Мильон терзаний

Пиздец. Это Хью Джекман. Как же, сука, иронично то. Столько лет прошло с тех пор, как друзья по прожектору стебали его за тот злополучный поцелуй. И сейчас, спустя года он просыпается у росомахи дома, голый, со стёртыми воспоминаниями предыдущего вечера. И как выхуеть обратно? Иван тупо смотрел на Хью, спустя несколько секунд он попытался что-то сказать, спросить, как-то оправдаться, но не сразу вспомнил английский язык. Хью же быстро понял его растерянность. Он хотел успокоить мужчину (дабы облегчить задачу неопытным в лингвистике читателям, реплики мистера Джекмана, я сразу переведу на русский, не благодарите): -Доброе утро, прости, я не знал где ты живёшь иии привёз сюда...Брюки с футболкой в стирке, ты пролил на себя не один коктейль и лежал в коридоре... Я сейчас уеду, ты можешь принять душ и взять мои трико. Извини, я не могу предложить другую одежду, не собирался оставаться в Москве надолго, - сказал Джекман и протянул Ване спортивки. Иван резко встал, от неловкости прикрывая нижнюю часть тела одеялом. Он, весь багровый от стыда, протянул дрожащую руку, принял подношение, поблагодарил и стараясь не оборачиваться пошёл в ванну. Дорога к уборной была бесконечной, Хью смотрел на него с неким умилением, когда Ваня, наступив на одеяло, уронил его, и неловко комкая старался прикрыть хоть что-нибудь, что было бесполезно. Он казался беспомощным и смущённым, как первокурсница, впервые прижатая к кровати чужим телом. Хью, как бы странно ни звучало выглядел родителем, гордым своим ребёнком в первый день учёбы, на его устах сияла эта невероятно харизматичная ухмылка, которую мы видели и не в одном фильме. Иван скрылся за дверью ванной и с облегчением выдохнул, так шумно, что Хью решил больше не смущать гостя и начал шумно собираться. Ваня включил воду, только, когда услышал звук закрывшейся входной двери. Он хотел смыть с себя всю грязь, в которой валялся, которую мог принять или сказать. Он стоял под горячей водой, его мозг был пуст. Никакие мысли не лезли в голову: ни что теперь делать, ни как объясниться жене, ни что думает о нём Хью Джекман. А что думает о нём сам Иван? Нет, ничего, точно. Хью поступил правильно, не оставил друга, даже не друга, знакомого в беспомощном состоянии, отнёсся с заботой и пониманием. Да, Ваня ему просто очень благодарен, не больше. Да. Так, Хью конечно не из бедных, но не стоит наверное тратить горячую воду на глупые мысли. Пожалуй. Ургант вышел из ванной, надел трико, как ни странно, сели они нормально. В ванной, на сушилке у батареи Иван обнаружил одежду, та ещё не высохла, Джекман повесил вещи только утром. Жаль, ему хотелось побыстрее уйти, но зимой в мокрой одежде топать хер знает куда из хер знает откуда не вариант. Иван сел на кровать. Душ его освежил, от утреннего похмелья не осталось ни следа. Ощущения были странные. Теперь он не хотел уходить, не попрощавшись с Хью, надеялся, что тот ушёл ненадолго. Ургант лёг на кровать, потянулся. Он прекрасно себя чувствовал, все проблемы будто отступили. Рядом с ним на белоснежной простыне лежала пижама, состоящая из брюк в светлую клетку и хлопковой рубашки с английским воротником. Приятный запах. Она пахнет Джекманом. Отпустив все мысли, Ваня бездумно вдохнул аромат рубашки, выдохнул, закрыл глаза, а потом шумно, с силой, будто пытаясь забрать весь воздух, пропитанный актёром, вдыхал нижнюю часть комплекта. Как приятно, хочется тонуть в этом запахе. Потом пришло странное знакомое ощущение. У него привстал член. Иван был максимально растерян, и больше напуган; нега и расслабление, витавшие вокруг него с секунду назад, исчезли. Больше, он конечно был напуган, какого чёрта? Он не мог возбудиться от мысли о мужчине. Так думал его разум. Но тело подсказывало привычное движение и ритм. Он не видел другого выхода, это его пугало и возбуждало одновременно. Он снял штаны до колен, приспустил трусы и осторожно, медленно и будто бы пугливо начал дрочить. Джекмановская пижама была у него в руке, он вдыхал чужой парфюм и увеличивал темп. Сердце бешено стучало, дыхание было горячим, тысяча мыслей в его голове не находили себе места и исчезали сразу после своего рождения, мысли были такими шумными, что Ваня почти оглох физически, наверное ничто не могло его отвлечь. Ивану не потребовалось много времени, чтобы кончить. Выкинув салфетки в дальний угол, он со стоном выдохнул и откинулся на кровать. Удовлетворение не принесло спокойствия, сердце так же стучало, а мысли грызли его череп с большим усердием. Ваня гнал их и не пытаясь выслушать отвечал про себя "Ничего не было, придёт Джекман, поблагодарю и уеду домой. Ничего, блять, не случилось. Сука" Иван упивался воздухом и рассеянным взглядом смотрел на чужую пижаму. Голова гудела, но была пуста. Его что-то бесило, а он не знал, кого в этом винить. Здесь очень хорошо, но так же душно; пижама очень мягкая, но думать о ней непростительно. Он дышал глубоко, но шумно, ему хотелось сбежать, но веки тяжелели. Он сам не заметил как уснул, так и лежал: на спине, колени свисали с кровати, хозяйская пижама покоилась в руке. Он спал, как младенец, постоянно ворочающийся и нуждающийся в объятьях. Иван проспал бы так ещё пол века, если бы не щелкнувший в замке входной двери ключ.