Дыхание бога

      Махди бросало в дрожь от мысли, что он подведёт своего огненного бога. Он старался отогнать предчувствие, пытался найти успокоение в пламени, смотрел на огонёк свечи, когда день сменялся вечером. Слушал Ваддаха и днём, и ночью.       — Махди, расскажи свои страхи. Огонь начнёт дрожать в твоих руках, если ты сомневаешься.       Они сидели рядом, столик как всегда полнился угощениями, но Махди на них не глядел.       — Я схожу с ума от мысли, что могу подвести. Что не справлюсь. Достоин ли я?.. — мальчишка не договорил, склонился низко и прижался лбом к колену Ваддаха, робко тронул пальцами ткани. А после ощутил, как рука огненного бога легла на затылок, неспешно перебрала пряди, успокаивая. Согревая. Махди впитывал уверенность Ваддаха, его незыблемое спокойствие.       — Расчеши мне волосы.       Почему-то просьба не удивила. Как и гребень, и объёмная шкатулка. Махди встал на колени позади Ваддаха, бережно расплетая узоры, вытаскивая заколки и кольца, любуясь золотым пламенем. Столь искусные украшения казались почти живыми. А когда Махди набрался смелости и запустил обе руки в волосы Ваддаха, массируя голову, всё внутри задрожало словно огонёк, на который едва подули.       Прикоснуться к своему огненному богу в лёгкой ласке и не получить недовольства или отказа. Перебрать волосы, тайком вдохнуть аромат… всё это было так нереально прекрасно, что Махди позабыл, чего боялся и во что не верил. Вместо этого он с трепетом наблюдал за движением гребня, удерживал волну волос в ладони и был счастлив. Голова немного кружилась, хотя это был всего лишь сон.       — Махди, — Ваддах поймал его руку, соприкоснулся взглядом. — Я верю тебе и верю в тебя. Ты исполнишь мою волю и вернёшь огонь в чаши, мой жрец.       Когда Махди смотрел на Ваддаха и впитывал его слова, ему казалось, что внутри разгорается самое настоящее пламя. Хотя он не был ифритом.       Выставленный срок в месяц истаял незаметно. В храм всё чаще приходили ифриты и люди. Кто-то помогал прибраться, кто-то отдыхал на плитах, кто-то приносил подношения. Но некоторые насмехались, требовали выкинуть его из храма, как только раскроется ложь про чаши. Махди продолжал тренироваться, слушал огонь без оглядки на это. Учился его чувствовать. Когда получилось впервые, замер, боясь спугнуть новые ощущения. Огонь был повсюду: тёплый, ждущий, зовущий. В свечах, костре, ифритах. Отдалённо и недостижимо — в солнце и под толщей земли. Сам храм Ваддаха был наполнен огнём, и Махди согревался. Ёжился, закрыв глаза, чувствуя, что не один, ведь его огненный бог наблюдал и оберегал из каждой искорки.       В назначенный день ему принесли белую накидку, тонкие узоры которой извивались, словно пламя. Чтобы выглядел как жрец. И может, самую малость он стал, да только волнуясь, совсем этого не чувствовал.       «Всё будет хорошо, Махди», — шептало пламя голосом Ваддаха, и это ненадолго успокаивало. Махди встал перед чашей, медленно протянув раскрытые ладони под десятками взглядов. Люди и ифриты смотрели с осуждением, гневом, презрением, робкой надеждой. Эти взгляды кололи и мешали до тех пор, пока он не ощутил тепло Ваддаха.       «Я с тобой».       В ладонях, в самом центре, словно чесалось. Махди прикрыл глаза, сосредоточив внимание. Постепенно становилось тепло: мелкая точка, кружок, весь центр ладони. Жар нарастал, и он попробовал направить всю энергию и мысли через этот поток.       Резкий порыв обжёг руки. Пламя хлынуло в чашу, и Махди заскулил, пошатнувшись, но не отступил. Кожа горела, лопалась, пальцы дрожали, и невозможно было сдержать слёзы. Он распахнул глаза — из его рук чаша наполнялась невыносимо медленно — и закричал. Эхо метнулось вверх, под своды храма.       «Сейчас. Сейчас, Махди».       Поток остановился, пламя в полной чаше качнулось к нему, виновато лизнуло руки, забирая боль, исцеляя. Махди вцепился в каменный бортик уже здоровой рукой, выпрямил спину — хорош же из него жрец, не выдержал боли! А ещё не ожидал, что татуировки Ваддаха окажется недостаточно.       «Одной чаши хватит», — ласково шепнул огонь, но отдышавшись, Махди упрямо прошёл ко второй. Вокруг было тихо, лишь пламя плясало позади.       Теперь, зная, что будет, Махди не в силах был сосредоточиться. Боялся, а оттого злился на себя — почему же он так слаб? Почему он всего лишь человек, а не ифрит? Ещё и шепотки вокруг явственно проступили, и не удавалось от них отмахнуться. Неужели он подведёт любимого огненного бога?       Махди стиснул кулаки, потом расслабил дрогнувшие пальцы, и ладони порхнули над чашей. Любовь к Ваддаху временно оттеснила страх, кожа потеплела, но на этот раз зубы вцепились в щёку, и Махди выплеснул крик в мычании. Вторая чаша наполнилась живым пламенем, наблюдатели зашумели. Победные крики, хлопки, свист — Махди же смотрел лишь в чашу. Огонь вновь лизнул пальцы, и мальчишка разжал зубы. Рот полон крови, но разве это большая плата за то, что он сделал? Сделал, не показав слабости.       «Мой жрец, — одобрительно прогудело пламя, и Ваддах мягко добавил: — Склонись к чаше, испей огня».       Махди торопливо сглотнул кровь, подался вперёд без сомнений, но стоило разлепить губы, как капли сорвались вниз. Огонь жадно их подхватил, рванулся выше. Горячий огонёк прокатился на языке, тёплом обдал нёбо, остановил кровь, и Махди жадно глотнул. Ещё.       «Сейчас каждый ифрит может вкусить моё пламя», — Махди кивнул, отстранился от чаши и звонко возвестил:       — По воле Ваддаха каждый ифрит, что есть в Храме, может сделать глоток из чаш, — Махди обвёл взглядом наполненный храм и повторил вновь, отступая. Он просто наблюдал.       Поначалу все ринулись к чашам, но вскоре двое — те самые ифриты, что первыми обнаружили его присутствие в храме — разделили толпу и следили за очерёдностью. Махди с удивлением отметил, что сами они не притронулись к чашам. Он поглядывал на них и на распахнутые двери. Навалилась усталость, но Махди не смел уйти. Люди и ифриты несли подношения, постоянно входили и выходили, приветствовали его, раздавались новые возгласы, кто-то шептал молитвы. Постепенно очередь перед чашами опустела, никто не прикасался к огню, замирая на расстоянии, не заходя за круг, и те два ифрита подошли к Махди, низко, уважительно поклонившись. Без былой враждебности и угрозы.       — Огненный жрец, я, Аман, и мой брат, Фатим, просим дозволения остаться при храме. Охранять покой Ваддаха, исполнять вашу волю и помогать.       Махди обомлел — ещё никогда перед ним не склонялись ифриты. Такие воины! Поначалу он почувствовал себя растерянным мальчишкой, а не жрецом. Не сразу нашлись слова, да и Ваддах молчал, ожидая, поэтому Махди принял решение сам. Благосклонно кивнул, уняв дрожь, и ответил:       — Да будет так, — он взмахнул рукой, призывая остаться на месте, а сам поспешил к ближайшей чаше. Щедро зачерпнул в ладони пламя и вернулся к ифритам — те так и остались в почтительном поклоне, и пришлось присесть перед ними.       Первым к рукам подался Аман. Татуировки на его теле колыхнулись вместе с напряжёнными мышцами, ифрит сделал глоток прямо из его рук, оставляя ровно половину брату. Фатим, который так пугал поначалу, медленно склонился следом. Его губы и большой грубый нос коротко коснулись ладони — Махди перетряхнуло мощнее, чем от чаш, но ифрит быстро отстранился.       — Благодарим, огненный жрец.       Махди кивнул и торопливо отскочил, убеждая себя, что не было в чужом голосе насмешки.