***
Нельзя сказать, что сама Катя была ярой фанаткой танцев в компании, уж скорее она провела бы время за чтением какого-нибудь романа, однако иногда можно и развлечься. Особенно, если с тем самым героем романа. Так ведь? Изначально девушка была против. Громкая музыка, яркий свет дискошара и задорные окрики ди-джея вполне могли бы спровоцировать у Оливье новую паническую атаку. С другой стороны, мужчина уже видел работу прожекторов, телевизора, радио и даже слушал рок, пускай и не на полной мощности динамика. В этот вечер девушка и граф договорились быть осторожными оптимистами, так что теперь, предъявив Катин студенческий на входе. бодро шагали в актовый зал университета, откуда уже раздавалась громкая, но — к счастью — не пугающая музыка. В зале уже было достаточно много народу. Как и всегда на дискотеках люди разделялись на два лагеря: девушки танцевали в центре, парни — стояли у стенки, обсуждая девчонок. Стоило войти Кате и Оливье, как к ним, радостно улыбаясь, подошла Саша, щебеча о том, как она рада их видеть. Оливье ответил вежливым кивком головы, Катя улыбнулась в ответ. — А вы давно вместе? Как познакомились? — буднично спросила Саша, заставив Катю начать волноваться. Не отвечать же, что они знакомы уже семь лет, а Оливье –тот самый граф де Ла Фер, вымышленный персонаж, которому она молилась, когда мысли готовы были съесть заживо. Звучит глупо, согласитесь. — Катерина знает меня уже несколько лет, — честно ответил Оливье, когда Катя уже и не знала, как будет выкручиваться. — А познакомились мы на центральной площади города. Парижа. Во время дуэли с господами гвардейцами. Впрочем, в это всё равно вряд ли кто поверит. Как и в то, что Катя читала роман об Атосе в кровати с фонариком под одеялом. Сама формулировка: «роман, Атос и кровать» в одном предложении уже звучит двусмысленно. Так что лучше остановиться на площади. Да, определённо. — Верно, этот день я уж точно надолго запомнила, — подтвердила девушка, изо всех сил стараясь стереть слишком уж довольную улыбку со своего лица. Впрочем, кто-то явно её заметил. Синий льющийся с потолка свет создавал атмосферу спокойствия. Громкая музыка, вопреки ожиданиям, не била по ушам, а лишь помогала раскрепоститься. Катя чувствовала себя уверенно, будучи на невысоком каблуке, в бежевой кофточке и тёмной юбке. Сперва она думала надеть брюки, однако, учитывая, что граф согласился идти с ней на танцы, сочла подобный наряд неуместным. На балах вообще юбки в пол были, и ничего, танцевала ведь. Вечер пролетел незаметно. Люди менялись, их лица мелькали, но не запоминались. Ведь важно было отнюдь не это. Катю поражала сама мысль того, что Оливье находится с ней здесь. Рядом. Что не растает просто так, не уйдёт, хлопнув дверью со словами: "у меня другая семья". Ах, это немного из другой оперы, а ведь на студенческой дискотеке даже алкоголя не было. Последним танцем включили медленную композицию. На танцполе начали формироваться пары. Мальчики наконец отлипли от стенки. поняв, что без их поддержки она всё же не рухнет, и, краснея, начали приглашать сверстниц. — Катрин, Вы окажете мне честь? Его голос звучал набатом в ушах. И неважно, что говорил он почти шёпотом. Может, когда-нибудь Катя и научится в такие моменты не превращаться в желе, стыдливо опуская взгляд и вспоминая, как вербально ответить. Вербально, а не как обычно в таких случаях: кивком головы, словно китайский болванчик. Рационализм не помогал. Абсолютно. Кажется, его выключили: окончательно и бесповоротно. Спасибо, психика, за автоматизмы. Именно благодаря им Катя сейчас танцует вальс, плавно перемещаясь по залу, не отдавив при этом никому из присутствующих ноги. Стоп! Как вальс?! Оливье и правда плавно вёл Катю в танце по залу, в то время как остальные парочки, как положено переминающиеся с ноги на ногу, и придерживающие партнёра за талию и шею, недоумевающе смотрели на Катю и Оливье. — В этом времени на дискотеках вальс не танцуют даже как медленный танец, — смущённо прошептала Катя. Уже все всё видят. Нельзя ведь просто остановиться посреди зала. Да и желания останавливаться не было совершенно. Ну смотрят, и смотрят. Пускай. — Хотите, чтоб мы прекратили? — переспросил мужчина, только сейчас заметив, что и правда этот танец в зале танцуют только они. — Ни за что… Катя даже не думала о том, насколько им повезло, что эта музыка тоже состояла из музыкального размера в три четверти. Это было то состояние, когда в принципе сложно думать. И, представьте, это происходило даже не на математике — к этому-то Катя как раз привыкла. Она утопала в музыке, танце, мимике. Если цена этому — мультифэндомные перемещения, то Катя пожизненный доброволец. Музыка смолкла. Кто-то зааплодировал. Потом ещё кто-то, и ещё. Граф поцеловал её руку, поблагодарив за танец. Что это: только лишь дань этикету?.. Юнец пылко целует возлюбленную в губы, в то время как мужчина припадает к женской руке. — Первые потребности сердца так неодолимы, порывы любовной тоски у молодых людей так сладки и так горьки в то же время, что часто носят все признаки настоящей страсти, — задумчиво проронил Оливье, едва ли танец окончился и музыка смолкла. Возвращение происходило в абсолютной тишине. Впрочем, стоит помнить о том, что мысли порою куда громче слов.Глава 24. Уют на двоих в квадрате
10 сентября 2021 г. в 23:49
Первый день обучения прошёл на удивление спокойно. Со всеми познакомившись, посидев на классном часу и специальности, где вся группа читала учебник «с абракадаброй», Катя поспешила обратно на снятую квартиру. Там необходимо было сделать в разы больше дел, чем в вышеупомянутом институте специальных технологий. Одногруппницы с подозрением покосились на Катю, которая мало того, что не удивлялась происходящему на парах, так ещё и сбежала так быстро.
Оливье де Ла Фер, чтобы скоротать дневные часы, попросил Катю взять в библиотеке те самые так заинтересовавшие его «Три мушкетёра». Катя, хоть и не горела особым желанием давать герою канон его истории, всё же уступила. Вряд ли будет большой вред от того, что мушкетёр прочтёт о уже прошедших событиях собственной жизни. Именно поэтому для Кати не стал огромной неожиданностью тот факт, что уже на следующий день она увидела, как мужчина сидит в кресле и с упоением читает роман о себе самом.
— Оливье, — спустя некоторое время стояния в дверном проёме, всё же окликнула мужчину Катя, — скажите хоть, что за сцену Вы сейчас читаете.
— О собственной незавидной участи, — выдохнул мужчина. — Вы были правы, мадемуазель, читать эту историю совершенно не то же самое, что переживать. Автор описал события куда красочней. Но если Вы так настаиваете… — Оливье начал читать вслух, Катя — утопать в звучании его голоса.- «Хорошо, пусть будет по-вашему… Один из моих друзей… один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько — сказал Атос с мрачной улыбкой, — некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри…»
— …знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. — продолжила предложение из книги Катя, ничуть не запинаясь. — Зачем Вы вообще решили прочесть роман о себе? Я знаю, что эти события уже произошли, но всё же вдруг сработает эффект бабочки и Вы исчезнете или, — девушка призадумалась, — станете каким-нибудь пиратом.
Оливье удивлённо переводил взгляд со строк книги на Катю.
— Катрин, Вы слово в слово передали написанное! Только не говорите, что знаете наизусть весь роман.
— Весь не знаю, но сцены с Вашим участием, мсье, я читала столь часто, что строки сами запомнились. «Ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой.» — Катя погрустнела. — Я знаю, что «граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.» Правда, знаю. Я много думала над этой сценой, перечитывала ее. Читала различные теории: одни видят всё в мрачном свете, другие клевещут на Миледи. — Катя с профессиональным видом человека, изучавшего курс психологии семейного консультирования, подошла к Оливье, садясь рядом. — Если Вы не против, мсье, хотелось бы услышать эту историю из первых уст.
Оливье покачал головой. Стоит ли переживать из-за прошедшего? Впрочем, Катя столь увлеченно интересовалась, что он, как истинный дворянин, просто не мог не удовлетворить её любопытство.
— Это произошло спустя пару месяцев со дня нашей свадьбы. Как Вам известно, мои родные были против этого брака. Миледи же, стоит отдать ей должное, отлично справлялась с обязанностями графини.
Оливье говорил неспешно, припоминая происходящие события, которые до сих пор карали сердце.
— Во время охоты моя супруга упала с лошади. Я, стараясь ей помочь, разорвал верх платья. Вы ведь знаете, эти тугие корсеты убийственны!
Взгляд мужчины на миг стал ярким, как солнечные лучи, а после — вновь потух.
— Заметив на её белоснежном плече клеймо, это чертово клеймо самого дьявола, будь он неладен, я, вне себя от гнева, повесил дражайшую супругу на первом же суку.
Оливье уронил голову на руки, тяжело дыша. От самого себя не спрячешься.
— Я был молод. Был в ярости, что застила мне глаза. Хотел и сам свести счёты с жизнью, однако мне не удалось. Знаете, Катрин, я ведь даже возвращался к тому дереву, но её уже там не было.
Катя видела, как дрожат его плечи; слышала, как дрожит голос, но всё ещё продолжала слушать. И плевать, что читала эту сцену и видела её на экранах множество раз. Сейчас было в разы страшнее.
— С тех пор я, возненавидев себя за минутную гневливость, сменил имя на название горы, а камзол — на мушкетёрский плащ. Не молчите же, Катрин! Даю слово, Ваше хладнокровие убийственно!
Катя чувствовала в его голосе отчаяние и беспомощность. Герой был человеком. Обычным человеком со своими проблемами, переживаниями и недостатками. Сейчас мужчина казался всё тем же юнцом, совершившим ужасное, а после — не знающим, что делать дальше. Катя была растеряна: в психологическом консультировании она явно полный профан. Атос же расценил её молчание как укор.
— Нечего сказать, понимаю, — вздохнул он, яростно беря в руки книгу. — Что ж, автор этого произведения куда более многословен. Слушайте же, Катрин! «Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.»
— Оливье, это было пять лет назад! Вы уже сделали выводы, прекратите карать своё сердце! — да и моё тоже! Катя знала, что не сумеет помешать, остановить. Что граф во что бы то ни стало закончит начатое, самостоятельно всаживая в своё сердце кинжал вины.
— Молчите и слушайте, Катрин, — перебил Оливье. — Мой друг Шарль в этом тексте считает иначе:
— «О, боже, Атос! Да ведь это убийство! — вскричал д’Артаньян.
— Да, всего лишь убийство… — сказал Атос, бледный как смерть. — Но что это? Кажется, у меня кончилось вино…
И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки. д’Артаньян в ужасе стоял перед ним.»
Закончив чтение, Оливье швырнул книгу на стол и повернулся к Кате, которая лихорадочно соображала, что следует предпринять в подобной ситуации.
— Видите, Катрин, я — простой убийца и вешатель, а вовсе не благородный герой из романа. В книге ведь персонажу даже не жаль свою супругу. И как Вы, зная это, можете столь трепетно относиться ко мне? Как, Катрин?!
Девушка осторожно приблизилась, стараясь сделать так, чтоб её голос звучал как можно мягче.
— Я вижу Ваше раскаяние, граф де Ла Фер. Знаю, что Вы сами наказали себя сполна и будете наказывать годы спустя. И Вы, и графиня — всего лишь люди. Со своими проблемами, горестями, тяготами, — Катя изо всех сил старалась говорить доходчивым языком. — Если же говорить о романе, то для меня куда важнее: «бледный как смерть Атос», чем то, что он говорит в пьяном угаре. Ему больно. Вам больно. Этого не скрыть обвинениями и напускной холодностью. Не только у меня проблемы доверия, но возможно мы сумеем справиться с этим вместе.
Воздух вокруг плыл. Катя чувствовала, как сознание медленно уходит, чтоб в раз смениться чем-то новым и неизведанным. Видение приобретало очертания.
Этот город соткан из цветов. Вокруг было множество деревьев. Похоже на сад.
Катя огляделась. Да, точно. Это был вечерний сад. Множество зелёных деревьев с круглыми оранжевыми плодами, что, вот-вот созрев, упадут на изумрудную траву. Издали слышался рёв воды. Может, где-то там был водопад?
Ага, водопад, конечно. Еще скажи, что Рейхенбахский. И там Шерлок и Мориарти применяют смертельные виды смешанных единоборств.
Спёртый воздух мешал думать. Кажется, каждый вдох теперь приходилось делать через силу. Буквально заставляя свои лёгкие и гортань. Пока Катя лихорадочно вспоминала, о чём свидетельствуют проблемы с дыханием согласно психосоматике, неподалёку послышался знакомый голос и запах цитрусовых.
Марго медленно чистила апельсин, наслаждаясь его ароматом. Сюрреалистично. Будто девушка застряла во времени и теперь пытается разрушить порочный круг. Впрочем, нет, так казалось лишь Кате, наблюдающей со стороны неудачные попытки подруги почистить апельсин. Сама Марго никуда не спешила, оборачиваясь лишь на громкие звуки падающих апельсинов, которые сыпались ей прямо под ноги.
— Рыжая луна, взгляни, — неожиданно со спины подошла Хелависа, непроизвольно заставив Катю вздрогнуть. — Почти такая же рыжая и круглая как апельсин.
Тоже мне новость! Достойное наблюдение верховной колдуньи, или кто она там?.. Конечно, скорее всего под этой фразой что-то подразумевалось: ничего у Хелависы не бывает просто так, однако это для Кати остается загадкой.
Катя стойко наблюдала за развивающимися событиями. Пусть и против своей воли, а из действительно важного был лишь тот факт, что её подруга всё ещё жива, пусть и крайне задумчива.
Зачем вообще Кате эта связь?! Хелависе с Марго явно есть чем заняться. Пусть и дальше свои апельсины чистят, Кате-то зачем на это смотреть?
Совершенно непонятная, вырванная из контекста жизни ситуация. Этакая повседневная сцена. Почему именно это? Катя понимала, что что-то упускает. Что-то очень важное. И это осознание собственного непонимания её раздражало.
Она не видела смысла в диалогах, не особо интересовали её и поступки, поскольку они были самыми обычными, а не чем-то из ряда вон. Здесь не было ни драконов, ни уроков магии, ни боёв на мечах. Здесь не было даже песен.
Женщина сидела чуть поодаль от Марго. Сидела и ела апельсин. Рациональная сторона ситуации была исчерпана, но что, если…
Эмпатия! Катя смотрит совершенно не туда! Взгляды, лёгкие прикосновения и улыбки — вот что важно. Этим двоим просто комфортно находиться рядом друг с другом. Они наслаждаются обществом друг друга. И Катя здесь явно лишняя. Было бы, куда вернуться…
Воздух вновь дрожит. Мираж растворяется.
Катя чувствует крепкие руки на своём запястье. Рваный вдох; очертания комнаты становятся чёткими.
— Оливье, Вы что, считаете мой пульс? — удивлённо восклицает Катя, видя перед собой обеспокоенного мужчину. — У меня часто он повышен, тахикардия. Так что даже если за сто ударов — я привыкла.
— Вы столь странно себя вели, что я не знал, что и думать.
И это правда. Катя и сама боится увидеть себя со стороны в такие минуты. Не контролируя собственный разум, она становилась заложницей видений. В этот момент её запросто могли убить — подобное едва ли не произошло на Титанике — или же совершить с её телом что угодно. Это почти транс, только вот одно дело — входить в это состояние на психологических фестивалях и под руководством тренера, и совсем другое — на съёмной квартире, где совсем недавно, стоило ей отлучиться, граф чуть не спалил кухню.
Ваши руки, Оливье, всё ещё на моём запястье…
Мужчина отстранился. Катя изо всех сил надеялась, что он примет её румянец как последствие учащенного сердцебиения, вызванное видением. Да, именно так. Это будет лучший вариант. Пускай и далеко не единственно верный.
Оливье никак не комментирует происходящее. Понимает, и не комментирует за что, конечно же, ему от Кати отдельная невербальная благодарность. Он ведь прекрасно видит ситуацию со стороны. Видит то, как старательно Катя пытается скрыть эмоции, как её губы плотно сжаты; видит ровный брови и, что самое важное, — глаза — зеркало души. Видит смятение и горечь, исполосовавшие сердце тонкими лезвиями на прожилки. Это уже есть, не изменишь.
В принципе, многое в жизни Кати уже не изменишь. Это в целом её новое жизненное кредо на ближайшее время. Её жизнь от неё не зависит: отец ушёл к престарелой профуре, подруга ест апельсины в Аальде, саму Катю закинули в чуждый ей университет… На этой фразе хорошо бы тихо вздохнуть, а потом разреветься в голос. Так, чтоб громко и протяжно. Навзрыд. Чтоб трясло всё тело, а сердце наконец отпустило ситуацию. Так, чтоб стало всё равно. На всё.
Но так нельзя. Нелогично. Оливье её истерики и даром не нужны. Тоже мне, демонстрантка выискалась. «Демонстративная акцентауция характера присуща актерам» — загорелся огонёк в памяти. И к чему бы это?
— Очевидно, сегодня день грустных странных воспоминаний-видений, — решившись всё же заговорить, прерывает молчание девушка. — Можем посмотреть что-нибудь по телевизору, или почитать. Сегодня в общежитии дискотека в честь начала учебного года, — вспомнила Катя плакат с объявлением, висящий в холле университета. — Но Вы вряд ли туда пойдёте, а мне крайне неловко было бы оставить Вас коротать вечер в комнате. Может, пройдёмся по вечерней Торпе? — предложила Катя. — Едва ли этот городок увлекателен в вечернее время, но всё же.
Словно отпрянув ото сна, Оливье живо произнёс лишь одно предложение, а точнее — задал один вопрос, который сразу дал Кате понять, что она не отвертится, а вечер перестаёт быть томным. Впрочем, может и правда нужно немного развеется.
— Катрин, а что такое «дискотека»?..