Ангельские слёзы

Наверное действительно прав был Грибоедов, говоря, что счастливые часов не наблюдают. Вот и я все прошедшие два часа лишь одурманенным великим чувством взглядом смотрел на лицо любимого и не мог прекратить улыбаться. Сразу после долгого поцелуя, когда мы наконец нашли в себе силы оторваться друг от друга, я ушёл на кухню ставить цветы, которые я хоть и люблю, но в последнее время являются редкими гостями в моем доме, в вазу, заодно заваривая по чашке любимых горячих напитков. Оказалось, Россия совершенно моя противоположность в этой ситуации и просто обожает черный чай, а кофе на дух не переносит. «Оно горькое, а дабы избавиться от этой особенности приходится добавлять много сахара. Я не люблю сладкое», — объяснил он мне, а после мы дальше принялись делиться новым за время разлуки. Росс с таким ярым интесом рассказывал мне о событиях, что он пережил, а я только иногда посмеивался с юморных историй и, подперев щеку рукой, с улыбкой понимал, как мало мне нужно было для счастья всю жизнь. Собеседник рассказал мне о своём долгом лечении и я, вспоминая мучения партнёра в пустыне, горел желанием пожалеть того и крепко обнять. Но мысли: «Если ему не понравится? Может он не переносит подобное на дух?», — не позволяли это сделать, а только с сочувствуем кивать, поджимая губы и подавляя в себе «хотелку». Хоть долетел оппонент спокойно, без путаницы, что очень хороший результат для человека, кто прежде не летал на самолётах сам. Правда, пока он рассказывал о всех сложностях, с какими ему пришлось столкнуться в аэропорту, я очень много услышал недовольств по поводу политики Союза не выпускать из страны лишний раз людей. Тоже никогда не понимал этого. Он настолько не может справиться с управлением страной и налаживанием жизни людей, что иным способом удержать жителей на Родине не выходит, хах? А вроде столько надежд давал населению. Мх, как вспоминаю о СССР, так сразу перед глазами вижу тот документ о смерти России. Насколько надо быть бессердечным, дабы пойти на такое? Когда русский подустал без перерыва повествовать о семье, нынешнем состоянии ноги и как скучал всё это время, тот предложил наконец мне рассказать что-нибудь. Я немного удивился, но согласился, видя в глазах альфы интерес. Партнёр, что сидел передо мной за небольшим кухонным столом, ожидая ответа, сначала медленно накрывает мою кисть своей грубой прохладной ладонью, а после слегка сжимает пальцами мою кожу на руке, немного улыбаясь. Я краснею от подобной неожиданной нежности и вспоминаю первые дни в пустыне, когда мы постоянно ссорились. Как у нас всё дошло до подобного? Даже если расскажешь кому-нибудь, то ответят, мол, читать меньше про любовь сказок надо, ведь в реальности подобного не существует. Самое ужасное, что я сам так думал, но теперь убедился в своей неправоте. Я наконец беру себя в руки, переставая таять от лёгких поглаживаний партнёра по моей бледной коже, и начинаю рассказ о своей тоске за три года. — У меня созрел такой вопрос, — говорит Раша, отпивая из чашки какое-то количество чая, прерывая меня через пару минут повествования, когда я терялся и не мог сообразить, что рассказать, — Он наверное прозвучит странным, но мне показался достаточно интересным. Представь, что ты родился не страной, а обычным человеком. У тебя были бы те же характер, гендер, мировоззрение. Как бы ты жил? — Я наверное был бы счастлив родиться обычным человеком, который может свободно выбрать, что ему делать по жизни, а не страной, у которой уже при рождении есть только одна цель — управлять территориями, что тебе любезно поручили хранить и отдать за них жизнь, если это понадобится. Есть много плюсов быть страной, но и минусов не меньше. Хоть, будучи управляющим землями, ты можешь не сомневаться в том, что у тебя будет жизнь без нужд в деньгах или внимание, тысячи людей могут быть на твоей стороне только из-за твоего статуса, ты влияешь на многое с помощью своей власти. Но, — я вздохнул, — если бы я был хотя бы бетой, то моя жизнь не была такой сложной и сосредоточенной на скрытии гендера. Но, будь я обычным человеком, я скорее всего не парился по этому поводу настолько сильно. Всё-таки на мировой арене могут использовать любую информацию, только бы избавиться от тебя. Да и моё детство сыграло огромную роль в нынешней жизни. — Твоё детство? Из-за неадекватности Великобритании ты всё ещё страдаешь? — Да, — поджал губы я, — и не только из-за него. Очень много людей испортили мне нынешнюю ситуацию в жизни. — Испортили? У тебя есть я, это плохо? — Нет-нет, ты лучик света в кромешной тьме моего существования. Я очень счастлив, что мы тогда друг другу глотки не перегрызли и даже стали парой. — Это очень приятно слышать, малыш. Я сделаю что угодно, лишь бы видеть твою улыбку, по которой я так скучал. — Правда? — мои уголки рта начинают подниматься в улыбке. — Господи, что я вижу! — восклицает радостно альфа, смотря на меня. — Что такое? — на момент моя улыбочка спадает и я удивлённо буравил взглядом оппонента. — Неужели это самая красивая улыбка в мире! — Oh my god, Russia, — смущаюсь я, снова широко улыбаясь. — А разве это неправда? — довольно хмыкает тот. — Я не знаю! Ты заставляешь меня краснеть! — посмеивался я, прикрывая рот рукой. — Это правда! Ты мой самый красивый, самый лучший! — Спасибо большое. Ты тоже самый красивый и самый лучший. Будучи увлечённым в процесс дальнейшего рассказа о всяком я даже не заметил, как пролетели два часа. Я чуть ли не подпрыгнул на месте, когда посмотрел на часы. Я бы целыми сутками сидел перед собеседником на кухне и говорил на всевозможные темы, если бы не дела. Так как Германия только недавно переехал в дом рядом, нужной мебели и техники там ещё нет, но я успел быстро решить эту проблему, заказав доставку уже на сегодня. Самое ужасное, что рабочие приедут через час, а я за всё свободное время только поговорить с оппонентом успел. Я стал долго извиняться перед альфой, объясняя ситуацию, но на это он только хмыкнул и ответил, что всё нормально и мне не о чем беспокоиться. Мне было так неловко, ведь мои попытки в гостеприимность выглядели жалко, но партнёр переубеждал меня, говоря, что я отлично справляюсь и волнуюсь зря. Очень приятно получать такие слова с его стороны. Я всю жизнь слышу только упрёки, как мне стоит сделать лучше, оттого и столько нервов, но Россия меня не осуждает, а наоборот поддерживает и старается успокоить. Это так мило с его стороны. — Остался час, — проговариваю я, смотря на часы и кладя в раковину грязные кружки, — Я совершенно не заметил, как быстро пробежало время. — Ты так волнуешься из-за этого, но разве подобное не говорит о том, что ты был искренне счастлив наконец поговорить со мной вживую? — Ты прав, — соглашаюсь я, — Давай я тебе дом покажу? А то тебе тут ещё жить. Кстати, на сколько планируешь остаться? — Наверное я всё же перееду в отель, — встаёт из-за стола тот, следуя за мной в коридор, от куда я хотел начать экскурсию. — Почему? — огорчённо спрашиваю я. — Я здесь буду не один день и мне не хотелось бы утруждать тебя. — Ну Раша, прекращай! Не утруждаешь ты меня ни в коем случае. Да и, — я слегка краснею, ведь не привык говорить что-то нежное, — Я мечтал пожить с тобой бок и бок ещё раз всё это время. Хоть дни в пустыне были и нервные, но я действительно получал удовольствие, зная, что ты рядом. Ты меня заставляешь чувствовать себя защищённым от возможных проблем и мне хотя бы будет не так одиноко, если ты будешь жить у меня. — Малыш, — растроганно произносит оппонент, улыбнувшись, — Это так мило. Я очень рад, что делаю тебя счастливее, просто беспокоюсь. Мало ли буду мешать, да и на полное твоё обеспечение мне переходить совестно. — Деньги — это не проблема для меня. Я готов тебе купить хоть виллу на берегу моря в одном из теплых штатов, если ты захочешь, — махнул рукой я, — Так что просто наслаждайся мгновениями свободы от поводка Союза. — Ха-ха-ха, как я тебя люблю. На первом этаже у меня располагалась просторная кухня сразу после короткого коридора прямо из прихожей. Я люблю классику, потому дом в основном в таком стиле и обставлен. Прямо при входе по левую стенку стоял белый шкаф для верхней одежды, далее также белоснежная кушетка, на которой можно разуться, а после небольшая тумбочка, на ней в основном у меня лежат ключи и стоят флаконы с любимыми духами. Кухня просторная, по центру стоял небольшой стол, вокруг которого находились несколько стульев на случай гостей. Из кухни идёт ещё один коридор, в конце которого есть ванная комната и кладовая. Первый этаж не особо интересный, потому мы сразу поднялись по лестнице на второй. Перед нами предстал очередной коридор, стены которого были увешены фотографиями и картинами знаменитых художников. На этом этаже комнат побольше и я показывал каждую гостю. Наконец позади были большой зал, ещё одна ванная только с джакузи, кабинет, комната для гостей с большой кроватью и тумбочкой, и мы дошли до моего личного пространства, а именно до спальни, куда я зачастую запрещаю заходить посторонним. Но России я позволю сделать это. Я разрешу делать ему всё в моём доме. — Такая красивая, — проходя внутрь спальни, говорит Росс, оглядывая помещение, — Такая кровать не слишком большая тебе одному? — Люблю, когда много места, — улыбаюсь я, бросая взгляд на свою двухместную кровать. — О, что это? — указывает русский на плюшевого кота, который я забыл убрать с комода. — Просто подарок, — быстро проговариваю я, хватая котика и убирая тот в ящик. Я не собираюсь ему признаваться, что сплю с игрушкой в обнимку. Ещё подумает, что я впал в детство и позор мне. Я и без того старше его на большое количество лет, а веду зачастую себя как маленький в сравнении с ним. — Красивый подарок. Почему ты его убрал? — мне казалось, что тот даже не обратит внимание на мои действия, но судьба решила иначе. — Просто мешает, — немного хмурюсь я. — А кто подарил? — Важный мне человек, — отрезал я, как мог, но альфа, видимо, решил окончательно докопаться до меня. — О, вспомнил. Канада мне говорил про эту игрушку. — Канада?! — восклицаю я, злясь на брата за такую черту характера, как болтливость. — Да. Сказал, что подарила тебе плюшевого кота мачеха. Вроде, на память, из-за того, что ты плохо спал по ночам. Да и он добавил, что ты до сих пор спишь иногда с ним в обнимку. — Это не так! — горел со стыда я, пытаясь, как-то переубедить оппонента. Нет-нет! Я не могу поверить, что брат ему всё рассказал! Я хотел держать всё своё прошлое секретом для Раши! — Канада наврал? Малыш, я что-то говорю не то? Ты весь красный, — эти слова заставили меня нервничать ещё больше, ведь тот начинает о чём-то догадываться. — Нет, всё хорошо, — вру я, отворачиваясь в сторону окна. — Я же вижу, что что-то не так. Может я сказал неприятное тебе? Расскажи, я постараюсь больше так не делать. — На самом деле, — сдался я, понимая, что партнёр не отстанет, — Это действительно подарок от моей мачехи. И если я не могу заснуть, то я обнимаю этого кота, он помогает мне успокоиться, — опускаю взгляд в пол я, смущаясь. — Это мило, — добавил альфа и улыбнулся, проходя к окну. Он устремляет взгляд на красивый пейзаж на стеклом, разглядывая улицу. — Ты даже ничего не скажешь? — растерялся я, подходя к собеседнику. Я думал, он начнёт осуждать или может назовет меня не выросшим ребёнком. — По поводу игрушки? Так, а что мне можно ещё ответить? Это действительно мило, ты похож на маленькое солнышко, которому нужно внимание. Ты правда спишь с ним? — продолжал расплываться в улыбке оппонент. — Да, но, знаешь, я хотел бы обнимать ночью вместо этой игрушки тебя, — я хотел сказать что-то приятное, но сразу пожалел, как договорил фразу. Нет, я спешу, я не должен был это говорить! Выгляжу, как придурок! Нет-нет-нет! Раша удивлённо на меня посмотрел, а я где-то внутри себя хотел отмотать время назад. «Идиот!» — корил себя я, понимая, что наверное поспешил с озвучиванием таких желаний. Мы не так близки, чтобы спать в одной кровати, — Это шутка, забудь! — снова смущённо говорю я. Россия в непонимании меняет тему разговора, дабы не заставлять меня чувствовать себя дискомфортно. Теперь мы говорили про вид за окном. Я немного рассказал про Нью-Йорк, постепенно переставая чувствовать себя неловко за свои слова и наконец говоря на комфортную мне тему. Росс внимательно слушал, а потом добавил, что зря так поздно решил приехать ко мне и с моего разрешения прижал меня к себе. Наш разговор продолжился шепотом и уже на более личные темы. Русский сказал, что я могу довериться ему, если понадобится, ведь мы не чужие друг другу люди и тот обязательно постарается помочь мне. — Я люблю тебя и хочу делать всё для твоего счастья, — шепчет тот, прижимая меня крепче. — У меня очень плохо с доверием. На это повлияли некоторые ситуации из жизни, — киваю я, смотря в глаза альфе. — Я понимаю, наверное достичь такого величия без предательств было бы невозможно. Просто хочу, чтобы ты знал: если вдруг захочешь выговориться, то я готов помочь. Не бойся это делать. Я знаю, насколько ужасными оборачиваются последствия, когда держишь всё в себе. — Спасибо, правда. В моём окружении подобных тебе людей наверное найдется очень мало. — Я готов заменить тебе хоть всех, дарить внимание больше, чем они все вместе взятые, если тебе захочется. — Раш… — Да, моя прелесть? — Почему ты меня не разлюбил? Я наверное так бешу своим недоверием, — грустно говорю я, вспоминая слова бывшего о том, что я отвратителен, раз без задней мыслей не отдаюсь ему в игрушку. Тогда был скандал и я очень боюсь начать его вместе с действительно любимым человеком. — Не доверять — нормально. Мы, если признать честно, знаем друг друга не в совершенстве, хоть и вместе такое долгое время. Потому ты имеешь право заботиться о своей потенциальной безопасности. Но я обещаю стараться, чтобы добиться чести быть для тебя родным человеком, которому будет не страшно пожаловаться на жизнь, а потом решить проблему вместе. — Кого-то это раздражает… — Ну и Бог с ними. Значит им стоит учится входить в положение знакомого. Я прекрасно понимаю, что твои родители сделали что-то правда отвратительное, раз у тебя из-за этого появились комплексы. И это тоже нужно учитывать. Я сам достаточно доверчивый, ведь мне повезло, что меня ни разу не предавали. Ну, кроме Союза, но с ним совершенно другая история, — пытался переубедить меня альфа, поглаживая по спине, — «Как я не разлюбил тебя?» Ты очень интересный, с тобой всегда можно поговорить на любые темы, ты начитанный и умеешь рассказывать всё так, что волей-неволей заслушаешься. А ещё ты такой сильный, раз перед тобой на коленях стоит половина мира. — Я очень рад это слышать. Многие говорят мне про всякие мои моральные качества, если хотят сделать комплимент, но именно про это ещё никто не сообщал. Мне приятно, что тебе интересно со мной. — Помни всегда: если бы ты не был мне интересен, то я с самого начала не выходил с тобой на контакт, — но тут такой романтичный момент оборвал равный кашель русского, подступивший так неожиданно. Росс отвернулся в сторону, кашляя в кулак, а я обеспокоено начал спрашивать, все ли в порядке, на что получал кивание. Когда сильный приступ окончился, Россия выдохнул, ещё раз подтвердив, что всё в норме, — Ты так заботишься обо мне, ну как я могу не любить тебя после этого? Я проглядел твою заботу ещё в пустыне, даже в моменты недопониманий ты все равно периодически выяснял, в норме ли я. Помнишь, как ты был обеспокоен моим шрамом после концлагеря? В дальнейшем я вообще таял от твоих попыток сделать мне приятно каким-то действиями. Ты просто солнышко, спасибо тебе. — Я никогда не питал желанием беспокоиться чуть ли не за каждое действие близкого, но с тобой иначе не получилось. — Рад, что мы стали друг для друга некими особенными. *** Оставшийся час до моего ухода прошёл также незаметно. Я узнал немного больше про семью партнёра, про его отношения с некоторыми из братьев или сестёр, только вот тему СССР Россия затрагивал неохотно. Но я и сам не горел желанием говорить про своего врага, поэтому просто не заводил тему про него. Зато от Росса прозвучала хорошая новость о том, что они с Украиной наладили отношения. Украинка была одной из тех, на кого повесили обязанность следить за состоянием брата и за это время те наконец смогли стать терпимее друг к другу. Я помню, как сестра русского грустила, если в разговоре вдруг заходила тема про него. Было видно, что где-то в душе она действительно его любит и никакие ссоры не смогут заставить её ненавидеть Рашу. Мой отец сказал, что Союз хороший семьянин и я решил поинтересоваться насчёт этого у очевидца всех событий в доме коммуниста. Собеседник сказал, что это действительно так, но только вот не со всеми. Украина всегда была хулиганкой и СССР с годами стал относиться к девушке предвзято, а об отношении оппонента и его «отца» говорить даже не стоит. Всё угасло, да и выстраивать новый доверительный контакт у моего партнёра желание отпало навсегда. Так было обидно снова идти в душ и глотать таблетки, чтобы банально выйти из дома. За сегодняшний день я ни разу не задумывался, что гендер может вскрыться, ведь Россия всё прекрасно знает, а теперь снова. Каждый раз я боюсь, что таблетки не подействуют, что недостаточно скрою запах одеколоном и мне это надоело. Но поделать я ничего не могу, потому приходится терпеть из года в год. Покидаю душ, направляясь проведать гостя в своей спальне, пока тот аккуратно доставал вещи из чемодана. Смотрю из-за двери на движения рук Росса, вспоминая, как те спасли мне жизнь, починив мотор. Знаете, даже сам русский воспринимается иначе, находясь у меня дома, а не посреди пустыни. Но я так счастлив, что теперь тот не будет вынужден есть через раз, не будет вынужден терпеть боли в ноге и наконец-то сможет отдохнуть от неадекватного «отца». Спрашиваю, всё ли хорошо и получая на это положительный ответ, я спускаюсь вниз, готовясь к выходу. Поверх рубашки на плечи накидываю пальто и несколько раз брызгаю одеколоном в районе шеи. — Ты уже убегаешь? — спустился проводить меня Раша. — Да, а то машина рабочих уже возле дома Германии, — поправляю причёску, смотрясь в зеркало, и кидаю короткий взгляд на собеседника. — Красавец ты и без всех этих укладок. — Да? — хмыкаю я, поворачиваясь к партнеру, и целую того в щёку, — Спасибо большое. — Чёрт, с этими духами ты воспринимаешься, как совсем другой человек. Где мой любимый запах свежей клубники? — улыбается альфа. — Если бы не жестокое общество, то я бы всегда ходил с омежьим запахом. — Придурки. Лишили меня моего счастья. — Да-да, — посмеялся я, попрощавшись с любимым и выходя из дома. Как хорошо, что дом для Германии получилось в короткие сроки купить на соседнем участке, идти хоть не так долго. Я пробежал пару метров и уже был рядом с машиной, откуда рабочие грузили мебель. Те уже успели занести холодильник и плиту в дом и расположить их в кухне возле окна, согласно ранее обсуженному плану. Обговорив окончательную цену с одним из рабочих, я выплатил нужную сумму и прошёл внутрь, дабы оценить новую бытовую технику. Внимательно осмотрев поверхности тех, я со спокойной душой выдохнул, ведь никаких царапин или повреждений не присутствовало. Единственное, что меня смутило, так это отсутствие хозяина дома на первом этаже. Обычно тот меня встречает, хоть и молча, без бурных радостей, а теперь же его и след простыл. Предположив, что тот на втором этаже, я поднимаюсь по лестнице и зову по имени пропавшего. Поправляя очки на носу, я уже начал переживать, ведь ответов не последовало, как наткнулся в одной из маленьких комнат на него, сидящего на кровати и читавшего книгу. — Я уже испугался, что ты куда-то пропал, — прохожу в помещение я, параллельно снимая с себя пальто, дабы не запариться. Глаза парня становятся снова немного злыми, когда поднимаются на меня. Он каждый раз смотрит на меня подобным взглядом и молчит. Я прекрасно понимаю, отчего такая реакция и нежелание говорить со мной, но все равно становится немного грустно, ведь ты разговариваешь, словно со стенкой. Сын нациста внимательной читал книгу, быстро пробегаясь по строчкам глазами, но я отвлёк его и, видимо, ещё больше заставил разозлиться, — Что читаешь? — попробовал я завести диалог, хоть изначально знал, что ответ мне не поступит. Так и оказалось. Германия молчал, пристально смотря на меня. Наверное я бы взбесился от такого неуважения в свою сторону, если бы я не видел перед собой свою копию огромное количество лет назад. Тоже был такой вредный из-за трудного детства, — О, я вижу ты много книг с собой взял. Любишь читать? — не унывая, говорю я, увидев в углу маленькой комнаты раскрытый чемодан, который на половину был набит книгами. — Да, — тихо ответил Гера. Я удивлённо смотрю тому в ответ, никак не ожидая услышать что-то. Удивление длилось недолго, ведь уже через пару мгновений я расплываюсь в лёгкой улыбке, не желая терять драгоценный шанс поговорить с оппонентом. — Какая твоя любимая книга? — «Замок. Новеллы» — всё ещё тихо отвечает собеседник. — Не читал, но думаю, что интересная. — Интересная. В сборник включены самые известные загадочные новеллы великого сюрреалиста. — А я не очень люблю читать. Мало, что мне нравится из классики, предпочитают статьи в газете или радио. — Возможно Вы просто не нашли книгу, которая будет для Вас целым миром. — Я думаю, что ты прав. Ты как? Не хочешь есть? А то время обеда уже прошло, а ты даже ничего не съел. — Я не голоден, — отрезает тот, грустно опуская глаза. — Может всё-таки поешь? Ты умеешь, кстати, готовить? Сейчас технику поставят и я принесу некоторые продукты. Тогда ты сможешь быть уже полноправным хозяином этого дома. — Умею. Спасибо за помощь. И можно кое-что спросить у Вас? — Да, конечно. — Что Вы собираетесь со мной делать? Использовать, как раба, убьёте, будете издеваться? Я прекрасно знаю, какого мнения Вы обо мне и Ваши действия я совершенно не понимаю, — хмурится немец, прижимая к груди книгу, будто в любой момент готовясь напасть. — Всё не так ужасно, как ты думаешь, — спешу успокоить подростка, — Я не собираюсь избавляться от тебя или вовсе порабощать. Я не такой мудак, как новый наставник твоего брата. Ты по документам просто теперь находишься под моей властью, но я не буду использовать тебя, как игрушку для отыгрывания нервов. Наоборот, ты теперь являешься моим главным преимуществом перед СССР. Я обучу тебя всему, что знаю сам и в дальнейшем ты будешь мне только благодарен. — А что будет с ГДР? Могу ли я как-то увидеться с ним? — полностью проигнорировал мою красивую речь Германия, беспокоясь только о брате. — К сожалению, это невозможно. — Но хотя бы Вы поймите, что ему плохо. Он и так постоянно страдает из-за прошедшей войны, ночами не спит, постоянно ловит панические атаки, так он сейчас один! Я был единственным, кто мог успокоить, — пыл парня немного остыл и тот перешёл на шёпот, — даже отец не мог делать этого. — Всё, что мог делать Ваш отец, так это людей убивать, — недовольно фыркаю я, вспоминая все ужасы прошедшей войны. — Нет, это не так. Вы его не знали, — поджимает губы Гера, со стыдом отводя взгляд. — Не знал, зато весь мир увидел, какой он. — Он хотел лучшего для меня и брата! — Ладно, прости, пожалуйста, — извиняюсь я, выгибая брови в сочувствии и понимая, что своими словами только разрушу хрупкий мостик к его доверию, — Я не знаю, что на меня нашло. Очень жалко, что вас разделили, я не хотел бы такое для тебя и твоего брата. Но видишь, как все обернулось? К сожалению, большинству плевать на ваше состояние. — Неужели я никогда больше его не увижу? — прикладывает руку к тонким губам собеседник. — Я постараюсь сделать что-нибудь с этим. Обещаю. А пока не хочешь поговорить? Как сказал очень хороший человек: «Если вдруг захочешь выговориться, то я готов помочь. Не бойся это делать. Я знаю, насколько ужасными оборачиваются последствия, когда держишь всё в себе». Может тебе станет легче. — Не хочу, — фыркает сын нациста, вновь утыкая взгляд в книгу. — Как пожелаешь, — загрустил я. А ведь я только подумал, что смогу разговорить его. Хотя на первый раз даже очень хороший результат. — Но могу ли я задать ещё один вопрос? — Да, конечно. — Почему Вы носите очки? Постоянно. Даже в помещении. — Ох, ну это часть моего образа, да и у меня очень чувствительны глаза к солнцу и лишний раз я не хочу заставлять их страдать, — рассказываю свою легенду, выученную наизусть. После моих слов немец кивает и снова переходит к чтению, больше не желая со мной разговаривать. Я в свою очередь бегал глазами по комнате, отчаянно хотя найти тему для продолжения диалога, так как я желал как-то помочь подростку, ведь тот постоянно молчит наверное из-за грусти по разлуке. Я сам первые две недели еле пережил, зная, что могу больше никогда не встретиться с Россией. Помню, как лежал целыми днями на кровати и вспоминал дни в пустыне, когда были только мы и никто не мог помешать нам творить что угодно. Вдруг мой глаз цепляется за чемодан в углу комнаты, который частично разобран. Вещей в нем лежало очень мало, ещё учитывая, что половину занимали книги, — Буквально пару рубашек и верхняя одежда, — говорю я, обеспокоено смотря на оппонента, — Почему так мало вещей взял? — Этот чемодан и вещи в нём у меня ещё с штурма нашего дома. Тогда нужно было собирать основное быстро, ведь нам грозили пистолетом, если будем тратить много времени. — Странно, Союз убеждал, что всё было мирно. — Если бы, — видимо Гера вспомнил тот ужасный день в жизни его семьи и от этого помрачнел. — Но в любом случае это было в прошлом, тут тебе не о чем беспокоиться. Я не позволю и пальцем тебя тронуть. — Слабо верится, ведь Ваши солдаты тоже после прибыли поглядеть на нас с братом, словно на диковинку или зверюшку в зоопарке. — Прости, я не знал этого, но здесь тебе прада нечего бояться. Пойми, ты теперь моя одна из преимущественных пешек в холодной войне и делать из тебя раба мне невыгодно. — Так значит Вы такой добрый, только потому что я имею какую-то ценность? — На самом деле, — я подсел ближе к собеседнику, — Мне тебя до безумия жалко. Я правда жалею, что пару дней назад, когда тебя разлучили с братом, не достаточно сильно настоял на изменение условий. Да и ты очень сильно напоминаешь мне меня в детстве, наверное оттого и проснулось желание помочь любым способом пережить расставание. — Вы вряд ли сможете чем-то помочь мне. — Тебе так кажется. Вместе всегда проще, чем в одиночку. — Возможно… — Я понял. Тебя нужно просто отвлечь. Лично мне это очень помогало в своё время. Хочешь куда-то сходить? Давай пройдемся по магазинам и купим тебе что-нибудь из вещей? Всё-таки уже ноябрь и до зимы недалеко, не хочу, чтобы ты замёрз. — Можно будет, но не сейчас, — совсем загрустил немец. Ну вот, зачем я ему напомнил про тот день? Вечно что-то говорю, не думая. Я хотел ещё что-то добавить и тем самым подбодрить Германию, как с первого этажа доносится грохот. Я вздрогнул, уже испугавшись, что пол под нами начал рушиться, но вовремя сообразил, отчего произошел звук. Я с Герой переглянулись и побежали прямиком на первый этаж. Когда мы уже прибыли туда, то увидели рабочих, что уронили духовой шкаф, пока заталкивали тот в дом и крутились вокруг него, проклинали свою ошибку, крича друг на друга. — Этот дом был куплен с новым ремонтом! — выбесился я, — А вы, олухи, смогли испортить не только технику, но и новый паркет, что постелили тут недавно! — кричал я на рабочих, пока те просили прощения и обещали вернуть деньги за свою ошибку, — Да мне плевать на ваши извинения, вы человека без техники оставили! Долго же я отчитывал этих двоих неумех, но когда эмоции прошли, я всё-таки разрешил им погрузить оставшуюся технику в дом и забрал какое-то количество денег за происшествие. Так меня подставили, что ужас! Рабочие несли коробку с духовкой вдвоем и, насколько я понял после объяснения, у одного из рук выскользнул груз и, естественно, коробка полетела вниз с ужасным шумом. Да, вмятина осталась, благо, не особо заметная и хозяина дома она никак не смущала, потому мне не пришлось звонить в компанию и просить поменять пол. После ухода бригады сын нациста даже посчитал данную ситуацию смешной. Его реакция заставила меня перестать злиться полностью, ведь моя основная цель — добиться улучшения состояния оппонента. Я быстро забежал домой, забрал какое-то количество продуктов на первое время, ведь много закупил даже на двоих, и отнес в дом подростка. Мы иногда перекидывались фразами в процессе укладывания фруктов и овощей в холодильник и проверки работы новой техники. Хоть собеседник ни разу не завел тему для разговора и инициатором того был только я, меня это не оскорбляло, а его редкие ответы наоборот приносили удовольствие от осознания, что делаю всё правильно. Знаете, я очень редко поддерживаю кого-то или вовсе проявляю заботу. Ситуация с Россией, думаю, понятна, ведь я люблю его и мне хочется его счастья. Мне самому будет очень плохо только зная, что вторая половинка страдает и, конечно, я захочу это исправить. Да и не забываем, что Росс мне жизнь спас, потому я обязан ему до конца своих дней. А в случае с Германией произошло что-то невообразимое. Я никогда не думал, что смогу беспокоиться о состоянии совсем чужого мне человека. Настолько ассоциации с моим детством заставили поменяться. В его возрасте у меня сдали нервы и я покинул семью, добившись независимости территорий, после чего стал ненавидеть всё вокруг. Хотя, ничего не поменялось. После многих предательств и прошлых отношений, из которых я еле сбежал живым, заставили возненавидеть всех, даже невинных людей. Надеюсь, теперь понятно, почему я так дивлюсь своей жалости к Гере. Да, он не виноват, но мне плевать, ведь он скорее всего ничем не отличается от остальных: такой же подлый и мерзкий. *** Весь остаток дня прошёл просто превосходно. Часов в восемь вечера я покинул дом сына нациста, больше не чувствуя камня на душе. За час моего отсутствия Россия очень соскучился, как тот выразился, и долго меня обнимал при возвращении, словно в последний раз. Бедный мой любимый Раша был безумно уставший, но так радовался мне, будто и вовсе забыв, что не спал последние двое суток. Перелёт в тринадцать часов вымотал Росса, глаз не сомкнул в самолёте из-за волнения, как позже рассказал он. За сутки до вылета тоже не удалось поспать, так как он продумывал план побега и высчитывал лучшее время. Наша встреча произошла в четыре часа дня, а после ближайшие три часа мы потратили на разговоры. Я прекрасно видел, как глаза русского, под которыми образовались несильно выраженные синяки, слипались, он постоянно зевал, но на мои предложения закончить этот день пораньше, я получал отказ. — Солнце, я не для того, чтобы поспать потратил столько нервов и времени на полёт и побег, — мягко улыбался тот на мою заботу, когда я очередной раз предложил отправиться в кровать, вместо идеи провести вечер вместе. За весь день альфа толком не ел, кроме скудного завтрака в самолёте, поэтому после прихода я тут же загорелся желанием накормить своего мученика. Оппонент предложил приготовить что-то вместе и я с радостью согласился. За хлопотами мы провели около двух часов, но в итоге получили просто потрясающий ужин. Гость поделился рецептом приготовления мяса и запекания картофеля, который оказался действительно вкусным. Я даже не знал, что мои руки могут приготовить хоть что-то стоящее, хоть и под чутким руководством. Если у меня не получалось сделать то или иное, партнёр не злился и не кричал, а наоборот старался объяснить всё более подробно. Но я бы не получил столько удовольствия от своего нелюбимого занятия, если не весёлый подход. Россия не жалел усталого себя и полностью отдавался в дурачества, когда я в шутку начинал сражения на ложках или пачканьем едой. Мы измазали друг друга майонезом, когда заправляли картошку перед отправлением той в духовку, радостно крича на весь дом, словно у нас развилась настоящая битва. — Сдавайся, злобный колдун! Тебе не победить меня! — гордо говорил я, беря из чаши в руки небольшое количество белой смеси и начиная бежать за убегающей жертвой, что и без того была уже вся грязная. Даже фартук не спас от жирных пятен на футболке, но меня это не беспокоило. Я куплю ему ещё сто таких, если он захочет. — Даже не мечтай! — смеясь, отвечает Росс, уворачиваясь от моей попытки испачкать лицо того. — Ты слишком высокий! Это против правил! Почему я должен тратить дополнительные силы, лишь бы только дотянуться до тебя? — хмыкал я, снова желая измазать какую-нибудь часть тела противника. — Зато мне не нужно тратить силы, чтобы обезвредить тебя! — произносит тот и хватает меня, поднимая в воздух. — Нет! Отпусти! Тебе не победить меня подобным образом! — пытался выбраться из хватки русского я, болтая ногами в воздухе. — Ты никуда не пойдешь! Теперь ты вечно будешь со мной! — посмеялся альфа, целуя меня в щеки и тем самым заставляя вырываться активнее. Выбившись из сил окончательно, мы наконец закончили сражение, объявив ничью. Только вот мы не ожидали, что нам придется ещё убирать кухню после подобных игр. Всё было запачкано: пол, мебель, стулья. Но вдвоём мы быстро справились с поставленной задачей и успели как раз к готовому ужину. Я не думал, что мой смех когда-то будут слышать стены этого дома. До сих пор не понимаю, что двигало мной, когда я покупал такой большой дом для себя, зная, что буду жить только один. Ведь я часто чувствую себя очень одиноким в этой пустоте. Но с появлением здесь партнёра всё поменялось. За едой мы говорили о всяких лёгких вещах, будучи слишком уставшими для обсуждения великого. Я спрашивал, где же собеседник научился так готовить и знает столько рецептов, на что получил логичный ответ: «У меня же большая семья и зачастую старшие готовят поочередно, оттуда я столько знаю. Я могу приготовить от детского пюре до полноценного ужина, ведь зачастую бывало, что ответственность за ужин ложилась на меня». У меня хоть тоже было много сестёр и братьев, но готовили нам исключительно слуги, нас даже близко к кухне не подпускали. Союз же против роскоши, верно? Наверное потому и заставляет своих детей трудиться. Ужин пролетел так же незаметно, как и весь день в компании любимого человека. Из-за полностью усталого состояния Россия всё же дал слабину и согласился отправиться спать пораньше. Это не могло меня не радовать. Перед Россом я поставил немного смущающий для себя вопрос: «В какой комнате тот будет спать?». Я предложил место на одной кровати рядом с собой, так как мечтал о такой возможности, или в комнате для гостей. Русский не ожидал права выбора, но быстро согласился на первый вариант, а после отправился в душ. Для альфы это был обычный ответ, который немного выбил того из колеи, но для меня эти слова стали поводом для радости. Я чуть ли не прыгал от счастья по комнате, когда остался наедине с собой. «Как мало мне нужно для счастья, оказывается», — повторил себе под нос я, радостно отправляясь в свою спальню. Шум воды слышен за стенкой, пока я расстилал аккуратно заправленную кровать. Я уже представлял, как буду лежать рядом с партнёром, чувствовать тепло его тела, которое находится совсем рядом. Всё это возвращало меня в дни в пустыни. Я помню, как последние ночи понимал, что хотел бы не просто лежать рядом, а обнимать спящего оппонента. Это могло бы помочь мне согреться и успокоиться после очередных нервных мыслей, но я не видел никакой инициативы со стороны России, оттого даже думать на эту тему боялся. «Погодите, а как же те мои слова про объятия во сне, которые я произнес днём? Господи, он тогда так отреагировал… Наверное он думает, что я спешу!», — вдруг начал думать я, но мои мысли быстро прервались входом в комнату долгожданного любимого. Я так погрузился в раздумья, что даже не услышал шаги и как вода перестала течь из душа. Росс предстал передо мной в одних широких домашних штанах и мой взгляд сам по себе опустился на накачанные торс и руки оппонента. Мне всегда нравилось, как выглядит накаченное тело и у женщин, и у мужчин, уж отбросим все стереотипы. Наверное и в том числе из-за этого я хотел себе такое же тело, но, к сожалению, я не могу найти время на постоянные походы в спортзал. — Твой торс такой красивый, — не удалось сдержать восторга мне. — Да? Спасибо большое, это очень приятно слышать. Твой — не менее шикарен. — Ох, да ты его даже не видел, но благодарю — растерялся я от комплемента. — Видел, пусть не полностью, — русский проходит в комнату, освещённую только неярко светящейся лампой, и присаживается на кровать. — Ты очень устал и я счастлив, что наконец отдохнёшь, — улыбаюсь я, подходя к своей стороне просторной кровати. — Спасибо тебе за заботу. Я это очень ценю. Что же я такого сделал, раз заслужил это? — спрашивает альфа, параллельно снимая штаны. — Спас мне жизнь, может быть? — отвернувшись, ведь немного стесняюсь (что очень странно), снимаю с себя домашнюю одежду. — Ох, ну я не мог поступить иначе, — собеседник расплывается в мягкой улыбке, переводя взгляд на меня, — А я говорил, что шикарен, — вдруг меняет тему тот, осматривая моё нагое тело. — Обычное тело, — смутился я, быстро ныряя под одеяло, дабы скрыться от наступивших чувств. — Зато самое любимое мной уж точно. Ну глянь, какое оно у тебя худое и изящное! — Ты правда так считаешь? — Конечно, — кивает оппонент, тоже укладываясь и накрываясь одеялом, — Аме, ты посмотри! — он начинает смеяться, смотря на свои ноги, что вылезают за пределы кровати и одеяло, что не могло накрыть тело того полностью. — Раш… Эта кровать сто девяносто пять сантиметров в длину, но т- ха-ха-ха, — не мог сдержать смех я, понимая, как это всё глупо выглядит. — Ну что поделать, если меня таким родили? — посмеивался Россия. — Незаконно быть таким высоким! Требую РИ переделать сына, а то даже такой момент ломает, — без любого подтекста с оскорблениями шучу я, откидываясь обратно на перину. — Но тебе нравится мой рост, не так ли? — смотря на меня уставшим взглядом, задаёт риторический вопрос тот. — Чувствую себя тем самым «малышом», которым ты меня называешь, — ухмыляюсь я, прикрывая глаза. — Кстати, помнишь, ты мне сегодня сказал, что хотел бы спать со мной в обнимку и- — Нет, это была шутка! — не даю закончить мысль Россу, даже подскакивая от неловких воспоминаний. — Ну ладно, — погрустнел русский и поджал губы, начав чувствовать себя неловко от принесённых мне эмоций. Стоп, этими словами он показал, что был бы не против подобного? Это мой шанс? Чёрт, я так волнуюсь, будто мне сейчас предстоит толкать важную речь, а не проявлять любовь. — Я хотел бы этого на самом деле, — проговариваю я и тут же прячу лицо в одеяло, боясь потерять возможность исполнить мечту. — Тогда иди ко мне, моя сладкая стесняющаяся булочка, которую я люблю больше всех на свете, — расставляет в стороны руки, как бы зовя к себе в объятия, альфа, улыбаясь. Я приоткрываю рот от удивления, смотрю на позу того, ещё раз думаю, не сплю ли я сейчас и, даже тихо запищав от радости, прыгаю в обнимашки. Партнёр даже охает от настолько радостной реакции с моей стороны. Я же в свою очередь кладу голову на грудь оппонента, прижимаюсь к накаченному тёплому телу, закрываю глаза и вдыхаю запах сирени и мяты с нотками мандарина, ставший родным. Удобно устроившись, я приобнимаю рукой партнёра, не желая его отпускать и понимаю, что готов жизнь отдать за такие моменты, — Какой же ты у меня всё же милый, — шепчет басом собеседник, обнимает меня и гладит рукой по волосам. — Раш, ты такой красивый, — приоткрываю глаза я, улыбнувшись. — Спасибо.  — Можно потрогать твой пресс? — Да, если ты хочешь, — кивает тот, а я медленно провожу рукой от груди России до рельефного пресса и поглаживаю кубики кончиками пальцев. Я снова закрываю глаза, когда прекращаю делать непродолжительные однотипные движения и в моей душе царит покой. Думаю, мне стоит перестать волноваться по любому поводу, ведь подобное надоедает уже даже мне. Но после прошлых отношений, где меня били за любую ошибку, мне так непросто это делать. Хотя какая сейчас разница? Я засыпаю в объятиях любимого человека, приезда которого так ждал, провёл с ним незабываемый день. Что может быть лучше? *** Следующие четыре дня прошли так же шикарно, как и первый. Я наслаждался присутствию с любимым, любые проблемы исчезали рядом с ним. Тот не позволял забивать голову противоречащими мыслями или сомневаться во взаимности любви, как я делал это перед собранием по поводу ООН. Кстати, открытие прошло успешно, многие меня поздравили по телефону или даже пригласили на личную встречу. Я считал такую реакцию чересчур за моё логичное желание защитить планету от похожего ужаса, но Росс переубеждал меня, говоря, что я достоин даже большего. За небольшое время пребывания гостя в моём доме у нас даже сложилась традиция. По вечерам мы садились на просторном диване перед телевизором и листали каналы в поисках интересного. Я клал голову на плечо русского, обнимая его и, увлечённо смотря фильм, даже не подозревая, что что-то не так. Спустя пару раз подобных вечеров альфа признался в своём невладение английским языком от слова «совсем», на котором и шли все фильмы. Я был очень удивлен, ведь даже не подозревал, как тот смог сориентироваться в аэропорту, купить цветы, переговорить с моим водителем, не имея даже базовых знаний языка. Желая сделать комфортные для проживания любимого условия, я подключил несколько каналов на русском языке и теперь тот мог не только смотреть фильмы и понимать происходящее в них, но и во время новостей быть в курсе событий. Даже Германия стал охотнее отвечать мне на всякие вопросы, но на личные не желал давать ответа. Не то, чтобы я сразу начал приставать к нему с расспрашиванием по поводу семьи или чего-то подобного, просто немного рассказывал о себе и хотел узнать большее о нём в ответ. Я хотел хоть как-то расположить Геру к себе, показать, что не хочу его мучить, но он не доверял и даже опасался меня. Надеясь, что я всё же смогу поменять мнение сына нациста. Я старался больше концентрироваться на России. Точные сроки его отъезда неизвестны и, если понадобится, тот может покинуть меня уже завтра, потому я решил наслаждаться каждым днём по полной. Правда я не учёл одного факта: Росс так хотел посмотреть на то, как живут другие люди, на достопримечательности. Поэтому когда русский неловко спрашивал разрешение на помощь с посещением некоторых мест, ведь горел желанием увидеть их в жизни, а не только на картинке, я почувствовал себя до ужаса виноватым. Держу его на привязи, словно собаку. И, конечно, я согласился помочь и организовывал всё уже к следующему утру. Только был один нюанс, который нам нужно было обсудить. — Раш, нам надо поговорить, — присаживаюсь напротив собеседника, что сейчас завтракал, уже предвкушая день полный новых открытий, — Возможно, я должен был сказать это раньше, а не за час до выхода, но не смог. — Что такое? — удивлённо вскидывает брови тот. — Надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что выставлять всем на показ наши отношения нельзя даже тут, у меня на территориях. Это может сказаться и на моей безопасности, и на твоей. Да и в людных местах, как достопримечательности Нью-Йорка, я без охраны редко появляюсь. Всё-таки очень много есть людей, которым я неугоден и те в любую секунду могут лишить меня жизни. — Я тоже хотел поговорить на эту тему, но не мог найти правильные слова. Уж подумал, что ты больше не хочешь скрывать наши отношения или типа того. Мне надо тебе тоже кое-что сказать по этому поводу. Сколько бы я не хотел посетить знаменитых улиц в этом городе, но есть один фактор, который будет мне мешать. — Какой же? — Я сбежал, не оставив совершенно никакой информации семье о том, где я. Они не знают, что я покинул страну, прилетел в Нью-Йорк и, тем более, что я проживаю у тебя. Я просто написал, чтобы они не волновались и ушёл. Потому я боюсь, что меня уже начали искать и если кто-то увидит меня здесь, тем более в твоей компании, то я не представляю, что будет. Нет, конечно, они не смогут мне ничего запретить и я убегу снова, ведь мне не десять лет, но я боюсь за тебя. Зная Союза, он будет в таком бешенстве и, поняв, что я больше не собираюсь ставить его мнение в приоритет, может начать делать гадости тебе. Масштабы его ненависти можно представить, ведь я, по факту, просто предал семью. Я не хочу, чтобы тебе было плохо, — грустно произнёс оппонент, смотря мне пристально в глаза. — Ох, я не думал, что всё так серьезно. Наверное не стоило поступать настолько радикально, но я полностью тебя поддерживаю в побеге, ведь то, как поступает СССР граничит с неадекватным поведением. Я не представляю, что ты чувствуешь, ведь вы много прошли вместе, насколько я знаю, а к тебе такое отношение в итоге. Но, — я улыбнулся, выражая своё понимание и сочувствие, — Я готов тебе помочь. Я не позволю больше терпеть манипуляции со стороны этого коммуниста. — Это очень мило с твоей стороны, — Россия улыбается и на его щеках появляются ямочки. — Да брось, Раш. Я хочу твоих счастья и безопасности, верно? — Верно, — улыбка того становится шире, а глаза заблестели. — Поэтому даже удачно, что всё так совпало. Мне было бы максимально неловко если только для безопасности своего лица, как страны, заставлять тебя мучиться и передвигаться по городу подобно в фильмах, где твою личность не должны узнать. — Мне не было бы от этого хуже. Я ведь прекрасно понимаю, что ты — страна, твоя жизнь важна не только мне, но и жителям на твоих территориях. Без тебя они просто не выживут. Мне Союз сам в детстве лишний раз запрещал из дома выходить, боялся, что могут украсть или убить. Боялся… — немного грустно произносит Росс, но, помахав головой в разные стороны, отгоняет эти мысли. — Теперь я буду бояться. Я буду бояться, что с тобой может что-то произойти. Ты говорил, что боишься одиночества? Я не оставлю тебя одного, я сделаю всё, чтобы ты не вспоминал про этого предателя, — постарался поддержать я, с трудом быстро находя нужные слова. За жизнь я практически никого не поддерживал и потому не умею это делать. Так грустно понимать, что даже для любимого не могу иногда найти правильные фразы, ведь я сам получал заботу по жизни минимум и не привык даже слушать беспокойства в свой адрес. — Малыш, ты чудо, — грустное лицо русского быстро меняется на радостное и тот проходится рукой по моим волосам, — Такие мягкие. — Зато твои такие красивые, — хихикнул я, наслаждаясь прикосновениями собеседника. Я не люблю, когда меня трогают без разрешения, иногда бывает так, что мне неприятны прикосновения даже со стороны близких друзей или родственников, но сейчас я хочу, чтобы Раша прикасался ко мне чаще. Сам готов лезть ему в объятия или делать что-то, после чего тот одарит меня нежным поглаживанием или вовсе поцелуем. Мой некий план, чтобы скрыться от посторонних глаз, побыть вдвоем, не боясь за каждого прошедшего (мало ли из-за угла сфоткает и разлетится новость по всем газетам) и полюбоваться достопримечательностям. Решение было одно: закрыть место, которое я выбрал для посещения на время нашего пребывания там. Оппонент такой исход событий полностью поддержал и уже с нетерпением ждал, когда водитель заберёт нас от дома и отвезет в заветное место. Для посещения на сегодняшний день я выбрал Центральный парк, а по пути мы будем проезжать Бруклинский мост, который альфа очень хотел увидеть. Вчера я поговорил с гостем, желая узнать, чего же тот хочет посетить в городе и данная достопримечательность стояла чуть ли не на первом месте. Мне было очень приятно узнать, что перед отъездом Россия не поленился, изучил места и даже составил примерный список своих желаний. Так ещё и его счастливые глаза заставляли меня самого радоваться за поездку, что вот-вот предстоит. Конечно, Росс за границей толком не был и я хотел бы исполнить его маленькую мечту и дать понять, что территории СССР — не предел того, что он может посетить. На улице походало и я оделся потеплее, но всё равно начал замерзать даже пока ждал машину. Раша предлагает мне зайти в дом и одеться теплее, но я отказался, говоря, что буду двигаться, гуляя по парку, потому беспокоиться не о чем. В ответ альфа поджимал губы, обеспокоено отсматривал меня с головы до ног и вздыхал, соглашаясь. Сам же мой любимый был одет достаточно легко, но Нью-Йорк всё равно теплее территорий Союза и, вспоминая, как партнёр спал ночью в пустыне без куртки, у меня складывается ощущение, что тот может пережить любую температуру, даже не утепляясь. На шее России висел фотоаппарат, который тот постоянно боялся забыть взять с собой. Оказалось, что Росс не может заниматься только работой или семьёй, а паралельно он просто обязан иметь хобби. Только вот на чём-то одном зацикливаться ему бывает трудно, поэтому приходится постоянно менять род деятельности и искать себя в новых пристанищах. Последний год Раша был очень увлечён фотографией, правда стихи перестал писать, а рассказать готовые напрочь отказывался, что очень грустно. «Я за границей в первый раз, тем более на землях любимого омеги. Не могу же я не запечатлеть подобную красоту?» — радуясь предстоящему путешествию, говорит он в ответ на мои вопросы о фотоаппарате. Машина подъезжает и мы присаживаемся на заднее сидение. Водитель без лишних вопросов, как я и люблю, трогается с места и едет по заранее спланированному маршруту. Самому вести машину мне было неохота, да и путь я не так хорошо знаю, потому проще воспользоваться услугой личного водителя. Я устраиваюсь поудобнее на мягком кресле, пристёгиваюсь ремнём безопасности и со спокойствием вздыхаю, начиная обдумывать, куда именно мы отправимся в парке. Я предупредил русского, что говорить о личном или затрагивать тему наших отношений при водителе не стоит на всякий случай, потому всё начало пути мы молчали. Знаете, с Рашей даже молчать интересно, тем более в это же время наблюдая за его реакцией на улочки города. Было видно, что он заинтересован, удивлен, счастлив, хоть его лицо снова было практически безэмоциональным. Знаете, чувствую себя особенным, замечая, как только со мной альфа не принимает безразличный вид. Не понимаю, зачем это ему, но такая особенность даже очень интересная. За время проживания в пустыне я заметил, что эмоции никогда не уходят с прекрасного лица любимого, а просто становится менее явными. Если приглядеться, то можно прочитать всё по глазам или заметить движения рук, которые будто кричат о эмоциях, что сейчас идут через край. — Смотри, это тот самый мост, — вдруг неожиданно радостно говорит собеседник спустя десять минут пути, когда видит вдалеке Бруклинский мост. «Словно ребенок», — проносится у меня в голове и заставляет улыбнуться. — Да, он самый, — киваю я, чувствуя как мою руку взял партнёр в свою. Тот поглаживает пальцем мою тыльную сторону ладони, не отрывая взгляда от красивого пейзажа. Я скрепляю наши пальцы в замок, проверяя, не заметит ли данных действий водитель, на что получаю легку улыбку России, которая будто пыталась сказать слова благодарности молча. Вот ради таких моментов я готов хоть горы свернуть, готов делать всё, лишь бы увидеть его улыбающимся. У меня самого на лице расплывается улыбочка и я готовлю небольшую речь про мост, по которому мы через пару секунд уже проедем. Я понимал, что скорее всего Росс хотел бы не просто посмотреть на достопримечательность, но и узнать про неё, потому я вчера нашёл небольшой материал на этот счёт и готов ответить на любой вопрос собеседника по поводу постройки, идеи и создания. — Как же тут красиво, — произносит русский, глядя через окно на залив, через который построен мост. — Знаешь, ночью, когда загораются те огоньки на мосту, становится ещё красивее. — Нью-Йорк такой же прекрасный и невероятный, как ты, — наши взгляды пересекаются и где-то в душе я кричу от радости, так как вижу счастье в глазах своего альфы. После недолгого зрительного контакта, я решил всё же рассказать несколько фактов о мосте. Не зря же вчера учил это. Банальная информация звучала из моих уст, пока собеседник внимательно слушал и иногда задавал вопросы. Удивительно, но у меня получилось запомнить много про достопримечательность, не ожидал от себя подобного. Доехав до конца моста я окликаю оппонента, прошу повернуть голову и посмотреть через моё окно на статую, что ассоциируется с городом и страной в первую очередь. Партнёр округляет глаза в удивлении, видя Статую Свободы. Мне сразу вспомнилось, как внук моей мачехи торжественная вручал её мне, как некий подарок на столетие независимости. Я был очень тронут, даже запланировал церемонию, но преградой на пути к осуществлению задуманного стала банальная нехватка средств. Я смог принять в торжественной обстановке подарок француза только спустя десять лет. Знал бы я тогда, что спустя огромное количество времени на данный подарок будет смотреть мой любимый человек. Благодарю тому, что парк закрыли на пару часов, привычных пробок возле его входа не было, потому прошло буквально пару минут и мы уже на месте. Водитель нас высадил, я сказал тому забрать нас через определенное время в этом же месте, получил согласие и мы наконец остались одни. Точнее, практически одни: охрана смотрела на нас круглыми глазами и только переговаривалась. Они определено знали, что прибуду я и ещё один человек, потому подобная реакция вызвана скорее не недоумением. Гордо поднимаю голову, перехожу на привычную уверенную походку, подходя к работникам. Россия шёл за мной, молча следя за ситуацией. Я же в свою очередь быстро говорю пару слов охранникам и те пропускают нас внутрь, правда без лишних вопросов не обошлось. В основном они задавали их мне, но, поняв, что я не буду на них давать ответы, переключились на Росса, который даже не понимал сказанного. Надо будет ему хотя бы пару уроков английского языка дать, а то как он жить собирается? Наконец отвязавшись от приставшей охраны, я, будучи раздраженным лишними вопросами и взглядами в нашу сторону, хватаю за руку русского и увожу вглубь парка, не давая разглядеть тому вход и первые метры достопримечательности. Тот послушно шёл за мной, осматриваясь вокруг чуть ли не с открытым ртом. Самым первым нас встретил огромный пруд и деревья с красной или жёлтой листвой. Я был здесь много раз, потому на могу испытать тех эмоций, что сейчас выражает лицо Раши. Он дивился даже красиво уложенным тропинкам и всё никак не мог перестать удивляться контрасту небоскребов и зелёной зоны. Парк стоял между красивыми небоскрёбами и выглядел ещё более живым среди серых зданий. Моя паранойя заставляла уходить дальше и дальше, пока я не буду точно уверен, что никто не увидит нас. Вот мы шли по узкой дорожке, а я всматривался в каждое дерево, стараясь сквозь листву проглядеть наличие людей в парке. — Солнышко, тут точно никого не будет, мы одни, — с небольшой улыбкой произносит альфа с целью меня успокоить. — Поворачиваем направо и выходим на мост. Мы будем далеки от входа и тогда я точно успокоюсь, — выдыхаю я, всё ещё ведя собеседника за руку к нужному объекту. Следую своим словам и после поворота перед нами предстал маленький каменный мостик, на который мы отправляемся. — Господи, как красиво, — говорит партнёр, смотря на пейзаж, открывшийся с моста. Чистая вода пруда уходила к концу горизонта и словно обрывалась на небоскрёбы. Деревья на берегах напоминали по форме кроны брокколи, листва у некоторых частично опала и лежит на газонах, — Это просто невероятно. Да, на фотках это тоже выглядит прекрасно, но с реальным видом им никогда не сравниться. Нью-Йорк такой другой, чем-то напоминает Санкт-Петербург лет тридцать назад, когда я ещё не переехал в Москву. Хотя нет, тут всё иное: люди другие, постройки выполнены по-другому, районы выглядят не так, как на территориях СССР и мне это так нравится! — Это только малая часть, всего того, что имеется в этом городе. Мне так приятно слышать твои комплименты по поводу Нью-Йорка, в планировании которого я принимал активное участие, и видеть твою улыбку. Она прекрасна, — наконец успокоился я, облокотившись на борты моста, — Ты прекрасен, — немного смущённо произношу я, никак не привыкнув говорить нежности России, хоть этого и так хотелось, — Не понимаю, за что меня так судьба наградила, — с лёгкой улыбкой добавляю я, вспоминая огромные синяки и гематомы на своём теле после прошлых отношений. — Не такой уж я и прекрасный, у меня есть плохие качества, как и у любого другого человека, — отвечал Росс, медленно подходя ближе ко мне и тоже облокачиваясь на бортик, выложенный камнем, — Но мне приятно слышать, что я являюсь для тебя именно прекрасным, а не наоборот отвратительным и противным. — Ты для меня воплощение мечты, — немного загрустил я, ведь в голову не могли перестать лезть воспоминания то, как красиво начинались мои отношения с бывшим кавалером и каким образом закончились. Жмурюсь, когда в мыслях проскользнуло воспоминание ужасной боли от побоев. — Всё хорошо, солнце? Ты какой-то поникший, — обеспокоился собеседник, приобняв меня. Вода тихо журчала, а с листьями на деревьях игрался несильный морозный ветер. На фоне всей этой красоты присутствие рядом русского становилось только желаннее. Я прижался к любимому телу, продолжая рассматривать красивый вид, на что оппонент заключил меня в объятия, — Ну чего ты? — нежно спрашивает тот, поглаживая по спине. — Холодно, — решаю не углублять альфу в подробности своего состояния, а перевести тему на более обыденное. — Ты вроде тепло оделся, но всё равно? Не представляю, что ты чувствовал ночами в пустыне, — качает головой партнёр, прижимая к себе крепче и тем самым пытаясь согреть. — Под твоей курткой мне было теплее, — расплываюсь в улыбке я, поднимая голову, чтобы смотреть России в глаза. — Могу тебе и сейчас своё пальто дать. — Ты замёрзнешь, — хихикнул я в ответ на заботу. — Не, бери, — Росс растегивает пуговицы, снимает с себя верхнюю одежду и одевает ту поверх моей, — Не хочу, чтобы ты простыл. Тем более у вас тут не так холодно, как на территориях СССР, а я закалённый. Поэтому не беспокойся, лучше в следующий раз оденься теплее. — Спасибо большое, но у меня всё ещё мёрзнет лицо. Нос особенно, ха-ха, — обращаю внимание на свои покрасневшие от холода щёки и кутаюсь в ещё одно пальто. — Постараюсь это исправить, — хмыкает русский, наклоняясь и целуя меня в носик и щёчки.  — А у меня ещё губы замёрзли, — усмехаясь, проговариваю я, вычислив закономерность. — Губы? — посмеявшись, переспросил тот, на что я уверенно киваю и складываю губки бантиком, — Какой ты у меня всё-таки милый, — говорит тот и накрывает мои прохладные губы своими теплыми и нежно целует. Снова всё начинается без углубления, ведь зачем эта спешка? У нас есть огромное количество времени, чтобы насладиться друг другом и, думаю, шанс целоваться в порыве страсти у нас ещё выпадет. Напряжённые от удовольствия руки так и продолжают обнимать любимого, боясь пошевелиться, лишь бы не сломать такой момент. Раша буквально на секунду отстраняется назад, делая пару вдохов, улыбается, после чего приближаюсь к моим губам вновь. Партнёр смыкает свои на верхней моей губе, затем медленно и нежно касается языком той. Я медленно приоткрываю рот, пуская в него язык альфы, который быстро находит мой, сплетаясь и начиная плавно ласкать его. Каждый раз он легка обводил мой и переплетался с ним, немного наращивая скорость. — Я люблю тебя, — томно дыша, сообщаю и без того известную вещь оппоненту, когда поцелуй заканчивается. — Я тебя тоже, — с милой улыбкой произносит тот, спрашивая разрешение на повторение поцелуя, и я сам уже тянусь к губам России. Мы одни. Только он и я, никого больше. Даже осень, которую я так не люблю становится более терпимой, чем прежде. Наверное, именно это время года теперь будет ассоциироваться с Россом лично у меня. Логичнее было бы найти больше схожестей с зимой, но русский совершенно не холодный и жестокий, он таким только кажется. Если узнать его получше и даже завоевать его внимание, то перед тобой окажется совсем другой человек. Осень тоже кажется с первого взгляда самым отвратительным временем года: вечная сырость, грязь. Но в ней много особенного: и природа, и погода, и атмосфера, и даже создается какое-то особенное настроение. Запах осени особенный. Она пахнет опавшим листьями, дождем, землей, мокрым асфальтом. Но в то же время ее аромат свежий, бодрящий и морозный, листья меняют цвет и всё вокруг кажется пёстрым, волшебным. Только вот даже эти факторы не заставили меня за всю жизнь полюбить осень, но только одно появление русского на моих территориях заставило меня в каких-то местах даже восхищаться этим временем года, ведь оно подарило мне присутствие любимого человека рядом. — Как же я жил без тебя? — утыкаюсь в грудь России, после окончания очередного поцелуя. — Не знаю, но я без тебя жил точно в мучениях, — улыбается тот. Очередной красный лист срывается с дерева из-за порыва ветра и плавно летит вниз, приземляясь у меня на голове, — Ха-ха, ты даже листья деревьев притягиваешь своей обаятельностью, ещё я удивляюсь, что со мной ты так быстро справился, — убирая с моих волос лист, говорит Росс, а в ответ получает тихие звуки смущения. — Я не заслуживаю тебя. Чёрт, не заслуживаю. — Я не какая-то награда, ради которой надо выше головы прыгнуть, дабы получить. — Для меня ты таковым и являешься, — прижимаюсь к накаченному тёплому телу я и меня целуют в макушку. — Малыш, не хочешь попозировать мне? — вдруг вспомнил про свой фотоаппарат русский, — Красота этого пейзажа — определенно хорошо, но две красоты на одном фото — ещё лучше. — Ох, ну… Я не знаю, — растерялся я от поставленного вопроса. Я всегда получаюсь на фото отвратительно, так ещё я сейчас одет не настолько хорошо, чтобы потом эту фотку мог кто-то увидеть. Но с другой стороны я всегда любил всякие фотосессии. Правда, когда у тебя есть личный фотограф, то вы можете хоть весь день фоткаться, чтобы получить одну единственную понравившуюся фото. — Если я уеду, то я смогу любоваться этими фотографиями, а не редкими картинками в газетах. — Наверное, я всё же откажусь, — опускаю взгляд я, понимая, что поступаю неправильно, отказывая только из-за своих личных убеждений. — Почему? Что-то случилось? — начал волноваться русский. Ну вот, теперь я заставил его ещё и беспокоиться. Я просто отвратительный… — Я не люблю фотографироваться, ведь я всегда выхожу плохо… Но ладно, ради тебя я готов попозировать, — всё-таки соглашаюсь я, не желая долго объяснять и делать своего партнёра грустным. Я не люблю своё лицо, не люблю своё тело (сколько бы комплементов не говорили о том, что всё перечисленное у меня прекрасное и безумно красивое), а в свои комплексы я не считаю нужным просвещать Рашу. — Спасибо большое, но если тебе это действительно не нравится, то я всё понимаю. Я ведь просто предложил, потому что мне хотелось бы видеть на плёнке этого фотоаппарата свою сладкую булочку. — Ради такого дела я готов и попозировать, — немного улыбнулся я, но всё ещё понимал, что скорее всего на фотографии я выйду не очень и осознание этого будет приносить мне наприятные эмоции. — Тогда встань сюда, — альфа погружается в процесс и теперь увлечённо выбирает мне позу для фотографии. Тот ставит меня сначало в более открытую позу, после в закрытую, затем вовсе меняет всё, в том числе и ракурс. Я неловко смеялся, наблюдая за попытками оппонента найти то, что ему понравится. Наконец с расположением рук и торса всё было решено: я спиной облокотился на борт моста и положил на него руки. Теперь же Россия пытался подобрать мне удачный наклон головы и касания моего лица его пальцами были настолько осторожными, что я даже был расстроен, когда позиция моей головы устроила того и фотограф отстранился. — Мне щекотно, — тихо смеялся я, когда русский укладывал пряди моих волос. — Тише-тише, я скоро закончу, — тот целует меня в теплый лоб и продолжает свои махинации, — Готово, теперь ты самый красивый. Хотя, ты был таким и до этого, — расплывается в улыбке Раша, отходя на нужное от меня расстояние и беря в руки фотоаппарат. — Как я тебя обожаю, — от смущения улыбаюсь я, смотря в объектив камеры, что вскорости щёлкает несколько раз и печатает фотографии, — Так он ещё и мгновенно печатает? — мои глаза заблестели в удивление, ведь Полароид вышел только недавно и раньше я видел его исключительно в рекламах. — Ага, купил буквально за несколько недель до приезда к тебе. — Покажешь, что получилось? — Конечно, иди сюда, — Россия махнул рукой, подзывая, и я быстро подхожу, устремляя взгляд на проявляющееся фото на бумаге, — Теперь в моей коллекции будет фото самого замечательного человека, — целую в щеку своего любимого и прижимаюсь к нему, надеясь, что тот не будет против. Наконец фото до конца проявилось и я смог увидеть его, что вызвало разочарование. Мне не нравилось то, как я вышел. Хотя, что можно было ожидать? — Самая лучшая фотография за всё время моих попыток в фотографию, — хмыкает Росс, рассматривая её. — Мне не нравится. Опять моё лицо всё испортило, — грустно произношу я. — Твоё лицо чудесно и получилось здесь очень красивым. Я готов повесить этот снимок рядом с кроватью и каждый раз, просыпаясь, видеть его. — Но оно же, — пытался подобрать слова я, — Какое-то странное. — Хочешь, могу тебя перефотографировать? — решил пойти иным путем русский, улыбнувшись. Я грустно киваю, понимая, что скорее всего дальнейшие фото мне также не понравятся. Ещё мне обидно из-за того, что альфа старается, выбирает красивый ракурс, позу, а я в итоге говорю такое. Меня так раздражает моя неуверенность в себе, за что мне всё это? Почему я даже вторую половинку нагружаю своими проблемами? Мы шли по тропинке, альфа продолжал глядеть по сторонам с восхищённым взглядом, иногда фотографируя деревья и небоскрёбы, видневшиеся за первыми. С собеседником мы обсуждали следующее место съёмки и сошлись на мнение сделать его возле входа в зоопарк, до которого как раз идти пару минут. Всё же так приятно находиться здесь одним. Из-за отсутствия шума людей слышно пение птиц, журчание воды, колыхание деревьев и это создавало некую атмосферу, что была мне так приятна. Наконец дойдя до красиво оформленного входа в зоопарк, оппонент снова сказал сделать мне определенную позу и нажал на кнопку фотоаппарата. *** Сколько времени прошло? Может час, может два, я не знаю. Но я и не нуждался в этой информации, ведь действительно чувствовал себя счастливым. На удивление, меня не утомляли походы по парку, что были длиной не один километр, ведь мы прошли за это время практически больше половину территории. Уровень фотографии у России был хороший, потому что фото выходили красивыми, лёгкими и яркими. Если я снова сомневался в том, хорошо ли вышел на фотографии, то Росс не бесился, не поднимал голос, прося прекратить нытье, а наоборот предлагал найти удачный ракурс, фото с которого мне обязательно понравится. Я был поражен терпением русского, ведь при прошлых отношениях за любое моё неугодное слово, я мог выслушать крики, какой я ужасный нытик и даже получить по лицу. Конечно, я понимаю, что подобное поведение со стороны моего бывшего кавалера было неадекватным и ужасным, но такой контраст вместе с уважительным отношением не может быстро укладываться в моей голове. Я просто не привык получать комплементы, быть любимым, но когда я чувствую себя счастливым только при виде альфы, я понимаю, что всё образуется. — А можно я попробую тебя сфотографировать? — вдруг появилась неожиданная идея у меня в голове. — Устал мне позировать? — с улыбкой произнес партнёр, ожидая проявления очередного снимка. — Нет, просто мне тоже захотелось. — Конечно, без проблем. О, мне кажется это самая удачная фотография, — разглядывает бумажку с фото тот и, убирая её в карман брюк к остальным. — Ничего такая вышла. — Снимок не может выйти «ничего таким», если на нём присутствует прекрасное создание в виде тебя. — Ох, Раш, спасибо большое, — умиляюсь я, а после получаю в руки фотоаппарат с короткой инструкцией пользования от обладателя. Постаравшись всё запомнить, я киваю и отвожу альфу на более открытую местность, куда будет попадать больше света. Я подвёл партнёра к огромному озеру, к которому мы шли всё это время, и начал делать снимки, — Господи, ты такой фотогеничный, завидую, — видя проявляющиеся очертания фигуры и лица России, восхищаюсь я, — Возможно, я не лучший фотограф, но я очень постарался сделать фотографию красивой. — Не беспокойся, всё чудесно, — подходит посмотреть на фото Росс и пока ожидает проявления, гладит меня по волосам, шепча, что я большой молодец и у меня всё отлично выходит. — Ну посмотри, ты идеально получился, — ахаю от изумления я, протягиваю фотографию русскому, — Слушай, — протягиваю я, — А можно я себе фото заберу? Когда ты уедешь, буду смотреть на него и вспоминать этот прекрасный день. — Конечно. Если я всё-таки уеду, то ты будешь скучать? — А как иначе? Буду снова лежать целыми днями и грустить, потому что тебя нет рядом, — поджал губы я, вспоминая первые дни после расставания на три года. — Ты моё солнышко, — тот меня прижимает к себе, наклоняясь и начиная с грустным лицом покрывать мои щеки поцелуями, — Я не думал, что ты будешь скучать настолько сильно. — Я же тебя люблю и мне было больно понимать, что, возможно, мы больше никогда не встретимся. — Видишь, встретились же. Я сделаю всё, чтобы быть намного чаще рядом. Главное, чтобы я тебе не надоел, — выпускает меня из коротких объятий альфа. — Ты не можешь мне надоесть. — Люблю тебя, — улыбается партнёр, доставая из кармана брюк все фото, что были сделаны за прошедшие два часа. Вышла достаточно большая стопка и половина из готовых фото со мной. Тот начинает перебирать их, просматривая каждую, и тянется к своему пальто, которое всё ещё накинуто у меня на плечах, чтобы убрать снимки в альбом. Я же, имея весёлый настрой, отбегаю на небольшое расстояние от обладателя верхней одежды, нахально улыбаясь. — А ты догони, тогда я может тебе отдам пальто, — посмеялся я, маня к себе пальцем Россию. Он вначале смотрит на меня с непонимаем, но, когда до него доходит, что я решил подурачиться, усмехается и начинает бежать за мной. С криками я начинаю со всех ног убегать по траве, возле берега большого озера, видя, как Росс, благодаря длинным ногами, очень быстро догоняет меня. По телу проходится дрожь, а я понимаю, что с каждой секундой бежать всё сложнее, а через минуту я и вовсе не в состоянии больше сдвигаться с места от усталости. Выдыхаюсь уже через минуту бега и останавливаюсь, как чувствую, что меня валят на траву с довольными воплями о победе. — Хотел сбежать от меня? — гордо спрашивает русский, слегка прижимая меня к земле. — Если бы ты не был таким быстрым, я бы выиграл, — будучи недовольным проигрышем, я отполз от повалившего меня альфы. — Не обижайся, — посмеялся тот, присаживаясь на траву возле воды, — Иди ко мне, моя сладкая булочка, — я хотел нахмуриться и отсесть, но я просто не могу обижаться на него. Я смотрю в его глаза и вся обида мигом исчезает, потому я всё же подсаживаюсь рядом, — Ты мой хороший, — умиляется партнёр, доставая из внутреннего кармана своего пальто альбом и вставляя в свободные места фотографии. — А если кто-то увидит меня там? — Не увидит, храню его, как зеницу ока. — Хм, а можно мне посмотреть, что у тебя там ещё за фотографии? — Да, только альбом новый, там ещё мало фото, — кивает собеседник, отдавая мне в руки небольшую книжечку, которую я быстро открываю и начинаю перелистывать страницы со снимками, рассматривая каждое фото. В основном это были фотографии пейзажей: красивый закат над верхушками елей в лесу, оживленные улицы, красивые места Москвы. Иногда попадались фотографии людей, я узнал на парочке из них Украину, а остальные дети и молодые люди были скорее всего семьёй оппонента. Вроде ничего необычного, повседневные фотографии, но тут на одной был изображён мужчина приятной внешности. — А это кто? — кладя голову на плечо России, указываю на фотографию, ведь изображённый не был членом семьи того. — Это один из приближенных Союза. Он пришел к нам как-то последние новости обсудить, а СССР не было дома, ну мы и решили таким образом скоротать время ожидания. Кстати, неплохой он человек, интересный, может быть я даже хотел стать его другом. — Знаешь, из-за того, что я страна, мне зачастую трудно найти людей по интересам, а после и выбрать оттуда людей для дальнейшего более близкого общения. Хотя, у меня и без того проблемы с знакомствами, но как именно у тебя это всё происходит? — Хах, у нас люди зачастую дивятся самолёту, пролетающему в небе, не то что стране, идущей по улице, к тому же и такого роста. Бывало, что я находил знакомых, просто идя по улице. Кто-то осмеливался и подходил, начиная расспрашивать о чём-то, а после этот человек оказывался интересным и мы поддерживали общение. Что касается друзей? Я думаю, у меня больше хороших приятельниц и приятелей, чем друзей, так как для меня слово «друг» значит очень много. Но есть некоторые люди, что попали в эти критерии и я могу назвать их друзьями. В основном это кто-то, с кем я общаюсь уже очень давно или интересные, как личность, приближенные Союза, с которыми я часто пересекаюсь. Хоть многие из них скучные и в основном зациклены на работе, но среди них есть исключения. Наверное именно из-за того, что большинство влиятельных людей не думают ни о чём другом, кроме работы, я предпочитаю общаться с кем-то более простым, — смотря на воду, рассказывает Росс. — Я наверное тоже ни о чём другом кроме работы не думаю? — забеспокоился я. — Нет, малыш, это не так. Я бы не сидел с тобой сейчас рядом, если не питал к тебе интерес в общении. Кстати, почему ты испытываешь проблемы со знакомствами? Мне всегда казалось это самым простым в общении. — Неприятный опыт был как-то, — вздохнул я, вспоминая ужасное детство. Вдруг я понимаю, что чувствую полное спокойствие при воспоминании тех дней рядом с русским и даже готов поделиться своей историей. — А что произошло? Если не секрет, конечно. — Как-то я перешёл в новую школу и познакомился с интересными и, как мне показалось, хорошими ребятами моего возраста. Мне тогда было около десяти лет, а может и меньше, когда эти самые «друзья» начали сначала травлю из-за моих глаз, а потом и вовсе стали подговаривать учеников постарше, избивать меня за школой. Оттуда и комплексы по поводу глаз, но на это повлияли также мои родители, и нежелание больше заводить новое общение, боясь, что травля повториться, — приобнимаю рукой альфу, видя, что тот вроде не против этого и в ответ я не получу удар или едкое слово. Даже немного легче стало на душе после короткого рассказа. — Господи, это ужасно. Ты… Ты столько пережил… Я не смогу больше верить в адекватность людей, если ты скажешь, что тебе даже никто не помог, — охнул собеседник, заключая меня в объятия. — Не помог, к сожалению. Родителям было плевать, а школа даже не знала о происходящем. Но потом я перешёл на домашнее обучение, когда Британия решил переехать и только, буквально сбежав, я смог остановить издевательства надо собой. — И после этого я ещё иногда удивляюсь, как это у меня чуть челюсть не отвалилась, когда я тебя первый раз увидел. Вот будто чувствовал, что передо мной ахуенный и сильный человек. Потому что такое не каждый бы пережил, а ты останешься ещё и таким позитивным, — целует меня в щёку партнёр. — Спасибо, — смущаюсь я и прижимаюсь к оппоненту, не желая вылезать из тёплых объятий. — Нет, это правда! Ты шикарный и очень сильный! С тобой так интересно, с тобой можно и посмеяться, и погрустить, в нужные моменты можешь поддержать. Ну не человек, а произведение искусства. И не просто произведение, а шедевр. — Ты преувеличиваешь. — Неправда, — я смущённо бубню в плечо альфе, на что он смеётся и продолжает говорить, что я самый лучший, — Мх, малыш, я желаю так помочь тебе в прошлом. Мне тебя очень жалко и одновременно больно, зная, что ты пережил такой ужас, — продолжил тему Россия, когда я немного успокоился, — Надеюсь, эти проблемы со знакомством не мешает тебе иметь много хороших друзей. — У меня мало друзей. Многие удивлялись, когда я говорю это, особенно другие страны, видящие меня каждый день на мировой арене, где вокруг меня всегда есть люди. Но они никогда не станут мне друзьями, ведь такие подлые. Сначала улыбаются тебе в лицо, а потом мечтают убрать с пути. Но есть некоторые люди, с которыми я поддерживаю общение, правда они всё равно никогда не станут мне близкими. С ними можно сходить куда-то, иногда рассказать о проблемах, но личное никогда им не смогу доверить. К примеру: Мексика, Аргентина, Бельгия, Болгария, Бразилия неплохие, с ними интересно, можно позвать выпить, если что-то произошло. Канада, правда, лучший вариант. Несмотря на то, что он мой брат, является одновременно моим лучшим другом. — Помню его, весь полёт он только и делал, что говорил. Я даже немного устал под конец от постоянных расспросов. — Да уж, он болтливый. Много он про меня рассказал? — я нахмурился, вспоминая ситуацию с плюшевой игрушкой. — Рассказал, что ты себя плохо чувствовал последние дни и потратил много нервов, дабы обеспечить моё возвращение. — Этот документ… Мне казалось, что после его просмотра во мне что-то умерло. — Ну-ну, — видя, что я стал поникшим, спешит успокоить меня Росс, — Я здесь, а это просто отвратительный поступок Союза. Хотя, не могу не признать, что, когда ты покинул пустыню, мне было очень больно. Я не мог поверить, что снова один, что нет больше причины моей улыбки рядом. Потом мне началось казаться, что ты врал всё то время ради выгоды. А когда спустя два дня небо было такое же тихое, я был подавлен. — Раш, солнце моё, я никогда бы не наврал про влюбленность, — мне стало так стыдно после слов русского. Господи, даже не подумал, что пока я рыдал и бездействовал тому было ещё хуже. Я выставляю себя на мировой арене совершенно другим человеком и принять настоящего меня бывает сложно, учитывая огромную разницу, — Я тебя не виню, просто знай это. Возможно, я действительно мог использовать кого-то только в целях спастись, но не тебя. Как я буду жить без любимого человека рядом? — Ну хоть меня обошла стороной участь быть обманутым. — Если я вижу, что человек хороший, то не позволю себе бросить его. — Хорошо, что моя любовь взаимна, — усмехается партнёр и тянется ко мне за поцелуем, на который я, конечно же, отвечаю. Я сминал его губы, впуская пальцы в кудрявые волосы того, послностью отдаваясь процессу, как вдруг альфа резко отстраняется, прервая тем самым поцелуй, и начинает вновь кашлять. Я обеспокоено смотрел на оппонента, понимая, что он простыл и отговорок по типу: «Всё нормально», — я больше принимать не буду. Хоть я терпеть не могу понедельники, но этот, мне кажется, я буду считать одним из самых лучших в своей жизни. Четыре часа дня, скоро уже будет темнеть, а мы продолжаем гулять по парку, разговаривая и приняв решение дождаться заката. Безлюдность вокруг так напоминала события три года назад, когда были только мы и никто не мог нас потревожить. Желание увидеть закат была полностью моей инициативой, ведь я мечтал ещё хоть раз почувствовать ту атмосферу спокойствия с прекрасным видом. *** Не могу поверить, что уже больше недели живу в одном доме с Россом. Каждый день был по-своему невероятный, а таковым он становился только благодаря Раше. Никогда бы не подумал, что могу быть настолько счастливым. Чего стоят только объятия во сне. Иногда, если я не могу уснуть, в голову могут начать лезть мысли: «А если он меня не любит», — но потом я смотрю на спящего русского, что обнимает меня, и меняю суть своих мыслей, начиная обдумывать работу. Похожая ситуация была и этой ночью. Я вновь начал выдумывать всякие глупости, но сопение альфы, что мгновенно уснул от очередного активного дня посещений достопримечательностей, заставляют отгонять подобный бред. Даже сон лучше приходит, если знаешь, что кому-то ты нужен, кто-то просыпается каждый день ради тебя. Эх, а раньше я даже мечтать не мог о подобном. — М-м-мх, — недовольно протягиваю я, слыша оглушающий звук будильника. Тот проигрывал однотонную громкую мелодию и тем самым будил. Я, не открывая глаза от накопившейся сонливости, тяну руку к источнику звука, нащупываю и выключаю его, снова принимая прежнюю позу. Лёжа на правом боку, греюсь о тело партнёра, что ещё спал, приобнимая меня одной рукой и уткнувшись в моё плечо, — Раш, — лениво произношу я, пытаясь коротким словом разбудить оппонента. Слышу, как Россия тоже издаёт в ответ недовольные звуки, не желая просыпаться. Тот что-то бормочет, а после, прижимая меня ближе к себе и губами касаясь моей макушки, продолжает спать. Я тоже не спешу открывать глаза, но всё же продолжаю в полудрёме будить свой смысл вставать каждое утро, — Рашенька. — Ещё рано, — лишь отвечает Росс, продолжая сопеть. — Не рано. У нас запланирована сегодня поездка на площадь Таймс-сквер и в Собор Иоанна Богослова, — медленно проговаривал я, словно сейчас сам усну. — Зачем мне всё это, если есть ты? — всё-таки продрал глаза русский и теперь потирает их. — Ох, а кто же меня упрекал в пустыне, что я долго сплю? — Не я, тебе показалось, — усмехнулся сонный собеседник и начал оглаживать мои руки, теперь уже стараясь разбудить меня. — Да-да, приснилось, видимо, хах. — Вот-вот. Раннее утро. Лучи солнца врываются в комнату сквозь открытое настежь окно. За окном редкий утренний туман, но неяркие лучи пробиваются сквозь него, будя все живое. Я поднимаю торс с кровати, зевая и потягиваясь, довольно смотря на лежащего рядом альфу. Встаю с кровати, идя сразу на кухню, чтобы достать с полки нужные таблетки для больного горла партнёра. Всё-таки тот признался, что его продуло ещё в самолёте и всё это время испытывал боли. Он не видел в этом что-то серьёзное и бросался словами «само пройдёт», а я же волновался, как бы боли в горле не вылезли в окончательную простуду. Россия всё ещё неохотно принимает от меня лекарства, ведь так и не поменял мнения по поводу заболевания, а мне приходилось периодически даже заставлять его глотать таблетки, подобно маме, что лечит маленького несмышленого сына. Вот и сейчас я беру упаковку лекарств в руки, где были пилюли и сироп, наливаю стакан воды и возвращаюсь в комнату к Россу. Правда, пока я думал по пути обратно новые аргументы, почему тот должен выпить всё принесённое мной, я не заметил, что не вписался в поворот и влетел лбом в косяк двери. — Чёрт, — шипел я, пока тёр место ушиба. Русский среагировал моментально, подходя и начиная меня жалеть, параллельно покрывая поцелуями место ушиба. После небольшой паузы на моё восстановление, после удара, ведь пару минут у меня даже кружилась голова, альфа послушно принял лекарства. Моей радости не было предела, ведь хоть в этот раз не нужно было заставлять его сделать это. Видимо, мне придётся ударяться головой каждое утро, чтобы не превращать процесс лечения в муку для каждого. *** — Четырнадцатое ноября, — проговариваю себе под нос я, обращая внимание на календарь, что висел перед входом из дома. Застегнув пальто, я отмечаю, что сегодня прошло ровно две недели с момента приезда России на мои территории. Невероятно, у меня такое ощущение, что прошло пару дней, настолько время быстро летит, когда вторая половинка рядом с тобой. Особенно, когда вы вместе не сидите в четырёх стенах дома, а путешествуете по городу, посещаете интересные места. Оказалось, что некоторые достопримечательности даже я не видел и мне самому было очень интересно их посетить, узнать новое о родном городе. — Долго я у тебя уже, — отвечает Росс, входят в прихожую и спешно одеваясь, чтобы не заставлять меня ждать. — О таком я раньше даже и мечтать не мог, — улыбаюсь я, выходя на улицу и ожидая русского. Что же, это решение далось мне непросто, но я окончательно решил познакомить Рашу и Германию. Первому такая идея категорически не понравилась и, когда я просил объяснить причину отказа, тот только хмурился и отвечал невнятное. Под моим неким давлением, альфа всё-таки пошёл на уступок и согласился попробовать наладить контакт с сыном нациста. Даже сейчас видно, что тот не горит желанием идти, знакомиться с соседом и делает это только ради меня. Я, вот честно, не понимаю, что происходит и почему такая реакция на Геру. Каждый раз вспоминаю его раздраженный взгляд, когда братьев привёл Италия. — Потеплело, — выходит из дома партнёр, закрывая дверь и своими словами выводит меня из мыслей, — Знаешь, обычно на территориях СССР в начале ноября лежит снег, а тут им даже не пахнет. — У меня тут климат помягче и такие морозы, как у вас, здесь бывают редко, — отвечаю я, ещё раз обдумав, стоит ли знакомить этих двоих. Но терять уже нечего. Легенда придумана, настрой есть (лично у меня), всё должно пройти хорошо. Махнув головой и тем самым показав, что пора идти, Росс слушается и следует за мной, поправляя пальто. Естественно, немцу говорить, что являемся парой, мы не будем, а только скажем, мол, русский помогает мне с работой. Если у Германии появятся вопросы, то мы просто будем отвечать что-то, что придёт первое в голову, следуя этим выдуманным обстоятельствам. Вот мы дошли до дома сына нациста и я нажимаю на звонок, терпеливо ожидая, когда дверь откроется. Иногда поглядывая на оппонента, стоящего рядом, я пытался убедить себя, что всё будет в порядке и беспокоиться не о чем. Наконец хозяин дома отворил дверь и встречал нас с растерянным видом. Мы поздоровались друг с другом, я представил альфу, что с презрением смотрел на Геру, и прошли внутрь. Оставив моего партнёра ждать в столовой, я и подросток отправились на кухню. — Давай я помогу тебе с чаем, — доброжелательно улыбаюсь я, предлагая свою помощь оппоненту. — Если Вам не трудно, — поджимает губы немец и достаёт из шкафчиков заварку, пока я ставил кипятиться воду в чайнике. — Я уже видел Вашего друга. Он был на собрании, где меня разлучили с братом. — Да, он там был. — Странно, он не родственник человека, забравший ГДР? — Нет-нет, — вру я, зная, что собеседник правды не узнает точно, — Просто он тоже русский. — А этот русский всегда такой, — немец задумался, — угрюмый? Он меня буквально пилит раздражённым взглядом. — У него сегодня, видимо, плохой день, — пытаюсь оправдаться я, чувствуя неловкость за неуважительное поведение России. Что с ним такое? Почему у него вдруг появилось отвращение к бедному ребёнку? Я не заставляю его прыгать от радости при знакомстве, но хотя бы не кривить лицо, явно показывая своё неуважение, нужно. — Если честно, то мне некомфортно, когда тот на меня смотрит подобным взглядом, словно я гадость ему сделал, — хмурится Германия заливая в три кружки зелёный чай, — Ах, да. Точно, как я мог забыть? Немцы же теперь прав имеют меньше, чем голубь на улице. Тем более для русских мы — те, кто небольше, чем испортили жизнь. Они даже не понимают всей сложности ситуации, но ненавидят. — Это не так. Никто не будет на тебя морально давить, только потому что в тебе течет арийская кровь. Я, по крайней мере, этого не позволю, уж точно, — я надеялся, что эти слова дадут уверенность оппоненту, но тот только жмёт плечами и берёт две кружки, относя в комнату. Я вздыхаю, беру оставшуюся и иду следом за ним, надеясь, что Росс одумается и перестанет вести себя подобным образом. Я сразу стал обдумывать возможную причину такого поведения, медленно проходя в столовую, дабы не расплескать напиток в кружке. — Это Вам, — коротко проговаривает Германия, ставя перед русским чашку и этими словами, видимо, пытался разговорить того. — Вообще-то я люблю черный чай, зелёный просто омерзительный на вкус, — в отвращении тот приподнимает верхнюю губу. — Я не знал, да и другого у меня нет, — чувствует себя виноватым Гера, — Извините. — Можно было и подготовиться, раз гостей ждал, — откровенно придирается альфа. Я застал данную картину и был в полнейшем шоке. Потому, когда мой взгляд и взгляд партнёра встречаются, я хмурюсь, всем видом пытаясь показать свою неприязнь к словам того. На это «сын» коммуниста закатывает глаза и прерывает зрительный контакт. Такая реакция меня очень сильно опечалила. Что происходит с моим любимым добрым Рашей? — Гер, как ты кстати? А то я последние дни не успевал заходить к тебе, — решаю сменить тему, чтобы Россия ничего не успел наговорить, а с ним я позже разберусь. — Всё в порядке, вещи разобрал, книгу ту самую дочитал. — Я очень рад за тебя. Так приятно видеть, что ты больше не избегаешь меня, — я вновь улыбаюсь, периодически поглядывая на лицо Росса, которое не выражало интерес к беседе. — Мне нужно было привыкнуть к случившемся событиям. У Вас как дела? Где же Вы всё это время пропадали? — Где я пропадал? Мне кажется, проще показать, чем рассказать. Знаешь, он отличный фотограф, — я указываю на русского, — и, думаю, он с радостью покажет тебе пару фотографий, которые расскажут, где же я был. Раш, альбом как и обычно у тебя в пальто? — стараюсь по-доброму говорить, а ведь так хотелось прямо сейчас схватить альфу за шкирку и оттащить за дверь на серьёзный разговор. Сын нациста и без того волнуется, зная, что перед ним русский человек, и, предполагая, какая ненависть может в нём течь, а теперь мой партнёр выдаёт такое. У меня просто не укладывается в голове, как такое милое солнце может относиться подобным образом к людям. Конечно, у нас в первое время с взаимоотношениями с Россией тоже было всё не слава Богу, но придирок по любому поводу я ни разу не слышал с его стороны. Я даже не подозревал, что он способен на подобное. — Да, — Росс недовольно поднимается с места, уходит ненадолго и возвращается с альбомом, — Вот, смотрите, — протягивает книжечку нам тот, не желая проявлять инициативы в этом деле, и откидывается на спинку стула, отпивая чай из кружки. Я был выбит из колеи окончательно, но взял себя в руки и начал показывать разные фотографии достопримечательностей, на фоне которых иногда даже появлялся я, и рассказывать про каждую. — Эй, Раш, помнишь, как мы промокли под дождем, когда были в районе Челси? — хихикнув от воспоминаний, пытаюсь хоть как-то втянуть в разговор русского. — Помню, — сухо отвечает тот. Что? Даже ради меня он не в состоянии посидеть, как подобает адекватному человеку, а не этот цирк устраивать? Да какого черта вообще происходит? — Давай и ты расскажи что-нибудь. Тебе понравился этот небольшой тур по Нью-Йорку? Остались некоторые места, в которые мы не успели попасть, но какие эмоции у тебя остались от увиденных? — настойчиво и прямолинейно продолжал заставлять быть частью диалога я. — Этот город красивый, — альфа вновь немного отпил из кружки, — Совсем отличный от других. Возможно, мне стоило приехать сюда намного раньше, дабы увидеть всю эту красоту скорее. Улицы необычные, здесь кипит своя жизнь. Впрочем, Нью-Йорк — отличное место, это видно на фотографиях. Думаю, мои комментарии тут излишне, всё и так прекрасно понятно, — на «отъебись» отвечает тот, смотря в чашку и иногда на немца, а после снова замолкает. Однотипное тиканье часов ещё больше заставляло меня нервничать. Я даже не подозревал, что мой партнёр способен на такую прямолинейность, граничащую с идиотизмом. Понимаю, что он согласился пойти на встречу только из-за моих активных просьб, дабы меня не расстраивать, но о чём он думал? Он на полном серьёзе считает, что если будет просто присутствовать, то мне в миг станет приятно и я подумаю, какой он ахуенный, раз сделал одолжение? Что за бред?! Может с мой стороны было некрасиво чуть ли не принуждать к встрече, но один раз потерпеть можно? Тем более вымещать свои личные закидоны на чертовом ребенке — глупо! В любом случае этим двоим всё равно пришлось бы познакомиться в будущем, ведь они живут совсем рядом, да и я их общий знакомый. Но на протяжении получаса, во время которого мы находимся в одной комнате, Россия так и не поддержал разговор. Я чувствовал себя так ужасно перед Германией, ведь было видно, как ему неприятно такое поведение. Даже мои прямое просьбы влиться в разговор были проигнорированы. Росс молча цеплялся глазами то за одну вещь в комнате, то за другую, даже не глядя в нашу сторону. Только я говорил с Герой, расспрашивал его о прошедшем дне, пожеланиях, рассказывал свои планы на будущее по работе и о многом другом. Немец был восхищён фотографиями и даже на ухо мне шепнул, что сделаны они мастерски (не хотел льстить человеку, что авторитета в нём не видит). Я пообещал обязательно посетить с ним некоторые места на следующей неделе, которые заинтересовали его больше всего, в ответ получив радость. Часы издали звон, говорящий о трёх часах дня и этот звук прервал наш разговор. Знакомство вышло неудачным, я и сын нациста опять удалились на кухню за новой порцией чая для всех, где я долго извинялся за русского. Подросток злился на выходки гостя, но обещал быть более терпимее, чтобы не заводить конфликт. Его муки облегчила информация о том, что я обязательно проведу профилактическую беседу по этому поводу с альфой. — Вода закончилась, как неудобно. Придется для третьей чашки ждать, пока новая вскипит. Боюсь, что остальные остынут, пока буду греть одну, — размышляет, как поступить лучше собеседник, держа в руках чайник. — Это не проблема. Сделай себе и Раше, а я подожду, пока вода вскипит для себя. — Тогда отлично, — улыбнулся Германия, а я понимаю, что это первая улыбка, которую я вижу от него. — Я же могу воспользоваться заваркой и чайником сам? — Конечно, — кивает тот, разбавляя кипяток в кружках обычной водой и относя готовые напитки в столовую. Я радуюсь, видя, как время лечит Геру и надеюсь, что всё-таки смогу узнать причину придирок со стороны России. Мне хотелось их познакомить, ведь немец целыми днями проводит в стенах дома и я был бы рад, если тот иногда мог поговорить не только со мной. Вдруг из соседней комнаты, куда ранее удалился хозяин дома, доносится громкий русский мат и дребезг. Естественно я быстро прибегаю на место событий и вижу, что на Росса, скорее всего случайно, немец пролил чай и теперь первый был выведен из себя, смотря на пятно на брюках. Осколки кружки валялись на полу, а сын нациста метался, не зная, что делать. — Тебя не учили быть аккуратнее?! Ты принимаешь гостя! — скалится русский, зло смотря на бедного подростка. Нет, он не кричал, просто тон голоса был поднят, но вид Раша имел угрожающий — И что теперь мне делать?! Ты испортил брюки! — Простите, я случайно, правда! — пытался оправдаться провинившийся, но его даже не желали слушать. — Как можно быть таким безруким?! Эти брюки столько стоят, сколько ценности не имеешь не ты и не твоя семья вместе взятые! Сколько вас там осталось?! Двое? Так тем более, а то цену можно было бы поднять за вашего батю, что устроил такой пиздец! — продолжал отчитывать в жёсткой форме сына нациста тот, как у меня в голове всплыло воспоминание. Испания, годы жизни в её дома. За каждую оплошность мне доставалось и потому я до сих пор до ужаса боюсь делать ошибки, мысля уже на подсознательном уровне, что меня обольют грязью, который раз скажут, что я не нужен, что ничего в жизни не получится, — Вообще не понимаю, что ты тут делаешь и почему живёшь в таких условиях, ведь не ты, скорее всего, не лучше своего умершего отца! Тебе место только одно — загон для свиней! — Замолчите! — вдруг выдаёт Германия, сорвавшись с цепи. Я уже хотел сам вывести альфу на улицу и покрыть матом, требуя извиняться перед хозяином дома или банальных объяснений ситуации, но подросток справился сам, — Пошёл нахер из моего дома! Кто тебе позволил выражаться подобным образом?! — Я только об этом всё это время и мечтал, — фыркает партнёр, вставая из-за стола и, скоро собравшись, выходит из дома. — Гер, — будучи потрясенным ситуацией, я очень жалел, что не успел пресечь выходки партнёра, но имел надежду поддержать пострадавшего. — Я же говорил, что ничем хорошим это не закончится. — Прости, я должен был тебя послушать. И я не знаю, что на него нашло. Он такой добрый со мной всегда и я считал, что вы оба тоже найдёте общий язык. Если бы я знал, что так получится, то никогда бы не позволил ему приближаться к тебе! — Вы не виноваты, а пока, пожалуйста, тоже уходите. Я очень злой и боюсь, что наговорю лишнего, — руки Германии даже подрагивают от накопившейся злости, потому я выполняю сказанное, выходя на улицу к России. — Что это было, твою мать?! — хмурюсь я, глядя на высокую фигуру, что выдыхала едкий дым сигареты, которую успела закурить, в воздух. Меня прибирала злость от непонимания причины происходящего. Также мне было жуть, как обидно за Геру, ему и так сложно, а эти слова могут добить его полностью! Чёрт, я же обещал, что не позволю никому так выражаться. — То, что он заслужил, — делает новую затяжку Росс и отвечает спокойным голосом, словно то, что сейчас произошло, является нормой. Он смотрел вдаль, даже не думая переводить на меня взгляд и что-то явно вспоминал, отчего лицо того стало опечаленным.