкого угасающего солнца, и на небосводе зажглись робкими огнями первые звёзды.
Удушающий жар дня спадал, и по пику Цинцзин волной свежести, трепля листву бамбука и клёнов, гулял ветерок. Он невесомыми порывами проникал в глубины близ растущего леса, гулял по клумбам, качая пышные головки цветов, срывал нежный аромат маттиолы, распустившейся сон-травы и диких роз, настойчиво пытаясь вплести эти запахи в длинные смольно-чёрные волосы Лю Цингэ, решительно шагающего к дому Цинцю.
В его мыслях проходил самый настоящий «кастинг» возможных вариантов признания, которые заклинатель удосужился придумать.
Вот он вламывается в его хижину, хватает за талию и горячо целует. Когда уже станет не доставать воздуха, он скажет своё признание прямо Цинцю в губы и получит ответ.
«Не резко ли это?»
А если…
Он вламывается в его хижину, подходит близко-близко, говорит слова. И только тогда хватает за талию и горячо целует. Долго, страстно, с чувством…
«Все равно не то…»
Итак, он вламывается в его хижину и… Больше нет вариантов. Тут либо пан, либо пропал.
Несмотря на внушительный список достоинств легендарного заклинателя, у Лю Цингэ также были свои недостатки, одним из которых являлось смущение пред признанием своих собственных высоких чувств во всеуслышание. Проще говоря, для него сказать: «Я тебя люблю» — задача весьма сложная, ведь эти слова значили невероятно много, и он никогда прежде ещё ни перед кем не «обнажал душу» до такой степени.
Но ради возможности стать с Цинцю ближе, он готов постараться. Уже не один год Цингэ сходит с ума по мастеру Сюя, и сегодня просто настал решающий момент для этих слов.
Цингэ много раз оценивал своё отношение к Цинцю, и это был вопрос, который рассматривался не единожды. Между ними и вправду была связь, словно ощущение своей противоположности, которой тебе не доставало и к ней тебя неумолимо притягивало. Насчёт готовности дарить и принимать у Цингэ были моменты сомнения, но потом он сумел познать их благодаря тому же Лорду пика Цинцзин — он щедро одаривал своим теплом, которое лилось со всех сторон. Жесты, ожидание, искренняя радость и удовольствие от общения, да хоть те же самые просьбы — и они были напитаны его особенной силой тепла. Лю учился и был рад тому, что его жизнь стала гораздо полнее.
Видимо, не соврали, говоря, что любовь красит человека.
Великий Лорд, чья слава гремела далеко впереди него самого, на самом деле мог растеряться от откровений души и сердца, но он решил побороться со своим недостатком, который знатно портил ему кровь и доводил чуть ли не до приступов панической атаки.
Цингэ представил, как пытается что-то сказать, и у него не выходит в первый раз, пятый, десятый… Как на него смотрит зеленоглазый Цинцю, терпеливо ожидая…
Бодрый шаг хозяина Чэнлуаня сбился, и гордый воин остановился. Его прошиб озноб от ненавистного бессилия и позорности момента.
В один миг разгорелось зло на самого себя, и Лорд пика Байчжань заскрипел зубами, пытаясь остановить эмоциональный всплеск. Почему-то вспомнилась шутливая история, сложенная для этой особенности Цингэ «заботливым» Шэнем, который мало не помер от смеха прямо во время облавы на логово двуглавых ящеров, пока сочинял этот «лирический эпос»…
Лю Цингэ — второе имя отваги, сокрушительной мощи, победы. Его именем демоницы пугают своих детей, и среди нечисти считается дурным тоном поминать его в государственные праздники, на свадьбе, произносить при новорождённом и в общественных местах. А также в выходной день тоже нельзя. Настолько это имя страшит демонический род.
Один только взгляд в сторону этого заклинателя кружит голову всем сестричкам, да и братишкам тоже — от мальцов до седых старцев, от девушек до горбатых бабушек. За что его ненавидят суккубы особенно горячо. И ещё за то, что рушит их притоны и спасает горячих парней из их лап.
Свист от рассекаемого воздуха легендарным Чэнлуанем заставляет кровь застывать в жилах врагов да пускать слёзы счастья тех, кто на его стороне. И от силы потока воздуха тоже, ведь Лорд пика Байчжань машет им особо энергично, от чего, собственно, и сквозит. Этот заклинатель невероятно эпичен! Он даже спит эпично. Да чего мелочиться — дышит эпичнее эпического! А как пьёт воду!
Живая легенда, чьё имя и ослепительная красота делаются только звучнее благодаря бессмертному другу-красавчику Шэнь Цинцю и будут жить в веках, но…
Никто, кроме его бесподобного, золотого, почти что божественного друга Цинцю, не знает, как сокрушить этого заклинателя с такой мощью, что даже мокрого места не останется. А секрет прост — следует сделать призыв Великого Румянца, и тот гордый воин без промедлений прикончит сам себя!
Только благородный с огромнейшим сердцем, где вся доброта мира, Шэнь Цинцю ведал сию истину и называл своего шиди в своих мыслях «Бог-румяные скулы-Войны»!
Тогда Лю Цингэ разнёс тех ящеров, а потом ещё долго пытался унять дикий смех зеленоглазого паршивца, подгоняя того на выход Чэнлуанем под зад. Хрен его знает, с какого дуру тот был весёлым не к месту, может, из-за трав, в которые упал, или ещё чего, но этот день, как и та глупая история, запомнился надолго.
Сделав пару глубоких вдохов, Цингэ продолжил путь, но уже без былой решительности.
Белые одежды лорда пика Байчжань плотно облегали стройную фигуру, и он был самым светлым бликом в наступающей тьме. На прекрасном лице залегли тени волнения, от чего его лик приобрёл некую мрачность.
Рука неуверенно занеслась для стука в дверь, на мгновение зависнув в воздухе, но после шумного вдоха заклинатель постучал.
Он волновался.
Через короткое время из глубины хижины послышались шаги, и вскоре из-за открытых дверей показался сам хозяин.
В изумрудных глазах, округлившихся до размера чайной пиалы, явственно проступило удивление с неверием. Чувственные губы приоткрылись, словно вот-вот из них должны слететь слова, но Цинцю остался нем, как рыба.
Сегодня в мыслях мастер Сюя решил на тёплое время года повесить шторку, предвидя, как его шиди станет со всей присущей ему яростью воевать с куском ткани, слабо веря, что это заставит пересмотреть отношения к дверным проёмам. Шэнь Цинцю всё думал — Цингэ с детства так философски видит проход куда-либо? Или это на почве некоего суеверия? Может, это осталось со времён бунта в отрочестве? Кто знает…
Цинцю ждал друга, но Лю Цингэ всякий раз вламывался, словно член группы захвата из ФБР в поисках наркотиков, оружия и признаков нелегальной торговли людьми, а сегодня… это просто слишком нетипично для Бога Войны.
Лишь спустя минуту Шэнь словно оттаял, а в его голосе затаилось недоверие.
— Ш…шиди? Это ты? Почему… ты не заходишь?
Лю Цингэ слабо улыбнулся, внимательно всматриваясь в лицо напротив, и повёл плечами. Сейчас Цинцю был похож на сову с такими глазищами, и всё равно красивый. Лорд Байчжань мог смотреть на него бесконечно долго, но не хотелось этого делать на пороге. Сегодня Цингэ уставший — долгий перелёт на Чэнлуане в секту, да и разбушевавшееся эмоциональное состояние, покидавшее его из крайности в крайность… Выходит, он спешил к Шэню, а потом из-за вида и слов того же Шэня убежал от Шэня, чтобы иметь возможность собраться с мыслями о Шэне, дабы вечером прийти к Шэню и признаться в чувствах.
Лю Цингэ понял одну вещь — в его жизни очень много Шэня, и, чего стесняться, хотелось ещё больше, интуитивно чувствуя, что с тем не всё так просто, как кажется на первый взгляд.
Интересно, а что ему скажет сам Цинцю? Это интриговало и заводило сильнее любой битвы, поскольку днём в беседке он казался решительно настроенным.
Цингэ чарующе улыбнулся и, сложив руки перед собой, застыл в неглубоком поклоне.
— Шэнь Цинцю, я изволил явить свою милость к твоим дверям из-за очень убедительного письма с проклятиями с пика Аньдин. Они грозятся принести меня в жертву на ритуальном костре из тех жалких щепок и уверяют, что перестали страшиться смерти, — люди в край отчаялись. Дай, думаю, пожалею их. Как-никак, из одной секты же.
Хозяин бамбуковой хижины громко прыснул в кулак и раскрыл свой веер, чтобы прикрыть хохочущее лицо.
— Да уж, Лю Цингэ, твоё милосердие широко, как небосвод! Если бы я спорил на деньги, что мой великолепный шиди пощадит двери в мой дом, то меня сочли бы за невменяемого идиота и с плевками в лицо отправили бы восвояси.
Веер сложился, и Цингэ смог увидеть губы, сложенные в мягкую манящую улыбку, а глаза шисюна вроде чертями наводнились — столько бликов в этих изумрудах! Посчитаешь хоть до десяти — утонешь счастливым и станешь блаженным духом на берегу чистой реки.
Цингэ не видел его две недели, а чувство, что вечность.
Он смотрел на Шэня взглядом, в котором пылкое возбуждение смешивалось с желанием дарить всю ласку и любовь, радость от общения и духовной близости. Так смотрят лишь те, кто предлагает действительно всего себя целиком.
Но постичь эти грани взглядов своего шиди этот заклинатель в зелёных одеждах был не в силах.
Продолжая смеяться, Шэнь Цинцю зашёл в дом, оставив новые двери открытыми, чтобы гость мог войти следом.
«Мой лживый засранец шиди» «Подозрения Цинцю, что что-то не так с его другом». Редкость, которую оценит далеко не каждый. Хотя я… ещё тот любитель. Обожаю открывать новые вкусы и вникать в их суть.
Зелёные глаза чуть прищурились, и сейчас Цинцю стал похожим на зубоскалящую лисицу. От него не отцепишься. Это как пытаться уползти без рук и ног от тигра. Он набрался у своего шиди такой манеры — жертва должна ответить, чем бы ей это не грозило, но тут загвоздка.
Сейчас перед ним не простая жертва, а аж сам «Бог-румяные скулы-Войны». Там где сядешь, там и слезешь. Здесь подход нужен был особенный. Терпение, как на рыбалке, и выжидание, как в очереди за мороженным. Вести себя тихо и спокойно, плавно подводя к сути… И тогда успех не заставит себя долго ждать.
Не мог же Шэнь Цинцю просто взять и оставить того самого на себя с жёсткой самокритикой?
Пусть сто пятьдесят раз Лю дикий варвар или там ещё кто-то, но он был тем, кого Цинцю любил, по-своему, и неимоверно дорожил. Лю-шиди неподражаемый, бесценный, и его нужно беречь. Он невозможно важен для Цинцю. Он — его отрада и свет.
Когда-то всепоглощающая мания Ло Бинхэ сыграла с Цинцю злую шутку. Его ученик, а потом супруг всегда хотел оградить учителя от некоторых реалий жизни — трудностей, перипетий, недостатка в чём-либо, тем самым молодой красавчик-герой выбил из мастера Сюя дух движения. Шэнь скис, как молоко на солнце. Стал похожим на застоявшееся болото.
С Лю-шиди было совсем не так. Тот не брезговал бросить его в гущу тяжёлой битвы, даруя ему свой тыл. Это много значило, когда к тебе относились, как к равному, а не как к беспомощной барышне. Это доверие, не нуждающееся в словах. Это уважение тебя, как личности, как действительно сильного заклинателя. Абсолютно самостоятельной и взрослой особы, которой без всяких реально ненужных слов можно довериться. Рядом со своим Цингэ Шэнь Цинцю был полноценным, хоть и немножко капризным.
Лорд Цинцзин будет гнусной скотиной, если оставит своего друга с душевными тяготами, даже не попытавшись разобраться. Он не хочет предавать доверия Лю Цингэ не столько ради него, сколько ради себя.
После короткой паузы Шэнь открыл небрежным взмахом свой веер, похвалив себя за выбранную тактику. Видя, что лорд пика Байчжань явно не собирается отвечать, он решил заехать с другой стороны.
— Лучше расскажи, как прошёл твой отдых.
Цингэ медленно облизал губы и со смотрящим в никуда взглядом начал повествование. Шэнь одобряющие кивал, иногда задавая вопросы, активно подливал вино в пиалы, внимательно слушал, а потом понял одну вещь — рассказ слишком подробный.
«Ого. Шиди, ты что, резину тянешь? Остановись, у тебя же упадок сил будет от столь активного использования речевого аппарата».
Но Цингэ всё продолжал и продолжал, медленно разжёвывая всё в деталях. Прошло времени почти что в три палочки благовоний, и только тогда он умолк. Но, к пущему удивлению Цинцю, лицо прекрасного заклинателя снова укрылось пылким румянцем, и с его губ сорвалось тихое:
— Я должен тебе кое-что сказать.
Шэнь замер, скользя взглядом по фигуре Лю, — тот тяжело дышал, а его руки с силой сжимали колени. Волнение заклинателя расползалось миазмами по всей комнате, пропитывая помещение насквозь.
Цинцю оставалось только догадываться, что до него хотят донести, и он видел, что это что-то не рядовое. Сложное для друга настолько, что тот не способен сказать ему прямо в глаза. Что это может быть?
Шэнь поддался волнению, подстёгнутому алкогольными парами. Он всего-то выпивший, не пьяный, но эмоции обострились, ровно как и мрачность догадок.
«А вдруг с Цингэ приключилась какая-то беда, и ему крайне тяжело признать это? С его отношением к поражениям и неудачам это неудивительно, что он мнётся. Может быть…»
«А если он… заболел неизлечимой болезнью и пытается попрощаться, не надеясь на исцеление? Да нет, бред какой-то, нужно было меньше сериалов смотреть в своё время…»
Словно молния с небес, его пронзила одна мысль.
«А может, он… скоро вознесётся? И хочет сказать мне:
— Дорогой друг, теперь давай сам на этой бренной земле, без меня, сам своей одинокой парой ног походи, встретимся только выше облаков…»
Шэнь испугался не на шутку. Тревога набатом орала в голове, а сердце сбилось с ритма. Стало невероятно плохо буквально в один момент.
Эта мысль ужаснула мастера Сюя, и он стал бледным. Нет, он, конечно, был бы рад за друга, ведь цель каждого совершенствующегося именно достижение небес, но… Как ему будет без Лю Цингэ? Да он же сдохнет без его ворчания и подколов, без его присутствия рядом. Бог Войны занимал в жизни Цинцю невероятно много места, и если Лю уйдёт, то это повергнет лорда Цинцзин в беспросветный мрак. С ним случится то же, что и с человеком, у которого отобрали слишком много крови, — летальный исход неизбежен.
Пока Лю-шиди всё также упорно молчал, Цинцю успел осознать, что не хочет и не может без этого невротика и гипертоника, и сейчас самолично вцепится другу в горло, пока тот не скажет, что его догадка бред пьяного угара и что он вообще лишний раз воду колотит. Цингэ придётся потерпеть, пока этот Шэнь не допросит его, как следует.
Цинцю сделал глубокий вдох и поднялся с места.
Шорох шёлковых халатов цвета молодой весенней травы прозвучал совсем близко. Цингэ не заметил, как его шисюн переместился. Изящная, но крепкая ладонь сомкнулась на локте, и чуткий нос уловил до неимоверности притягательный аромат чайного дерева, окутавший все рецепторы восприятия, как плотный туман тёплую землю ранним утром.
Сквозь белые одежды Цингэ пробилось тепло родного и столь желанного Цинцю, а его рука скользнула ниже по предплечью, переплетая их пальцы и сжимаясь всё туже в неразрывный узел из плоти.
Другая рука мягко легла на пылающую щёку и повернула лицо Лю к себе, заставляя встретиться взглядом.
На лице Цинцю столько серьёзности — маска почти безупречна, но вот остекленевшие глаза под воздействием алкоголя и сильных переживаний, которые он был не в силах сейчас скрыть, говорили о другом.
Севшим голосом мастер Сюя чуть слышно прошептал:
— Ты собираешься вознестись?
Теперь очередь выпучивать глаза по праву досталась Цингэ, совершенно сбитого с толку и своих мыслей столь неожиданным вопросом. Откуда у Шэня взялось это предположение? Что уже успел себе нафантазировать, пока он пытался совладать с собой?
— Нет, с чего ты взял?
Цинцю неожиданно быстрым и сильным движением зажал своего шиди в объятиях, нервно выдыхая возле самого уха. Его сбившиеся дыхание дрожало, а руки сжали шею так, что Цингэ стало трудно дышать.
Уровень удивления почти что задушенного заклинателя стал зашкаливать, и он застыл, боясь пошевелиться. Его потрясло от эмоционального всплеска этого мужчины, и то, как Цинцю распереживался, заставило сердце биться быстрее.
Лорд пика Байчжань неуверенно обнял Шэнь Цинцю в ответ, чувствуя, как напряжённая спина расслабляется и становится податливее, мягко прогибаясь под тяжестью его рук, и от этого между ними почти не оставалось пространства. Шэнь всё никак не ослаблял хватку на шее, и Цингэ ничего не оставалось, как дышать раз через раз, поглаживая его по лопаткам. Успокоится — отпустит.
А тем временем Шэнь пытался усмирить разум с мрачными предположениями…
Быть без Лю Цингэ. Без его голоса. Внимательных чёрных глаз. Без поддержки, теплоты во время общения. Отбирания пледа во время ночёвок под открытым небом, ведь Цинцю не утруждал себя лишним багажом. Без той близости, которая успокаивала душу и приводила в порядок мысли. Без Цингэ, который был невероятно нужен и бесконечно дорог сердцу.
Шэнь Цинцю не сможет.
Его руки чуть ослабили хватку, и он тихо заговорил, обжигая дыханием ухо своего шиди.
— Тогда… У тебя какие-то проблемы, которые трудно решить, и ты один не в силах противостоять ситуации? Ты же знаешь, что я…
Черноглазый заклинатель тяжело выдохнул, аккуратно сняв одну руку Шэня со своего плеча и обхватив пальцами подбородок, повернул к себе нос к носу, решительно ответив.
— Цинцю, успокойся. Ничего смертельно страшного из придуманного тобой нет. Просто я хотел сказать, что… Что я…
Слова так и застыли в горле, не найдя выхода. Смотря в эти глаза, которые сейчас были до невозможности близко, ощущая, как щекотал нос запах зелёного чая, и видя, как прекрасные влажные от вкусного вина губы блестели в пламени свечей… Голова Лю-шиди наполнилась свинцовой тяжестью ненавистного ступора.
«Нет, прошу, только не сейчас! Нет!»
Он не смог сказать то, что собирался, и снова начал злиться.
Цинцю накрыл своей прохладной ладонью его щёку, не прерывая взгляд, и спокойно заговорил.
— Мой дорогой шиди, ты упорно забываешь одну простую вещь — совершенствующийся ещё не совершенный. Ты абсолютно точно живой человек, а это значит, что у тебя тоже есть слабости. И они не порок. Это признак того, что ты жив и тебе есть куда расти, понимаешь? Прекрати давить на себя.
Хозяин Чэнлуаня коротко кивнул, грустно улыбаясь.
— Просто эти слова…
Его губы закрыл указательный палец Шэня, заставив замолчать.
— Если это невероятно важно, ты обязательно выскажешься, когда будешь готов. Я подожду ровно столько, сколько тебе будет нужно. А потом с радостью выслушаю тебя. Только не издевайся над собой, договорились?
Ответом стал снова короткий кивок.
Лицо Лорда пика Байчжань снова укрыл румянец. Как-то очень интимно они сейчас сидели. А палец на губах так и хотелось поцеловать. Следуя наитию порыва, Цингэ уже решился на этот жест, как вдруг палец убрали, и снова раздался голос Цинцю, на этот раз более жёсткий.
— Только попробуй вознестись. Я тебя сниму оттуда любой ценой.
Рот Лю открылся от столь дерзких слов и их смысла.
— Пф, а чего ты так против? Мы все к этому стремимся. Мог бы радоваться за меня, если бы так обстояли дела.
Шэнь ухмыльнулся. Он потянулся к столику и взял полную пиалу вина, делая глоток. Голову кружил алкоголь и радость, что он ошибался. Но его роскошному шиди не нужно знать, что для Цинцю солнце погаснет, если того заберут у него. Даже если его порывы говорили красноречивее любых слов, и Цингэ их прочитал, как положено.
— Гулей тебе речных на голову, а не моей радости. Ты, как я посмотрю, уже ноги для побега мылишь, да? Так и хочешь, чтобы этот бриллиантовый Шэнь остался один?
Дуга брови, похожей на изящный изгиб крыла стрижа, элегантно поползла вверх, словно этот достопочтенный Лю узрел, как бык пасёт пастуха, не меньше.
— Да если бы и хотел, то хрен меня туда пустят с таким-то шисюном! Не думаю, что там согласны уступить мне с ходу место Верховного Бога, ибо вынести тебя больше никто не сможет, и это реально пример героизма на все времена!
Хозяин Чэнлуаня отобрал пиалу из пальцев шисюна и выпил до дна. Что-что, а характер у его любви сложный, как женская причёска, — тут и там одни шпильки.
— Не смей порочить мой кроткий нрав и налей вина этому Шэню.
После этих слов мастер Сюя лишь ловко развернулся к нему спиной и по-хозяйски разлёгся на широкой груди, ловя себя на чувстве блаженства. Его шиди в порядке. Он никуда не денется, и это главное. А сейчас можно подбираться к не менее важному вопросу о путешествии в родной мир.
Рука Цингэ дрогнула, расплескав вино на стол. Его обуяли странные чувства — с одной стороны радость, а с другой возмущение от столь неслыханной наглости. Кроткий нрав? У кого? Благо, пиалу у него вовремя подхватили музыкальные длинные пальцы.
Голова Цинцю затряслась в такт груди, на которой он разлёгся. Цингэ зашёлся сдерживаемым смехом, приобняв свободной рукой наглеца, огладив его грудь и остановившись у изгиба длинной белой шеи. Шэнь положил свою руку поверх его, чувствуя умиротворение. Сейчас было хорошо обоим, и они наслаждались друг другом. Наконец-то покой. Самый раз поговорить о смене «пейзажа».
Пока Цинцю собирался с мыслями, как правильно сформулировать свой запрос, Лю опередил его. Почувствовав свободу от своего ненавистного смущения, он быстро произнёс:
— Я тебя не оставлю одного ни при каких обстоятельствах, потому что очень сильно люблю этого неимоверно кроткого Цинцю. Это то, что я так хотел тебе сказать.
Цинцю протрезвел за один миг, но остался лежать на груди неподвижно.
«Неожиданно. Шиди, ты решил меня свести на тот свет своей способностью волновать?»