Рай, рай нужен в луже!

Есть в этой улыбке другого Найтмера что-то такое, от чего душа Дрима сжимается и подрагивает в тревоге. На мгновение всё вдруг сменяется на сплошной белый, и незнакомый голос, растерянный и слабый, повторяет вопрос Дрима:  — Найт…мер?..  — Не совсем, — отвечает другой, необыкновенно напоминающий голос самого Дрима и в то же время совершенно не похожий. Хоть Дрим ничего не видит за ослепляющей белизной, он точно знает: второй говорящий не скрывает ухмылки, всем видом выражая откровенную и тем самым ещё более жуткую жестокость… Однако Дрим не успевает разобраться, что происходит. Другой Найтмер заговаривает вновь, и его отчётливый, немного резкий голос развеивает странное видение вместе с тишиной.  — Мы так долго ждали тебя, — делится он с улыбкой столь широкой, что даже для их черепов это должно быть некомфортно.  — Меня? — переспрашивает Дрим. Пусть голова его совсем не соображает после всех пережитых потрясений и того, что даже дрёмой трудно назвать, не то что полноценным сном, всё-таки хранитель позитивных чувств абсолютно уверен, что никогда здесь не был и не встречал своего другого брата. Возможно, Найтмер когда-то рассказывал об этом и Дрим просто позабыл? Или даже, что называется, пропустил мимо ушей — вероятность этого выше, чем Дриму сейчас хотелось бы. Теперь он как никогда ясно понимает, что не ценил Найтмера так, как брат того заслуживал, многое принимая как должное. Этот урок Дрим уж точно усвоил. Только бы ему удалось спасти брата. Это будет потом. Прямо сейчас другой Найтмер протягивает Дриму правую руку и, кажется, манит к себе, призывая подняться на ноги; хотя непросто сказать наверняка, когда эти несколько чересчур длинные и острые пальцы находятся в постоянном движении, дёргаясь неестественно и хаотично; за взглядом его не проследить, ведь огоньки не появляются в провалах глазниц ни на мгновение; и неизменной остаётся жутковатая улыбка. Дрим пока не знает, что ему думать; уверен только в своей искренней благодарностью за то, что эти пальцы не касаются его. Даже не слишком приближаются. Это… было бы просто-напросто опасно для здоровья. У его другого брата такие руки и должны быть, нормально ли это для него? Это ведь так неудобно! И это ещё мягко говоря. В конце концов, другой Найтмер может нечаянно поранить — если не других, то самого себя! Дрим уже почти задаёт вопрос, когда другой Найтмер неожиданно передумывает и убирает руки за спину. Тут же коротко смеётся, словно в нём слишком много радости и она выплёскивается через край:  — Именно! Без тебя всё здесь было не так, мой милый Дрим. Однако не нужно беспокоиться. Мы знали, что однажды ты придёшь к нам; но и это теперь в прошлом. Ты здесь. Мы можем быть настоящей семьёй. Дрим неуверенно поднимается на ноги, и всё его тело дрожит от слабости. Другой Найтмер реагирует мгновенно, делая шаг вперёд и тем самым позволяя Дриму о него опереться. Он… совсем не тёплый, как Найтмер или любое другое из живых существ, каких Дриму приходилось касаться; напротив, от его костей исходит лёгкий холодок, что чувствуется даже через слои одежды. Такое странное ощущение. Разве так должно быть? И вновь Дрим начинает переживать, однако именно в этот момент на него снисходит осознание, выбивая все мысли и способность дышать. Всё такое яркое и красочное. Под его ногами зелёная травка. Вокруг деревья с коричневыми стволами и ветками, на которых зеленеет листва. Тут и там цветы — фиолетовые, синие, оранжевые, красные, золотистые, все такие разные, такие живые, совершенно чудесные. Ярко светит солнце, и в голубом небе неторопливо плывут длинные-длинные облака — Дрим не помнит, как они называются, всяко не сейчас, но вроде бы там было что-то про перья. Он крутит головой, оглядываясь, жадно вбирая в себя каждую деталь такого прекрасного и такого знакомого пейзажа. И не деревню ли он видит вдалеке?.. Нет, ошибки быть не может! Поражённый до глубины души, Дрим далеко не сразу осознаёт, в каком состоянии находятся поселение. Дома в полном порядке, и даже на расстоянии заметно, какие улицы оживлённые. Вдруг всё расплывается перед глазами, и другой Найтмер торопится заверить:  — Ну, ну, Дрим, всё хорошо. Твой другой брат всегда будет рядом, отныне и навечно, — в его резковатом голосе звучат лишь терпение и ласка. — Для слёз нет ни причины, ни нужды; хотя плачь, конечно, если это принесёт тебе облегчение… Но почему бы тебе не попробовать сделать несколько хороших глубоких вдохов, совсем немножко? Что-то мне подсказывает, что это может помочь. Ох. Так он просто плачет. Опять. Другой Найтмер, очевидно, ничуть не уступает умом своему оригиналу: Дрим не перестаёт содрогаться от рыданий, но уже с самым первым глубоким вдохом словно бы часть тяжелейшей ноши спадает с его хрупких плеч. Слёзы продолжают идти, затуманивая взгляд, но в этом и оказывается самое главное: пока Дриму не слишком-то доступно зрение, обостряются другие чувства — особенно обоняние и осязание. Цветы кажутся теперь такими близкими, их ароматом наполняется будто бы даже самое естество маленького хранителя позитива. Витает в воздухе и другой запах, впрочем, слишком слабый, чтобы Дрим его узнал; и только от другого Найтмера не пахнет ничем. Дрим не зацикливается: в конце концов, голос его другого брата всегда любящий и ласковый, его одежды так приятно касаться, а тело служит надёжной опорой, пока собственные ноги подводят… Дрим всхлипывает, но вот он и моргнуть не успевает, как другой Найтмер решительно берётся за его рукав самыми кончиками длинных острых пальцев и тянет в сторону деревни, поясняя:  — Могу лишь представить, какие сильные и запутанные эмоции одолевают тебя сейчас, но остальные ждут не дождутся встречи с тобой. Кроме того, мой милый маленький братик, не проще ли будет успокоиться в окружении друзей и семьи? Не доверяя голосу, Дрим просто кивает, хоть другой Найтмер очевидно не нуждается в ответе: он не поворачивает головы и, кажется, не смотрит на Дрима даже краем глаза. Но тут уж сложно сказать наверняка. Это ничего. Должно быть, он невероятно взволнован и рад встрече после такого долгого ожидания, а Найтмер — настоящий, не этот другой — всегда выражал эмоции необычно, своеобразно. Брат Дрима отличается от большинства, он всегда был очень особенным, так что неудивительно, что и его другой брат кажется маленькому хранителю странным. Так ведь? Толпа собирается вокруг Дрима и другого Найтмера мгновенно, такая шумная, такая радостно взволнованная… такая живая. Дрим всё никак не может перестать плакать, но даже так кое-что не ускользает от его внимания. Во-первых, никто из жителей деревни — ни единая душа — не подходит слишком близко и даже ничуть не склоняется в их сторону в попытке оказаться немного ближе и увидеть их немного лучше; напротив, люди явно стараются сделать всё, чтобы не нарушить личное пространство маленького хранителя позитива (и его другого брата, но, что уж там, лишь одному из них это сейчас действительно необходимо). Во-вторых, хотя восторженная радость толпы очевидна даже для Дрима, чьё зрение всё ещё замутнено слезами, однако он не чувствует и тени эмоций, исходящих от людей перед ним. Ни положительных, ни отрицательных. Никаких. Не то чтобы это волновало Дрима по-настоящему сильно. Это… странно, да, и ему определённо понадобится время, чтобы привыкнуть к такому положению дел, но в целом его всё устраивает, осознаёт Дрим со слабым удивлением. В конце концов, у жителей другого мира и эмоции могут быть другие, и Дрим не может их уловить, потому что просто-напросто не здесь родился и чужд этому необыкновенному месту. Кажется, звучит вполне убедительно, не так ли? И весьма просто, достаточно, чтобы оказаться правдой. Как бы там ни было, Дрим не уделяет этому слишком много внимания. Злоключения изнурили его, и он давным-давно перестал что-либо понимать, и мысли такие тяжёлые и запутанные, их совсем не хочется думать. Именно этот момент другой Найтмер выбирает, чтобы прошептать:  — Отпусти себя, расслабься, милый мой младший брат. Ты дома, — и его негромкий, мягкий голос звучит так, будто в это самое мгновение в нём сосредоточились всё тепло и вся любовь вселенной. От этих слов слёзы начинают течь с новой силой. А потом Дрим медленно, очень-очень медленно вдыхает. Выдыхает так же неторопливо. И наконец даёт себе это почувствовать. Как оседает в душе и костях энергия — лёгкая-лёгкая, светлая-светлая. Слёзы останавливаются, и пускай тело всё ещё немного дрожит, но теперь не от страха, не от тревоги, не от напряжения. Всего лишь от облегчения. Удивительно и так, так, так прекрасно. Просто замечательно.  — Так-то лучше, — кивает другой Найтмер удовлетворённо, и его улыбка становится ещё чуть шире. Едва Дрим кивает, ярко улыбаясь в ответ, из толпы к ним выбегает ребёнок. Девочка тараторит с детской непосредственностью и искренним счастьем в голосе:  — Дрим! Дрим! Ты наконец-то пришёл к нам! Мы та-а-а-ак долго ждали тебя! Но все в деревне очень много работали и старались изо всех сил, чтобы подготовиться к твоему прибытию! Это будет лучший сюрприз на свете! Тут же другой человек, женщина средних лет, делает шаг вперёд и скромно улыбается:  — По крайней мере, мы очень на это надеемся. Дрим узнаёт обеих и, переполненный восторгом, обнимает девочку изо всех сил, так что она даже взвизгивает от неожиданности. Впрочем, уже через секунду дитя обнимает хранителя в ответ, довольно вздохнув. Однако Дрим уже ничего не слышит, встревоженный могильным холодом, исходящим от тела маленькой Брук. Такая температура нетипична для многих монстров, что говорить о людях! Другой Найтмер быстро подмечает беспокойство Дрима — тот не успевает и рта раскрыть, чтобы озвучить свои тревоги, как длинные острые пальцы грубо вырывают девочку из его объятий. Брук — смелая, порой несколько нахальная Брук — даже не дёргается в хватке другого Найтмера, вне всяких сомнений жёсткой. Вообще не похоже, чтобы она была напугана или вообще испытывала хоть какие-нибудь неудобства, и Дриму очень хочется верить, что не вмешивается он лишь по этой причине. Мгновение спустя он забывает и об этом. Это совсем, совсем не Брук, так же как и не её мать спокойно наблюдает за ними с не дрогнувшей улыбкой, словно ничего такого и не происходит. Все они совсем не те, кого Дрим знал, не так ли?.. Дело не только в том, что их тела неестественно холодны, ведь прямо там, где должна быть душа, в телах людей и монстров зияющие чёрные дыры — и точно такие же у людей вместо глаз. Поглощённый ужасом, Дрим отшатывается и вскрикивает…  — Тише, дурачок, — говорит другой Найтмер намеренно небрежным тоном, в котором тем не менее звучат приказные нотки; Дрим не осознаёт их, всё ещё глубоко шокированный. Наконец отпустив Брук, которая мгновенно поворачивается к Дриму, другой Найтмер продолжает: — Так уж другие монстры и люди устроены. Бояться совершенно нечего. Или… Возможно ли, что ты считаешь, что отличаться плохо? Подобное было бы унизительно и для них, и для тебя, разве нет? Предположение другого Найтмера вызывает в толпе волну потрясённых вздохов, а Брук тревожно, почти плача спрашивает:  — Но это же неправда, ведь так? За её словами среди остальных людей раздаются шепотки, все они смотрят на Дрима, ожидая ответа; под давлением этих взглядов и тяжестью собственного чувства вины маленький хранитель, как за соломинку, цепляется за тряпичную куклу в своих руках, обнимая её и прижимая к себе ближе. Да разве мог бы он?.. Он совсем не это имел в виду! Дрим торопится объясниться и попросить прощения, забывая о собственном дискомфорте и даже испуге.  — Конечно, это неправда! Мне так жаль! Моя реакция и правда была ужасно грубой, но клянусь, я не хотел никого из вас расстроить или тем более ранить! Со стороны Дрима запретить кому-то быть самим собой было бы совершенно новым уровнем лицемерия: всё-таки он и сам один такой на целом свете. Однако проще сказать, чем сделать, как минимум какое-то время ему наверняка будет весьма трудно смотреть кому-либо в лицо или касаться напрямую… Но он обязательно привыкнет рано или поздно! К счастью, его искренние слова быстро разряжают обстановку, оказавшись, похоже, вполне убедительными всем без исключения.  — Вот видите, это точно наш драгоценный Дрим, всегда добрый и заботливый, прямо как другой Найтмер его и описывал, — ещё один знакомый голос на мгновение выбивает Дрима из колеи. С одобрительным шумом толпа расходится, пропуская вперёд однорукого монстра-кота, единственного, кого Дрим знал действительно хорошо и к кому был особенно привязан. Даже зияющая дыра в его груди не способна остановить неуверенный вопрос, так и рвущейся из Дрима, едва способного поверить своим глазам.  — Нил?.. Это и правда ты? В ответ монстр-кот стеснительно улыбается:  — Н-ну, не совсем. Я другой Нил, как и все здесь. Никаких объятий от меня, ребёнок, особенно учитывая твою недавнюю реакцию. В любом случае я не особенно в них хорош, — другой Нил светло посмеивается, встряхнув культяпкой, оставшейся от его руки. — Уверен, все с пониманием отнесутся к тому, что тебе понадобится время, чтобы у нас освоиться. Я прав, ребята? Толпа согласно шумит, и Дрим совсем не удивляется, когда слышит ворчливое и громогласное «Ага, да, проехали уже». Маленький хранитель позитива улыбается, и смутное тепло растекается по всему его телу, сосредоточившись в грудной клетке, хранящей теперь самую настоящую душу. Похоже, другой Коул точно такой же, как тот, которого Дрим знал почти всю жизнь… Как минимум такой же вечно всем недовольный. Другие жители деревни продолжают говорить наперебой, но Дрим больше не вслушивается, вместо этого наслаждаясь чувством, которое уже и не надеялся испытать. Он дома. Дрим рассеянно прижимает к груди тряпичную куклу и — уже чуть более осознанно — крепко зажмуривает глазницы. Не ощущать эмоции окружающих странно, но он привыкнет. Всё будет хорошо. Правда будет. Дрим уже в порядке — ну, почти. Всё равно считается. Дрим, разумеется, совсем не видит направленный на него взгляд другого Найтмера. Внимательный и очень, очень пристальный. И хотя его лицо невыразительно — с извечной широкой улыбкой, с глазницами без намёка на огоньки — прямо сейчас есть в нём кое-что, что заметил бы любой смотрящий. Ни одно живое существо не способно вместить в себе столько алчности. Так или иначе, Дрим этого не видит. И чувствует себя в абсолютной безопасности.