Ангельские слёзы

В ходе долгих споров и убеждений, подаваний не одного заявления об отказе в госпитализации, психотерапевт наконец согласилась продолжать работать со мной, не смотря на игнорирование нужды находиться мне под постоянным наблюдением врачей. Каким-то образом даже отец прознал о том, что меня гонят в дурку, после чего просился помочь предотвратить это. Но, сколько бы тот ни пытался быть хорошим папочкой, в голове по привычке он точно отпустил в мою сторону парочку далеко не лестных слов. Великобритания настолько погряз в желании измениться, что даже старался ежедневно звонить и спрашивать о моих делах, убеждая, мол, я всегда могу рассчитывать на его помощь. Наверное, в его голове это выглядело очень благородно, однако на деле казалось приторной до тошноты ложью. Иногда я думаю, мол, всё стало бы лучше, если наши отношения вернулись к прежним. К подколам и оскорблениям я давно привык, слыша их, я знал, что любимый папочка говорит со мной искренне, а сейчас чувствую, словно специально задабривают перед чем-то страшным. Впрочем, сейчас это волновать не должно, так говорит мне моя психотерапевт на приемах. Наши разговоры с ней уже давно вышли за рамки бесед о беременности, родах и последствиях. Уже на второй или третьей консультации та интересовалась моим прошлым, детством, отношениями с родителями. Почему-то врач вызывала у меня доверие, отчего, сам того не заметив, я с лёгкостью поведал и об ужасном отце, и о родной матери. Думаю, вы помните, как последняя всячески унижала меня, когда ещё не ушла из семьи. Даже тайну о прошлых отношения я смог заставить себя открыть. Странно, что я вот так быстро открылся незнакомке, не правда ли? Я до последнего умалчивал подробности насилия в прошлом, даже от человека, ценившего больше жизни. Сейчас я уже понимаю, что в скором времени рассказал бы всё сам, если бы Россия всё-таки не узнал правду от Канады, но тогда это казалось равным самоубийству. А теперь я так просто открылся этой женщине? Странно. Что стало причиной? Спустя пару недель лечения я понял, что мне правда нужна помощь. Даже в походе к врачу я больше не видел ничего унизительного. Мне началось казаться: эта женщина единственная понимала меня полностью. Она правда всегда выслушает, даст совет, не осудит, не повысит голос. Самое приятное в том, что после откровений она оставалась незнакомкой, перед которой было не так стыдно повести себя глупо. Никто ведь не считается с мнением посторонних людей, правда? Ох, знаете, эта милая дама даже дала мне свой номер телефона, при этом сказав, что я могу звонить в любое время суток, если почувствую сильные переживания или желание всё бросить и вновь наложить на себя руки. Иду на приёмы теперь, как на небольшой праздник, с удовольствием. В последнее время чувствую себя более счастливым, проблемы не так пугают, и я не хочу останавливаться. Теперь моя цель — полное излечение и новая жизнь. — Боже, и не скучно Вам выслушивать весь бред, что я говорю? Тут ведь одно нытье. Но не могу не отметить, что, выговорившись в Вашем кабинете, на близких свои проблемы я больше не распространяю, — как-то признался врачу я, уже под конец консультации. — В прошлом я и вовсе нытиком похуже был. Не понимаю, как моё окружение терпело меня. Сейчас вспоминаю и противно от самого себя становится. Хотя на Ваших приемах всё равно приходится таким быть ради решения проблемы. Ещё и истерики какие я закатывал! — Не всё является нытьем, что люди таковым называют. Часто можно встретить, что так нарекают обычные просьбы помощи или разговор, где кто-то делится настоящими чувствами, даже не подозревая под этим желание отравить жизнь слушателю. Да и нытье далеко не здоровое поведение. У всего есть причины. Кто-то привлекает так внимание, кто-то считает, мол, это единственный способ получить поддержку, а кто-то просто погряз в нытье так, что уже сам не понимает ужас своего состояния. Говорите, что любили поныть? Попробуйте понять почему. Неужто Вам нравилось становиться такой «обузой» для остальных? — Не нравилось, я ненавидел себя за это, но продолжал. Пытался с этим бороться — ничего не выходило. Однако за последний год я прожил столько, что теперь эта привычка сама покидает меня. На этом приеме даже сложно было общаться с Вами о всём, что я чувствую. А вот о причине такого поведения я подумаю. Мне кажется, я просто слишком не уверен в себе. — Видите, Вы знаете причину. Чтобы избавиться от нытья, мешающего Вам жить, нужно стать уверенней в себе. — Именно. Вы такая понимающая и пунктуальная. Мне приятно с Вами общаться. Предыдущие врачи не вызывали у меня таких теплых чувств при разговорах. По неопытности можно и спутать эти самые чувства с влюбленностью в своего лекаря. — Такое иногда происходит. Во время терапии «влюбленность» возникает не от настоящих светлых чувств, а от того, что человек несчастен и врач выступает неким идеалом, который всегда поймет. После окончания лечения должно пройти ещё минимум два года, дабы трезво оценивать свои романтические чувства к тому или иному человеку. А бывает, что после объяснений всего этого человек не верит, начинает преследовать и не давать спокойно жить. От этого, к сожалению, никто не застрахован. Сколько бы я ни твердил об улучшении своего состояния, со временем некоторое продолжало давить. Частично к этому был причастен Россия. Ещё на первом приеме я сказал, что не хочу никого видеть, хочу просто остаться один. Нежелание контактировать с кем-то всё росло и росло. Во время работы я запирался в кабинете, стараясь лишний раз не покидать его, с друзьями обменивался только парой слов, с родными и Россией же так обходиться не получалось. Да и психотерапевта я терпел, только зная, что иначе не вылечусь. Ребенка я не видел которую неделю, он всё у Канады, благо у брата есть время сидеть с ним. Почему же обычно святой Россия теперь причастен к ухудшению моего и без того хромающего психологического здоровья? На улице уже глубокая чернота, несмотря на то, что в середине октября темнеет не так быстро. На часах одиннадцать, кажется. Честно, от усталости после изматывающего рабочего дня я потерял ход времени. Сегодня мне предстояли не только простые собрания, а после и работа с документами, однако ещё и встреча с партнёрами поставки товара на территории. Как на зло, встреча была вечером, отчего я так долго и провёл в ООН. Стоит мне провернуть ключ в замочной скважине, отворить дверь в квартиру, ступить на порог и скинуть с плеч серый плащ, передо мной уже стоял Россия, улыбающийся во все зубы. Он сразу помогает мне снять верхнюю одежду, закрывает дверь и внимательно наблюдает за моими действиями. «И так день за днём», — произношу у себя в голове я и вздыхаю. — Я уже разогрел тебе еду. Переодевайся скорее, пока не остыло, — стал подгонять меня тот. — Как прошел день? Встреча? Всё уладили? — Да, всё в порядке, — коротко отвечаю, стараясь намекнуть, что сейчас я скорее свалюсь с ног от усталости, чем начну рассказывать все краски произошедшего. — Ну, хорошо, жду тебя на кухне. Возможно, для вас это незаметно, но с тех пор как я пытался покончить с собой, Росс не отходит от меня ни на шаг. Буквально всегда. Просыпаюсь я, просыпается и он, пристально смотря за моими сборами в здание ООН. Захожу в ванную, провожу там хоть немного больше времени, чем обычно, а русский уже взволнованно стучится и спрашивает в порядке ли я. На работу со мной ходить ему мешает, наверное, только другие страны там. Вечером вы тоже прекрасно видите его поведение. Чуть я войду — он уже передо мной, спешит усадить за стол и внимательно следит за трапезой. Сидя рядом, он каждый раз грустнеет и извиняется за повышенную опеку, после признаваясь в её причинах. Злиться на альфу за такое странное и раздражающее поведение мне мешает только жестокая правда. Я сам породил в партнёре страх за мою жизнь. Он хочет быть постоянно уверенным в том, что я не наложу на себя руки, ведь сделал я это как раз в его отсутствие. — Прости меня, идиота такого. Я просто не могу. Только ты пропадаешь из виду, как воспоминания сразу заполняют голову. Боюсь вновь найти тебя на полу, всего в крови, — уткнувшись в свои руки, вновь начал твердить Россия, когда я уже сидел за столом и быстро уминал ужин. — Я знаю, что это ужасно — быть, словно дитя, вечно под присмотром. Но это пройдет, обещаю. Как только ты вылечишься, и я стану уверенным в твоём стабильном моральном состоянии, отстану. Обязательно. — Не переживай из-за этого так, — сделав вид, словно даже не замечаю контроля с его стороны, прошу успокоиться. — Ты всегда был похож больше на мамочку, нежели на партнёра. Всегда я должен быть накормлен, счастлив, залюблен и прочее. Ничего не поменялось. — Да? — Россия нервно улыбнулся. — Подобным образом меня ещё никто не сравнивал. Прости, я не хотел быть столь навязчивым. — Нет-нет, это вовсе не плохо. Забота и поддержка — то, что было мне всегда нужно от любимого. Как только я наберусь сил, то серьезно поговорю с Россом о его поведении, но пока мне проще наврать. — Может, я такой, потому что в детстве у меня не было матери? Да и РИ был слишком холоден со мной. Оттого я не хочу подобного для близких людей. — Возможно, — кивнул я. — А ещё спорил в сорок втором, мол, незаботливый ты. — Разве я заботливый? — слегка подняв в удивлении брови, спрашивает Россия. — Правда не считал себя заботливым? — хмыкнул я. — По отношению к тебе тогда — нет. Я понимаю, что Россия боится за меня, считает, мол, мне нужна поддержка чуть ли не каждую минуту. Мне же не хватает воли попросить его угомониться. Приходится терпеть и с каждым днём всё больше и больше желать остаться наконец одному.

***

— Как Вы чувствуете себя сегодня? — с этого вопроса обычно начиналась консультация у психотерапевта, и сегодня не стало исключением. Женщина приготовила свой блокнот и подняла на меня глаза. Я же сидел в кресле, подперев рукой голову и спрятав взгляд. — Вы выглядите плохо. Что-то произошло? — Я не знаю… Я вновь чувствую ту пустоту в своей душе, что была до лечения. Мне страшно. — Что может быть этому причиной? — Что угодно. Стресс, усталость… Я не знаю! — Мы давно с Вами не виделись, а двенадцатого был Ваш день рождения. Расскажите, как он прошёл. — Никак он не прошел. Я не отмечал его. — Вы всегда не отмечаете день рождения? — Наоборот, привык проводить его громко с друзьями, собраться где-то, хорошо выпить и вечером открыть много подарков. А в этом году было тошно даже от мысли находиться в шумной толпе людей. У моего молодого человека были большие планы на тот день, но мне пришлось его расстроить. Даже подарок не стал принимать. Не нужно мне сейчас ещё большее внимание, — зло проговорил я. — Что значит «ещё большее»? — Да как только мой партнёр застал меня за попыткой вскрыться, то его словно подменили! Боится оставить меня даже на секунду! Я понимаю, почему он так делает, но я слишком устал от этого! — Вы пробовали сказать, что вам некомфортно? — вскинула бровь врач. — Я много раз хотел, но я смотрю в его обеспокоенные глаза и… Не могу я! И без того стыдно, что из-за меня у него все проблемы, что он таскался со мной по врачам и пытался помочь, пока я отказывался лечиться! А сколько он сделал для меня ещё до наших отношений, до моей беременности, во время нее! Как я могу сказать не трогать меня? — вздыхаю. — Теперь и его очередь вынести мне мозги. Но одновременно я больше так не могу. Я хочу закрыться и не выходить никогда в люди. Даже сюда я еле заставил себя явиться. — Я поняла Вашу проблему, мы поговорим о ней позже, а сейчас хочу помочь Вам найти её решение. У Вас нет возможности временно разъехаться со своим молодым человеком? — О чём Вы? — Сейчас Ваше лечение должно быть превыше всего не только для Вас, но и для партнёра. Раз Вам хочется побыть одному, значит мы не можем это игнорировать. — Господи, я не представляю, как буду говорить об этом ему. Он же с ума от переживаний сойдёт! — замотал головой я. — Хотя он должен всё понять и отпустить. Нет, я больше чем уверен, что тот не будет препятствовать моему желанию временно побыть одному, однако сколько нервов он себе истреплет, боясь, мол, опять наложу на себя руки? — Я не стану настраивать. Моя задача: наставить Вас на верный путь, а не заставить идти против своей воли. Я прошу только помнить, что сейчас Ваше лечение должно быть на первом месте. Иногда нужно стать эгоистом для своего блага. Я все больше и больше думал о словах этой милой женщины. Они были верны, я прекрасно это понимал, однако как же Россия? Будет очень некрасиво с моей стороны пренебречь его чувствами, зная, что тот всегда делал ради меня. Да какие там чувства? Он семью бросил ради меня! А если вспомнить сорок второй? Он был готов пожертвовать своим спасением ради меня. А сейчас просто уйду? Да я сам не выдержу находиться долго один, зная, как тот себя может извести. Игнорируя желание просто сбежать, я стал замечать, как вновь теряю желание жить, воспринимая каждый день пыткой. Уже скоро я пришёл к выводу, что больше не могу это терпеть, да и врач советовала пересилить жалость к любимому, напоминая, мол, я могу быть госпитализирован из-за ухудшения здоровья. Мне даже выписали первые таблетки, сразу кучу, сказав, что тут и до срыва недалеко. И вот одним утром я сам проснулся в шесть, тихо оделся, позавтракал, достал из-под кровати чемодан, открыл шкаф, взял первые попавшиеся несколько вещей, аккуратно сложил и сунул в чемодан. Там уже лежали предметы личной гигиены, бумаги по работе и прочие нужные мелочи — все это я успел сложить в ночи, дабы не вызывать у России лишних вопросов. Проверив, не разбудил ли я Росса во время быстрых сборов, покидаю спальню и прикрываю дверь. Медленными шагами прохожу к столу в кухне, где уже лежит листок бумаги и ручка. Беру ручку в правую руку, другой описаясь о столешницу, и практически приступаю писать, однако на мгновение застываю. Моё лицо стало печальнее, в голове крутятся столько мыслей, что и пересчитать трудно. Пальцы сжали ручку сильнее, опустив её кончик с чернилами к листку. Рука дрогнула, но начала выводить буквы. Одна за другой, одна за другой, превращаясь в недлинный текст. Вздыхаю и перечитываю написанное. Здесь все то, что я хотел сказать, но теперь этого кажется недостаточным. Из спальни слышатся шорохи, чего я пугаюсь, молниеносно хватаю рукоятку чемодана и вылетаю за дверь, захватив с собой нужную обувь. Я поспешил скрыться за стеной, на площадке лифтов, и внимательно прислушаться к звукам из квартиры. Все тихо. Кажется, пронесло. Облокотив чемодан на стену, я присел на корточки, обуваясь и усмехаясь этому. Так испугался, мол, буду найден, что даже не рискнул обуться в квартире, боясь не успеть сбежать. Улыбка быстро сходит с моего лица. Я встаю, ещё раз оглядываюсь на дверь квартиры и вызываю лифт. Опять вспоминаю строчки, оставленные на том листе. Я плохо пишу на русском языке, мне с трудом удаётся выводить буквы из кириллицы. Когда я пишу письма кириллицей для деловых партнёров, то выделяю на это кучу времени, во время которого тружусь над каждой буквой. А теперь я написал всё на скорую руку, потому остаётся только надеяться, что Россия разберёт написанное и простит за мой поступок. Я не могу сказать, правильно ли поступил, но мне нужно лечиться сейчас, дабы потом мы оба были счастливы. Уверен я в одном: мой врач желал разговора с партнёром, а после временный переезд, а не очередной побег… — А если бы сейчас ты поймал меня, Раш, второй попытки сбежать у меня не было. Наверное, ты бы стал ещё большим параноиком за мою жизнь, — принялся рассуждать я вслух. Минуя лифт, подъезд и входную дверь, я с помощью ключа открываю машину, погружаю в багажник чемодан, сажусь на водительское сиденье, проверяю время и трогаюсь с места, зажав педаль газа.

***

Россия просыпается только к восьми и только от шума этажом выше. Кажется, наши соседи решили, что раннее утро — идеальное время для того, чтобы включить радио на полную громкость. Сонливо потянувшись и зевнув, Росс наконец открывает глаза и привстает на локтях с постели. Он не сразу замечает, что меня рядом нет, но как только делает это, тут же подскакивает с кровати и спешно покидает комнату. — Странно, почему я не проснулся, когда Аме вставал? — недоумевал тот, ища меня глазами. Он уже хотел крикнуть мое имя, как увидел листок белой бумаги на кухонном столе. Поспешив взять его в руки, русский сразу узнает неровный почерк. Эти косые печатные буквы он признает из тысячи. Пропись русскую я не смог освоить даже за время переписки с альфой длиной в три года. «Ухожу на работу. Вчера совсем забыл сказать, что Великобритания организовал мне много дополнительной работы, потому вернусь нескоро. Не волнуйся, буду в порядке. Не пытайся дозвониться до меня, я слишком занят и не отвечу. Целую», — именно это я успел написать в спешке, пока не рванул из дома. Звучало все правдоподобно, потому Россия только кинул взгляд на часы. Ухожу из дома где-то в половину восьмого, потому сейчас у Росса не возникло вопросов — я словно правда уже давно убежал на работу. — Хм, я прекрасно знаю, что ты сейчас в здании ООН, да и количество времени, которое ты проводишь там, я никак не ограничиваю. К чему ты это пишешь? — вскинул бровь русский, а после выдохнул и ударил себя в лоб. — Совсем я начал бредить со своим страхом. Он теперь думает, что должен отпрашиваться у меня куда-то! Надо прекращать. Веду себя ужасно. Не вскроется он, Аме — умный мальчик. Записку альфа аккуратно сложил в треугольник и выбросил в мусорное ведро, решив, что больше она ему не пригодится. Оглядев квартиру, тот начал думать, чем ему заняться сегодня. — Еда есть, квартира в чистоте. Неужто никаких дел нет? — возмутился он, привыкший каждый день проводить с пользой. — Можно было бы с кем-то встретиться, а друзья все остались на землях Союза. Интересно, они хоть иногда вспоминают меня? Задавались ли вопросом: «Куда я пропал?» Эх, а здесь кто есть у меня? Аме и всё. Знаю, конечно, и Германию, и Канаду, но они мне не друзья. Так, жизнь сводила пару раз.

***

Ни днём, ни вечером, ни даже в полночь я так и не вернулся домой. В душе Россия паниковал, однако вспоминал мою записку, после чего заставлял себя успокоиться. Он больше не собирался постоянно донимать меня своим страхом. Тем более один раз он чуть не сорвался и не позвонил мне, желая быть уверенным, что у меня все хорошо. — Он сейчас слишком занят, дабы говорить, тем более из-за такого пустяка, — фраза из моего письма — единственное, что остановило его тогда. Однако даже наутро я не появился дома. Сначала Россия убеждал себя, что я пришел домой ночевать, а после рано вновь ушел, но идеально гладкая поверхность постели на моей стороне кровати, нетронутая зубная щётка в ванной и еда в холодильнике говорили об обратном. На следующий день я тоже не вернулся. Теперь Росс находился в дикой панике. Он не знал, что и думать. Три дня отсутствия… Первая мысль оказалась о том, чтобы позвонить на телефон, находящийся в моём кабинете в ООН. Ответа русский не получил ни после первого звонка, ни после второго, ни после десятого. — Может, он остался ночевать у Канады? — такова была вторая мысль. Она даже звучала, как бред, однако что ещё осталось сделать перепуганному альфе, кроме как тут же набрать номер канадца? — Канада, Америка у тебя? — чуть ли не крикнул тот в трубку моему брату. Благо номером телефона в новом доме мой брат успел поделиться. — Нет, с чему ему быть у меня? — Кан заметно растерялся после слов звонящего. — А что произошло? Неужто поссорились? — Нет, всё не так. Америка не появляется дома уже сутки. Он ушел ещё вчера утром, не пришёл ночевать, и сейчас его всё нет! — Не волнуйся, скорее всего Аме просто весь в работе, — он не придал значения словам звонящего, зная, что я могу задержаться в ООН по непредвиденным причинам. — Нет, он не мог. — Почему ты так в этом уверен? На работе случаются непредвиденные обстоятельства. — А если Америка решил сделать попытку суицида? Знаешь, в последнее время он… — Не появлялся дома?! — не дослушав оппонента, вскрикнул Кан, как только вспомнил о том, что я действительно могу не прийти домой не только из-за большого объёма дел в ООН. Мой брат до сих пор не может принять, что со мной не все в порядке, потому до последнего старается это отрицать. — В смысле? Как так?! — теперь запаниковал и Канада. — Может, он обижен на что-то и решил таким образом наказать тебя? — предположил самое безумное он. — Мы не ссорились, всё было хорошо! — Где он может пропадать? — Кан по ту сторону трубки начал суетиться, понимая, что сейчас ему нужно срочно ехать к альфе. — Я не знаю! — Почему ты только сейчас решил искать его?! Если он не вернулся домой вечером, значит что-то произошло! — Перед уходом Америка оставил записку о том, что у него много работы и вернётся он нескоро. Но в записке не сказано, что нескоро — несколько дней! — Записку? Так, жди меня, я скоро приеду и РАС возьму с собой! В это время достань из стола Аме телефонную книжку и обзванивай каждого там! Не мог же он просто взять и испариться! Кто-то должен знать о нём хоть что-то. Если он на работе, то его там точно видели. — Хорошо, — серьезно и даже холодно завершил разговор Россия. После того, как трубка лежала вновь на телефоне, новая волна страха в виде мурашек пробежалась по его спине. Идея обзванивать каждого моего знакомого была действительно неплохой, но интуиция Росса твердила, мол, если я не вернулся домой, то я не могу быть на работе, а произошло что-то ужасное. Сперва тот включил телевизор в гостиной, сразу перейдя на новостной канал. Если со мной что-то и случилось, то все новости в один голос передавали бы об этом. — Ничего, — произнёс русский после нескольких минут просмотра программы. Он не знал радоваться ему этому или напрячься ещё больше. Когда Канада наконец прибыл в мою квартиру, альфа уже успел обзвонить первые несколько номеров из телефонной книжки. В разговоре он представлялся моим старым другом, с которым назначена встреча, куда я благополучно не пришел. Многие страны охотно верили легенде и четко отвечали на вопросы России о том, где видели меня в последний раз и их мнение о моём нынешнем местонахождении. Правда, не все были соль вежливы и на звонки рано утром предпочитали не поднимать трубку. Таких Росс отдельно выписывал на другой лист, собираясь звонить вновь позже. — Россия, просто скажи, что пропажа Аме — шутка, — с порога заявил Кан, уже не зная, что и думать. С одной стороны он понимал, что паниковать сейчас, ничего не зная, глупо, а с другой — боялся моего суицида не меньше русского, потому желал сам убедиться в том, что со мной все хорошо. — Я хотел бы, — поникший голос русского слышится из кабинета. Гость сразу направляется туда. В комнату заходит канадец, сразу оглядывая помещение, словно в первый раз. Он надеялся найти хоть что-то, говорящее о том, что я не пропал, однако этого не происходит. Получив очередной сброшенный звонок от человека, нежелавшего говорить с незнакомцем, альфа оборачивается на зашедшего в кабинет. Он видит моего брата с подобием слинга в районе груди, где был закутанный РАС, что удивлённо оглядывал всех вокруг. — Привет, мой маленький, — обратился к малышу Россия, быстро подойдя к нему. — Я скучал по тебе. Ты хорошо вёл себя в дома дяди Кана? — Золотой ребенок, — усмехнулся дельта, немного смутившись от прозвища «дядя Кан». — Молодой папаша, давай, покорми своё чадо и переодень. Вернёшься и будем думать, что нам делать, а пока я продолжу совершал звонки вместо тебя. Думаю, брату Аме они расскажут больше, чем незнакомцу. Ребенок оказывается на руках у отца. Росс ставит греться молоко, после, дабы не тратить лишнего времени, приступает к одежде сына. Русский проходит в комнату, что изначально предназначалась для малыша, но теперь пустует. Здесь остались только пеленальный стол и комод с одеждой ребенка в ящиках, остальное находилось в нашей спальне. РАС всё глядел по сторонам и недовольно дёргал ручками, словно не мог найти ещё одного члена семьи. Альфа качал головой, снова ему казалось, что сын всё понимает, просто не может об этом сказать. — Где же твой папа? — со вздохом спрашивает за него Россия, расстёгивая комбинезончик теперь мирно лежащего малыша, что большими внимательными глазами смотрел на отца и следил за его эмоциями. — Не дай Бог тебе в таком маленьком возрасте лишиться его. Ребенок переодет, накормлен и убаюкан. Росс оставляет его в кроватке, включает музыкальную подвеску и возвращается к Канаде. — Есть какая-то информация? — с надеждой интересуется русский. — Он словно сквозь землю провалился, — Кан трёт носовую перегородку и печально мычит. — Я глуп, что сразу начал придумывать оправдания. Конечно, если бы он задержался на работе, то обязательно четко сообщил об этом! Глаза России стали напуганее. Он не понимал, к чему клонит собеседник. Или не хотел понимать. — Никто его не видел уже несколько дней. На работу он тоже не приходил ни позавчера, ни вчера, ни сегодня, — объяснил гость, привстав со стула. — Россия, подумай, может, он говорил тебе что-то? — Только записку оставил, — пытаясь сдерживать страх, процедил тот. — Можно я посмотрю на нее? — с надеждой в глазах выдал канадец. Может, там он найдет хотя бы намек. Россу, как бы неприятно то ни было, пришлось отрыть среди мусора тот самый лист бумаги. — «Ухожу на работу. Вчера совсем забыл сказать, что Великобритания организовал мне много дополнительной работы, потому вернусь нескоро. Не волнуйся, буду в порядке. Не пытайся дозвониться до меня, я слишком занят и не отвечу. Целую», — зачитал вслух Кан. — Ты звонил Британии? Поняв, что это нужно было сделать в первую очередь ещё с утра, русский быстро набирает номер моего отца. — Здравствуйте, Великобритания, — начал альфа. — Здравствуй, Россия. Неожиданно было услышать твой голос. — Извините за такой вопрос, это, конечно, не моё дело, но что за работу Вы дали Америка в виде дополнения к основной? — Не понимаю. — Ну, он сейчас случаем не в командировке где-нибудь? Может, на другом конце Нью-Йорка? — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — возмутился Британия. — Какая дополнительная работа? Я ничего не давал ему. Я вообще с ним не говорил о работе последние недели три! По спинам Канады и России пробежался холодок. Неужели написанное тут — неправда? Теперь это вызывает ещё больше беспокойства, а у Росса — страха. Я специально наврал точно не в благих целях.

***

Даже спустя ещё одни сутки я так и не вернулся домой. Будь я на месте русского, и вот так пропал бы мой любимый человек, то, наверное, я днями пребывал в дикой панике и слезах. Да и сам альфа сейчас на пределе. Он не знает, о чем и думать, куда бежать искать меня. Никто из телефонной книжки давно не видел меня, на работу я не приходил. — Россия, — осторожно кликнул альфу Канада, тихо зайдя в мой кабинет и увидя того вновь за столом, пытающегося в который раз дозвониться на мой телефон в кабинете. Кан грустно качает головой, а после вздыхает. Он прекрасно понимает, какие боль и страх переживает его оппонент уже который день, ведь сам чувствует то же. — Брось это, он не ответит. Завтра мы идём в полицию. Канаду редко покидало чувство надежды, но сейчас он не видит другого решения. Он изнервничался за последние сутки не менее русского, даже не сумев ни разу заснуть, потому сейчас уже не имеет сил быть прежним понимающим добрым братом и знакомым, что всегда воодушевит. — Я не могу это бросить! Я буду звонить, пока кто-то в ООН не услышит телефон, не войдёт в кабинет и не объяснит, что происходит! — Мы же уже поняли, что Америка соврал. Он не приходил на работу. Россия, пожалуйста, держи себя в руках, — печально пытался усмирить того Кан. — Куда он вообще мог деться?! Из-за чего он ушёл?! — Он мог даже не понимать, чего творит. Ты же знаешь, что сейчас Аме не в порядке… Поэтому он и посещает психотерапевта. — Психотерапевт, психотерапевт, — стал тихо повторять себе под нос Росс, доставая из ящика стола мою записную книжку, где находился и номер телефона врача. — Уже поздно звонить, на часах практически полночь. — Мне плевать! — грубо отрезал русский. — Если она не ответит, то я сейчас же поеду в эту клинику и заставлю ответить наяву. А если её не будет в клинике — найду адрес! — Здравствуйте, психотерапевт… — официально представилась женщина, думая, что ей звонит пациент или начальник, однако её прервали после первых же слов. — Здравствуйте, мне нужна информация о США, что находится у Вас на лечении. — Позвольте узнать, кто Вы и для чего Вам эта информация. Россия на мгновение замолчал, подумав, кем нужно представиться, дабы получить полную информацию, но из его рук вырывает телефон канадец. — Еще раз здравствуйте, это его брат, Канада. Помните, я ещё приходил подписывать заявление? — начал вести разговор уже тот. — Да-да, вот Вас я точно помню. — Понимаете, Америка не появляется дома уже четвертые сутки, никто из знакомых его не видел. Помогите нам. — Я его видела. Был вчера на приеме, точно по расписанию. — Был на приёме? — переспросил ошарашенный Канада. Услышав это, Росс словно ожил, и в его глазах появились искорки надежды найти меня. — Когда? — В семь вечера, как и обычно. — Он ничего не говорил странного? — Наоборот, я была удивлена его ангельским спокойствием. Диалог продлился ещё несколько минут, где психотерапевт предлагала свою помощь в разбирательствах с полицией, но брат любезно отказался от этого, поняв, что тогда не только у меня, но и у остальных могут начаться проблемы. Звонок сброшен, и теперь в головах мужчин появилось ещё больше вопросов. Хотя, казалось бы, куда ещё больше? — Что я опять сделал не так?! — пусть и понимая, что именно тот натворил, вскрикнул Россия и вцепился пальцами в свои волосы. Сейчас он просто устал. Устал каждую секунду волноваться за меня, бояться представлять, что могло со мной произойти за эти сутки. Устал задаваться вопросом: «Увидит ли тот меня когда-нибудь живым или только на опознании трупа?» — Я уверен, дело не в тебе, — тихо произнес Канада. — Легко говорить, когда ты видишь Аме раз в месяц и чисто теоретически не можешь повлиять на его самочувствие и действия! А я здесь ежедневно, я вижу, как он просыпается и засыпает. Он солгал мне, исчез, не сообщает, где сейчас находится, не выходит на связь! Что мне надо ещё думать?! — Успокойся. Завтра мы всё решим. — Успокоиться?! В такой-то момент?! Это ты ходишь со спокойным лицом целыми днями! Уже забыл, что с ним мог произойти любой ужас?! А если бы он не пришел к врачу, и мы не узнали, что он живой и вполне здоровый?! — Я не переставал думать об этом ни на секунду, — серьезно ответил канадец. — Но зачем думать, что могло быть, если бы мы не позвонили психотерапевту? Мы знаем, что Аме жив. Это уже должно радовать! Он не мог уйти просто так. Значит, так надо. — Зачем так надо?! Заставить всех волноваться за него?! Оставил эту чёртову записку и решил, что этого достаточно! «Вернусь нескоро»! Хоть бы уточнил на сколько нескоро! А для чего врать про работу, Британию?! Неужели я не пойму правду?! Вдруг последняя сказанная фраза заставила самого Росса задуматься. Он представил разговор, где я говорю не самую приятную правду о нужде уйти на несколько дней. Отпустил бы русский меня? С трудом, однако даже после этого выводил бы себя не меньше нынешнего, постоянно бы донимал звонками. «Он не мог не знать этого. Так, может, в этом причина? Именно во мне?» — выдали в голове альфа остатки здравого рассудка. Мозговой штурм пришлось прекратить, когда из спальни донёсся громкий детский плач. Крики разбудили РАС. Россия вернулся в трезвое сознание, виновато посмотрел на канадца, быстро встал с кресла, параллельно извиняясь, что сорвался и вышел к ребенку. Того он достает из кроватки и сразу берет на руки, начиная баюкать вновь. Несмотря на немалые размеры малыша в сравнении с его сверстниками, что за два месяца только больше подрос, на руках двухметрового отца он казался совсем крохотным. Боязно представить, как выглядели у того на руках маленькие сестры, родившиеся прямо перед войной и не отличающиеся по сей день большими весом и ростом. Но нежности этот двухметровый отец вмещал в себе кучу. Он терпеливо укачивает сына, бубня под нос слова любви к нему и обещания больше не срываться в этом доме, тем самым пугая. — Ты уже, наверное, все понимаешь или мне так кажется из-за твоего серьезного взгляда. Понимаешь, что папка твой ещё сам может вести себя подобно ребёнку, начиная беситься из-за того, что не может контролировать. Понимаешь, что Америки давно нет. Он скоро вернётся, он любит тебя, не слушай никого, — оправдываясь перед малышом, Россия почувствовал лёгкое облегчение. — Ты ещё не спишь? На руках Аме ты точно засыпал лучше. И правильно, он ведь носил тебя под сердцем. РАС наконец начало клонить в сон. Через пару минут он и вовсе заснул непробудным сном, после чего очутился обратно в кроватке. Росс тихо покидает комнату и не закрывает дверь, дабы услышать, если малыш проснется. — Иди на кухню, я сделал тебе чай, — шепотом позвал того Канада. Русский удивился, но виновато поплелся за гостем. Присев за стол, тот посмотрел в содержимое чашки и немного погрустнел. — Я растворил тебе успокоительное, — прислонившись бёдрами к раковине в кухне и сложив руки на груди, уточнил канадец. — Кан, прости, я не сдержался и наговорил лишнего, — принялся извиняться тот. — Я не обижаюсь. Пей, нервные клетки не восстанавливаются. А вам с Аме ещё ребенка растить, — подбадривал дельта. — А если Америка просто бросил РАС? — отпив глоток, выдал альфа. — Не говори глупостей. — А если вдруг? Что ему мешает это сделать? Иначе зачем вот так пропадать? Даже тебе ничего не сказал о своих планах сбежать. — Сколько смотрю на вас, не перестаю удивляться! Друг друга стоите, не иначе. То Америка выдумывает бред, после чего ещё долго убивается из-за этого, то ты. А когда вы в ссоре были из-за этой «измены». Даже поговорить друг с другом не могли. Не было бы меня — так и не сошлись, — махнул рукой собеседник и улыбнулся. — Возможно, бред. Но что мне остаётся думать в такой ситуации? — Ничего не думать. Радоваться, что он в порядке и твой страх вновь найти его во время попытки вскрыться не оказался реальностью. А завтра мы идём в полицию. Его быстро найдут, а тогда уже и получим ответы на все вопросы. Россия совершает несколько глотков и, неудачно поставив чашку обратно на стол, разливает на футболку чай. Шипя от пульсирующей боли в районе живота, вызванной ожогом, Росс покидает кухню, относя одежду в ванную и проходя в спальню, где залезает в шкаф, ища другую футболку. Опустив взгляд на полки ниже, которые являлись моими, тот наконец заметил, что одежды на них практически нет. Русский присел на кровать и зарылся в свои волосы, вцепившись в пряди пальцами и тихо проскулив. — Готовился, значит. Кажется, надолго ты решил уйти от меня, — прошептал себе под нос альфа.

***

Я ушел из дома двадцатого октября. Я знал, что меня начнут искать, потому намеренно скрыл информацию о себе практически от всех. Практически. Удивительно, и кто же оказался тем счастливчиком, знающим где я сейчас и когда планирую вновь объявиться свету? Неожиданно для самого себя это стала Япония. Пусть она и не знала про мои отношения с сыном врага, про беременность, ребенка, послеродовую депрессию, но согласилась помочь, временно не требуя каких-либо объяснений. Единственное, что нужно было мне от неё — помощь в аренде временного жилья. Японка на своё имя сняла дом в районе, где я проживал раньше, тем самым обеспечив меня ещё меньшим шансом быть найденным раньше положенного. Конечно, я мог бы вернуться в свой старый дом, что находится через дорогу от временного, однако страшился воспоминаний о когда-то беззаботной жизни, которые с порога нахлынут и будут мучить до последнего дня. Да и в прошлом жилье сейчас находится только мебель, все вещи первой необходимости с трудом бы получилось перевезти туда незаметно. Быть честным, я до сих пор не могу ответить себе на вопрос, почему именно Японию я выбрал для помощи временно скрыться от всех. После долгого расставания мы не стали столь близки, как прежде, однако именно она вызывала у меня больше доверия, нежели остальные в окружении. Японка всегда готова помочь, сколько бы сил она ни потратила, умеет замолчать в нужный момент и не станет донимать расспросами, если попрошу, точно не сдаст меня моим родным или остальным друзьям, словно партизанка. Да и хочется сменить на пару дней круг общения, который обычно состоит из России, Канады и близких друзей. Хорошая Япония подруга, понимающая. Жаль, осуждений мне не обраться, когда она узнает всю правду. Но здесь я не могу себя защитить или оправдать, ведь сам понимаю, какой отвратительный поступок совершаю. Мне, что ли, менее противно прятаться здесь? Вечер двадцатого октября. За окном мрачно, черные тучи сгустились над районом, ветер совсем разгулялся и задувает в щели окон. Вот-вот пойдет дождь, а я, сидя у окна, надеялся, что моя подруга успеет дойти до меня раньше, чем начнется ливень. Да, сейчас я ждал в гости в новое жилье Японию. Она любезно согласились закупить для меня еду на первые дни, пока я сам не буду готов ходить по магазинам. Сейчас моему состоянию оставалось желать лучшего, я совсем поник от усталости, так и изматывал себя размышлениями: «А правильно ли я поступил, вот так уйдя? Интересно, Россия уже ищет меня? Может, стоило все же поговорить?» Боюсь, если бы я отправился в магазин, то не выдержал, свернул и пришел домой, где упал бы перед Россией на колени и слёзно просил прощения. Но сейчас так нельзя. Даже моя врач говорит, что нужно побыть одному. Вспомнив про психотерапевта, в голове щёлкнуло, что пора принимать лекарства. От этой мысли появилась надежда хоть на время прийти в себя. Выдавив из упаковки две белые таблетки, я запил их водой и с блаженной улыбкой принялся ждать скорого результата. В дверь позвонили. Я быстро глянул в окно передо мной и ринулся к двери, успев открыть ее и помочь перетащить все сумки в дом за мгновение до начала грозы. Указываю Японии, куда деть верхнюю одежду и прохожу обратно на кухню, где ожидаю подругу. В центре комнаты стоял круглый белый стол, возле которого размещено кресло. Оно сразу полюбилось мне, потому теперь я провожу весь день именно на нем. — Всё же лишним было тебя просить ещё и сумки для меня таскать. Прости, — завидев, как измотана японка, поспешил извиниться я. — Я сама согласилась, — отрезала она, занеся последний пакет к холодильнику. — Продукты сам уберёшь? — в ответ я киваю головой. К сожалению, сейчас пора раскрывать все тайны. До нынешнего времени эта мысль не вызывала сильных эмоций, а сейчас тело резко охватил страх. — Наконец расскажешь, что произошло и для чего я тут? — принявшись с моего разрешения заваривать себе кофе, решилась начать тему та. — Даже не знаю с чего стоит начать, — нервно выдохнул я. — С самого ужасного, — предложила она, на что получила взволнованный взгляд. — Ну, Муренок, не от хорошей жизни просят помочь на время залечь на дно. Опять политические игры, да? — Если бы, — вытерев со лба влагу, усмехнулся я. — С самого ужасного, говоришь, — сердце пропустило удар, только через несколько секунд я наконец выдавил из себя правду, — у меня есть ребенок. Пожалуй, это самое ужасное. От такой новости руки Японии сами по себе разжались и выпустили сахарницу, которая мгновенно упала на пол и разбилась. Мелкие крупицы сахара разлетелись по полу в ещё нескольких метрах от места падения посуды. Громкий звон привел в чувства японку. Та устремила взгляд в сторону звука и с досадным взвизгом схватилась за голову. — Извини-извини-извини, — затараторила она. — Какая я глупая! Боже, как теперь это убирать?! Увидев в углу комнаты веник и совок, девушка принялась исправлять последствия своего шока. Сто раз проклиная свой проступок, все же она не могла перестать думать об услышанном. Сначала ее голову посещали мысли: «Это просто шутка!», — после в душе родилась обида за то, что она узнает об этом только сейчас. В то же время бете продолжало слабо вериться в правду сказанного мной, ведь как я мог скрывать такое? Она даже думать не могла! Управившись с работой и немного приняв новость, та уселась передо мной за стол с чашкой кофе, которое теперь придется пить без сахара, и долго смотрела на меня. Мой взор сначала был серьезным, но после опустился в стол и стал опечаленным. Мне правда сложно об этом говорить. — Скажи ещё раз, — переспросила Япония, решив, что ей и вовсе послышалось. — У меня есть ребенок, — твердо повторил я, соединив руки в замок. Японка, поняв, что ей ничего не послышалось, отвела взгляд в стену и принялась долго думать. Я не смел прерывать её мозговой штурм словом, потому покорно ждал ответа. Вспоминался случай, когда о беременности и будущем ребёнке узнал Канада. Тот отреагировал так просто, словно каждый день слышит подобные новости от братьев-омег. А для девушки это было полнейшей неожиданностью. — Сколько ему? — именно этот вопрос она решила задать первым. Я немного удивился, ожидая услышать совсем иное. — Два месяца скоро будет. Отсчитав в своей голове даты, бета всплеснула руками. — Замечательно, у тебя была куча времени, дабы рассказать мне об этом, но ты молчал. И кто же выносил его для тебя? — Никто, — нахмурился я. Это был очень странный вопрос, учитывая, что Япония всегда догадывалась, кто я на самом деле. Но, видимо, мои слова в первую спустя годы встречу об отсутствии отношений натолкнули её и на такие раздумия. В кругах стран не принято тратить свою жизнь на нахождение той самой второй половинки. Это что-то вроде негласного правила, которому следует большинство. Как несложно догадаться, я тоже ему следовал. Сохранение жизни и благополучия народа является для нас главной целью существования, оттого часто страны не имеют ничего общего с человеком, что вынашивает для них ребенка. Для них это просто необходимость иметь того, кто унаследует территории. Для примера возьмём СССР, у которого пятнадцать детей. Уже от этой цифры можно впасть в шок! А со сколькими омегами его видели? Ни с одной. Можно догадаться, что отношения между Союзом и его пассией складывались только для продолжения рода коммуниста. Обычно такие договоры хорошо оплачивались страной, что было, скорее всего, и в случае СССР. А, может, он и скрывал информацию о своих похождениях, но в таком случае Россия бы был в курсе, от кого какой ребенок. — Я был беремен, я его вынашивал и рожал, — в конце концов говорю я. — Так ты был ещё и беремен, — оппонентка приложила руку ко лбу и откинулась на спинку стула. Изначально она хотела спросить, от кого мой ребенок, но решила повременить с бестактным вопросом. — Даже такое ты скрываешь, а потом и помощи просишь. — Я обещал рассказать тебе всё и делаю это прямо сейчас. А раньше раскрывать тайну было слишком опасно. Могли пойти слухи, и я бы просто рухнул как ведущая страна на мировой арене! — Я поняла, — та выдала смешок, — ты никуда не уезжал на те три месяца, о коих нам говорил Великобритания. Ты вынашивал ребенка без лишних глаз. — Именно, — пришлось признать мне. — Я же видела тебя беременным… Почему я не заметила? Хотя, конечно, признаю, в глаза бросался округлый животик, однако никогда бы не решила, что в нем развивается новая жизнь! — Я далеко не глуп, дабы дать всем с лёгкостью заметить моё тогдашнее положение. — И то верно. Так кто ты? Гамма? Альфы и мужчины-беты не могут выращивать детей. — Омега. — я увидел ещё более ошарашенное лицо у Японии. — Не надо так на меня смотреть. Ты всегда догадывалась об этом. — Одно дело догадываться, а другое — знать. — Твое мнение поменялось обо мне? — разочарованно спрашиваю я, уже сто раз пожалев, что признался. — Нет, ты все ещё мой любимый Муренок. Просто мне нужно время это всё переварить и принять. — Ты ведь сама хотела самое ужасное услышать прежде всего. Иначе я начал бы историю совсем с другого. Я бы постепенно рассказал о знакомстве с отцом ребенка, наших проблемах, неожиданной беременности и прочем. Япония ещё некоторое время смотрела в стол, подперев рукой щеку, и отчаянно пыталась понять свои чувства к услышанному. Пусть она и ошарашена, в голове бардак, однако на душе всё спокойно, словно она всегда знала и о моём гендере, и о моей беременности. Если о первом она догадывалась и была практически уверена в правоте, то второе — что-то из вон выходящее. Но, видимо, подсознание уже давно знало правду. — Самая адекватная реакция. Именно такая должны была быть у всех, кому я раскрыл тайну. А то складывается впечатление, мол, весь этот год напрасно прятался, и все всё давно узнали, — я протянул руку к подруге и потрепал её волосы. Я слишком груб с ней, пусть и понимаю причину. Сил быть приветливым и уважительным, как прежде, уже нет. — Неужели я такая плохая подруга, раз ты рассказал всё вынужденно, только ради помощи? Ты думаешь, я всё разболтаю? Нет, я не такая, ты знаешь. Я хорошая девочка. — Ты прекрасная девочка. Была бы ты плохой подругой, то твоей помощи я не попросил. Пускай у нас и не такие крепкие отношения, нежели раньше, однако я вижу, что ты все ещё та японка, которой можно довериться. Ты ведь не подведёшь? — Ты сам знаешь ответ. — Славно, — я выдавил милую улыбку. Стоило Японии прекратить расспросы, так комнатой завладела гудящая тишина. Собеседница ожидала, что я сам начну рассказывать историю с самого начала, дав ей шанс вникнуть в происходящее, но я же молчал, крепко задумавшись, с чего стоит начать. Невольно я поднял на японку глаза, заметив её крепко сжатые тонкие губы. Она еле сдерживается, дабы не начать заваливать меня новыми вопросами. Характер Японии можно описать словом «мечтательница». Она всегда витает в облаках, из-за чего рассеянна и забывчива. Любит читать фантастические или романтические короткие книги, откуда часто пытается перенять нрав главных героев. Она старается быть доброй, как принц на белом коне, который спасёт свою любовь, сильной, как главная героиня, что попала в безвыходную ситуацию, заботливой, как старшие по отношению к младшим, серьезной, как глава влиятельной компании. Моя «сказочная» подруга имела много хороших черт, из-за чего люди всегда тянулись к ней. Она легка на подъём, всегда готова прийти на помощь, сказать ласковое или просто обнять. Только сама она до ужаса пугливая, потому многих людей, которых притягивает, тут же теряет, боясь им и слово сказать. Я ни разу не видел японку кричащей или злящейся, даже во время ссор. С первого взгляда может показаться, что она идеальна, однако это не так. Свои мечты девушка никогда не исполняет в реальность, являясь до ужаса ленивой и безразличной к своей жизни. У нее нет планов на будущее, её ничего не интересует кроме книг и азартных игр. Если бы не обязанности страны, передавшиеся от матери, та никогда бы не стала усердно работать, ища всю жизнь только лёгкие деньги. Пусть я уже и описал Японию, как самую понимающую подругу на этом свете, однако так мила она только к близким. Остальные вызывают у нее не более неприязни. Она никогда и не задумается об их благе, если это не будет нужно ради близких или ее самой. Увидев японку в реальности, вы никогда и не подумаете о её беспечности, несамостоятельности, никчемности и боязливости, ведь одарена она слишком ванильным и слащавым лицом. Ее черты не были лишены приятности, улыбается заманчиво, а говорит так сладко, что на языке ощущается вкус сахара. Лицо её бледное, под розовой краской скрываются белокурые волосы, а глаза светлые-светлые, излучающие только пурпурный свет и доброжелательность. «Личиком бел, да душою черен», — так говорят про подобных людей. Подмечая все милые черты вновь, сразу понимаешь причину, по которой Япония всегда пользовалась популярностью среди мужчин-бет, несмотря на бессмысленную мечтательность, наивность и отсутствие желания чем-либо заниматься в этой жизни. Я же выбираю друзей не по красивому личику, но все равно полностью удовлетворен характером подруги. Когда-нибудь она сама поймёт, как скучно жить без цели и проводить каждый день одинаково из года в год. — От кого этот ребенок? — не выдержав ждать, девушка решительно спросила самое важное. Моё лицо искажается смущением, что только подогревает интерес Японии. Всё это время я придумывал, как рассказать обо всём правильно, однако сейчас понимаю, что по-любому это будет звучать, как бред. Потому что это и есть бред. — Как-то я сказал тебе, что вновь разочаровался в отношениях. Я уже долгое время вместе с одним человеком, но против нас настроен весь мир, потому я не могу свободно говорить о том, что занят. В один день я забеременел, а из-за ошибки врачей узнал об этом слишком поздно. Я не успел сделать аборт, потому пришлось вынашивать нежеланного ребенка. А этот прекрасный альфа был всегда рядом. С ним было не так страшно смотреть в будущее, он всегда помогает с сыном. Но ты его не знаешь. Точнее, — я нервно выдохнул и спрятал взгляд, — ты его знаешь, но плохо. Он редко появляется на собраниях, потому… — Да не томи ты! — не выдержала Япония. — Кто это? — Это… Вот ты знаешь, что сейчас я имею много врагов на востоке. Мой партнёр тоже поддерживается коммунистических идей, — совсем стал заикаться я. Я впервые рассказываю такую секретную информацию кому-то кроме близких. Япония же пыталась хоть что-то понять из моего бреда. — Вот, один из них СССР, он… — Ты был беремен от СССР?! — вскрикнула подруга, подскочив со стула. От таких логических завершений я залился краской, после побелел и замолк на пару секунд, пока не ударил кулаком по столу и не отвернулся. — Дура! — нечаянно выкрикнул я, обозлившись на подругу. Та грозно посмотрела на меня, уже готовясь мстить за услышанное, из-за чего мне пришлось вытереть слезы стыда, извиниться и наконец сказать всё, как есть. — У СССР есть сын, РСФСР. Вот от него у меня и ребенок. Я хотел сказать это. Японка вскинула брови, опустилась обратно на стул и надолго замолчала. Кажется, что если бы я встречался с СССР, то та смогла бы принять это проще. — Мы с ним уже четыре года вместе, — решил оправдаться я, зная, о чём могла думать сейчас подруга. О том, что я просто решил поиграться с молоденьким и симпатичным сыном врага ради удовольствия «на старости лет». — Я искренне ценю его и люблю. Он замечательный. — Раз он такой весь из себя прекрасный, так почему ты говорил о нём столько гадостей? Это была часть плана, дабы никто точно не догадался о вас? — Нет, просто я идиот, — у меня был шанс соврать, согласившись с предположением, но сегодня я обещал говорить только правду. — Мы поссорились и разошлись на шестом месяце моей беременности. Тогда я был столь зол, что был готов поливать его грязью перед каждым, лишь бы выплеснуть обиду. — Дурак тут только ты, Муренок, — цокнула языком девушка, явно разочаровавшись во мне. — А мне казалось, что ты изменился. Я даже простила тебе когда-то подобное отношение в свою сторону. А ты, оказывается, не только друзей не ценишь, но ещё и любимых. — Я знал, что ты будешь меня осуждать, — я почувствовал себя ещё более виноватым за прошлые ошибки. — Не оправдываю себя, поступил ужасно. Я мог выслушать его, а не начинать скандал. И с тобой мог не ругаться из-за войны. Поверь, я очень скучал по тебе эти годы и рад, что ты вновь рядом. Я никогда не позволю себе подобного вновь. Клянусь. — Честно, на РСФСР мне плевать. Это не лучший выбор для тебя, но не мне это решать. Мне все равно, какой он на самом деле, правдивы ли твои тогдашние слова о нём, однако я вижу главное. Ты действительно сожалеешь обо всём, это радует. Значит, есть в твоей чёрствой душе место светлым чувствам. — Я изменился. Меня изменили. Я давно не такой, кем был до войны. — Это мы ещё посмотрим. Поговорим об РСФСР, раз уж зашла о нём тема. С чего ты вообще решил, что можно на него положиться? Одинаковые политические взгляды с его отцом тебя не пугают? — Меня не интересуют политические взгляды, мы редко говорим на этот счёт. Меня притягивают его взгляды на жизнь и то, насколько он ценит меня. Даже сейчас, наверное, он очень волнуется. Я ведь даже не сказал, куда ухожу, — глаза стали совсем грустными. Япония только свела брови. Она не терпит сопливые разговоры об отношениях. — Ты его не ценишь. Раз, по твоим словам, он к тебе со всей душой, а ты тут прячешься, даже ничего не сказав. — Возможно, не ценю. Я уже давно не оправдываю себя, но побег был моим выбором, я готов нести любое наказание. — А если знаешь, что ведёшь себя, как кусок дерьма, то чего продолжаешь? — Мне вообще не стоило заводить эти отношения. Только жизнь ему отравил собой, — продолжил выговариваться я, сжимая пальцами цепочку на шее, на который висит кулон. — Ясно, сами разберётесь, — поняв, что меня не переубедить, Япония махнула рукой. Она пыталась дать наставления с её точки зрения, но я всегда был упрямым, потому это бессмысленно. — Чем тебя отблагодарить за помощь? — спросил я о волнующем больше всего. — Выведи уже свои войска из моих территорий. Война закончилась больше года назад. — Сначала мирный договор, а после я уже подумаю. — А если меня не устраивают условия мирного договора? — А что тебя может там не устраивать? Ты признаешь утрату своего суверенитета над Тайванем, некоторыми островами и Кореей, передаешь острова Рюкю под мою опеку, отказываешься от прав в Китае и признаешь все решения Дальневосточного военного трибунала по военным преступлениям. Взамен ты получаешь право на индивидуальную самооборону и заключение соглашения о коллективной безопасности. И только тогда оккупационные войска будут выведены из в течение 90 дней. Япония недовольно фыркнула, слыша в который раз условия мирного договора. — По старой дружбе дам тебе возможность размещения или сохранения иностранных вооруженных сил на территориях, — с издёвкой добавил я. — Это не заставит согласиться. Ты ведь делаешь из меня марионетку! За всю историю мои земли ни разу не покорялись тебе. — Ты будешь первая. Разве это не здорово? — Даже если я подпишу этот чёртов договор, то ты превратишь мои острова в свои ракетные базы, которыми будешь угрожать СССР. — Такова политика, — прикрыл глаза я. — Либо ты их, либо они тебя. У твоей мамы не получилось быть против меня, потому пришёл час расплаты. — Хорошо, что она умерла раньше и не видит, какие условия для расплаты ты предлагаешь. — Япония, милая, тебя никто не заставляет подписывать со мной и другими странами мирный договор. Ты можешь быть с нами врагами и дальше, только вот темп инфляции у тебя после войны около тысячи процентов и продолжает расти. Если так пойдет и дальше, то твои люди просто умрут от голода, ведь не смогут позволить себе даже миску риса в день. Но ты всегда помогала мне, я это ценю и не забываю, потому я подумаю, как бы усовершенствовать наш мирный договор, дабы ты была довольна условиями. На самом деле я и не думал переписывать выгодный для себя договор, а просто ввести подругу в такое положение, при котором она сама попросит его подписать. Объективных причин не соглашаться на условия у нее нет: и антикоммунистические идеи Японии, и притензии к СССР в отношении четырех островов, и желание в будущем придерживаться со мной союзнических отношений, после чего достичь успеха на моем рынке, и многое другое. Остальное — дело времени. Не люблю заводить дружбу со странами. На мировой арене нужно выживать любыми способами и никогда нельзя быть уверенными в том, что завтра тебе не понадобится сделать это за счёт друга. Пусть я и привык за столько лет думать холодной головой и ставить на первое место благополучие своего народа и ради него подставлять товарищей, предлагать им выгодные только себе условия, но каждый раз неприятный осадок на душе всё же остаётся. Эх, сложно это всё. — О политике мы поговорим позже в ООН в присутствии других стран. Не хочу и в перерывах от работы обсуждать это, — прервала меня японка, замотав головой. — У тебя есть более интересная тема для разговора? — Да. Расскажи мне, каково это родить. Что ты чувствовал? Как все прошло? — Зачем тебе это? — напрягся я. — Интересно. Тоже в будущем предстоит. — Хочешь детей? — Не отрицаю их появление в далёком будущем. Я не горел желанием вспоминать о целых сутках ада, но понимал, что, если Япония загорелась идеей прознать что-то — не отстанет. — У меня были схватки часов так пять, к вечеру я родил. А, может, было уже утро? Возможно, и схватки были дольше, — принялся вспоминать я. — Меня отрезало, как только переступил порог больницы. Когда и что произошло лучше спросить у России, он-то не рожал, память ему не отшибало от боли, потому точно помнить должен. Я же только орал несколько ближайших часов. На меня уже врачи косо смотрели. Ну не был я готов к родам! Рассказ пришлось прервать, когда я заметил стрелку часов на пяти. Нужно выпить ещё одно лекарство, прописанное психиатром. — Схватки — ерунда по сравнению с родами, но когда они только начинаются и тебе не с чем сравнивать, то можно посчитать их адом, — продолжил я, закончив своё дело. — Кому-то везёт, и они рожают быстро, а кто-то мучился по полной, как я. Ты хотела узнать каково это. Представь, что тебя режут изнутри тысячи ножей — вот оно точное описание чувств в тот момент. А вообрази, когда это делают медленно, несколько часов подряд. Там и с ума сойти можно! Лицо оппонентки постепенно менялось на испуганное. — Я задыхался в собственных криках, слезы текли безостановочно, меня тошнило весь процесс и пару раз даже вырвало. Я думал, что внутри меня живого места не осталось. Когда же мне казалось, что вот-вот муки закончатся, ведь раскрытие было на десять сантиметров и осталось совсем немного, я почувствовал жгучую боль. Я даже не понял, что это, а только закричал громче. Уже через пару минут точно ощущал, что что-то разорвалось. Увидев суету акушерок, моя теория подтвердилась. А дальше было самое самое ужасное. Я сглотнул. — Они взяли огромные серые ножницы, похожие на те, которыми стригут газон в саду и, даже ничего не сказав, сделали разрез в бок от разрыва. В первые секунды я перестал что-либо ощущать кроме чего-то горячего и густого, начавшего быстро и в обильных количествах стекать по коже на кресло. Вернув способность чувствовать происходящее снизу, я неожиданно потерял сознание. Когда очнулся, голова ребенка уже родилась. Благодаря разрезу дальнейший процесс рождения прошел намного быстрее, чем мог быть. Под конец родов я отключился вновь. Япония сверлила меня испуганным взглядом. Слушать рассказы рожавших — ничего по сравнению с просмотром настоящих родов. Всё выглядит настолько мерзко и отвратно, а дикие крики мук молодой мамы помнятся в памяти ещё долгое время. — Я хорошо запомнил белый потолок, в который смотрел все роды, — нервно усмехнулся я, а после закрыл лицо руками и всхлипнул. — Я вообще был удивлен, что пережил это. Даже состояние ребенка меня не интересовало, — в конце мой голос дрогнул. Японку пробрала дрожь, когда она поняла, что сейчас я зарыдаю от воспоминаний. — Прости, я просто… Я словно вновь все это пережил… Мне было так страшно. Психологическая травма на всю жизнь… Глаза подруги тоже стали влажными. Она поднялась со стула и подошла ко мне, заключив в объятия. Как я и сказал, та всегда готова поддержать, если не словами, то крепкими объятиями точно. Чувствуя сладкий запах ее тела, кажется, что всё не так плохо и есть шанс закончить весь ужас. — Всё позади. Ты справился, — пыталась подбодрить меня девушка. — Я не представляю, как это было трудно. Теперь понимаю, почему ты в таком состоянии, да ещё и с нежеланным ребенком на руках. Плачь, не сдерживай себя, не надо меня стыдиться. Я и в радость, и в грусть с тобой. Я же обещала помочь. Даже если бы я и хотел зарыдать, то не смог. Слишком устал безостановочно лить слёзы, щеки от влажных капель болят. — Прости, что наговорил тебе когда-то. Ты, в отличие от меня, всегда была добра и при любой проблеме бежала поддержать, — решил извиниться я в который раз. — Я прощаю. Приятно понимать, что у тебя все это время был Россия, который тоже, насколько могу догадаться, неравнодушен к твоим переживаниям. Потому я спокойна, мол, один со своими проблемами ты не остался. — Я ничего не сказал ему про место, куда сбежал ещё и потому, что устал от его неравнодушия. Я хочу почувствовать, что нужен ещё кому-то, а не только ему. Последний год мы постоянно друг с другом и уже устали от этого. Нам нужен перерыв. Я смогу вылечиться за это время и вернуться прежним, а он поживет без моих проблем, которые теперь и его проблемы. — Ты его точно любишь? Такие заявления странно слышать от того, кто обожает своего партнёра. — Люблю. В этом я уверен, однако… — Лучше выскажи это все своему врачу. Не хочу давать плохие советы и делать тем самым тебе ещё хуже. За окном сверкнула молния. Подруга перевела взгляд на источник звука и воздохнула, увидев ужасную погоду. — И как мне домой идти? Я же промокну полностью, — отчаянно протянула та. — Останься тут на ночь. Утром спокойно дойдешь, — уже пригревшись у груди Японии и прикрыв глаза, пробормотал я. После лекарств начинает клонить в сон.

***

К ночи ливень наконец закончился, но подруга все же осталась на ночевке, не найдя в себе сил ехать домой. Она выбрала себе комнату на втором этаже с двухспальной кроватью и заперлась там пару часов назад, начав готовиться ко сну. — Ничего себе. Не ожидала, что в час ночи ты захочешь поесть. Услышав высокий голос Японии, прервавший гробовую тишину на кухне, я вскрикнул и выронил из рук упаковку с котлетами быстрого приготовления. Обернувшись, увидел в дверном проходе полуголую подругу с ухмылкой на лице. — М-да, одежду для ночёвки у тебя я не предусмотрела, — больше из приличия прокомментировала свой вид девушка. Она не стесняется своего тела, потому не смущена щеголять даже голая перед друзьями. У меня похожая натура. Быть голым для меня вовсе не стыдливо. — Пф, да что я там не видел? — с улыбкой закатил глаза я, подняв с пола упаковку. — Действительно. Мы с тобой и в сауне были, и на пляже. Проще сказать, какие приключения мы не находили на молодости лет. — Твоя молодость только начинается. Это я уже старый. Сто восемьдесят шесть двенадцатого исполнилось. — Ой, да не начинай. Ты в душе меня моложе. Вон, по тебе РСФСР убивается, а ему больше тридцати пяти я бы не дала. Значит, есть ещё порох в пороховницах. — Ну да, он совсем молодо выглядит, — тихо посмеялся я. Легенда России о его возрасте ещё не раскрыта. Да даже если все будут знать, что ему сорок два, то по сравнению со мной, тот совсем ребенок. — Эх, приятно отвлечься от семейной жизни. Я чувствую себя заметно лучше, а ведь даже к врачу не ходил толком. — А ты не думаешь, что твой побег сильно обидит Россию? Я не представляю, что бы чувствала, оказавшись на его месте. — Обидит, — вздыхаю я, после жмурюсь и отворачиваюсь к плите. Включаю одну конфорку, ставлю на нее сковородку. — Сделал и сделал, потом разбираться буду, — шепчу в ответ. — Тебя не пугает ссора с ним? — Не пугает. — А если он решит расстаться с тобой после такого предательства? На мгновение я замираю. Качаю головой и со спокойным лицом произношу: — Не решит. Разберемся с ним как-нибудь. Сейчас я бы каждую минуту получал от него звонки, будь он в курсе. Я знаю, что поступаю неправильно, но это только моё решение, над которым я долго думал. Так будет лучше. — Как скажешь, Муренок. — И вообще мне никто не нужен. Я сам справлюсь со всем, — нахмурился я. — Конечно, — то ли с сарказмом, то ли вправду поддержала та. — Я сильный. — Очень. Поздно уже, давай ты отправишься спать? А то бредить начинаешь. Наверное, это от лекарств. Что за отраву прописала тебе та женщина? — Я не буду спать, — сразу после этих слов я зевнул. — Чего ты так переживаешь за меня? Я способен сам принимать решения. Странное поведение и несвязанность мыслей подругу смешили, потому она ничего не ответила, а молча отправилась в спальню. Там она разлеглась на всю кровать, приобняв одной рукой подушку и наконец сомкнула глаза. Если дождаться глубокого сна Японии и тихо пробраться к ней в комнату среди ночи, то можно застать ее в самых удивительных позах для сна. Подобная особенность японки изначально пугала. — Опять буду гадать погоду по её положению рук и ног, — сказал сам себе я. Поднимаю глаза и смотрю в окно. Через пестрые кроны деревьев, с которых кое-где осыпалась листва, в кромешной тьме можно разглядеть мой старый дом. Его вид нагоняет и приятную ностальгию, и лёгкую грусть. — Год назад всё было в порядке. В какой момент моя жизнь превратилась в ад? Хм, да и для чего я спрашиваю это у себя в который раз? Все равно ответа не знаю.

***

В назначенный день Россия и Канада явились в полицейский участок, сообщив о моей пропаже. Услышав это, офицеры переглянулись и скривили губы. — Если бы он действительно пропал, то все уже знали бы об этом, — с усмешкой выдал самый смелый из них, но после всё же отправился за нужным лицом. Канада никак не отреагировал на это высказывание, а руки Росса затряслись в ярости. Он и без того изводил себя все дни перед приходом сюда, так и равнодушие работников наталкивало только на мысли, мол, здесь им не помогут. А ведь завести розыскное дело было последней надеждой русского. — Всё будет нормально, — заметив нервность спутника, Кан предпринял попытку успокоить того. В ответ альфа цокает и молчит, спрятав руки в карманы брюк, дабы больше не выдавать свой стресс. Его уже начинает бесить спокойствие канадца. Он не понимает, как можно вести себя подобным образом, когда его брат пропал пять суток назад, и с тех пор о нём никто ничего не слышал. «Да ему просто плевать», — убеждался в который раз Россия. Разговор с должностным лицом тянулся мучительно долго. Он что-то спрашивал, записывал, куда-то звонил, снова спрашивал, а после отдавал приказы коллегам и подчиненным. Увидев перед собой документы для подписи, Росс наконец пришел в себя, поняв, что весь час разговора был в неком трансе и совсем ничего не услышал. Хотя он и без этого прекрасно понимал, о чем болтал работник это время. Оставив контактную информацию, некоторые свои документы и подписи, русского и канадца вывели из полицейского участка, сообщив, мол, сотрудники уголовного розыска и других подразделений органов внутренних дел начнут поиски в считанные часы. Альфа прислоняется к стене здания, откуда только что был выведен, и закрывает руками лицо, в мыслях молясь, чтобы полиция действительно помогла. — Америка — должностное лицо, забить на его поиски у них не получится. Аме впоследствии каждому голову снесет, и они это прекрасно понимают. Ты слышал, что те обещают пустить все силы на поиски. Нам останется только ждать, — мой брат вновь пытается поддержать Россию, из-за чего собеседник только больше выходит из себя. Но Росс не хотел срываться на Канаду, потому продолжает молчать в ответ. — Россия, я прекрасно понимаю твои переживания. Не думай, что мне все равно, раз я остаюсь таким. Просто я считаю, что пока есть надежда увидеть его ещё живым, то не стоит впадать в панику. Хочешь знать моё мнение, где он сейчас? Просто сбежал отдохнуть. Уж зачем я не знаю, но мне так кажется. — Я тебя понял. Быть честным, Росс совершенно не верил словам собеседника. В подобных нервных ситуациях тот вообще никому не привык верить. — Можно тебя попросить? — тяжело вздохнув, тот обратился к канадцу, переводя на него уставший взгляд. — Да, конечно, — вздрогнул дельта. — Вернись домой и покорми РАС. — Всё сделаю, а ты не собираешься домой сейчас? — Мне надо сходить по делам, — бесчувственно завершил русский и направился к выходу с территории полицейского участка. — Х-хорошо… Когда вернёшься? — почему-то заволновался Кан. — Не знаю. К вечеру точно буду. В крайнем случае к ночи. — Будем ждать… Только не делай глупостей. Ответа не последовало. Канада взволнованно выпустил воздух сквозь сжатые зубы и что-то прошептал себе под нос. Россия шел твердым шагом вперёд. А куда он шел? Даже сам не знал. Куда-то, где ему полегчает. Ненависть и страх переполняли его тело. Почему всё происходит так? Чем он это заслужил? — Отдохнуть он сбежал?! — крикнул Росс, свернув на безлюдный переулок. — Как меня всё достало! Что с ним вообще происходит?! Почему пропадает он, а нервы трепать себе должен я?! Со злости русский пинает стоящую на пути урну. После хорошего удара она падает на асфальт и отлетает на несколько метров. Весь мусор вываливается на проезжую часть. Альфе повезло, что мимо не проезжали машины, иначе от нелестных комментариев в свою сторону он бы не спасся. Слоняться по улицам и искать утешение — вот они дела, из-за которых тот вернётся домой только через несколько часов. Россия даже не мог определить, что ощущает сейчас: злость, желание закричать на всю улицу, печаль, — не то, что свой дальнейший путь. Нужно просто заглушить мысли в голове, иначе он не выдержит. — Сука, я сейчас с ума сойду, — схватившись за голову, прорычал тот. Росс прислоняется спиной к многоэтажному дому и садится на землю. — Я сейчас в такой глуши, что ни один человек не пристанет ко мне. Голова шла кругом, русский пристально смотрел вперёд, и гнев с его лица постепенно исчезал, меняясь на подавленность и грусть. — Нет, сколько бы я ни злился, я все равно боюсь за него. Неважно, убежал ли он, дабы отдохнуть или просто бросил ребенка. Я до ужаса переживаю. Хочу, чтобы он вернулся живым и здоровым. Что мне нужно сделать для этого? — выговаривался тот, ощущая, как с каждым словом по его телу проходит бо́льшая дрожь. Голос становился всё тише и вовсе пропал. К глазам подкатили слезы, а губы плотно сжались и затряслись. — Пусть просто все будет нормально, — высхлипнул тот. У России никогда не было того, кто поддержит его в тяжёлые моменты жизни. Имея огромную семью, кучу друзей и частые отношения, он всё равно оставался один на один со своим горем. Не потому что все были равнодушны к его переживаниям и не видели подавленности, а так как тот сам не разрешал себя жалеть. С детства Росс не получал ласковых слов, только слуги отца иногда утешали его. Выросший с осознанием, мол, самый дорогой человек в его жизни это он сам и полагаться нужно только на себя, русский не допускал нежности в свою сторону от других. Он чувствовал себя таким никчемным, получая помощь. У альфы не было исключений. Он не переносил чересчур ванильные речи, не терпел желания пожалеть его и со стороны друзей, семьи, и со стороны партнёра. В том числе и меня. Шугался моих ласк год назад он хуже, чем я шугаюсь крупных насекомых. Правда, недавно ему показалось, что быть понятым в тяжёлый период не так уж и плохо. С чего бы? И сейчас он неожиданно захотел, дабы кто-то составил ему компанию и просто обнял. Этому желанию альфа не видел смысла даже сопротивляться, отчего слезы по его щекам начали катиться с новой скоростью. До этого подобные мысли он бы оправдал привычкой, что я, вдруг увидев его расстроенным, побегу сразу выяснять причину и искать способы приободрить, однако теперь не хочется бегать от правды. Ему иногда тоже кто-то нужен. — Где же ты можешь сейчас быть, Аме? — спрашивает у небес Россия, положив руки на холодный и грубый асфальт. — Мне нужно утешение, — его глаза начали судорожно осматривать местность в поисках того, что усмирит его бесконечный поток мыслей. В кармане брюк нежданно нащупывается сигарета. Россу казалось, что все были уже выкинуты, однако последняя осталась забыта в кармане. Достав ту, русский долго рассматривает находку, в мыслях ведя борьбу с желанием закурить. — Я же бросил ради Аме. Столько сил потратил, чтобы начать вновь? Я же знаю, что меня это не успокоит, — тот сам себе приводил аргументы, из последних сил сдерживая вторую руку, которая уже нащупала в другом кармане коробок спичек. — А какая уже разница? — пустой взгляд скользит на спичку. Нет сил сопротивляться даже желанию закурить. Позор. Хотя, какая уже разница? Приятное ощущение от закуривания возвращается вновь: голова становится пустой, лёгкие заполняются дымом, в душе приятная лёгкость. Любимый человек русского пропал и не выходит на связь, в полиции разводят руками, но общаются искать, дома ждёт ребёнок. Какое уж дело до силы воли? Тут лишь бы от горя с ума не сойти и самому не сбежать отдохнуть. — Алкоголь был моим другом, который утешит, но сейчас не время пить. В любой момент могут прийти новости об Аме, я должен быть трезв. И чем же мне успокоить себя, хах? Сигарета кончится, а проблемы — нет, — вытерев последнюю слезу с лица, задался вопросом альфа.

***

— Добрый день, как Вы чувствуете себя сегодня? — каждый прием психиатра начинался с этого вопроса. Я свожу брови, крепко задумавшись над ответом. — Ну, вообще сегодня я не хотел к Вам идти. Еле заставил себя. Стыдно мне. — Понимаю Вас. Раз Вы сюда уже пришли, то попробуем провести это время с пользой? Поговорим, почему именно Вам стыдно. Почему всё же заставили себя прийти? — Нравится мне Ваш подход к лечению, потому и хожу. Вы говорите со мной, а не молча буравите взглядом все приемы, ожидая, что я тут сам начну лечить себя. — Чтобы понимать Вас, мне нужно не только вести диалог, но и много слушать. Если же Вы чувствуете желание, дабы я больше разговаривала, то Вы всегда можете об этом сказать. — И не прикопаешься, — вздохнул я. — Так вернёмся к моему вопросу. Как Вы чувствуете себя сегодня? — Очень странно. Отдых от семейной жизни пошел на пользу, я чувствую себя легче и реже истерзаю смутными сомнениями о ближайшем будущем. Чтобы добиться этого, я оставил семью и скрылся, — коротко описал ситуацию я, не подозревая, что врач уже обо всем знает. — Теперь живу один на один со своими мыслями, и мне постепенно приходит осознание чего-то страшного. Я всегда много думаю и анализирую: себя, окружающих людей и события прошлого. Бо́льшую часть жизни я всё же прожил в одиночестве, и, естественно, в таких условиях чаще о чём-то задумываешься. Год назад всё изменилось, и теперь дом разделяет со мной партнёр, с недавних пор и сын. Я реже отдавался мозговому штурму и теперь, анализируя прожитый год, впадаю в ужас. — О чем именно Вы думаете сейчас? — Да я же ничтожество. Вот о чём! Оказывается, мои отношения, казавшиеся мне всегда идеальными, совершенно не здоровые, в них все проблемы из-за моего недоверия. Я испортил жизнь партнеру, и теперь он все ещё со мной, наверное, потому что больше некуда идти. А ещё я ужасный друг, брат и отец. Даже как личность омерзителен! — Я поняла, что Вы пытаетесь сказать. Давайте разберемся по порядку. Почему Вы посчитали, что Ваши отношения нездоровые, хотя все предыдущие года даже мысли бы подобной себе не позволили? — Потому что я не был готов к отношениям с самого начала. Я не умею себя вести, как хороший партнёр, хоть и стараюсь. Я знаю причину, тут не надо гадать: не люблю себя, потому не могу полюбить и кого-то ещё. — Что Вы чувствуете, когда находитесь рядом с любимым человеком? — женщина хотела узнать бы подробнее о всём сказанном, но я только скакал с темы на тему. — Я знал, что Вы спросите об этом. Когда-то об этом спрашивал и мой прошлый врач, но тогда четкого ответа я дать не смог, — завершив, тянусь к внутреннему карману черного пиджака и достаю оттуда сложенный белый лист. — Я готовился к этому приему, долго думал и копался в своей голове. — Интересно, — усмехнулась собеседница и уселась удобнее. Вспомним сорок второй год. Пустыня, постоянное пекло, стресс и страх за жизнь. И тут появляется он. Он не был похож на остальных, был добр, внимателен, заботлив. Я долго сопротивлялся рождающимся чувствам к тому, о ком втайне мечтал, однако сдался. Россия всё же покорил своими бескорыстием и веселостью. И, о Боже, это оказалось взаимно. Только я никогда не забуду, сколько взвешивал все «за» и «против», боясь довериться и быть сломленным окончательно. Я не готов был вступить с ним в отношения, страшась, что когда тот узнает меня ближе, то разлюбит. Мне были нужны гарантии, мол, я правда любим, ведь в этом меня обманывают всю жизнь, каждый раз раня ещё больнее. Мы были в отношениях три года, когда вновь встретились, но в тот день Росс оказался слишком холоден, из-за чего я снова стал сомневаться в искренности его чувств. И я всё понимал: я не тот самый, которого он будет долго любить за семь тысяч километров, и уже готовил себя к расставанию. Произошло чудо. Русский радовался мне больше, чем я ему, после высказал гениальный план побега, дабы больше я никогда не сомневался в нём. И вот я уже привыкаю к новой жизни с любимым человеком. Боюсь потерять его ещё больше. Нет, жить без него не могу. Начинаю эмоционально зависеть от русского и становиться удобным, лишь бы не лишиться его. Прячу переживания глубоко в себя, в первый раз соглашаюсь на секс, на самом деле не желая его, голодаю, скрываю беременность и пытаюсь тайно избавиться от плода. Альфа, узнавая всю правду, естественно, злится, это подталкивает меня только на бо́льшие переживания. Но мой партнёр — хороший человек, который правда любит меня, потому всячески учит доверять ему. Только у меня начало это получаться, так сразу же натыкаюсь на «измену». Тогда я окончательно рву связи с Россией, посчитав, мол, с самого начала меня всё же обманывали. Решил больше никому не доверять, как и прежде. Все отношения — ложь, альфы не способны на светлые чувства! Минуя долгие страдания, которые только подтверждают, что я зависим от Росса, выясняю правду. Обещаю себе поменяться и из всех сил стараюсь сделать наши отношения лучше. Новость о тайном сотрудничестве русского и его «отца» против меня. Альфа во всем сознается и слёзно просит прощение, пытаясь объяснить, что у него не было другого выбора. Я убеждаю себя понять партнёра и в итоге полностью доверяюсь. Покушение на нас. Спасаемся мы только благодаря России, после чего тот высказывает всё СССР и остаётся со мной навсегда. Я понимаю, что теперь являюсь для него единственным близким человеком и всячески поддерживаю. Если бы не появление ребенка, то на этом мой путь к вере в доверие и окончился бы, однако начинается перестройка организма после родов. Из-за стресса моя нервная система летит к чертям. У меня начинается депрессия, я раздражителен и полон ненависти не только к сыну, но и к Россу. Я верю русскому, люблю, но не могу оставаться рядом. Всю жизнь я убегаю, чтобы меня догнали. Бросаю, чтобы меня вернули. Проверяю любого на верность, ведь иначе не поверю в его любовь. — Когда его нет, то хочу, дабы он появился. Когда он рядом, то хочу, дабы он исчез. Сильно желаю быть любимым, однако страшно отдаться кому-то, потому кусаю любого, кто пытается дать мне любовь. Отношения такие манящие, но такие пугающие и опасные, — подытожил я, поджимаю губы, ещё раз задумавшись над всем. Как же жаль Россию. Он мог не страдать из-за нездорового омеги всё это время. Канада помнит наш последний разговор об отношениях, что произошел буквально за пару дней перед моей пропажей в сорок втором. Раньше мы любили созваниваться и подолгу болтать, обсуждая нашу жизнь. Тот разговор поздно вечером не был исключением. — Так и не надумал сходить с ним на свидание? — спросил меня брат под звук открывающейся бутылки вина. Закатываю глаза, поставив бутылку на журнальный столик, а сам, отправившись за бокалом, ожидаю, что собеседник сменит тему, но тот упорно продолжает ждать ответа. — Нет, — коротко отвечаю я, уже усевшись на кровать в центре просторного номера отеля на краю Лондона, где долгое время жил в сорок втором. — Почему? Как по мне, вы подходите друг другу, — захихикал брат, через телефон чувствуя, как я уже хочу придушить его после таких высказываний. — Не подходим, — воздерживаюсь от ругани и отпиваю немного красного вина из бокала. У вас возникнет логичный вопрос: «О ком идёт речь?» В то время я практически всё время проводил в кабинете у отца, ведь на дворе война и в одной комнате принимать важные решения проще, нежели на разных материках. Естественно, подчинённые Британии ежедневно лицезрели мое присутствие, и самый смелый даже положил на меня глаз. Позвал на свидание прямо перед моим отцом! В общем, опозорил меня по полной, после чего ещё дивился отказу. — Даже если бы я и хотел сходить, Кан. Это небезопасно. Почему он позвал именно меня? Унюхал запах омеги? — Вряд ли. Почувствовал бы от тебя запах омеги отец, то уже бы извёлся. — И то верно. Тогда чего он из себя возомнил? Решил пригласить бету? Ещё чего? Пусть оставит бет для бет, а сам пойдет по омегам. — Америка, да ты и сам не против бет в своей личной жизни. Сколько раз видел твои взгляды как на особо привлекательных альфах, так и на бетах. Ты вообще был с бетой в отношениях несколько лет, спешу напомнить! Первый твой секс был с бетой. И тебе ли упрекать человека в том, кого он предпочитает? — Ладно, тут уж я действительно преувеличил. Но пойми меня! Великобритания ещё долгое время будет припоминать мне его приглашение, хотя слышал чёткий отказ. Опять скажет, мол, вместо работы заигрываю с его работниками. — Так, может, проблема не в том бедном парне, а в нашем отце? — нервно усмехнулся Кан. — В том числе, — недовольно фыркаю. — Ты же знаешь, почему я это всё говорю. Я волнуюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Может, тебе стоит попытать удачу с тем альфой? Вдруг окажется хорошим? — Был бы я обычным человеком, то подумал над твоими словами, однако так можно и каждому встречному открываться. А разве каждому встречному можно знать о моих тайнах государственной важности? О том же гендере! А об этом вопросы будут в первую очередь. — Эх, Аме. Я знаю, как ты хочешь быть любимым, но боишься повторения своих прошлых отношений. — Хотел, когда был молод и глуп. А теперь оглянись вокруг! Ты видишь хоть одного подобного мне альфу? Я занимаю мировое господство, если я захочу, то завтра полмира может просто не быть. У меня несколько образований и в будущем, когда война окончится, я хочу получить ещё одно. Кто успешнее меня или хотя бы подобен мне? Да мне говорить с этим работником отца даже не о чем! И я молчу о том, что он и половины не имеет от того, что имею я. А плохие привычки, например? Не терплю, когда в лицо мне дышал дымом от табака, когда человек напивается в хлам, а потом несёт бред! Да и я хочу, чтобы мой партнёр выглядел симпатично, ухаживал за собой. На альф вокруг без слез не взглянешь. — Не… — пытался вставить слово Канада. — Помимо работы я занимаюсь живописью, шахматами и прочим. Я разносторонняя личность, и нужна мне такая же. — А что насчёт других успешных стран? У тебя хорошие отношения с многими могущественными странами Европы. Франция, например. — Франция — наш дальний родственник. Какие там отношения? Согласен, страны-альфы Европы действительно хороши. Они и за собой следят, и совершенствуются, пытаются даже составить мне конкуренцию на мировой арене, и интересные собеседники. Но давай посмотрим правде в глаза. Мне сто восемьдесят два, я далеко не красив, у меня проблемы с головой. На кой чёрт я сдался кому-то из них? Они все молоды, кто-то и семьдесят лет не прожил. Зачем им такой, как я? Они выберут себе подобных омег, — наконец завершил я. «Ты противоречишь сам себе», — подумал в тот момент собеседник и завершил на ближайшие несколько месяцев разговоры об отношениях. Появление России в моей жизни его очень порадовало, и тот сразу стал подозревать нас в близких связях. Оказался прав. — Во всём виновато моё прошлое. Оно слишком травмировало: я не могу забыть избиения в школе, издёвки родителей, истезания бывшего, многие мелкие предательства. Оглянуться вокруг — все счастливы и совсем не знают, что такое тяготы жизни, — я на мгновение замолчал и сжался. — А я хочу забыть это! Я хочу отпустить и жить счастливой жизнью. Я устал мучить не только себя, но и близких. Что мне сделать? — О Ваших прошлых отношениях и травле я уже слышала. Когда же речь заходила о родителях, Вы говорили только об отце. А что насчёт матери? — Да чем она отличается от моего отца? Они друг друга стоят. Развелись, когда мне было четыре года. Какое-то время я жил у неё, а после стал жить с отцом. Я был слишком мал и помню немногое, кроме того, что содержался хуже раба. Она красавица, а я только и слышал, мол, у меня кривые ноги, тело слишком худое, глаза маленькие и похожи на две лужи дегтя. Сейчас же мой альфа пытается переубедить меня, постоянно говоря, что я самый красивый. Я ему не верю. Мне сложно доверять людям даже в таком, — шептал я. — В детстве самые близкие люди для нас это родители. И особенно больно слышать подобное от них. Трудно начать доверять миру, когда близкие обходятся с Вами подобным образом и с пеленок прививают ненависть к себе. Конечно, трудно поверить и партнеру. Даже если я скажу и не совру, мол, Вы очень красивы, то не поверите, верно? Общаясь с Вами, я вижу в Вас две борющиеся половины. Одна боится людей, не верит, что может наладить с кем-то хорошие отношения, ненавидит себя, а другая — очень хочет верить людям. Именно эта часть и заставляет Вас приходить сюда раз за раз. Давайте попробуем поговорить с ней поближе. Я шмыгаю носом и закрываю лицо руками. Роясь всё глубже в голове, боюсь себя ещё больше. О большинстве своих черт, о коих сегодня излагал психотерапевту, до недавнего времени я даже не догадывался. А люди вокруг всё видели и понимали. — Давайте попробуем. Я обещаю больше не врать себе. Я хочу жить нормальной жизнью. До конца сеанса врач не сказала ни слова о том, что знает, мол, я вновь трусливо сбежал от проблем, не хотя решать их. Но она верила: когда окончится терапия, я сам пойму, какую ошибку сотворил. Хотя, о чем я? Я и сейчас всё понимаю. — Перед этим я хочу кое-что уточнить, — вдруг вспомнил я. — За сколько консультаций я смогу решить все проблемы? Мне нужно знать, когда я смогу вернуться к семье. Хотя бы примерно. — Это сложный вопрос, — задумалась та. — У каждого человека своя скорость к изменениям. Пока Ваше лечение проходит на удивление быстро, но это ни о чем не говорит.

***

Великобритания не наврал, сказав, что хочет помочь мне вылечиться. Изначально я подозревал, что пока буду в бегах, всё равно продолжу работу в ООН. Как скрываться от остальных, кто мог бы меня сдать, я не знал, но обещался что-то придумать. Придумывать ничего не пришлось, ведь отец настоял, мол, я должен взять отгул. Даже несмотря на это, важные документы я все же просил отправлять мне на почту, дабы хоть как-то контролировать происходящее на своих землях. Теперь у меня полно свободного времени, которое я трачу на отдых. Сначала просыпаюсь к обеду, лениво иду на кухню, где завтракаю под новости из телевизора, после отправляюсь на почту. Там я получаю стопку ценных бумаг, с которыми тащусь обратно в дом. Прогуливаясь по району, волей-неволей начнёшь ностальгировать о прошлогодних событиях здесь. Почти ровно год назад я бежал по этой дороге, сломив голову, желая быстрее прочитать долгожданное письмо от любви всей жизни. На улице стояла холодная осень, из-за которой я спешил скрыться в здании почты. Я не мог дотерпеть до дома, потому вскрывал конверт прямо на лестнице и бегло прочитывал текст, после чего таял и чуть ли не прыгал от счастья. Сейчас всё иначе, это нагоняет тоску, которой у меня и без того хоть отбавляй. На дворе стоит теплая погода, на небе ни облачка, однако меня это не радует. Я медленно шагаю по дорожке, а не бегу и захожу во всё то же здание почты. На ресепшене больше не работают те веселые девушки, которые строили бесконечные теории о получаемых мною разноцветных конвертах. Работники дают на руки теперь не романтичные письма, а обычные документы, от которых уже тошнит. — Как печально, — каждый раз произносил я на выходе из почты, прижимая стопку бумаг к груди. — А те девчонки были смешными. Работы с документами от меня не требовалось, однако для себя я обязательно что-то выписывал, куда-то звонил, а после долго думал над текстом. Не мог же я целыми днями только смотреть телевизор да читать газеты! В поисках разнообразия я вспомнил про свое старое хобби. Мольберта, красок и холста для писания живописного вида за окном у меня не было, а вот листов бумаги — достаточно. С каждым днём на полу в доме появлялось всё больше и больше рисунков. Сначала я прорабатывал каждую линию и тратил много времени на одну работу, а после стал быстро зарисовывать сюжеты в голове и переходить к следующим. Если подойти и поднять несколько листков с пола, то на первых можно увидеть запечатлённый вид из окна, простые композиции из зданий, построенных в районе, наброски интерьера дома. Беря всё новые и новые, замечаешь, как на рисунках появляются силуэты людей. Рисуя, я привык погружаться глубоко в свои мысли. Обычно в подобные моменты думаю о чём-то хорошем, вспоминаю старых друзей, смешные ситуации из жизни и прочее. Мысли о России сами лезли в голову, однако я старался игнорировать те, лишь бы не чувствовать ещё больше стыда. Это выходило плохо. Я все равно задумывался: «Что сейчас на душе у Росса? Он ведь точно ищет меня». Прошло много времени с момента, когда я в последний раз так отдавался творчеству. Меня накрыло волной вдохновения, в ходе которого на бумаге я стал воссоздавать самые дорогие воспоминания. Многие из них были связаны с русским. Я, вольно лежа на диване посреди гостиной, быстро черкал карандашом по белоснежной бумаге, намечая двух человек в медленном танце. Их движения лёгкие и непринужденные, во время которых пара приобнимает друг друга. Вот уже вырисовываются лица персонажей рисунка. Это я и Росс. Я во всех красках вспоминал наш первый и единственный танец в сорок втором и пытался передать свои чувства в тот момент через бумагу. Резким движением руки лист отделается от остальных и летит на пол, падая к десяткам таких же набросков. Если его поднять и рассмотреть получше, то можно заметить, как чётко я вырисовываю лицо России, а своё только намечаю. На остальных рисунках заметна та же тенденция. Вспоминая, как когда-то было просто, душа ныла, а рука двигалась быстрее, в бумаге изливая всю тоску. Пусть я и обещал себе отдохнуть от семьи, однако перестать думать о том, как они сейчас одни, я не мог. Насколько Росс зол на меня? Сколько мне придется просить прощение? А справляется ли он с ребенком? Боже, ну, конечно, справляется, русский хорошо ладит с детьми. Пока я проводил время в своё удовольствие, в моей квартире не было и минуты спокойствия. Зайдя, вы сразу услышите непрерывный детский плач, крики мужчины и звуки летящих в разные стороны предметов. Вы придумаете тысячи теорий о происходящем внутри, но ни одна из них не окажется правильной. РАС заболел. Как это смогло произойти никто не понимал, ведь на улице тот практически не бывает, потому подцепить заразу от прохожего не получится, в доме тоже все здоровы. Кормят его одним и тем же, значит, и отравление исключено. Всё же где сын мог заразиться интересует Россию сейчас меньше всего. Росса кидает в холод, когда тот видит, насколько тяжело переносит эту болезнь его двухмесячный ребенок. Дети часто болеют, заболевания в совсем раннем возрасте тоже нередки. Но который день у РАС температура под сорок градусов. Тот кричит целыми днями, не может уснуть от боли, из-за чего слабеет. Сам Росс тоже забыл про сон, постоянно держа сына на руках в попытках успокоить и только успевая давать ему одно лекарство за другим. За пару дней стены квартиры увидели много врачей. Большинство разводили руками и прописывали жаропонижающее, говоря, мол, не понимают причины и видят нужду ехать в больницу сдавать анализы. Кто-то предполагал самые безумные диагнозы и выписывал антибиотики от всего на свете. Ехать в больницу русский не мог, у него нет документов на ребенка и себя как отца, я забрал их с собой. Ещё до родов мы с альфой решили, что пока не будем писать его в графе отца ради нашей безопасности. А без важных бумаг в больнице никто и слушать не будет, ещё и полицию вызовут. В общем, Россия был загнан в угол. От полиции новостей нет, только самые незначительные, на связь я не выхожу, только психиатр иногда сообщает о том, что я исправно посещаю сеансы. Росс мучает себя мыслями о высокой смертности новорожденных в последнее время и существовании синдрома внезапной смерти младенца. Для последнего есть все ранние признаки: моё плохое здоровье в период беременности, осложнения при родах. Конечно, СВДС не наступает без каких-либо признаков, но те настолько незначительны, что часто кажется, мол, ребенок просто заснул и не проснулся. Что нужно делать? Росс и представить не мог. Сейчас РАС легче, нежели в первые дни. Он может хоть иногда спать под действием сильного жаропонижающего, однако уже спустя час заливался в новом крике, отчего сердце русского обливалось кровью. Канада теперь не может позволить себе переехать вновь в свой дом. Видел, что без него альфа точно не выдержит. Да и за племянника ему страшно не меньше молодого отца. Ночами мужчины меняются для укачивания чада и принятия таблеток. Нервы Росса сдавали. Как ему вынести мою пропажу и болезнь сына? Не может же он лишиться двух самых дорогих людей в один момент! Нет, он не вынесет это и будет винить себя всю оставшуюся жизнь. Курение — единственное, что хоть немного успокаивало. Русский уже не воздерживается от сигареты, а, наоборот, теперь стал дымить, как паровоз. Он даже перестал считать, сколько табака выкуривает за день. Уже все равно на себя. Пусть его сильный иммунитет не выдержит, и он через время сляжет с раком лёгких после двух пачек в день — плевать. Россия не позволял себе отходить от сына ни на минуту. Удалось уложить спать — сидит рядом и постоянно проверяет дышит ли ребенок, ночью очередь Канады дежурить — Росс все равно не может сомкнуть глаз, постоянно проверяя, точно ли Кан не уснул и не пропустил прием лекарств. Спустя неделю подобной жизни, русский начал буквально чувствать, как у него едет крыша. От недосыпа мысли в голове путались, забывались даже банальные вещи. Дабы окончательно не начать бредить, альфа начал делать долгие прогулки каждый вечер. Свежий воздух немного приводил в чувства, а тихая улица отвлекала от суеты дома. Чаще всего Россия отправлялся в центр города на автобусе и там сидел на скамейках, скуривая сигарету за сигаретой. Иногда Росс был настолько измотан, что засыпал прямо на скамье. Со стороны он выглядел, как бездомный. Печальное зрелище. Бывало, что тот слонялся по районам Нью-Йорка, словно ища меня.

***

Новый холодный вечер первых чисел ноября, который я провожу дома за чашкой кофе и рисованием новых набросков. В доме уже пройти негде: весь пол устелен десятками листов. Очередной летит в кучу, после чего я потягиваюсь и оглядываю комнату. — Вот бардак развёл, — завершил я и свёл брови. Поднимаюсь с кресла и наступаю на один из рисунков. — Нужно навести порядок. — беру мусорный пакет, куда быстро складываю всю макулатуру. Жалко ли нарисованного? Не особо. Сейчас мне никого и ничего не жалко кроме себя. Натыкаюсь на набросок с участием России и долго всматриваюсь в его лицо. — Вот бы увидеть тебя поскорее, — мягко улыбнулся я и оставил поцелуй на бумаге. Выбрасываю полный мешок в урну на улице, которую утром очистят работники. За одно и заглядываю в почтовый ящик. — Ого, извещение. Кто-то разносит их вечером? — вертя в руке бумажку со своим именем и просьбой прийти на почту для получения письма, озадаченно выдаю я. — Почему бы не заняться ночью разбором документов? Надеюсь, почта все ещё работает. Накинув на домашнюю одежду серое пальто и завязав шею клетчатым шарфом, с извещением в кармане покидаю дом. Уже стемнело и можно заметить, как небо усыпало яркими мелкими звёздами. Красота. До переезда я жил в этом районе и долго не хотел покидать его, зная, что таких тихих мест в Нью-Йорке очень мало. Зато в Вашингтоне хоть отбавляй! Правда, за год тут прошли небольшие изменения. До сих пор не понимаю, как так вышло, однако на на месте когда-то стоящего парка местные застройщики решили возвести казино. Мне повезло: мой дом находится далеко от этого сомнительного заведения и по ночам до окон не доносится громкая музыка. Людям же рядом приходится терпеть постоянный шум, и до меня уже дошел слух, что те хотят писать письма кому-то выше, дабы казино закрыли. — Нужно будет заняться сноской этого «чуда», как только время появится, — в который раз шагая мимо четырёхэтажного здания, обещаю себе я. — Господи, даже отсюда слышно! Завидев мимо проходящую пожилую женщину, что тоже скривилась от громкости, в голову пришла мысль прямо сейчас поговорить с администрацией и пригрозить закрытием заведения. Здание с белыми стенами, похожее больше на старые дома в центре Москвы где-то на Арбате, нежели на дорогое казино, всё светилось от сотен разноцветных ламп. Небольшой дворик перед входом вмещал в себя парковку, где стояли очень дорогие машины. По их виду сразу становится ясно, что за посетители внутри ожидают меня. По вечерам я предпочитаю не носить очки, пряча глаза, ведь и без того дорогу разобрать трудно. Да и кто в темноте разглядит цвет моих очей? Теперь аксессуар снова на моем носу. Негоже идти ругаться неподготовленным. Дверь открывает швейцар, который тут же предлагает услуги заведения. На просьбу позвать главного тот сначала язвительно улыбнулся, однако спустя мгновение, разглядев черты моего лица, сразу замолк и удалился. Натягиваю на лицо широкую улыбку, с коей привык говорить с людьми, и ожидаю, когда мне уделят внимание. Решив не терять время попусту, я устремил взгляд на висящие напротив входа в ВИП зал зеркало и подошёл прихорошиться, дабы совсем не выглядеть оборванцем в глазах главного. Без того стою в домашних штанах. Хоть громкое имя не позволит подумать обо мне как о безумце. А насчёт штанов я уже придумал хорошую легенду, мол, был разбужен громкой музыкой и пришёл разобраться. — Страшненький я, конечно, — убрав волосы за ухо, пробормотал я. — Спасибо, мамочка, благодаря тебе так думаю. А все говорят иначе. Возможно, они и правы. Иначе молчали бы. Ох, черт, надо подстричься. Последний раз в парикмахерскую год назад заглядывал. Хорошо, что волосы не так быстро растут, и прическа выглядит сносно. Что делает с омегами беременность! А России понравилась моя новая прическа. Год назад так хвалил! Я был на седьмом небе от счастья. Боже, скучаю по нему. Хочу его увидеть скорее и извиниться. Отсюда чувствую, как он волнуется за меня. Но я обещал больше не портить жизнь и вернуться здоровым. Кто же знал, что лечение займёт так много времени? Погружаясь в мысли, я продолжал смотреть в зеркало и вглядываться в своё лицо. Вдруг мой глаз заметил знакомую походку где-то у прохода в зал. «Кажется», — сперва подумал я, теперь уже отвернувшись от отражения и глянув на сам вход, выполненный аркой. Вновь вдалеке вижу чересчур знакомые движения. Только они какие-то странные. Переживание внутри толкнуло быстро проникнуть в ВИП зал без приглашения, пока охрана, видимо, завидев меня на пороге и услышав просьбу, тоже поспешила по своим делам. Я сразу смешался с толпой сотен пьяный людей. Беспомощно оглядываюсь в попытках найти ту самую фигуру, параллельно думая, почему я вообще это делаю. В глаза били розовые огни от каких-то гирлянд, потому вновь разглядеть персону удавалось только труднее. Кто-то, активно танцующий среди толпы под джазовую музыку, случайно налетает на меня, из-за чего с громким шлёпком я приземляюсь на пол. Вокруг столько людей, но никто даже не заметил моего падения. Мотая головой, вдруг вновь улавливаю знакомые движения. Быстро поднимаюсь на ноги и, растолкав гостей казино перед собой, добираюсь до горящей вывески. — Вновь пропал! — всплеснул руками я. Поднимаю глаза на табличку и читаю «Женский туалет». Очевидно, что в другое место неизвестная личность забежать не смогла бы. — Нет, туда я точно не отправлюсь! Что я вообще себе выдумал? Это явно обычная незнакомка, а я увязался за ней из-за каких-то фантазий. Нужно вернуться, меня ждут. Начав отходить от двери, чувство тревоги усилилось. Спустя время долгих дискуссий в собственной голове, я решаю все же заглянуть в дамскую комнату. Ну уж очень пугала меня тревога в душе. Оказалось, та была не напрасна. Ступив на порог плохо освещённой туалетной комнаты, я увидел молодую девушку, сидящую на подоконнике с опущенной головой в странной позе. Она словно сейчас отключится и неизбежно упадет на пол. Не была бы та одела в дорогую одежду — не отличил от напившейся бездомной, которая каким-то образом зашла сюда погреться. — Боже, девушка, ну Вы же явно не страдаете! Для чего такие развлечения? Тем более в столь молодом возрасте! — хватая ту за руку, начал я. Фонари улицы осветили через окно бледное лицо незнакомки, и сквозь потёмки я наконец разглядел её черты. — Япония?! — воскликнул я так громко, как только мог. Конечно, не каждая молодая дама имеет подобный цвет волос, но в казино кого только не встретишь! — Муренок, — глуповато улыбнулась та, свалившись мне в руки. — А я как раз к тебе шла. Речь подруги была настолько неразборчивой, что я даже стал сомневаться, не обманывает ли меня зрение и не упал ли на меня чужой человек. «Муренок» поставил все на свои места. Я в ужасе осмотрел японку. Ее тело было парализовано от усталости, макияж на лице размазан, а закатанные рукава рубашки обличали её истинное занятие здесь. Все руки были в мелких уколах. — Япония! Япония! — трёс ту я, пытаясь привести в чувства. После стольких доз, ещё и смешанных с алкоголем, судя по запаху, хорошо, что она вообще дошла до сюда, а не свалилась где-то в коридоре. Теперь ясно, что за тревога была в душе, и почему занкомые движения были такие странные! — Ты опять играла?! — Совсем немного, — медленно отвечала она. Я уже говорил, насколько Япония не ценит данную ей жизнь и спускает её на сомнительные развлечения. Она же не в адеквате! Что с ней могли тут сделать?! А если ей воспользовались?! — Ты как? Низ тела не болит? — сразу спросил я, подумав о самом ужасном, в это время осматривая её открытые шею, руки и ноги. — Нет, мне так хорошо. — откинув голову и закатив глаза, промурчала та. Хотелось прямо тут отругать негодяйку, однако смсыла делать это сейчас нет. Только привлеку внимание остальных, а я не желаю быть пойманным в женском туалете! Ещё и проник сюда без разрешения. Пока я принялся думать, что же делать с подругой, она уже протягивала мне свою сумочку, треся ей и что-то бормоча. — Попробуй. У меня есть ещё, — все, что смог разобрать из монолога той. Я сразу догадался, о чем идёт речь, и выхватил сумку. Нет, искал я, к счастью, не шприц с дешёвым наркотиком, а кошелек оппонентки. Мне нужно знать, ослись ли у нее деньги. — Так и думал! — кошелек полностью пуст. Даже железные монеты куда-то делись. — Я знаю, что ты не носишь мелкие суммы. Опять всё проиграла! Когда ты поймёшь, что пора завязывать с этим?! — Я практически выиграла в три раза больше, — мычала Япония. Её покрасневшие глаза судорожно осматривали туалет, кривая улыбка застыла на лице, а руки крепко вцепились в меня. Та из последних сил пыталась соображать, однако ничего не выходило. Долго кричать я не стал. Взяв японку под руку, потащил её на улицу, пока та в это время сопротивлялась и всячески мешала мне, крича, что у неё есть ещё деньги и она должна отыграться. На выходе никто так и не появился, потому диалог о громкости музыки я решил отложить до лучших времён, как и поход на почту. Не только меня обстоятельства заставили покинуть теплый дом в холодный вечер. Дверь хлопнула и в моей квартире, после чего тяжёлые шаги направились к лифту. Россия, моментально закуривая новую сигарету, тяжело вздыхает и достает из кармана верхней одежды небольшой отрывок бумаги, где написаны продукты и название лекарств. — Лишь бы ничего не забыть, — тихо говорит он, пряча список обратно и проходя в кабину лифта. — Прогуляюсь за одно. Голова кипит. Росс не изменял появившейся привычке: выходил на улицу каждый день. В этот раз он даже не станет бродить по улицам и всматриваться в каждого прохожего, надеясь случайно встретиться взглядом со мной, а целенаправленно пойдет в аптеку и магазин. Русский благодарил небеса за появление в его жизни Канады. Тот готов на всё ради меня, потому всегда выручает, и к самому альфе относится положительно. Все предыдущие отношения с родственниками и друзьями вторых половинок у него не складывались. — А ведь быть врагом Кана опасно, — Россия начал разговор с собой, отвлекаясь от мыслей о проблемах. — Я-то никогда не выбирал пару по статусу. Я имел отношения и с простыми людьми, и с уважаемыми лицами. Но их родственники по сравнению с величием и возможностям канадца — ничто. В виду моего положения в обществе, те могли только пальцем пригрозить и пообещать разобраться со мной позже, если вдруг были не довольны отношением к омеге. «Сын Советского Союза» звучит громко, оттого угрозы оканчивались только на словах. А Канада! Какое ему дело до того, чей я сын? Захочет — и голову свернёт если вдруг. Росс издал тихий смешок. Он в таком опасном положении, оказывается. — Кан — замечательный человек. Немного обидно понимать, что помогает тот с ребенком исключительно ради Аме, которого надо найти, но и этому я благодарен. Если бы канадца сейчас не было рядом, я даже в магазин за продуктами отлучиться бы не мог. Вообще с ума сошел бы! Пусть с детьми я сижу всю жизнь, но к сыну испытываешь другие эмоции. За лишний чих страшно, не то что за болезнь… Закончив короткий монолог, русский выходит на улицу, где его сразу обдувает холодный ветер. — Если ты сейчас на улице, Аме, то я надеюсь, что ты тепло оделся. Я ведь знаю, какой ты мерзлявый, — печально вздохнул тот и начал медленный шаг в сторону аптеки. Ближайшая находилась в пару минутах ходьбы, однако альфа чувствовал нужду побыть в этот раз наедине с собой подольше, потому отправился в ту, что в соседнем районе. — Ох, малыш-малыш, что же мне делать? Куда ты пропал? Я даже не понимаю стоит ли мне бояться за твое здоровье. Ты в один момент просто испарился! Никто ничего не знает о тебе уже более двух недель, только врач сообщает что-то. Всё это так странно, что даже становится подозрительно. На удивление в стране тихо, никто не поднял панику, что глава государства пропал. Ощущение, словно те кто должен знать о твоём исчезновении, знают и не поднимают шумихи, — сколько бы он ни сдерживал себя, все равно выкинуть из головы переживания невозможно. Россия снова начал монолог, теперь уже задумываясь над исчезновением более глубоко. — Это действительно имеет смысл, однако я не думаю, что Аме способен на такое. В подобном случае этот поступок был бы очень подлым! А я знаю Америку, он не такой. Спустя полчаса я наконец довёл до своего дома подругу под сильными эмоциями. Ну, как довёл… Скорее дотащил. Под конец пути мне чуть ли не пришлось взвалить её себе на спину. Японка живёт далеко, потому переночует сегодня у меня. В таком состоянии она живой до дома не доберется, так ещё и денег на проезд не осталось. А завтра будет серьезный разговор. Жаль, что я изначально знаю, мол, он не повлияет на нее, и та продолжит развлекаться в казино. — Муренок мой, — лепетала подруга, оказавшись в теплом помещении на мягком кресле. Её речь звучит намного чётче, значит начала отходить. — Что? Воздух свежий помог? — дерзил я, снимая с себя пальто. — Не обижайся на меня. — Да ты даже выражение моего лица разглядела! Вообще полегчало? — метался я по дому в поисках хоть чего-то, что поможет ей отойти скорее. — Я хотела к тебе зайти, проведать. Может, помощь нужна. Но свернула не туда. Я видела в прошлый раз тут казино, в этот раз отказать себе не смогла. Думала, что просто попробую… — Не надо мне рассказов, как ты всё вновь проиграла, да ещё и вколола себе какую-то дрянь! Мерзость! — Мне просто не повезло, — вздохнула та и откинула голову. Её пустой взгляд устремился в потолок. — Тебе, видимо, всю жизнь не везёт, раз постоянно слышал о твоих неудачных похождениях. — Не стоит разбрасываться такими правильными словами, Муренок. Ты составлял мне компанию пару лет назад. Разве уже забыл? — Это было всего пару раз! — возмутился я. — Только я всегда знал, что занимаюсь плохими вещами. — А что было в молодости? Не был ли ты увлечен тем же? — Я строил новое государство, у меня не было времени на развлечения, — пробурчал я, проверив последнее место, где могли оказаться хоть какие-то лекарства. Изначально, конечно, я знал, что не найду нужное, однако оставлять японку одну в таком состоянии побаивался. — Я в аптеку, — проговорил я, вновь накинув на плечи пальто. — Пожалуйста, сиди на месте. Я знаю, что ты творишь, пока отходишь. — Зачем же ты тогда уходишь, раз так переживаешь? — Я знаю, что тебе поможет. — А говорил, что в молодости не развлекался. Откуда тогда знаешь, что мне поможет? — с усмешкой выдала подруга, в ответ получив захлопнутую дверь. Это вызвало у нее ещё больше радости. — Попросил на свою голову помощи у той, кому бы она сама не помешала. Ветер совсем разгулялся и чуть ли не сдавал. Щеки и нос покраснели от холода уже через пару минут ходьбы, руки дрожали даже в карманах. Перед выходом совсем забыл сказать, что Японии следует выпить много воды. Она помогает быстрее вывести алкоголь и наркотик из организма. Хотя, Боже, без меня она бы захлебнулась в стакане! Россия молча брёл по улице, перебирая между пальцев последнюю сигарету и рассуждая, стоит ли сохранит ту до вечера или закурить сейчас. Ответ нашел его сам: Росс уже подошёл к небольшому торговому центру, куда планировал по пути в аптеку зайти и купить нужное. Жаль, что под вечер пачек сигарет практически не остаётся, и тому приходилось глубоко задумываться над разумностью расходов. Зайдя в светлое помещение, русский чувствует долгожданное тепло. Даже такого закалённого человека холод пробрал до костей. Нужный супермаркет находился на втором этаже, потому альфа направился в сторону лестницы. Судьба, видимо, решила добить Россию, дав забыть тому близкое расстояние между ювелирном магазином и супермаркетом. Завидев светящиеся ветрины и блеск десятков украшений на другом конце этажа, Росс чуть не взвыл. Его сердце сжалось и стало биться быстрее. — Как я устал от всего! — прошептал тот, скоро зайдя в магазин и скрывшись среди полок с товаром. — Почему всё так? Я не могу столько жить в непонимании. Больно от воспоминания последнего посещения ювелирного магазина здесь. Тогда он был окрылён новостью о долгожданной выписке его омеги и ребенка. Предвкушение встречи разбудило бабочек в его животе. Он представлял, как всё будет хорошо: у него теперь есть не только любимый человек, но и ребенок от него. А если решится на предложение, то вовсе не поверит своему счастью. Сколько волнения было при выборе кольца, раздумий над тем, как стоит попросить руку и сердце красиво! — Я даже представить не мог, что всё обернется таким образом. — проходя мимо очередной полки, завершил он. — Боже, — вскинул брови Россия, — у Аме на прилавках красная икра даже есть. Я не перестану дивиться, как бесследно прошла для него война. У нас хлеб даже не всегда лежит. С полными пакетами еды Росс направился к выходу из магазина. Невольно его взгляд вновь привлек ювелирный магазин. Ноги сами пошли в его сторону, хотя русский обещал себе и близко не подходить, дабы не сделать больнее. Не сдержался. Приблизившись к ветрине, тот чуть ли не уткнулся в нее носом, начав рассматривать. Вдруг он заметил то самое кольцо прямо перед собой. Русский хорошо помнил, что то лежало на отдельном стеллаже, но никак не на ветрине. Вспомнился уговор, мол, если украшение никто не купит раньше, то альфа сделает предложение. Такой поворот событий можно рассчитать словно намек, что пора совершить покупку. — Надо повременить, — с грустью отрезал он, опустив голову. Собравшись уходить, Россия заметил среди других посетителей знакомое пальто. Такое же серое в еле различимую черную клетку, как у меня. По спине Росса пробежались мурашки. Он не мог понять привиделось ли ему или перед ним действительно стоял я. Вглядываясь в спину, с каждой секундной последний вариант казался всё более реальным. Не выдержав спора в голове, русский быстрыми шагами подошёл к фигуре и схватил её за руку. Человека заставило это резко обернуться, отпрыгнуть и возмущённо посмотреть в бесстыжие глаза альфы. С ужасом Россия понял, что обознался. Только не стыд перед незнакомцем тревожил его, а тоска, разрывающая сердце. В его душе появилась надежда, а теперь тот подавлен ещё больше. Ему ничего не осталось делать, кроме как быстрее удалиться из торгового центра, проклиная себя. — А ведь рост был похож, цвет волос, телосложение. Как такое возможно? — ситуация всё не отпускала его. — Хотя на нервах и не такое видеть начнёшь. А я-то человек далеко не нервный, часто спокоен даже в ужасных ситуациях. В концлагере таких галлюцинаций не ловил, как сейчас! Россия бродил по темной улице в одиночество. Он настолько разочаровался, мол, сможет сам меня найти, что больше не поднимает глаза на каждого прохожего. В голове вопрос: «Почему все бездействуют?» Словно все вокруг знают больше, чем Росс и упорно это скрывают. Ступив на крыльцо аптеки, тот наконец отвлекается от раздумий и осматривает входную дверь. В стекле окон одноэтажного здания отражались ряды одинаковых домиков. Среди них был и мой старый дом. Проникнувшись ностальгией, уголки губ растянулись, а глаза на мгновение заблестели. Обернувшись на коттеджи, русский продолжил воспроизводить в голове самые приятные воспоминания. Из-за ближайшего домика показался невысокий человек, быстро идущий по дорожке в сторону альфы. Видно, что он промерз и уже молится, лишь бы попасть в тепло. Взгляд России был прикован к приближающемуся прохожему, который напомнил самого Росса год назад. Тот тоже часто бегал за лекарствами для меня, когда ещё проживал там. — Они преследуют меня? — в недоумении выдал русский и вскинул бровь, завидя, что прохожий тоже одет в серое пальто и имел светлые волосы. Только теперь последние были скрыты за клетчатым шарфом, который обернул всё лицо. Посчитав, мол, опять воображение разыгралось от теплых воспоминаний, альфа тронул дверь аптеки, начав проходить внутрь. Через секунду его тело словно было ударено разрядом тока, ведь до уха донёсся тихий и до боли знакомый голос. Глаза России расширились, он замер и долго не мог понять, не ослышался ли. Когда фраза повторилась, тот резко разворачивается и уже лучше всматривается в того самого прохожего. Теперь он сидит на земле. Видимо, мат, от которого Росс и встал в ступор, был вызван неожиданным падением. Человек поднялся, стряхнул грязь асфальтированной дорожки с дорогого пальто и продолжил направляться прямиком к аптеке. Когда он стал ещё ближе, русский перестал дышать. Он не мог поверить глазам: сквозь шарф отчётливо виднелись черты моего лица. Альфа помотал головой, несколько раз отвернулся, потер глаза, вновь взглянул и стал уверен в предположении ещё больше. К нему направлялся действительно я. Сердце ушло в пятки. России даже показалось, что его ноги подкосились. — Малыш? — еле слышно прохрипел Росс. Впервые за долгое время его руки задрожали, выронили пакет, а ноги сами сорвались с места. Все мысли вдруг исчезли из головы. Остались только радость и выворачивающий наизнанку страх. — Америка? — продолжал спрашивать у самого себя тот, приближаясь всё ближе ко мне. Я же заметил, что ко мне кто-то бежит, только когда до уха донеслись громкие шаги. Я резко поднял голову и пересекся взглядом с русским. Захотелось провалиться сквозь землю. — Америка! — не сдержавшись прокричал альфа, разглядев и знакомые черные очки. Он хотел наброситься и прижать к себе так сильно, как только мог, однако почему-то его ноги остановились в метре от меня, а по спине шла дрожь. — Америка? — беспомощно и жалостно он называет моё имя в последний раз, как бы спрашивая, не обознался ли он и в этот раз. К глазам даже подступили слезы. Россия сделал последний рывок и бросился к промерзшему телу. Его большие руки схватили меня и заключили в крепкие и теплые объятия. Он не мог поверить, что сейчас нагло впивается пальцами правой руки в светлые волосы и прижимает мою голову к своему плечу. Не мог поверить, что его губы осторожно касаются моего затылка, после чего нос утыкается в это же место. Всё тело предательски дрожало, однако никого это не волновало. Мозг не успевает обработать столько противоречащих эмоций в один миг, потому голова даже начинает болеть. А Россия сжимает тело сильнее и не отпускает. Будто сейчас меня вновь заберут навсегда. «Спасибо, Господи, что ты жив. Ты здесь, ты здесь. Это ты, это ты» — повторял он у себя в голове. Мы ещё долго стояли неподвижно. Когда шок от встречи начал сходить, руки Росса опустились на мои розовые щеки. Наши взгляды вновь устремлены друг на друга. Мне не нужно было лишних слов, всё сказали его испуганные светлые очи: сколько он искал меня и насколько отчаился за это время. Тело пробирало дрожью от того, несколько сейчас мой непоколебимый партнёр был эмоционален. — Привет, Россия, — нервно усмехнувшись, я выдал самое глупое, что только мог. Ответа не следовало, русский продолжал смотреть в мои глаза, словно пытаясь найти там объяснения на все свои вопросы. Я отвожу взгляд, прикрываю глаза, закусываю губу и отстраняю руки оппонента от лица. — Мне надо идти. Срочно, — тихо обозначаю, после чего получаю новый удивленный взор. «Ты же сейчас не уйдешь?» — спрашивал меня он. Я, лишь бы не чувствовать себя ещё более никчемно, и в правду скоро удаляюсь. Альфа ничего не понимает. Отойдя от нового удивления, он крепко хватает меня за руку и притягивает к себе. Я стараюсь не смотреть в его сторону и предпринимаю попытки вырваться. За это моё запястье сжимают ещё сильнее, отчего я даже выдал вскрик. Теперь мне точно не сбежать. — Что это значит? — грозно спросил собеседник. Глупо было надеяться, что моя попытка улизнуть от разговора не вызовет гнев. Я сделал свое положение только хуже, но терять мне нечего. Я всё разрушил ещё пару недель назад, когда решился на побег. Я знал, что рано или поздно я за всё отплачу. К сожалению, сделать это так скоро я не был готов. — Мне правда надо идти. Срочно, — зачем-то я попытался вновь попросить свободы. Пару секунд Россия не мог найти слов для описания, насколько он возмущен. Волнение быстро сменилось на ещё больший гнев от непонимания происходящего. — Где ты был всё это время?! — Росс решил задать самый важный вопрос. — Я не могу сказать, — тихо даю ответ. — Что это значит? Где ты был? — Не могу сказать. — Ты просто исчез, никто о тебе не слышал более двух недель! Я уже не знал, о чем мне думать! Может, хоронить пора? — Я же всё сказал тебе, — спокойно выдаю я, — перед уходом. — Ты о той бумажке?! — русский поднял голос. Он понял, что на нормальный разговор я не иду да и веду себя, словно ничего не произошло. Волей-неволей самообладание терялось тут же. — Ты считаешь это хорошим объяснением всему?! — Там я чётко сказал: «Волноваться не надо». Предупредил, что вернусь нескоро. Для чего эти переживания? — В смысле для чего? Кто знал, что «нескоро» является несколькими неделями?! — красные от злобы глаза смотрели мне прямо в душу. — А что я, по твоему мнению, должен испытывать? Я был бы спокоен, если ты в который раз не соврал мне! Ты в депрессии, пытался вскрыть вены, после чего в один момент пропадаешь. Звонишь твоим друзьям и близким — ничего! Коллеги тоже не видели на работе! Звоню Британии и выясняю, мол, никакой дополнительной работы не существует. Что мне надо чувствать?! Может, тебя уже давно нет в живых или с тобой что-то произошло? Откуда я мог знать?! Я молча буравил раздраженным взглядом русского. — Хочешь правды, да? — моё виденье ситуации категорически разнилось с виденьем альфы. — Для тебя всё так просто. Конечно, ты ведь не отвечаешь за жизни миллионов людей, не ведёшь ежедневную борьбу за место на троне, — почему-то без криков начал я. — А потом ты случайно не залетел! Не вынашивал ребенка, пряча от всех. Тебя не бросили на шестом месяце и не подвергли ещё большему стрессу. Ты не рожал десять часов. Ты не живёшь каждый день в безысходности, ведь у тебя есть ребенок, которого ты не любишь и который тебе не нужен! Ты же всего лишь видел это. Даже, видя, до тебя до сих пор не доходит истинная причина моего побега. — Значит, это всё же был побег?! Ты с самого начала обманывал меня?! — Да, я сбежал от тебя. Я все подстроил. Да, действительно никакой дополнительной работы нет и не было. Я выдумал её, лишь бы на какое-то время остаться без лишних глаз. Нет, я больше не буду преукрашать! — теперь и мой гнев стал расти. Я поднял голос в ответ. — Меня достала твоя забота! Меня бесит твой страх за меня, из-за чего я теперь, как малое дитя, за которым присматривает мама. Ты знаешь, что я лечусь. Это и без того сложно, а ты подливаешь масла в огонь. Если бы я остался жить с тобой, то уже загремел в психушку, как мне и обещали! Поэтому я теперь прячусь в первую очередь от тебя! — Мой страх не был беспочвенным! — от возмущения рука оппонента сжалась сильнее на моём запястье. — Я знаю, Россия. Только для тебя моё состояние неважно, — вновь тихо говорю. — Тебе лишь бы себе угодить. — Если бы мне не было важно твое состояние, то я не пытался сам лечить тебя в первый месяц! Вспомни, кто заставил тебя пойти к врачу! Я взял все заботы о РАС на себя, лишь бы тебя немного отпустило. А как я места себе не находил всё то время, которое ты скрывался от меня?! И ты говоришь, что мне неважно?! Я не могу найти слов, Америка! Ты так просто говоришь это! «Тебе неважно», «Прятался от тебя»! Не могу поверить! — душа России ныла от обиды. Он искренне переживал и предпринимал все попытки, лишь бы найти меня. А получает в лоб, мол, всё это время я бегал именно от него. — Если тебя так бесил мой страх, то ты мог сказать об этом! Сам же убеждал, что всё в порядке. — Ты прав, Россия. Ты чертовски прав, и я знал это всегда. Не думай, что я сбежал и считаю это правильным. Я знал, что могу поговорить с тобой, но мне было морально тяжело даже с кровати утром встать. Я понимал, мол, больше не выдержу и рискнул! — я сказал это с надеждой, что Росс поймет мои чувства в тот момент и хоть немного перестанет злиться. Кажется, мои слова всё так же слышатся для него несвязанными. — Сбежал, потому что обиделся, мол, я беспокоюсь, да?! — русский был на грани впасть в бешенство. Он схватил меня за воротник плаща и приподнял. Мои грустные глаза тут же стали испуганными. Я схватился за руки альфы, пытаясь отодрать те от себя, но это было безуспешно. Казалось, что сейчас меня или изобьют, или придушат в порыве гнева, как Германию. Хотя я заслуживаю худшего. — А теперь послушай сюда, Соединённые Штаты Америки, — тот перешёл на тихое шипение, которое пугало больше крика. «Соединённые Штаты Америки». Это прозвучало так унизительно и больно. Обычно в ярости Россия зовёт меня просто Америка. Ни малыш, ни Аме, а Америка. Услышав такое обращение, сразу понятно, насколько наши души отдаляются во время разногласий. Но назвать меня полным именем в такой ситуации было высшей степенью дерзости. — Кем ты себя возомнил? — ещё тише продолжил Росс. — Знаешь, как я устал от твоего вранья? Спешу напомнить: я никогда не держал обиду за твои необдуманные поступки. Это ты думаешь только о себе. Когда ты был один, то никого это не волновало, теперь же у тебя есть я, РАС. Я надеюсь, что ты это заметил. И мы с тобой уже не просто вместе, пока кому-то не надоест, мы стали семьей. Нельзя вот так исчезать и заставлять всех с ног сбиваться, лишь бы найти тебя. Почему ты это не понимаешь?! — на последней фразе голос русского вновь прорезался, и он громко крикнул. Я испуганно сжался и отвернулся, зажмурив глаза. Русский всегда фильтрует свою речь при ссорах, но сейчас даже не пытается. Похожее состояние было у него после обвинения в измене. — Я уже достаточно думал о всех, но не о себе, — я недолго помолчал, нашел смелость посмотреть в глаза альфе и продолжил. — Я постоянно прятал свои настоящие чувства и желания: худел, скрывал беременность и переживания, боясь твоей реакции! Теперь, я считаю, могу послушать и себя, ведь до этого пытался угодить только тебе! Ты же сам воспитывал во мне не бояться тебя, твоего ухода. Почему, когда я сдедую твоему же учению, ты бесишься?! — Ты действительно не понимаешь разницы или смеёшься надо мной?! — Я знаю, что поступил неправильно. Но сбежать было только моим решением, которое я хорошо обдумал! — Ты так легкомысленно об этом говоришь! Что мне ещё сделать, дабы ты наконец понял, что натворил?! Зарыдать прямо здесь от отчаяния?! Ты не можешь полностью оправдывать себя своим состоянием! Думаешь, я не понимаю, насколько это тяжело?! Понимаю ещё как! Но я уже напомнил, что ты больше не один и должен отвечать минимум за собственного сына! — Мне тошно слышать об этом! Ты разве не видел, как у меня катились слезы при виде ребенка спустя месяц такой жизни?! Я не был готов к детям, я не мог вынесить его крики днями и ночами! — Да, Америка так получилось, что у нас родился ребенок. Никто не был к этому готов. Но теперь мы обязаны нести за него ответственность, ты это понимаешь?! И никто в случившемся не виноват! — Ты виноват, — перебиваю того я. Россия тут же замолкает и даже выпускает ворот пальто из мертвой хватки. Я мог бы воспользоваться растерянным состоянием собеседника и сбежать, но неподвижно стоял и буравил холодным взглядом лицо напротив. Я сказал два слова. Всего два слова. Но сколько новой боли принес Россу. Нет, он далеко не мудак, который забыл за год о том, что сейчас не только он, но и я страдаю по его глупости. Нет, это была не глупость… Это было страшное деяние. Тот всегда помнил о провинности, но старался лишний раз не вспоминать об этом, дабы не рушить наши отношения. Как русский сделал это летом, согласившись на предательство и после мучая себя очень долго, чем приносил переживания и мне. Весь год альфа успокаивал себя тем, что я простил его. А сейчас ему напоминают о виновности во всех проблемах. — Я знаю, что бываю невыносим, а под давлением гормонов и страха тем более. Но, Россия, спешу напомнить, что это твоя вина, — в свою защиту я продолжил грубо высказываться. Глаза партнёра стали ещё шире. — Мои поступки сейчас и то, какой вред они приносят тебе несоразмеримы с тем, что ты нанес мне. Но я никогда не забываю, мол, ты сделал всё не со зла. Ты бы никогда не хотел для меня такой судьбы. Был бы в адеквате, то не промолчал, я знаю. Именно поэтому я простил тебя. Простил все муки во время беременности, постоянный стресс, возможность краха на мировой арене, схватки, роды, а теперь и принудительное воспитание ребенка. И за это ты должен простить мою последнюю ложь. — Я тоже много пережил ради тебя. Я буквально остался один для твоей безопасности, чем в полной мере отплатил забывчивость! Я всегда всё прощал, так как знал и про твоё прошлое, и про нынешние переживания. Не надо драмы об этом. Не только ты тут бедный и несчастный. Но знаешь, какое отличие между нами? Я несу ответственность за свои поступки, а ты даже спустя более ста восьмидесяти лет жизни до сих пор думаешь, что абсолютно все должно сходить тебе с рук! — Россия замолчал, и я уже думал ответить, но тот тихо добавил. — У меня никого не осталось кроме тебя, и я не хочу, дабы жертвы были напрасны. Малыш, где мой Америка? — Твой Америка? Это какой? Тот, который действует только в твоих интересах, забыв о себе? Росс снова опечален. Не это он имел в виду, но меня не переубедить. Я слишком категоричен. А он надеялся, что вразумит меня. Всё бесполезно. Я твердо стою на своем. Русскому так неприятно, что от него просто сбежали, хотя он желал только лучшего. Но и меня он понимал, пусть и не хотел соглашаться с противоположным мнением. — А РАС… Знаешь, что с ним сейчас? — вспомнив ещё и о состоянии сына, оппонент совсем впал в печаль. — Не говори о РАС, мне нужен отдых от родительства, — мотаю головой. — Нет, послушай о нём! — альфа крикнул. — Я уже понял, что тебе плевать на чувства других, но ты тоже его родитель и должен быть в курсе, на что обрег собственного сына! На мгновение в сердце закралось переживание. Я стал дышать медленнее, боясь прослушать что-то действительно важное. — РАС уже которую неделю болеет. Я не знаю что это, как и врачи! Похоже на обычное ОРВИ, однако в сильной форме: постоянно болит голова, уже ни ест, ни пьет, ни спит! Все в один голос говорят, что нужно ехать в больницу и сдавать анализы, а ты забрал все документы на ребенка с собой! Более того у меня нет медицинской страховки! Я даже не упоминаюсь в его свидетельстве о рождении! Я ничего не могу сделать, понимаешь?! Кто мне скажет, перенесет ли сын это заболевание без серьезного лечения?! А если он, не дай Бог, завтра не проснется?! Неописуемый страх прошёлся по телу, что пробрало дрожью. Словно я услышал смертный приговор, а не рассказ о сыне, которого не переношу. Мне странно захотелось сорваться с места, добежать до квартиры, ворваться в комнату малыша, а после взять на руки, прижать и защитить от всех бед. — Хотя для чего я это говорю? Великий и непобедимый Америка думает только о себе! Ему плевать на ребенка, и он не стесняется говорить об этом! Стало ещё страшнее. Самые худшие мысли заполнили голову. Хотелось кричать от сожаления и горя. — Пить меньше нужно! — еле выговорил я. — Видишь, это ты испортил жизнь не только мне и себе, но и невинному РАС! — в груди расцвела злоба за то, что жизнь испорчена и у ребенка. Только на себя я устал злиться, теперь хотелось винить во всем Россию. — Теперь ты настолько любишь сына, что готов и меня винить?! А ты знаешь, что в первый год жизни надо постоянно наблюдаться у врачей? К скольким ты ходил с сыном, пока был дома?! А во время беременности? Да тебя на УЗИ загнать было невозможно! Где твоя любовь была тогда? А все потому что тебе всё равно. Ты никого не ценишь, Америка, никого! Есть ли смысл продолжать ругаться дальше? Для Росса, очевидно, нет. Ему настолько мерзко вновь и вновь слышать гадости в ответ на долгие муки в переживаниях, что хотелось только закрыть уши, лишь бы не делать себе больно. — Ты же понимаешь, почему я так поступаю. Я даже не уверен, что протяну до завтра, а брать ответственность за сына для меня невозможно… Тебе же всё сказали врачи, я не выдумваю, — я закрываю лицо руками, тихо хныча под нос. Несу такой бред, предпринимая любые попытки защитить себя. — Я ведь не хотел, чтобы всё получилось именно так! Прости меня за все слова! Я не хотел обвинять тебя или… — увидя сквозь пальцы, что силуэт оппонента развернулся и стал уходить, я отчаянно вскрикнул. — Россия, пожалуйста, давай поговорим! — Лучше я не буду вообще разговаривать с тобой, нежели так! «Ты не понимаешь меня и никогда не понимал, — печально пробормотав, я быстро удаляюсь в аптеку, лишь бы не рвать душу печальным видом медленно уходящего вдаль разочарованного Росса. — Я все испортил. Я виноват. Я мог сказать всё иначе!» Росс шел и проклинал себя за то, что вообще вышел сегодня на улицу. Всё время поисков и надежды случайно пересечься на улице, тот представлял встречу совсем иначе. Он был уверен, мол, как только найдет меня, то больше не отпустит никогда, всё вновь будет хорошо. Однако стало только хуже. Лучше бы мы вообще не пересекались. Русский знал, что тоже поступал неправильно, однако и не думал себя винить. Терпение его было на исходе.

***

Я прихожу домой. Бросаю перед Японией голубой тюбик лекарства, медленно опускаюсь на стул и падаю лицом в стол. — Что это? — спрашивает японка, беря в руки лекарство. — От наркотического опьянения спасает обыкновенное средство от отравления. Удивительно, да? — с лёгкой улыбкой отвечаю я. Гостья выглядела уже привычно глазу, видимо, и лекарство не нужно. Хорошо, что организм страны отходит от наркотиков быстрее и с меньшими последствиями. — Нет, я не об этом. Что с тобой случилось? Тебя же не было всего десять минут. — Ах, да ничего страшного, — я тут же поднялся и засиял. Прокрутив ссору с Россией в голове, на глазах появились слезы сожаления. Я вновь ложусь на стол и всхлипываю. — Я всё испортил. Как обычно. — Давай с самого начала, — вздыхает подруга, уже догадываясь, что стало причиной печали. — Я встретил Россию. Мы поругались. — С чего это вдруг? Ты же так скучал. Я думала, ты должен быть рад. Хотя ты от него и прячешься… — Прости, что вновь взваливаю свои проблемы на тебя. — Я сама спросила, что произошло. Было бы все равно, то промолчала. Я слегка улыбнулся добрым словам. — Мы поругались из-за меня. Я же вновь обманул его, когда сбежал, так сейчас вместо извинений и объяснений начал что-то доказывать! Он был так разочарован во мне! Его грустные глаза… У меня сердце в пятки уходит при виде них. А потом я обвинил его во всех проблемах. Не понимаю, почему в душе появилась злоба, которую не смог сдержать, однако я очень жалею о сказанном. Япония не понимала меня, как и я сам себя. Почему вдруг настроение меняется, и вместо извинений начинаю кричать? — Я знаю, что поступаю неправильно, но иначе не могу. Только Росс подошёл — я увидел как он измотан из-за моего побега! Я ещё сотни раз проклял себя за это решение. Он не должен страдать из-за меня. А ещё я сильно довёл его! Теперь он нервничает больше. Я так не хотел. — Я думаю всё из-за депрессии, — только и успевает выдать подруга, лишь бы совсем не оставлять меня без ответа, как я добавил: — А ещё мой сын сильно заболел… Тоже из-за меня. Всё это время я был равнодушен к нему, а теперь так переживаю. Я не понимаю, что вообще происходит со мной! А РАС сейчас тоже больно и плохо. Мой бедный мальчик. Так страшно за него, — из глаз потекли слезы страха. — Я всё испортил. — Муренок, ты посещаешь психотерапевта, ежедневно проводишь работу над собой, пьешь сильные лекарства. Путь выздоровления непрост, оттого мысли в твоей голове путаются. Хочешь слышать моё мнение? Самое важное, что ты не похож на прошлого себя, которого знала я. Тогда в твоей голове не было ни капли совести. О таком пустяке как ругань с близким ты никогда даже не задумался, не то что корил себя за лишние слова! — И что? Четыре года назад я вел себя подобно твари. Это не оправдывает меня сейчас. Я столько натворил! Росс из-за меня даже потерял семью. — Я думала, тебе просто хочется услышать теплых слов. Тогда стоит извиниться и попытаться всё исправить. — Ты права, только я не представляю, как это сделать. Россия настолько зол, что убьёт меня, если я появлюсь в квартире в ближайшее время! А нужно столько сказать. А если я опять поддамся эмоциям и начну нести бред? — Представь, что идёшь на собеседование по поводу продажи нефти, к примеру. К работе ты относишься проще. — Не буду нагружать проблемами и дальше, что-нибудь придумаю. Отправляйся спать, сейчас достану тебе постельное белье. Спасибо за всё. Долго ещё смотрю на свои руки. Взгляд плавно переходит на еле заметные шрамики на запястьях. Больное воспоминание попытки суицида. Удивительно, в этот раз оно одновременно приносило и улыбку. Я помнил, насколько бережно Россия заматывал мне руки бинтом, чуть ли не рыдал от страха за меня. А сейчас что? Он словно забыл о болезни.

***

Весь путь Россия проделал молча. Он ни говорил с собой, ни размышлял на тему переживаний, ни всматривался в лица прохожих тем более. Купив лекарство в аптеке рядом с домом, тот уже подходил к подъезду. Ступив на ступеньку, Росс остановился, ведь его глаз узрел странное зрелище. Перед ботинком упала крохотная снежинка и моментально растаяла. За ней медленно летели ещё и ещё. В теплом Нью-Йорке снег не идёт в начале ноября. Так не должно быть. Как и не должно было быть спора, моей депрессии, беременности, ребенка и прочих проблем. Русский любит снег, однако не в такой момент. От вида холодных кристалликов становилось тоскливее. Альфа заходит в квартиру. Медленно снимает с плеч верхнюю одежду, аккуратно вешает на вешалку, берет в руки пакеты и молча проходит в кухню разбирать их. — Что-то произошло? — сидящий на кухне с чашкой чая в руках, Канада тут же замечает в обычно или бесчувственных, или счастливых, или спокойных глазах России переживания и обиду. А Росс и не пытался её привычно скрыть. — Я встретил Америку, — тихо проговорил тот, поставив пакеты на стол и уставившись на них, словно видит впервые. — Америку?! — Кан чуть не подавился чаем от услышанного. Вспрыгнув со стула, тот задумался ещё больше над причиной печали русского. Неужто что-то произошло? А что могло произойти? Я жив! Значит, всё хорошо. — Как? Что с ним? — Случайно пересеклись в аптеке. Я не знаю, что с ним. — Ты даже не поговорил? Ничего не спросил? — разочарованно продолжал спрашивать канадец. — Поговорил, конечно. Спросил многое, но желанных ответов не услышал. Сначала тот пытался вовсе сбежать от меня, а потом раскрыл причину своего побега. Мой брат принялся внимательно слушать пересказ разговора. Россия не стал скрывать подробностей, как я вновь наговорил гадостей. Уж очень он был разочарован в встрече. — То есть, ты просто взял и отпустил его?! Не спросил, где он скрывается, как с ним связаться? — всплеснул руками по окончанию монолога. — Он бы всё равно не ответил. Отпустил, да. А что мне нужно было ещё сделать? Насильно притащить сюда и привязать к кровати, дабы больше не смылся? — Россия, что ты посмел наговорить моему брату? — узнав нужное, дельта принялся возмущаться. Он был в шоке с услышанного. Но не от моих слов, а от того, что Росс поддался и не стал сдерживать колких словечек. Русский поднял ошарашенные глаза на собеседника. Он не понимал причины резкой злости. — Ты не должен забывать, что Америка сейчас нездоров. Любое лишнее слово может довести его. Кто тебе сказал, что после твоих слов он не решит покончить с жизнью?! Такой реакции альфа точно не ожидал. Почему вдруг Кан стал смотреть на ситуацию иначе? До этого же был на стороне России. — Я защищал себя! — долго тот не мог подобрать ответ, не имея возможности уложить в голове агрессивность канадца. — Ему можно в который раз поливать меня грязью, заставлять ночами не спать, а я даже не могу обрисовать, мол, не хочу больше терпеть это? — Мой брат не идеален, но ты тоже не подарок, хоть Аме считает и иначе. Посмотри на себя со стороны! Ты ведь действительно перепил тогда и не вспомнил о порванном презервативе. Ты решил ненавидеть бедного Германию, после чего пытался искупить вину тем, что до последнего умалчивал о невзаимности чувств, даже видя отношение Аме к этому. Ты из-за ссоры попал на Родину и чуть не подверг его гибели! И ты из-за попытки суицида стал душить и без того больного Аме контролем. Росс не мог понять что дивит его больше: повышенный тон оппонента, что до этого никогда не слышал, или обвинения. — Кан, ты же всегда был здравомыслящим человеком. С чего ты начинаешь защищать Аме, игнорируя его поступки?! — Я знаю, что творил мой брат. Но тогда он был в адеквате, а сейчас мы не можем осуждать его никак! Не думай, что я виню только тебя во всем. От меня и Аме получает достаточно, как только я слышу о том, что он опять натровил какую-то ересь. Вы друг друга стоите. Оба не можете спокойно жить! — Да, может, я и перегнул где-то палку, но он мог поговорить со мной задолго до побега и не заставлять меня волноваться неделями! О моих чувствах никто подумать не хочет? — Я не понимаю одного, Россия: ты действительно забыл муки Аме после родов?! Очевидно было с самого начала, что сбежал он не от хорошей жизни и врёт нам! Америка может многое, но точно не скрываться от всех из-за мимолётного желания. Ты в праве возмущаться, говорить о недовальствах, защищать себя, но не когда твой омега в депрессии! Ты мог высказать всё позже, когда был бы уверен в его состоянии! А теперь что мне думать?! А если он не перенесет переживаний?! — Я не согласен с тобой, Канада, — твердо ответил Россия. Пусть он и понимал, что действительно не вовремя начал о своих чувствах, тем более в грубой форме, не подумав о моём состоянии. Даже больше: ему были ясны мои мотивы, и тот не был уверен, что поступил бы иначе на моем месте. Но все равно он считал правым себя. — Конечно, это ведь всего лишь какой-то омега, а не твой родной брат! — Канада! — грозно крикнул русский и ударил по столу. Такого оскорбления в свой адрес он снести не мог. Альфа всегда носил меня на руках и повода не давал думать, что относится как к «какому-то омеге». — Я понимаю твою злобу. По-своему ты поступил правильно. Но ни одному альфе свести в могилу Аме я не дам! — А то что он в могилу РАС сведёт, тебя не волнует?! Канада не нашел ответа. Все мы были правы в этой ситуации по-своему. Только почему-то остальные страдали из-за нашей правоты. Что нужно было сделать, дабы всё решить? Не знал даже мой рассудительный брат, который всегда старался помочь нам в отношениях. Он принимает проигрыш и удаляется из кухни. — Завтра мне нужно уехать домой. Работы накопилось много. Ты справишься с РАС? Росс раздражённо фыркает и качает головой. После подобных слов от Кана любая помощь была бы противна. — Справлюсь. — Понимаешь, мой брат всю жизнь только и мучается. Я не хотел бы для него кончины из-за новых страданий, — канадец говорит последнее в свое оправдание и оканчивает разговор. — Тем более из-за своего партнёра.

***

Медлить с извинениями я не стал, как и думать, каком образом преподнести их лучше. Мне было до ужаса страшно, однако бороться с совестью больше одного дня я не смог. Да и я не знал точного состояния сына, потому принести документы и съездить с ним в больницу нужно было как можно скорее. Дождавшись, когда город накроют сумерки, я собрал всю волю в кулак и покинул дом. Дверь закрываю на замок, после чего долго думаю, не станет ли хуже от несчастной попытки исправиться. «Будь что будет», — окончательно решил я, быстрым шагом отправившись в нужную сторону. По пути считаю шаги. Это советует делать мне лечащая врач, дабы немного отвлечься от депрессивного состояния. Иногда это помогает мне при сильных переживаниях, когда таблетки принимать слишком рано. Ещё правильное дыхание хорошо успокаивает: вдох четыре секунды, задержа дыхания на то же время, после выход шесть секунд и новая задержка дыхания уже на две секунды. В этот раз тоже помогло успокоиться. Россия в это время собирался закончить очередной день, готовя ребенка ко сну и даже не догадываясь, что через какое-то время в квартиру нагрянут гости. Росс запеленал РАС, дал лекарство, а теперь сидит на кровати, кормя из бутылочки. Сын осторожно прижимался к груди русского и уже закрывал глаза. Сам же папаша таял от этого вида и осознания, что ребенок привык к нему и теперь так же охотно засыпает на руках, как и у меня. Ещё больше радовало альфу улучшевшееся самочувствие РАС: спать стал крепче и от еды уже не воротил нос. — Хорошо, что все обошлось. Я очень сильно испугался за тебя, — ласково шептал Россия, крепче прижимая к себе сына и отстроняя от его губ бутылочку. — Все у нас будет хорошо. Вырастешь замечательным мальчишкой, так похожим на Аме. Я сделаю всё, чтобы у тебя было замечательное детство, и ты никогда не пережил моих бед. Сын уложен в кроватку. Росс ещё долго с улыбкой смотрит на него, не понимая, как вообще зараждается любовь родителя к ребенку. Почему у меня, который девять месяцев носил его под сердцем, в душе не просыпались теплые чувства, а у русского — после первого взгляда? — Влюбился в твоего папу тоже с первого взгляда. Значит, что-то особенное есть у вас двоих, чего не видно глазу. В роду ведьмы были, что ли? Я себя-то ненавижу, о какой любви к тому, из-за кого страдаю может идти речь? Правда сейчас меня словно подменили. И иные чувства вспыхнули так неожиданно, что даже страшно. Хорошо ли это? Конечно, сменившемуся отношению я был рад, ведь с самого рождения РАС пытался изменить его. А надолго ли оно продолжит быть таким? Боюсь снова погрясть в ненависти к сыну. Россия лежит в кровати, накрывшись тонким одеялом. Он пристально смотрит в незашторенное окно, за котором только чернота, и вновь думает о моих словах. Наконец закрывая глаза и надеясь уснуть, дабы иметь силы завтра управляться с ребенком, вдруг до уха доносится знакомый звук ключа в двери. Слышны шаги в коридоре. Росс сразу понял, кто это, ведь кроме меня и самого русского ключ от дома никто не имел. Ни одна мышца ни дрогнула на его лице, в сердце всё та же пустота, а на душе появилось раздражение. «Что же тебе надо?» — спрашивал у себя он, не находя ответа. — Рашенька, — раздался мой тихий голос около прохода в спальню. Русский хмурится и даже не раскрывает глаза, продолжая пытаться уснуть. И плевать ему на причину прихода, даже если та очень важна. Со вздохом я медленно прохожу в комнату и оглядываю ту. Так скучаю по этим стенам. Ребенок мирно сопит в люльке, потому подавляю желание осмотреть его и присаживаюсь на кровать. — Раш, — ещё раз окликаю альфу, но тот всё так же молчит. Опускаюсь рядом с ним, накрываюсь одеялом. Сердце бешено стучит, на душе скребут кошки. Неужели я не заслужил даже ответа? — Рашенька, прости меня за ту встречу, — начинаю извиняться я, прильнув к спине оппонента и обняв. Эти шрамы. В них столько боли, однако они настолько красивы. Люблю каждый. — Я был слишком груб, чего ты точно не заслужил. Альфа продолжает молчать, никак не реагируя на сказанное. — Я очень жалею о своих словах. Я не хотел ругаться. И сбегать не хотел… Я прекрасно помню, что ты волнуешься за других больше, чем за себя. Я представлял, насколько больно тебе будет, когда вдруг исчезну, однако тогда другого выхода не видел. Я знал, что понесу наказание и полностью готов к нему. — Не трогай меня! — неожиданно Россия грубо отталкивает от себя мои руки и оборачивается. Вижу пару горящих пламенем глаз. — Замолчи, пока я сам не заставил тебя это сделать! Я испуганно отпрыгнул. — Зачем ты вообще сюда явился?! Не был бы это твой дом, то уже давно полетел у меня за дверь. — Я хотел провести эту ночь рядом с тобой и извиниться. Я очень соскучился по тебе, — жалобно отвечаю. — Не нужны мне твои красивые слова, которые не имеют общего с реальностью! Извести меня окончательно ты решил, вот что! — Я понимаю твою злость, но в который раз прошу прощение. Я не хотел. — Не хотел, не хотел! А чего ты хотел? Сбежать вновь и заставить меня волноваться больше?! В могилу свести ты меня хотел! Знаешь, даже у страны сердце может вынести не всё! Канада тоже меня отчитывать начал, мол, ответил грубо тебе и мог довести! А обо мне когда-то кто-нибудь подумает?! Кана понимаю, ты его брат, я же чужой человек. Для тебя тоже чужой?! — Я точно не хотел такого. Потому и хотел прервать ту встречу, поговорить обо всём позже, дабы не наломать дров, как и сделал! Извини… Я не хотел, чтобы ты сильно переживал, потому написал записку. Видимо, стоило объяснить побег иначе. Но тогда это был единственный выход. — Поговорить со мной было не суждено, да? — Я бы не смог. Я ведь знал, что ты не отпустишь меня отдохнуть ввиду своих переживаний. Да даже если отпустишь, то не упускал бы возможность прийти или позвонить, дабы выяснить моё состояние. Обычно это меня радует, но тогда я бы не вынес ещё и дня в таком режиме. Потому ушел от всех, дабы ты не нашел след. Мне стало намного лучше благодаря этому, но все дни только и думаю о тебе, представляя, насколько беспокоишься. Я с самого начала знал, что поступаю неправильно и был готов ко всему. И к такой реакции тоже. Я не буду осуждать за нее, говорить, мол, ты не понимаешь меня. Я просто хотел прощение. — Ты много раз врал мне. Соврал и по поводу работы, из-за которой пропал. Почему я должен верить сейчас? — Не знаю. Потому что любишь меня? — осторожно добавляю я. — Я слишком много давал тебе вторых шансов. Не нужно пользоваться моей любовью и считать, что я всё буду прощать просто потому что. — Не вышло, — со вздохом выдаю я. — Тогда попробую извиниться в другой раз. Я буду пытаться столько, сколько потребуется для твоего прощения. Не отстану, пока не получу. Я оставил на столе в кухне документы РАС и свой номер телефона. Звони, если нужно будет съездить в больницу или помочь. Россия молчит, хмурится и ложится обратно на кровать спиной ко мне. — Как РАС? Ему всё так же плохо? Росс не издаёт ни слова. — Это же и мой ребенок, я должен быть в курсе. — До этого тебе не было интересно его здоровье, потому это и твой сын. И, оставив его на меня, тоже и в мыслях у тебя не было, мол, это и твой ребенок. Нормально всё. — А ты сам как? Ты говорил про сердце… — До твоего сегодняшнего появления было лучше. — Прости, пожалуйста. Позволишь ли ты поспать сегодня рядом? В ответ тишина. — Надеюсь, ты не против. Осторожно ложусь на перину, отвернувшись к двери. Больно. Очень Больно. Но я сам виноват. Прикрываю глаза, укутываюсь в одеяло и ставлю задачу работать над собой больше, дабы никогда не приносить переживаний. Я обязательно всё исправлю. Быстро засыпаю рядом с любимым человеком. А сам же русский ещё какое-то время размышляет над моими новыми словами. Его душа метается между двумя чувствами. Да, альфа видит искренность извинений, однако не хотел снова становиться идиотом, простя по доброй натуре, а после получив очередной плевок в душу. Его терпению тоже когда-то приходит конец. Россия поворачивается на другую сторону и долго смотрит на мою спину. Тепло само разливается в груди, когда тот видит меня спящим здесь. Рядом. Росс осторожно касается кончиками пальцев моих лопаток и проводит по ним. А ведь пару дней назад он был бы счастлив, просто видя меня живым. — Как же с тобой сложно, — шепчет альфа, убирает руку и закрывает глаза, стараясь уснуть. Ночью я ворочаюсь и неспокойно сплю из-за странных снов, вызванных переживаниями. В который раз переворачиваюсь на другой бок, после что-то говорю и просыпаюсь от кошмара. Приподнимаю торс с постели, тру переносицу и обращаю внимание на Россию. Его разбудили движения рядом. Мотаю головой и ложусь обратно, пытаясь продолжить спать. Чувствую руку на талии, которая притягивает к себе. — Тш-ш-ш, — шепчет Росс. — Что произошло? Мои сияющие глаза устремлены на кисть русского. Захотелось завизжать. — Ничего-ничего. Все в порядке, — с глупой улыбкой отвечаю я, тут же прильнув к телу обнявшего. — Спи спокойно, — хмурясь, говорит тот. Я набираюсь смелости обернуться и глянуть на альфу. Он пристально смотрит в мои глаза, словно вновь пытается найти там ответы на все вопросы. Печально смотрю в ответ, будто пытаясь вновь извиниться. Так волнительно на душе. — Раш, прости меня, — опять прошу прощение. Россия разрывает зрительный контакт, закатив глаза. Опять грустнею, однако не удерживаюсь от того, чтобы не поцеловать оппонента в щеку. Тот же отводит голову, говоря тихое «не надо». Вздыхаю, убираю его руку с талии и отворачиваюсь обратно.