Гиена при стае Волков

      Глаза с трудом раскрылись, уставились в потолок, а затем медленно скользнули по железным прутьям. Было довольно темно, но разглядеть обстановку позволяло ночное зрение, присущее гиенам. Здорово, он снова взаперти! Адэхи с трудом перевернулся на живот, приподнимаясь на локтях, и осмотрелся: клетка мало чем отличалась от повозки, в которой он коротал время до этого, но, в отличие от той, в этой он был один, пол был устлан толстым слоем соломы, да и места в ней было больше, но плотная ткань, накинутая поверх вольера, навевала неприятные воспоминания.       Головная боль давно стала привычной, и на неё омега уже почти не обращал внимания, но в этот раз почему-то было особенно невыносимо это терпеть. Виски́ словно сдавило с двух сторон, а область лба будто пронизывала тысяча иголок. Неожиданно вспомнилась белая комната, залитая неестественным ярким светом, и три красивые девушки в платьях. Сон? Воображение? Или же он и вправду был в мире Богов, а эта боль — своего рода последствия пребывания там? От одной мысли об этом голова загудела пуще прежнего, будто кто-то решил подать сигнал, что он мыслит в правильном направлении. По крайней мере Адэхи казалось именно так.       Вспомнился шаман, затем Смерть. Если так подумать, то юноша слишком часто контактировал с теми, с кем не должен был. Ему даже в какой-то момент начало казаться, что это всё проделки его больного воображения и сломанной психики, но в то же время он понимал, что выглядело всё это более чем реалистично: он отчётливо помнил касание морщинистой руки шамана к своим волосам, да и пощёчины, которыми он наградил трёх красавиц, тоже не казались обычным взмахом руки в воздухе — ладонь до сих пор покалывало.       «Шаман помогает мне видеться с Богами? Скорее всего. Не могу же я самостоятельно перемещаться к ним в своём сознании, или могу? Я не понимаю, что происходит, словно я в каком-то кошмаре, из которого выбраться невозможно. Хотя если вспомнить караванщиков, то там был день сурка из месяца в месяц, и так почти два года. Надеюсь, что этот ужас закончится. Я хочу жить.»       Адэхи вновь перевернулся на спину, отчего свежие раны на ней неприятно закололо. Он раскинул руки в стороны, прикрыл глаза и вновь о чём-то задумался, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о Богах и проделках шамана. В голову забралась мысль о его неудавшемся побеге, а потом неожиданно пришло осознание: ему не удалось сбежать, из-за боли в тот момент он мало что помнил, но его, вроде как, всё-таки выкупили. Не та девушка с писклявым голосом, а какой-то мужчина, которого он запомнил крайне смутно.        Это объясняло то, почему он находился не в привычной ему повозке. Адэхи, игнорируя боль, резво подскочил на ноги, обошёл вольер, прислушиваясь к звукам снаружи. Где-то довольно далеко слышались голоса, но это точно были не караванщики; тяжёлые шаги по каменным тропинкам тоже были неблизко. А если поглубже вдохнуть, можно услышать запах людей, лошадей и таких же оборотней, как он сам, но других подвидов.       Чисто из любопытства омега просунул руку сквозь решётку и приподнял ткань, оглядывая местность. Судя по всему, был день или ранний вечер, понять было сложно — вольер стоял в каком-то большом помещении, похожем на амбар, а солнечный свет проникал сквозь щели в стенах и небольшие продольные окна, расположенные слишком высоко от земли. Да, пола здесь не было. В противоположном конце непонятного сооружения находилось ещё несколько вольеров, закрытых тканью, и пара пустых, открытых.       Громкий скрип и скользнувшая по земле полоса света заставили мальчишку отскочить от решётки, отпуская ткань. Он неподвижно замер посреди клетки, вслушиваясь в звуки, что раздавались совсем близко. За скрипом последовал глухой удар, словно захлопнулись старые деревянные ворота, и, скорее всего, так оно и было. Затем раздались отчётливые шаги и какое-то копошение. Ткань с одной стороны приподнялась и была закинута длинной палкой на крышу вольера. Адэхи напрягся, рассматривая мужчину: в нём он узнал альфу, который купил его.       — Ну что, новичок, оклемался? Добро пожаловать на арену, — низкий и слегка скрипучий голос не внушал доверия, но сам по себе мужчина выглядел не так устрашающе, как караванщики. Тёмные волосы, морщинки около губ и глаз светлого оттенка, не то голубого, не то серого, и смешные усы в виде буквы «п», доходящие до подбородка. Он даже чем-то напомнил одного пожилого альфу из погибшей стаи Адэхи, вот только этот явно был моложе того, лет сорока пяти.       Парень оскалился, когда перед ним на сено упало несколько кусочков хлеба и долька сочной дыни. Он поднял прожигающий взгляд на мужчину и отодвинулся подальше от еды, хоть есть и хотелось до безумия. Доверять в этой жизни нельзя никому — это Адэхи запомнил за своё недолгое существование.       — Поешь, бедолага, а то совсем костлявый. Такого на арену выведи — засмеют ведь.       Адэхи не мог понять, о какой такой арене говорил этот мужчина, и, видимо, вопрос был написан огромными буквами на его лице, потому что тот начал всё объяснять.       — Меня заинтересовало то, как ты оборонялся при попытке бегства. Твои навыки ближнего боя, грация, движения довольно впечатляющие. Я подумал, что такому, как ты, самое место на арене, — он усмехнулся с хмурого выражения лица паренька, который явно не был доволен таким раскладом событий. — Будешь сражаться на потеху публике. Бои насмерть всегда приносят огромный доход. Но просто так умереть — неинтересно, нужно устраивать шоу, поэтому постарайся не умирать хотя бы первые минуты поединка.       Парень недоверчиво покосился на него, оскалился, показывая, что так просто не собирается беспрекословно подчиняться каждому его слову. В голове упрямо вертелась мысль о том, чтобы поскорее сбежать и отсюда, а первый этап плана он уже обдумал — ознакомиться с новым местом и новыми порядками, оценивая шансы на успех.       — А с чего ты вообще взял, что я буду послушным? Ну выведешь меня на арену, а я не пошевелю и пальцем, что тогда? Я погибну, не будет никакого шоу, оваций, и, выходит, что ты зря потратился на меня, — Адэхи с вызовом заглянул мужчине в глаза.       Тот гадко, но беззлобно усмехнулся, явно ожидая подобного ответа со стороны мальчишки. Ещё тогда, когда он наблюдал за ним на рынке, он понял, что омега этот с характером. Стойкий, упрямый, отчаянный и слегка безумный, так как нормальный человек точно не пойдёт на такое, заранее зная, что в проигрыше.       — Так просто убить себя ты никому не позволишь. Так сражался ради свободы, хоть и знал, что шансов мало, чтобы сейчас погибнуть здесь, в цирке? Сомневаюсь, что так и будет, — он оценивающе осмотрел его с ног до головы, ещё больше убеждаясь в своих выводах: этот не подведёт и принесёт большой доход в его своеобразный бизнес. Что-то в этом парнишке было… — По тебе видно, что ты знаешь цену жизни, а потому, если ей вдруг начнёт что-либо угрожать, будешь спасать свою шкуру до последнего. Ты явно преследуешь какую-то цель, а потому не умрёшь, пока не достигнешь её, я прав?       Адэхи вновь оскалился, глухо прорычав. Ему было неприятно, что его прочли, словно открытую книгу. Он отвернулся от мужчины, взяв в руки кусочек хлеба и обнюхивая его со всех сторон. Всё же голод взял верх, и он жадно проглотил его, даже не прожевав толком. Он ясно дал понять, что не откажется от своих слов и не будет послушным псом, но мужчина продолжил говорить.       — За победы в поединках тебя будут награждать. Ты только глянь на эти лохмотья на тебе. Удобно ходить в этом? Сомневаюсь. Тебе купить нормальную одежду, обувь, если понадобится. А как давно ты нормально ел? Судя по тому, с какой жадностью ты вцепился в хлеб, довольно давно. Будешь побеждать — будешь хорошо есть. А за неподчинением следует наказание. Подумай, хочешь ли ты этого?       Парень усмехнулся, вспоминая, как его били кнутом за это самое непослушание. Светловолосый облизнулся, доедая сладкую дыню, вкус которой не ощущал уже несколько лет. С одной стороны это хорошо, что он больше не с караванщиками и у него теперь более адекватный «хозяин», но ему было смешно от его слов. Разве с такими, как он — пойманными и лишёнными нормальной жизни рабами — могут так благосклонно обращаться? Это казалось полнейшим бредом, особенно припоминая собственный опыт — никогда такого не было. С другой стороны, если он всё же погибнет здесь… Адэхи яро помотал головой, прогоняя подобные мысли. Он справится.       В его жизни настал новый, не менее сложный этап, всю тяжесть которого он осознал, как только оказался на арене.       Высокие каменные стены, выше — трибуны, горячий песок под ногами, а над головой — чистое дневное небо. Странствуя в повозке, он редко наблюдал небо днём, ведь их всё время накрывали полотном, а там, на рынке, у него не было времени любоваться им, он лишь задыхался от палящего солнца. Адэхи едва не пропустил удар, заглядевшись, но вовремя увернулся и отскочил от противника на безопасное расстояние. Он даже не заметил, когда того выпустили с противоположной стороны арены. Мужчина был высоким, огромным, как бегемот, а потому парень был вынужден бегать по кругу, уворачиваясь от атак, которые с лёгкостью могли раскрошить ему череп в один удар.       Он надеялся вымотать его, но и сам был не всесильным и быстро выдохся. Мужчина то и дело норовил попасть по нему одним из смертельных ударов, пару раз таки ощутимо задевал паренька, но тот быстро приходил в норму. Пробегая очередной круг, Адэхи замечает выступ в стене — один из камней просто неровно торчал из неё — и это подало юноше идею и шанс на спасение. Он перекинулся в гиену, что вызвало у публики да и самого соперника довольно бурную реакцию, громкие выкрики и свист, с разбегу запрыгнул на этот самый выступ, оттолкнулся от него и, извернувшись в воздухе, пролетел над головой мужчины.        Оказавшись у него за спиной, тут же подпрыгнул и вонзил клыки в сонную артерию. Песок окрасили яркие брызги крови, во рту остался неприятный привкус железа. Густая и тёплая, фу. Адэхи ненавидел кровь, хоть по натуре своей и был хищником. Придётся привыкать. Придётся убивать. Придётся выживать в новых диких условиях. А также придётся строить новый план побега.       Как и обещалось ранее, за победу его хорошо накормили и наконец поменяли драные тряпки на то, что можно было считать одеждой. Пусть та и была велика, жаловаться он и не думал. Широкую и длинную рубаху можно было перетянуть какой-нибудь верёвкой на поясе, а штаны подогнуть. Также ему выделили два ведра с тёплой водой, чтобы мальчишка сумел помыться. Теперь Адехи смутно, но напоминал человека.       Помимо него у владельца цирка были и другие бойцы. Всего их было десять-двенадцать человек, но точно не известно, ведь их число постоянно менялось: кто-то погибал на поле боя, на их замену покупали других при переезде из одного города в другой, ведь этот цирк, как и всё остальное, тоже гастролировал. Выходить на арену приходилось не часто. В одном городе участвовало по три-четыре бойца, в то время как остальные коротали время в своих вольерах, дожидаясь своей очереди в следующем городе.       Причём они никогда не сражались между собой. Их противниками были исключительно добровольцы, решившие помериться силой и попытать удачу в получении денег за выигрыш, заключённые, приговорённые к смерти, которым давался шанс получить свободу, и бойцы из других цирков, но редко, когда в один город их приезжало сразу два.       Время шло, Адэхи рос, набирался опыта, изучал рукопашный бой, наблюдая за другими, вот только массы ему не хватало, что при поединке порой играло против него. Три года он раз за разом побеждал на арене либо по чистой случайности, либо удача явно была на его стороне, либо Боги были к нему благосклонны, либо всё дело в его воле к победе. Точного ответа он дать не мог, но больше склонялся к версии с Богами, потому что один из них явился прямо к нему в вольер.       Посреди ночи, прямо посередине клетки появилась белая дверь с чёрной вывеской, где было написано «Ресторан еды». Адэхи обошёл её со всех сторон, внимательно осматривая, неуверенно коснулся ручки и, приоткрыв, одним глазом заглянул внутрь. За ней была небольшая комната, такая же белая, как тогда, когда он появился в комнате у Богинь, что прям тошнило от ряби в глазах. Со временем этот свет стих и можно было увидеть бежевые стены, картины с природой разных стран и городов. На одной из них был изображён водопад, и если его долго рассматривать, то можно заметить, как вода шумно стекает вниз и бьётся о камни.       Посередине комнаты стоял деревянный стол и такой же расписной стул, а ещё странный дедуля в высоком колпаке, что суетливо кружил над посудой возле кухни. Парень тогда ворвался в помещение, готовый драться не на жизнь, а на смерть, лишь бы выяснить, что здесь происходит и почему к нему вечно кто-нибудь да является. Он схватил повара за горло и угрожающе выставил клыки, на что тот лишь беззлобно усмехнулся.       — Юный Адэхи, я рад тебя видеть.       — Кто ты и что тебе нужно? — рычал он, но осёкся, когда старик растворился в его руках, появляясь в другом месте, как призрак. Жуть, аж мурашки от увиденного пробежались табуном по телу юноши.       — Я Бог еды, и мне ничего от тебя не нужно. Я здесь для того, чтобы помочь.       Адэхи сначала в немом вопросе приподнял одну бровь и склонил голову к плечу, потом, выслушав историю о том, что он, Бог еды, договорившись с тем самым шаманом, устроил ему ту встречу с богинями. Для чего они это сделали? Чтобы показать им, что мальчик действительно в них разочарован, и им стоит поумерить свой пыл и прекратить эти издевательства. Сейчас он здесь, чтобы кормить парня. На вопрос, почему он не пришёл раньше, если прекрасно видел, что тот голодает, ответил, что не мог, и сейчас, действуя втайне от других Богов, нарушает просто кучу правил.       Но Адэхи нарадоваться не мог количеству еды, что появилось на столе, прямо как при помощи скатерти-самобранки. Он тогда впервые за несколько лет наелся до отвала, что даже разболевшийся от переедания живот радовался заполненности. А главное — повар не требовал ничего взамен. С того дня эта дверь появлялась в его вольере каждую неделю в течение года, вследствие чего старик откормил бедолагу, а при размеренных физических нагрузках тот быстро оброс мышцами, вытянулся в росте и в целом возмужал.       В свои восемнадцать он больше не был худеньким, костлявым мальчишкой, да он даже на омегу мало чем стал похож: грубые шрамы, полученные при сражениях и оставшиеся от кнутов, отточенные навыки ведения боя, крепкое, рельефное тело — а он точно не альфа? Сам хозяин не мог нарадоваться, что с помощью его подачек хлеба, супа и дыни мальчишка отъелся и стал похож на настоящего бойца.       Принадлежность к омегам выдавали лишь течки, которые парень переживал с огромным трудом, скорчившись от боли в вольере. Хорошо, что они до сих пор проходили очень быстро — один-два дня раз в три или четыре месяца. Точного цикла у парнишки не было, виной тому были караванщики да его нестабильная жизнь. Он никого к себе не подпускал, да и не пытался никто лезть к нему — жизнь ещё дорога, убьёт ненароком.       Парень и до этого был красив, а теперь и вовсе походил на какое-нибудь божество, и никакие изъяны в виде шрамов и следов от побоев его не портили. Светлые волосы неровно отросли до плеч, обрамляя острые черты лица, появилась небольшая щетина, а голубые глаза немного сузились, нежели в детстве. Этому лицу подошла бы улыбка, но повода улыбаться в его жизни не было, а потому хмурое выражение со слегка сведёнными к переносице бровями стало настолько привычным, что между ними пролегла неглубокая морщинка.       И Такэху, встретивший его спустя столько лет разлуки на арене в лице своего нового соперника, не сразу узнал его, как и Адэхи не сразу признал давнего товарища.       Вся арена молчала, они внимательно следили за самыми лучшими бойцами двух знаменитых цирков. Этот бой рекламировали, билеты были проданы очень быстро и в два раза дороже обычного. В центре арены стояли два бойца, два оборотня, два давних друга. Удивление на их лицах в момент осознания того, кто стоит перед ними, было отчётливо видно. Тишина продлилась недолго, толпа начала свою любимую кричалку:       — Убей или умри!