Замаскировать неожиданное возвращение магии Сомбре не составило труда. Флэш Сентри проводил с ним в подземелье не больше минуты, а Твайлайт в данный момент была занята, оставляя его одного экспериментировать сколько душе угодно. Его магия, к сожалению, вернулась не сразу, сначала просто базовый телекинез, и отсутствие практики в течение года означало, что он не использовал весь свой потенциал. Медленно, но верно его сила увеличивалась, как и вес груза, переходя от книги к койке. Почему Сомбра предпочел остаться сдержанным в этом вопросе, объяснялось множеством причин.
Во-первых, он предпочитал иметь туз в своем метафорическом рукаве. Если Селестия когда-нибудь решит, что он должен быть навсегда помещен в изолятор или угрожать ему, как она сделала это однажды ночью, он хотел бы иметь возможность «убедить» её не делать этого. Затем был скрытный аспект, наслаждающийся тем, что скрывает это для себя. Так долго магическое мастерство Сомбры определяло его, даже в его жизни как принца Турмалина, и потеря его заставила его осознать, как много он потерял в тот день. Как давно потерянный ребенок, он хотел крепко держать его и никогда не отпускать.
К сожалению, если Твайлайт узнает о возвращении его магии, она предупредит своего драгоценного учителя, и он будет страдать от последствий, а это означает, что его подругу-кобылу придется держать в неведении со всеми остальными. В глубине его сознания звучал ворчливый голос, который говорил, что, хотя они и любят друг друга, ей не нравится, как он использует тёмную магию, и, без сомнения, она пытается изменить его. Сомбра уныло уставился на фотографию Твайлайт. Как бы много она ни значила для него, он знал, где на самом деле лежит её верность, и это было с Эквестрией, а не с ним. Было больно, но это было необходимо.
Сделав глубокий вдох, Сомбра сосредоточился на месте, его рог медленно наполнялся энергией. На каменном полу появилась маленькая точка, которая неуклонно росла, пока не превратилась в черный кристалл размером не больше зуба. Сомбра сосредоточился, капли пота выступили на его лбу, его челюсти сжались, когда он вылил все, что у него было, в кристалл. Он потрескивал и расширялся, образуя два мини-кристалла, смещаясь, чтобы стать на два дюйма выше, прежде чем напряжение станет слишком большим. Он высвободился, тяжело дыша, его грудь горела, а рог болел от усилий.
Болтовня за дверью заставила сердце Сомбры бешено забиться, а нервы напряглись от страха, что его обнаружат. Он поспешно левитировал свою койку на место и разложил одеяла так, чтобы поверхность под койкой была скрыта. Дверь была слегка приоткрыта, и Сомбра схватил случайную книгу, плюхнулся на свою койку и ухитрился открыть книгу как раз в тот момент, когда дверь распахнулась, чтобы показать саму Селестию. Она закончила болтать с каким-то королевским стражником, прежде чем повернуться к пленнику, очевидно, не подозревая о его недавней активности.
— Привет, Сомбра, — поздоровалась Селестия со своим обычным дружелюбием, хотя Сомбра не купился на это.
— Селестия, — ответил он. — Чем я могу тебе помочь? Ты не приходишь, если нет скрытого мотива.
— Мотива? — переспросила Селестия, в общем-то смущенная. — Неужели это так плохо, что я хочу тебя видеть?
— Да.
Она нахмурилась, и Сомбре потребовалась вся сила воли, чтобы сдержать ухмылку. — Я знаю, что ты мне не доверяешь…
— Преуменьшение тысячелетия.
— …но я
действительно забочусь о тебе, — Селестия была рядом с решеткой. — Ты в порядке? Ты весь вспотел.
— Здесь жарко, — без колебаний сказал Сомбра, быстро придумав ложь.
Селестия купилась на это. — Мне жаль это слышать, но я ничего не могу сделать.
— Так почему же ты здесь? И не говори, что это из-за моего здоровья.
Еще одна золотая вспышка и Селестия оказалась в камере вместе с ним. Сомбра попятился назад, убедившись, что его тело блокирует кровать и черный кристалл, который вырос под ней. Он подозрительно уставился на кобылу. — А теперь что ты делаешь?
— Я хотела быть рядом с тобой, — угрюмо ответила она, делая шаг вперед. — Почему ты так жесток со мной?
У Сомбры не было на это времени. — Я думал, мы уже все уладили. Я позволил тебе поцеловать себя, а ты сказала, что ничего не чувствуешь.
— Я ничего не чувствовала! Н-но я все еще люблю тебя. — Розовые слезящиеся глаза искали его. — Может быть, если мы попробуем еще раз…
— Нет! Все кончено, сделано! — Сомбра помахал копытом между ними. — Ты и я…мы закончили. Теперь у меня есть кое-кто ещё. Ты понимаешь?
Селестия была в слезах. — Но мы же женаты! Я твоя жена!
— Ты
была ею, — язвительно выплюнул Сомбра. — Мы дали обет «пока смерть не разлучит нас», и я выполнил это условие. Или ты забыла, что послала свою ученицу и её друзей убить меня?
— Прости меня! Я думала, что поступаю правильно!
— Нет, ты сделала то, что считала правильным для себя!
Все подобие достоинства и самообладания было потеряно, оставив Селестию похожей на обычную, с разбитым сердцем кобылу. Её грудь тяжело вздымалась, по щекам катились слезы. Если у Сомбры и осталась хоть капля жалости к ней, он этого не покажет. Он отказался сдвинуться даже на дюйм для своего смертельного врага. Он старался быть разумным, испытывал гнев и даже сострадание, но ничего не получалось. Эта кобыла была потерянным щенком, прыгающим на кость, до которой она не могла дотянуться и никогда не сможет.
Пока он привлекал её внимание, Сомбра втирал соль в рану. — Поздравляю, Селестия, ты закончила работу, которую начала твоя мерзкая мать, только в этот раз умбр вернулся.
Дрожащий взгляд Селестии сузился, зубы оскалились в гримасе. — Не смей…
никогда…говорить недоброе слово…о моей…матери!
— Твоя любимая мать была бессердечной, злобной, мстительной…
— Прекрати…
— …кровожадной, воинственной, жадной…
— Прекрати!
— …эгоистичной дьяволицей, которая разрывала целые семьи только ради собственного больного удовольствия!
— ПРЕКРАТИ!
Мощная вспышка магии ударила Сомбру в грудь, заставив его столкнуться со стеной, прижав его к известковому раствору. Сквозь боль он видел, как аликорн излучает золотую энергию, его грива и хвост полыхают огнем. Прищуренные оранжевые глаза уставились на него, пылая яростью, подобной которой он никогда раньше не видел. Её дыхание было прерывистым, неровным, когда она, казалось, созерцала что-то, что, без сомнения, было ужасно. Затем, так же внезапно, как и появилась, энергия угасла, пламя вернулось к своим обычным радужным цветам.
Сомбра был освобожден из захвата, в котором он находился, и опустился на койку, легкий укол страха коснулся его сердца. Она могла убить его, понял он. Она
хотела убить его. Селестия моргнула, меняя оранжевые глаза на свои обычные розовые. Она огляделась вокруг, заметив разбросанные книги и опрокинутую мебель, прежде чем её взгляд нашел его, раскаяние и ужас быстро охватили её.
— Я…я не хотела… — слезы Селестии возобновились. Она пошевелилась, словно пытаясь утешить его, но держалась на расстоянии. — Мне просто невыносимо слышать, как ты так говоришь о маме. Это… это не её вина! Я была всего лишь кобылкой! Откуда мне было знать, что мама примет мои слова близко к сердцу!
Сомбра медленно вторгся в личное пространство Селестии, стоя в четырех футах перед ней.
— О чем ты говоришь?
Селестия, казалось, не замечала его, глядя мимо него, мимо стены, словно пронзая время и пространство пустым взглядом. — Это было в последний год войны. Я была так молода. Отец был на передовой, так что я его никогда не видела. Я хотела, чтобы мы снова стали семьей…
Более тысячи лет назад…
Кобылка хихикнула, увидев, как кукла шлепнулась на копыта её младшей сестры, ударившись об пол, когда она начала грызть одно из копыт. Селестия любила играть с Луной, любила смотреть, как годовалая девочка мечется и швыряется игрушками. Их отец вел какую-то большую взрослую борьбу, в то время как их мать либо разговаривала со своими советниками, либо смотрела в окно замка. Оставалась только Луна, и конечно, она была слишком мала, чтобы играть в те игры, в которые хотела играть Селестия, но она была взволнована тем, что однажды научит их ей. Селестия осторожно оторвала куклу с помощью своей магии и подняла её над головой Луны, заставив её сделать небольшую джигу и вызвав весёлый смех ребенка.
Рядом угрюмо сидела королева Конкордия, наблюдая за дочерьми. Она завидовала их невинности, но также благодарила Фауста за это, поскольку война Умбр-Драконикус, как они её называли, уже отняла так много. Король Солярис, её муж и их отец, настоял на том, чтобы лично возглавить военные действия, и каждый день она боялась, что ей сообщат новости, которых боятся все жены. Аликорны, о чем население, как правило, не подозревало, на самом деле не были богами и, безусловно, не были бессмертными, вместо этого им просто была дарована вечная молодость и очень долгая продолжительность жизни. Они сами убедились в этом на собственном горьком опыте во время разрушения Аликорнии и почти полного исчезновения их расы.
Конкордия умоляла Соляриса не уезжать, но со своей очаровательной уверенностью он заверил её, что его стражи драконикусы сохранят его в безопасности и сможет вернуться к ней и их дочерям. Он запечатал это заявление поцелуем, поклявшись вернуться к ней, как только война закончится и наступит мир. Это было два года назад. Он ненадолго заходил с обновлениями, но они часто были месяцами. Она начала бояться, что война никогда не закончится.
— Ваше величество. — Камергер был легким красновато-коричневым единорогом, как и большинство сотрудников замка с черными отметинами вокруг рта и конечностей и волнистой, сине-голубой гривой. Он был одет в темно-зеленый камзол и шапку с перьями, большой золотой ключ, приколотый к груди, служил напоминанием о его положении. — Здесь солдат с фронта с новостями о вашем муже.
Грудь Конкордии болела, в горле пересохло. — Пусть войдет.
Камергер указал на молодого пегаса, не старше четырнадцати лет, но обладавшего той же боевой усталостью, что и старшие. Его правое ухо, висок и часть щеки были покрыты ожогами, оставляя кожу голой, а его броня была сильно помята и поцарапана. Прискорбно, что кто-то столь молодой был доведен до такого состояния, но такова была цена войны. Он склонился перед Конкордией, его движения были медленными и скованными, как будто он мучился от боли и старался не усугублять её.
— Встань, — велела ему Конкордия, чувствуя, как с каждой секундой сжимается её грудь. — Какие у вас новости?
— Ваше величество, — печально начал пегас. — Ваш муж, король Солярис…был убит в бою.
Королева упала вперед, ухватившись за спинку стула и опираясь на плечо камергера. Она знала это. В глубине души она знала это, но цеплялась за глупую надежду, что волновалась по пустякам. — Вы уверены?
Мрачно кивнув, пегас ответил: — Я сам был свидетелем этого, ваше величество. — Он храбро сражался, но враг был слишком силен, и в конце концов он был разбит. Затем он добавил: — Его…его охранников с ним не было.
Конкордия резко вскинула голову. — Что вы имеете в виду?
— Они…их разделили. Его позвали с другой стороны поля боя.
— Спасибо, это все.
Пегас поклонился и был выведен камергером, двери с грохотом захлопнулись за ними. Конкордия откинулась на спинку стула, её тело онемело, но каким-то образом могло чувствовать все. Цвета расплывались, звуки блекли, весь мир кружился вокруг неё, как волчок. Её Солярис был мертв, а война всё ещё бушевала…и все из-за этих отвратительных умбров и столь же гнилых драконикусов. Гнев и печаль поселились в её груди, но ненависть пересилила их.
— Мама?
Она почувствовала, как крошечное копытце вцепилось в её юбку. Селестия непонимающе уставилась на неё.
— Мама, что случилось?
Подняв кобылку на колени, Конкордия крепко прижала ее к груди. — Твой отец умер, моя дорогая. Он никогда не вернется домой. — Её голос дрожал, в горле пересохло. — Умбры забрали его. — Она заплакала и притянула Селестию ближе, рыдая от потери своей настоящей любви.
— Нет, только не отец! Он обещал, что вернется домой! Он обещал!
— Я знаю, малышка. Я знаю.
— Я их ненавижу! Почему они все не могут просто уйти? Они все должны умереть!
Конкордия медленно отстранила Селестию, чтобы взглянуть на кобылку с отсутствующим выражением лица.
— Ты права, дорогая, — сказала она бесцветным голосом. — Да…они должны, не так ли?
Сегодняшний День
Сомбра только вытаращил глаза, когда Селестия закончила свой рассказ, шмыгая носом и злобно вытирая глаза. Он отшатнулся назад, ловя себя и раскачиваясь влево и вправо, чтобы попытаться сохранить равновесие. Услышав такое признание, он был ошеломлен, его разум лихорадочно пытался сориентироваться. Все это время он обвинял Конкордию за проишествие на Дравитском холме, называя её жестокой, безжалостной массовой убийцей. Теперь выясняется, что она была просто огнем, а Селестия держала спички.
— Это ты… — Селестия со слезами на глазах покачала головой, но Сомбру это не убедило. — Это все время была ты.
— Нет, я не хотела…
— Ты сделала это! — Сомбра начал тяжело дышать, алые глаза загорелись гневом на обман и последующую переоценку. — Ты убила мою семью, всю мою расу! И все это время ты знала и позволила свалить вину на чужие плечи!
Селестия потянулась к нему. — Сомбра, пожалуйста, все было не так…
Сомбра ударил копытом, и Селестия отпрянула от его внезапной агрессивности. Вскоре он уже хищно расхаживал вокруг неё. — Моя семья была бы жива, если бы не ты. Я бы не стал таким чудовищем, если бы ты не натравила на нас свою мать!
— Я не знала. Я… я была молода и зла. Пожалуйста, я не…
Он резко остановился, повернувшись к ней спиной. — Оставь меня. Я не хочу, чтобы ты попадалась мне на глаза.
— Сомбра…
Умбр повернулся к ней, губы изогнулись вокруг его обнаженных клыков. — Я СКАЗАЛ, ОСТАВЬ МЕНЯ!
Селестия никогда не телепортировалась так быстро, как тогда.
Из глаз Сомбры потекла пурпурная дымка. — Пусть это будет война с тобой, Селестия Солярия. Пусть твоя смерть будет моей платой.
