***
Путь в вышеуказанное расстояние они проделали почти за полчаса — Костя, пыхтя, тащил оба чемодана, говоря о чем-то с Сашей. Оливье помогал с багажом своей спутнице, при этом изредка задавая вопросы о том или ином увиденном им новшестве. И как прикажите объяснять Кате строение мотора и двигателя? Базовые знания, разумеется, у девушки были, однако, судя по всему, по приходу будет необходимо подключить к объяснениям не только краткий курс физики и механики из воспоминаний Кати, но и Википедию. Сакко и Ванцетти оказалась непомерно длинной улицей, и начиналась со сто четырнадцатого дома — дальше нумерация шла по убывающей. Тротуары то делались широченными, то совсем пропадали. Улица то раздавалась, как река в половодье, и становилась бульваром, то вдруг сжималась и превращалась в ущелье. — Стильный городок, — бормотал Костя. Камень и облупившаяся штукатурка. Плети винограда и плюща, протянувшиеся по водосточным трубам. Герань в подвесных вазонах. Сашка вертела головой: вот трехэтажный особнячок, похожий на замок, с уютными алебастровыми химерами. На них обратил внимание и граф де Ла Фер: наконец его взгляд зацепился за что-то знакомое в этом чуждом мире. Вот унылое бетонное строение со старинными промышленными кондиционерами, навешенными на окна снаружи. Вот деревянная развалюха, на крыше которой успела подрасти молодая берёзка. Под каждым карнизом лепились непременные ласточкины гнезда. Птицы пронизывали воздух, накрывая улицу подвижной черной сеткой, выписывали петли, иногда ныряли в разбитые чердачные окошки. В кронах каштанов и лип истошно кричали воробьи. Открывались магазины. Перед окошком хлебного стояла маленькая чинная очередь: три старушки с кошелками. У магазина «Вино-табак» курили трое мужчин в спецодежде. Катя шепотом объяснила Оливье, что эти люди строители. На противоположной стороне улицы рабочие чинили крышу, натужно вращался блок, и почти над головами прохожих плыл чан со смолой, и трепещущие линялые флажки на проволоке отгораживали зону, куда ни в коем случае нельзя заходить… Здание под номером двенадцать оказалось большим домом, много раз, по всей видимости, перестроенным: два этажа сложены из цветного кирпича в стиле «пряничный домик», третий — из белого силикатного безо всяких изысков, а четвертый этаж и вовсе деревянный. К парадному входу вело каменное крыльцо с пологими, истертыми до дыр ступенями. Высоченная черная дверь выглядела неприступно и строго. Слева тускло поблескивала табличка: «Министерство образования. Институт специальных технологий». Ещё не поздно отсюда смотаться. Пока не шагнули через порог. Такое ощущение, что, когда эта дверь закроется за спиной, обратного пути не будет. Только вот такой расклад — это трусость и бесчестье. Ну не съедят ведь Катю в этом университете, право дело! В глазах Сашки и Кости плескалась тревога. Катя с ужасом подумала, что если и на её лице то же выражение, то она уж точно не достойна Оливье, перед которым уж точно никоим образом нельзя было ударить в грязь лицом. — Идём, — изо всех сил стараясь придать уверенность собственному голосу, произнесла Катя, делая первые шаги по ступенькам. — Пошли, — хрипло ответила Сашка. — Не торчать же тут с чемоданами весь день.***
В огромном полутёмном холле никого не было. Стеклянная будочка вахтёра пустовала. Направо и налево тянулись лестницы, а впереди, под столбом света, лившегося откуда-то сверху, возвышалась конная статуя невиданных размеров. — Жеребец, — сказал Костя со сдавленным хихиканьем. Сашка, как завороженная, подошла ближе. Лошадь в самом деле была «жеребец»; брюхо её и ноги были изваяны с анатомической точностью. Колоссальные бронзовые копыта попирали гранитный постамент. Сверху свисали огромные сапоги в стременах. Лицо всадника слишком сильно напоминало графа де Ла Фер — будто с него отливали. — На Вас, Оливье, чем-то похож, — произнесла Саша, то и дело переводя взгляд с Атоса на статую. — Да, действительно, — согласился Оливье, подмечая, что схожесть практически феноменальна. Может, здесь заранее готовились к их приходу? В таком случае, стоит ли ожидать шпаги на стенах, лилии в пруду и шляпы с перьями в костюмерной? Додумать, однако, Кате не дал чей-то вопрос, гулом разнёсшийся по холлу: — Первокурсники? — Поинтересовалась невысокая вахтерша в ситцевом платье стоящая у входа; её толстый палец с конфетно-розовым ногтем велел им подойти. — Вам в деканат. За лестницей по коридору прямо, увидите сами, там на двери написано. Чемоданы оставьте. Никто их здесь не возьмёт.***
Катя испытывала стойкое чувство дежавю. Снова директорат, только чужой, с незнакомыми лицами. Те же вопросы о ФИО и медленный просмотр документов. Женщина отложила её аттестат, развернула паспорт, сверилась с длинным списком на столе. — Поздравляю, вы зачислены на первый курс, — сообщила буднично. — Распишитесь здесь. Вот вам ордер на поселение, вот талоны в столовую — бесплатные обеды. Учебники вам выдаст преподаватель. Погуляйте пока в коридоре. Погуляйте… Словно собачке! Впрочем, однажды отец сказал Кате то же самое. Он тогда опаздывал на встречу. Опаздывал на час. Целый час — а это довольно много, по меркам их города. И нет, он не забыл о времени встречи, просто любовница не отпустила. Престарелая любовница, поволокшая Катиного отца утром на базар. Тряпка! — Вы у нас мультифэндомная, надо же, — удивилась женщина, просматривая какие-то документы на своём компьютере. — Идите, поселяйтесь в общежитие, завтра в девять утра все первокурсники собираются в актовом зале, от входа прямо, мимо статуи, там маленькая лестница, увидите. Эй, кто там дальше, заходите! — А где общежитие? — опомнившись, спросила Катя. Ответа не было. Ну и ладно, сама найдёт. Выйдя из кабинета, Катя огляделась в поисках Оливье. Вряд ли с ним могло что-то случиться в те пять минут, что она отсутствовала, но всё же маленький червячок угрызений совести потихоньку ел изнутри. Оглядевшись, Катя поняла, что мужчина всё ещё стоит у конной статуи, и неподдельным интересом разглядывая всадника — его полную копию. Копию, вплоть до усов и бородки. — Дивная работа, не так ли? — медленно произнёс Оливье, едва ли Катя подошла ближе. — И всё же я не верю в совпадения, Катерина. — Я тоже. Оливье, с нами просто играют. Видите, как это порой выводит из себя, — в тоне девушки послышались раздраженные нотки. — Не стоит придавать большого значения. Это просто манипулирование с помощью давления на подсознание. — Как прошла встреча с… директоратом? — Оливье наугад попробовал вставить услышанное ранее слово на что получил от Кати улыбку. — В директорате всё отлично. Меня зачислили. Даже обеды будут бесплатные, представляете? Оливье усмехнулся. — Неужто теперь Вы начнёте нормально питаться? Буду рад это увидеть. Быть может, дело было именно в разнице меню, а теперь Вы наконец почувствуете себя удовлетворённо. Явная насмешка. В иной ситуации и от другого человека это прозвучало бы грубо, однако здесь и сейчас в коридоре стояли лишь двое — девушка и граф — смеющиеся и свободные. Сюрреализм, не иначе. Через несколько минут они вышли из института и Катя, подойдя к первому попавшемуся столбу, нашла на том объявление о сдаче жилья. Быстро набрав нужный номер, уже совсем скоро девушка услышала гудки в трубке, а после — голос квартирной хозяйки, уверяющей, что уже через пятнадцать минут они смогут увидеть жильё. Квартирка и правда оказалась на удивление милой: чистая, и от института недалеко. Маленькая однушка в маленьком городке. Да и район не самый паршивый. — Душ, ванная, туалет, газовая плита, балкон… — перечисляла женщина, показывая исправность приборов и техники. — Здесь диван и кровать, так что спать можно отдельно. Или Вы, девушка, живёте в общежитии? Катя вздрогнула. Её и так-то не сильно тянуло в общежитие, а уж учитывая, что граф де Ла Фер понятия не имеет, что делать ни со стиральной машиной, ни с газовой плитой, ни даже с раскладывающимся диваном, сомнений в выборе жилья у Кати не оставалось. Заполнив необходимые документы и выплатив нужную сумму, девушка с удовлетворением растянулась на диване, мечтательно глядя в потолок. — Вижу, мадемуазель, — в голосе отчётливо слышались шутливые нотки, — Вы довольны выбранным местом. Катя лениво повернула голову. Тёплая мягкая постель, уютная квартирка, дорогой её сердцу человек рядом — это ведь почти рай. Хотя нет, это — в разы лучше. — Для полного счастья только чая не хватает, — Катя говорила это с полной серьёзностью, что для Оливье стало своего рода удивлением. Чая? Всего-то какой-то травы, залитой горячей водой? Катя же не теряла времени даром, достав из сумки оставшиеся после московского магазина продукты, она рассортировала их: что-то положила в холодильник, что-то — в вазочки на столе. Негусто. — Нужно сходить за продуктами, — буднично сказала девушка, доставая кружки из кухонного шкафчика. — Оливье, идите сюда, пожалуйста, я покажу, как пользоваться плитой. Для Кати было весьма странно объяснять взрослому мужчине элементарные вещи. Ещё более неловким было лишь то, что сама Катя не могла просто и понятно объяснить Оливье, как именно что устроено. И вопрос не в том, что нужно сделать, чтобы разжечь плиту: это Катя знала еще лет с восьми, а в том, как это работает. Как газ может умещаться в плиту, как работает авторозжиг, как устроена конфорка изнутри? Ежедневные дела были, казалось, столь просты, что над физикой действий Катя даже не задумывалась. Знала в общих чертах, но не более того. Да и с чего бы ей вдруг знать устройство плиты, это же не головной мозг?.. Чайник свистел протяжно. Медленно заваривался чай в заварнике, а после — медленно переливалась в кружку заварка. И в любой другой ситуации эти действия были бы скучной рутиной над которой и вовсе не задумываешься. Сейчас же, когда Оливье пристально наблюдает за каждым действием Кати, желая при этом повторить за ней всё самостоятельно, даже заваривание чая заиграло новыми красками. Тишина и умиротворение давали возможность расслабиться. Немного покопавшись в телефоне, Катя включила фортепианную пьесу-багатель — по крайней мере, в аннотации было написано именно так. Неспешная фортепианная мелодия полилась из динамика телефона. Катя решила, что Оливье непременно должен услышать Людвига ван Бетховена! — Это называется «К Элизе», — сказала девушка, едва ли музыка смолкла. — Мне она нравится, но Марго бы авторитетно заявила, что она переиграна. Впрочем, она права, да и ей виднее, она ведь музыкант… С губ Кати едва ли не сорвалось: «интересно, как там она?», однако девушка вовремя пресекла глупую фразу. Ничего, кроме очередной боли это не даст. Пустая затея. Хватит уже идти на поводу у собственных чувств. Едва ли Оливье собрался с мыслями и готов был начать обсуждение, как Катя, вскочив будто ошпаренная и бросив недопитый чай, опрометью схватила сумку с ключами. В глазах плескалась боль, переживания, и засевшее где-то на подкорке одиночество, то и дело стремительно рвущееся наружу. — Простите, мне нужен тайм-аут, — спешно произнесла Катя, изо всех сил стараясь держать рвущиеся эмоции в узде. Она выскочила из квартиры так быстро, будто за ней гналась свора собак. Оливье же лишь тихо вздохнул, памятуя о том, что в молодости чувства ранят куда сильнее. Катя бежала вперёд, практически не различая дороги. Куда она там идёт по официальной версии? Ах, да, в магазин. Деньги есть, пакет можно купить. Таскать тяжелые пакеты самостоятельно ей не впервой: с тех пор, как отец ушел из семьи, тяжелые ноши легли именно на её хрупкие плечи. Ничего, прорвётся. Как прекратить думать о тех, кто дорог? Как прекратить кромсать и без того больное сердце, переживая о тех, кто сам сделал свой выбор? Это ведь их жизни: что у отца, что у подруги. Пускай сами несут ответственность. Это рационально, кто спорит, однако инфантилы, как и дети, часто просто не думают о последствиях, или же надеются на русский авось. Вариант абсолютно иррациональный, однако имеющий, к сожалению, все права на существования. Девушка зашла в ближайший супермаркет, кладя в корзинку продукты: сыр, масло, хлеб, яйца, бисквит, мясо, зелень, фрукты, овощи… Всё, что было бы необходимо для готовки завтрака, обеда и ужина. Собственные мысли убивали, проникая на подкорку, стуча в сердце, переливаясь по венам. Это просто пытка: постоянно помнить о предательстве и скрывать спину от очередных ножей. Невыносимо. Катя вставляет в уши наушники и включает тяжелый рок. Да уж, такое кроме неё из знакомых никто и не слушает. Разве что только Эльмира, которая сейчас, наверное, благополучно ходит в университет. Обычный университет, а не «специальных технологий». Громкий бас наконец приглушает мысли: «Эпидемия», «СЛОТ», «Нуки», «LOUNA». Громче и злей. Так, чтоб прожигало насквозь, чтоб кислотой разъедало кожу. Чтоб наконец выключились все мысли, настырно лезущие в голову и как тараканы — не желающие уходить. Девушка расплачивается наличкой. Неспешно берёт пакеты и, переключая с тяжелого металла на баллады, понимает, что пора возвращаться. Чёрт возьми, она бросила мушкетёра семнадцатого века одного в квартире! Кто знает, что могло случиться за те полчаса, что она отсутствует. В прошлый раз её подобного поведения Марго едва ли не совратил сам дьявол… Впрочем, Оливье де Ла Фер совершенно не похож на школьницу, да и Миледи, даже если бы она внезапно появилась в этом времени, никогда не была в глазах Кати дьяволицей. Кати нет всего полчаса. Всё обязано быть в порядке. Рационально звучит, да, только вот на душе отчего-то всё ещё неспокойно. Лишь зайдя в квартиру девушка почувствовала неладное: нигде не было света. Не было ни шума от телевизора, ни гула холодильника. Ничего. Мёртвая тишина, столь странная для этого времени. А вдруг граф лежит на кухонном полу из-за удара током? Или он неправильно использовал печку, из-за чего выключился свет, а на кухне сейчас пропана больше, чем кислорода? Утечка бытового газа — вещь крайне серьёзная, часто приводит к различным несчастным случаям, таким, как отравления, взрывы, пожары, смерть и разрушения. Вероятных «вдруг» было великое множество. Стоит искать реальный ответ на вопрос, вместо построение теорий, которые вполне могут не подтвердиться. Неожиданно для себя Катя услышала, как из ванной доносится шум воды. Осторожно подходя к двери, и изо всех сил отгоняя от себя мысль о том, что без света можно поскользнуться и разбить голову о бортик ванной, девушка постучала о приоткрытую дверь. — Оливье, с Вами всё в порядке? Я могу войти? Уже через мгновение из ванной комнаты вышел мужчина, одетый в чёрные брюки и бежевую кофту. С одной стороны, этот образ был весьма стильным, с другой — всё ещё непривычным. Наверное, Кате в целом нужно будет долго привыкать в чему-либо на дворянине, помимо камзолов и плащей. — Катрин, — Оливье заметил испуг в глазах девушки, сменяющийся непониманием. — Прогулка пошла Вам на пользу, я надеюсь? — Да, наверное. Простите, что была столь резка. Катя ощущала, что что-то не так. Да, Оливье в порядке, постепенно обживается в новом ему мире и возможно Катя просто себя накручивает, однако тьма ванной комнаты пугала. Неправильно это. Девушка ведь объясняла Оливье то, как работают выключатели. Молчание напрягало. Обычно Оливье де Ла Фер был более разговорчив. И что-то Кате подсказывало, что дело не во «временной акклиматизации». — Оливье, скажите честно, что-то произошло? — неожиданно строго спросила девушка, испугавшись собственного тона. Неужто она его отчитывает? Да нет, подобного расклада нельзя представить даже в дурном сне! Мужчина смутился, не зная, с чего начать. Никто не торопил. Они вместе с Катей разобрали пакеты с продуктами, класть которые в выключенный холодильник, впрочем, было бессмысленно. Когда Катя присела за стол и допила остывший чай, Оливье наконец прервал молчание: — Когда Вы ушли я подумал, что достаточно осведомлён о приборах Вашего времени и решил включить эту необычную прямоугольную печку, которую Вы показывали перед уходом. Катя кивнула. Да, она действительно упоминала перед уходом о микроволновке. Неужели… — Вы поставили туда чашку с ложкой? — спросила Катя, впервые видя на лице своего спутника раскаяние; сейчас он был похож на школьника, не выучившего урок. — Откуда Вы узнали? Катя хихикнула. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтоб заметить вышесказанные предметы возле микроволновки от которой всё ещё неприятно пахло. — Думаю, произошло короткое замыкание, — не объясняя «откуда», продолжила девушка. — Металл отражает волны, которые могут привести к взрыву — Вы могли травмироваться. Железную, алюминиевую, эмалированную и другую утварь из металла нельзя ставить в камеру, потому что она начинает искрить. Как и в случае с позолотой, это грозит возгоранием. Впрочем, это моя вина, я не предупредила, да еще и сбежала в магазин. Глупо вышло. — Не менее глупо, чем то что Вы, мадемуазель Катрин, самостоятельно несли такие тяжести, — реплика была абсолютно рациональна, однако, Боже, как он может произносить «мадемуазель Катрин» столь чарующе, вибрируя гортанный звук «эр» на кончике языка. И почему она раньше не замечала? — К слову, поняв, что теперь в помещении не будет света, я отыскал свечи в одном из ящичков комода. Возможно, их кто-то благополучно забыл, а может, — Оливье тепло улыбнулся, — сегодня нам с Вами благоволит сама судьба. Вам ли не знать, что ничего не происходит просто так. Кивок в знак согласия — и вот уже они вдвоем жарят мясо: Катя показывает, как правильно зажигать конфорку и держать сковороду; режут салат: это лучше делать другим ножом, а складывать — в салатницу; и накрывают на стол: а здесь уже Оливье учит Катю премудростям столового этикета, ведь к мясу полагается нож, который должен лежать справа от тарелки. Видеть то, как Оливье де Ла Фер жарит отбивные, — сюрреалистично. Раньше такого рода делами наверняка занимались слуги, в то время как господин граф мог пойти на охоту и подстрелить пару-тройку куропаток. Сейчас же изумлённая Катя передаёт Оливье тарелочку с панировочными сухарями. И кажется, пусть хоть на миг, что это — правильно. Ужин проходит тихо и скромно. Всего лишь кухня обычного городка, ничем не примечательно. Однако истинная магия может произойти, добавьте на эту кухню пару бокалов красного полусладкого вина, отлично прожаренное мясо и аккуратные салфетки. Ах, позвольте! Мы ведь и вовсе позабыли о свечах. И пусть их было не так уж много, но всё же яркое пламя, пусть и уступало электрическим светильникам в яркости, имело куда большую власть света. Пригубив вино, девушка с интересом рассматривала трепетавшийся огонёк. Оливье с не меньшим интересом смотрел при этом на девушку. — Успели соскучиться по старинным способам освещения помещений? — пошутил мужчина. Катя задумчиво проводила рукой над огнём, едва ли не опалив кожу. — Нет, уж что, а электричество — гениальное изобретение человечества. Вспомнилось одно стихотворение, которое учила ещё в школе. — Прочтёте? Рациональность отошла на второй план, стоило лишь увидеть неподдельный интерес в глазах собеседника. Катя начала читать стихотворение неторопливо, давая возможность собеседнику явственно представить образы. — Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Звуки голоса были мелодичными и монотонными. Катя читала наизусть, глядя на свечу на столе, воск которой медленно стекал слезами по огарку. — Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. Неловкости будто не было. Словно закрыли двери пред алым румянцем и лепетом. На их место пришли жар пламя и жажда свободы. — И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал. Катя читала вдумчиво, делая паузы и давая самостоятельно окрасить образы, всплывающие в голове, собственной палитрой красок. — И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Подъём. Вдох. Кульминация. Голос чуть повысился, взгляд приобрёл совершенно иной оттенок. Катины зелёные глаза горели живым огнём. — Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела. Дочитав, Катя нерешительно замерла. Осеклась. Что, чёрт возьми, это сейчас было?! Она только что прочла графу де Ла Фер лирическое любовное произведение… Да, именно так. — Это Пастернак. Когда мы учили это стихотворение в школе, в старших классах, — немного перевела тему девушка, желая отсрочить обсуждение выбранного ею произведения, — то мои одноклассники абсолютно серьёзно считали, что данное стихотворение про свечку. То есть, поэт от нечего делать решил написать про свечку на столе. И это молодые люди в семнадцать лет. Немыслимо! Мало того, они мне не поверили, что стих о любви, и стали спрашивать у учителя. Сперва выучили, а потом интересуются, что учили. — Центральный образ — горящая свеча, символизирующая спасительный огонёк среди окружающего мрака, — флегматично ответил Оливье, всматриваясь в пламя. — Она способна отогреть и успокоить измученную душу. Образ свечи символизирует человеческую жизнь, а окружающая непогода — неминуемую смерть. Оливье понимал. С первого раза и без объяснений. Понимал суть и, очевидно, почему девушка выбрала именно это произведение. — Трепещущий огонёк легко погасить неосторожным движением, это напоминает человеку, что смерть может прийти внезапно в самый неожиданный момент, — продолжала Катя. — С другой стороны, пламя свечи неизмеримо слабее жесткой вьюги, но продолжает свою неравную борьбу. — Именно поэтому человек никогда не должен сдаваться. Необходимо использовать отведенное время до конца. Сколько бы ни было. И всё было понятно без слов. Не нужно было повторять рефрен, чтоб выделить значимость образа, ведь он и без того плотно засел в голове. Никакими эпитетами нельзя было описать этот неромантический ужин при свечах, ведь все эпитеты меркли и тускнели. Лишь суть остаётся неизменной. Олицетворение же всех Катиных грёз сидело перед ней, выразительно делая всё, что только было в его силах, ведь теперь они оба были абсолютно уверены в том, что, что бы ни случилось, нельзя спасать наполовину.