My Yakuza Boyfriend

Вкус Ируки был у него на языке. Какаши не собирался этого делать, но, когда якудза снял перчатки, бормоча себе под нос: «Угх, я порезался», он тут же схватил Ируку за руку, чтобы осмотреть рану. Разбитая керамическая чаша из-под саке слегка порезала кожу, но перчатка целый час давила на неё. Без облегающей кожи рана быстро налилась кровью, заставив её закапать с пальца Ируки. Когда кровь якудза пролилась на бледную кожу руки Какаши, он проигнорировал это и вместо этого тихо сказал: — Нам следует промыть её, босс-сама. Не говоря ни слова в ответ, Ирука убрал руку и начал раздеваться. Инстинктивно опустив голову, Какаши посмотрел на свои покрасневшие кончики пальцев. Его мозг по-прежнему продолжал быть рассеянным и заторможенным, когда он поднёс пальцы к губам, а затем, не думая, медленно слизнул кровь Ируки со своей кожи. Он мог бы притвориться, что старается действовать эффективно, но в тот момент, когда странный привкус железа ударил по его вкусовым рецепторам, Какаши понял, что он проклят, полностью и по-настоящему проклят. Он оказался втянут в сладостный грех… и не оказывал абсолютно никакого сопротивления. Оглянувшись, он увидел, что Ирука положил свой забрызганный саке костюм в мусорную корзину, а сверху положил забрызганные кровью кожаные ботинки. Сначала Какаши подумал, что якудза собирается выбросить всё это, что было бы настоящим расточительством, поскольку они так хорошо смотрелись на нём. Но в конце концов он понял, что Ирука положил свою грязную одежду в мусорное ведро для Изумо, чтобы тот их забрал, потому что иначе они испортят пол и стул, если положить их туда. Всё эти кровь и саке. Что за чёрт. Когда он наконец пришёл в себя, Какаши оглядел кабинет Ируки и обнаружил, что его босс давно ушёл. Он старался не чувствовать себя глупо из-за потери Ируки в таком маленьком пространстве, но была уже поздняя ночь, а адреналин делал его бездумным. Хотя он всё ещё не исследовал всё здание якудза, Какаши рассказали о личных жилых помещениях Ируки этажом выше, доступных через потайную лестницу в задней части его офиса, и поэтому он поднялся по тёмной винтовой лестнице и проскользнул в апартаменты своего нового босса якудза. Спальня была не особенно большой, но повсюду, куда бы он ни посмотрел, были прекрасные предметы антиквариата, которые кричали о богатстве и утончённом вкусе к истории. От платяного шкафа из красного дерева до картин в золотых рамах, от ламп из цветного стекла до лакированного деревянного буддистского алтаря Ирука тщательно следил за своим личным пространством, уделяя особое внимание исключительным украшениям. В темноте, окружённый уникальной и богато украшенной мебелью Ируки, Какаши чувствовал себя до смешного неуместно: его собственная квартира была скудной и утилитарной, без какого-либо чувства гордости или индивидуальности. Какаши не нужно было видеть любовно украшенную спальню Ируки, чтобы понять, что он превратил себя в ничто, чтобы стать лучшим оружием в полиции. … и они всё равно вышвырнули меня. Раздираемый своими печальными мрачными мыслями, Какаши инстинктивно направился в ванную комнату, примыкающую к спальне Ируки. За открытой дверью в мраморной ванной комнате в одиночестве стоял Ирука. Он был полностью обнажён и ждал Какаши, скрестив руки на груди. Тёмные глаза якудза были точно нацелены на Какаши, когда он вошёл в ванную; Ирука выглядел усталым и более чем нетерпеливым. Когда он, наконец, снова увидел Какаши, то поднял бровь в безмолвном вопросе, казалось бы, спрашивая: «Где ты был?» Несмотря на то, что он знал, что должен извиниться, поклониться, попросить прощения — Какаши застыл на месте, зачарованно глядя на огромные татуировки, покрывающие обнажённую кожу Ируки. Он знал, что у Ируки будут татуировки якудза, будучи боссом этой ветви семьи Сарутоби, но он не слишком задумывался об этом, чтобы попытаться представить их. Это было разумное решение, потому что он никогда бы не догадался о том прекрасном образе, который на самом деле украшал тело Ируки. В обычном стиле якудза большая часть тату должна находиться на спине Ируки, но Какаши не мог видеть её, когда босс смотрел прямо на него. Пока Ирука не начал прикрывать свои руки, его татуированные грудь и плечи были сразу открыты ошеломлённому взгляду открытого глаза Какаши. На левой стороне верхней части груди Ируки была красивая россыпь белых и розовых роз, поднимающихся вверх от рёбер через ключицу и немного опускаясь вниз по бицепсу. Крупные цветы собрались в плотные дивные грозди, пышные и цветущие. Особенно бросался в глаза удивительный белый цвет — ультрасовременная техника — выделяясь на смугло-коричневой коже Ируки. Яркий женственный розовый цвет заставил Какаши подумать о цветах вишни, каскадом струящихся в сладком весеннем воздухе. Прекрасные зелёные листья и стебли розы скользили по коже Ируки с естественной лёгкостью. В контрасте с этим правая сторона верхней части груди Ируки была посвящена только двум образам: густой мрачный заснеженный подлесок, находящийся на грудине, в то время, как дикий бурый гусь с широко расправленными крыльями занимал остальную часть его груди, ключицы, плеча и бицепса. Учитывая, что Какаши ничего не знал о диких животных, он замер, рассматривая на детально прорисованные перья, прослеживая самые короткие коричневые перья на его крупном теле и более длинные, острые чёрные перья в его огромных крыльях и коротком хвосте своим единственным глазом. В самой мягкой манере предстал белый гусь, под стать снегу на подбрюшье и маленьким линиям крыльев и хвоста. Клюв птицы был ярко-оранжевого оттенка, и даже в нём были едва заметные белые блики. Значит… у Ируки слева была весна, а справа зима. Он был человеком многих времён года и античной природной красоты. — Тебе нравится? Какаши медленно поднял глаза, встречаясь с терпеливым взглядом Ируки. — Да, босс, — сказал он, и его голос прозвучал гораздо более сорвавшимся, чем он ожидал. Секунду спустя, Какаши понял, что он случайно забыл почётную часть — сама. Он покраснел от своей ошибки, не зная, как её исправить. Услышав его ответ и увидев, как он покраснел, Ирука улыбнулся ему так медленно и удовлетворённо, что Какаши немедленно захотелось упасть перед ним на колени. Якудза всё ещё смотрел на него мрачно-довольным взглядом, когда жестом пригласил Какаши сесть на деревянный табурет у ближайшей мраморной стены. — Поможешь мне вымыть голову, — легко объяснил Ирука и молча наблюдал, как Какаши послушно занял предложенное ему место. В отличие от Ируки, на котором были только обширные татуировки, Какаши всё ещё был одет в костюм, который ему дали ранее этим же днём. Какаши бросил косой взгляд на свои старые полицейские ботинки, раздумывая стоит ли их снимать. Но его босс ни словом не обмолвился о том, чтобы он разделся, поэтому он остался в полном облачении телохранителя. Он даже не снял свою новую повязку. Теперь они были ещё ближе друг к другу, и невозможно было сомневаться, что Ирука был действительно восхитительным экземпляром, настоящим праздником для глаз. Даже без его очаровательных татуировок якудза, мужчина был бы красив: его кожа была практически безупречна, и он явно работал над своими мышцами, они были подтянутыми и развитыми. Его тёмно-каштановые волосы, зачёсанные назад соответствовали тону волос на животе, спускающихся к паху. Какаши намеренно тратил меньше времени, глядя на вялый член Ируки, отчаянно желая не опозориться, пялясь на своего босса. Он взглянул вверх, чтобы рассмотреть брызги душа в центре ванной комнаты Ируки: они были слишком крупными и наверняка промочили бы их обоих. Оглядевшись, Какаши понял, что в ванной комнате должна быть также небольшая сауна в дополнение к душевой кабине. Конечно, у Ируки были свои варианты отдыха после долгого дня, когда он пинал мужчин в лицо, посещал проституток и бил предательских сатеев. И тут до него наконец-то дошло: Мизуки был любовником Ируки. Бог словно издевался над его запоздалым прозрением, внезапно начался ливень, и Какаши окунулся в быстро нагревающуюся воду. Он бы отшатнулся от неожиданного потока воды, которая теперь заливала его лицо и пропитывала серебряные волосы, но вместо этого он продолжал думать о раздражающем человеке, который по-видимому весьма близко знал его босса. Этот ублюдок… он… прикасался к Ируке? Моему Ируке? Какаши пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от глупой ревности. Он напомнил себе, что является подчинённым Ируки, его телохранителем, а не бойфрендом или любовником. На нём лежала ответственность защищать этого человека от пуль и ножей, заботиться о любых его нуждах; ему не полагалось заботиться о том, кого Ирука трахал, а кого нет… Кто трахал Ируку? Подождите-ка, может ли быть, тот парень… трахал Ируку? Он резко опустил взгляд вниз, инстинктивно смотря на якудза, как будто мог заметить какие-то признаки сексуальных предпочтений на его коже. Вместо этого Какаши увидел спину Ируки. Босс якудза придвинул бамбуковую скамью и сел перед Какаши, выглядя таким же невозмутимым, как и раньше. Как и сам Какаши, Ирука уже промок насквозь, крупные капли воды стекали по его татуированным плечам и спине. Он уже стягивал с головы резинку для волос, проводя по ним руками, когда Какаши снова поразился удивительному виду татуировок якудза Ируки. У Какаши была потрясающая фотографическая память; это было одним из его несомненных преимуществ, как полицейского. Поэтому он мгновенно узнал татуировку на спине Ируки: это был резной символ тории [1], деревянных ворот синтоистского святилища Конохи в близлежащих горах. Он часто посещал Коноху в детстве, святилище было местом священного созерцания для его отца, местом, которое он часто посещал позже, пытаясь понять увертливые нити существования. Тории были Инь и Янь, Тигр и Дракон, сцепленные друг с другом близнецы, но уравновешенные. Татуировка Ируки была красочным изображением неокрашенных деревянных тории храма: Тигр был внизу справа, а Дракон вверху слева. Тигр, символ Янь, изображал клубящиеся белые облака и заснеженные верхушки деревьев на правой стороне груди и плеча Ируки, и его огромное мускулистое тело в оранжево-чёрную полоску изогнулось в прыжке. Его огромная пасть распахнулась в беззвучном вызывающем рёве, а сверкающие глаза уставились на кричащего над ним дракона. Дракон, символ Янь, был полностью развёрнут, его длинное зелёное чешуйчатое тело распростёрлось по левому боку Ируки, его выпущенные когти были готовы нанести удар, а острые глаза смотрели вниз на товарища, его пару. Дикие цветущие розово-белые розы расположились вокруг дракона, оттеняя яркие зелёные разнообразные блики на его чешуе, когтях, зубах и глазах. — Гончая-сан? Поражённый неожиданным вопросом, Какаши сказал первое, что пришло ему в голову: — У Вас на спине врата святилища Конохи. Ирука так быстро обернулся, что Какаши чуть было не потянулся за своими пропитанным водой оружием, но сдержался, чтобы его босс не заметил его почти что ошибки. Тёмные глаза якудза были прищурены и заинтригованы, когда он разглядывал Какаши под непрекращающимся потоком воды, льющейся на них обоих. Ирука казался совершенно безразличным к тому, что он так основательно промок; вместо этого он, казалось, изучал что-то глубоко внутри Какаши. Наконец, Ирука поднял руку и постучал по розам на левой стороне груди. — Ты знаешь откуда это? — спросил он с любопытством, но тон его голоса был низким и оценивающим. Вода стекала по его щекам и приглаживала волосы ко лбу, Какаши заставил себя не моргать, медленно покачивая головой взад-вперёд. — Нет, босс, — пробормотал он в ответ, странно раскаиваясь в собственном незнании. Ирука улыбнулся ему, но это была совсем другая улыбка. Это было немного похоже на жалость, как будто ему было особенно грустно за Какаши; и это немедленно заставило Какаши задуматься о самоубийстве. — Всё в порядке, — попытался успокоить его Ирука, явно заметив разочарование Какаши. — Они от Ито Дзякучу [2], — этого имени Какаши конечно не знал, но его взгляд был прикован к лицу Ируки, которое стало мягким и задумчивым, когда он великодушно и терпеливо объяснял своему новому подчинённому татуировки якудза. — Это из 1760-х годов; первоначально это были чернила на шёлке, — заметил Ирука, дотрагиваясь до роз. Его пальцы скользнули к снегу и дикому гусю. — Они думают, что это могло быть на несколько лет раньше, но это тоже были чернила на шёлке. Дзякучу был художником — затворником и интеллектуалом. Он был одним из величайших художников эпохи Эдо. Бесконечно добрее, чем он должен был быть, Ирука повернулся, чтобы показать существ Инь и Янь, сражающихся на его спине. Указав на голову дракона на спине, он провёл пальцами по его зубам и продолжил рассказывать Какаши спокойным безмятежным голосом: — Храм Конохи относится к эпохе Тайсё [3]. Я должен был позволить себе определённую вольность, но хотел скоординироваться с цветом Дзякучу. Именно тогда — на самом деле Какаши не мог чувствовать себя более глупо, не замечая этого раньше — он внезапно увидел шестидюймовую зашитую чёрным рану в центре татуированной спины Ируки. Когда его босс повернулся и слегка напрягся, швы резко выделились. Они были плотно зафиксированы в прямую линию, рассекая клубящиеся белые облака над прыгающим тигром. Они продолжали стремительно подниматься вверх к вздыбившемуся зелёному чешуйчатому хвосту дракона. Хирургически зашитая плоть Ируки больше не была красной и воспалённой; рана, должно быть, была нанесена несколько недель назад. Проницательному глазу Какаши казалось, что швы скоро можно будет снять, но даже в этом случае рана, очевидно, оставит после себя затянувшийся шрам, навсегда изменивший пейзаж тату на спине Ируки. Сам Ирука, должно быть, заметил, что внимание Какаши изменилось, потому что внезапно рука якудза оказалась на его лице, на его слепой стороне, и он осторожно снял намокшую шёлковую повязку. Какаши с трудом открыл повреждённый глаз, пытаясь приспособиться к ним обоим и снова привыкнуть к значительному замешательству полуслепоты. Но Ирука больше не ждал. Он не ожидал сладкого поцелуя на своём шраме, как не ожидал и того, что рука Ируки поймает его ладонь и направит между своих бёдер. Инстинкты Какаши взяли верх: он погладил наполовину твёрдый член Ируки, повернув голову в сторону, позволяя якудза целовать его щёку, челюсть, горло. Его пальцы вздрогнули на эрекции Ируки, когда босс внезапно укусил его в место, где шея переходила в плечо, зубы вонзились глубоко, даже практически слишком глубоко. Какаши услышал, как тотчас же задохнулся в ответ, хрипло и соврано; он уткнулся лицом в длинные мокрые волосы Ируки, его затуманенный взгляд едва уловил ревущего дракона и чёрные швы от раны, нанесённой убийцей. Его рука сжалась вокруг твёрдого члена Ируки, проехавшись вверх и вызвав поистине дезориентирующий стон у босса якудза. Он быстро заморгал, сбитый с толку, когда Ирука внезапно оттолкнул его и встал. Но Какаши мгновенно всё понял, когда возбуждённый член Ируки оказался на уровне его глаз. Повинуясь инстинкту, он поднял глаза, чтобы посмотреть, как выглядит его босс, стоящий обнажённым возле него, покрытый татуировками, такой красивый под каскадом льющейся воды, и ни в коей мере не был разочарован. Лицо Ируки вспыхнуло; он выглядел полностью поглощённым похотью. Его тёмные волосы были разбросаны по шее и плечам, скрывая некоторые части из ярких татуировок. Его глаза были сосредоточены на Какаши, они, казалось, могли видеть его душу, каждое его желание. Он поднял руку и погладил безобразный шрам Какаши, словно прикасался к чему-то драгоценному и бесценному. — Всё, что Вам нужно, босс, — горячо прошептал Какаши, наклоняясь ближе к якудза. Он чувствовал, что сознание уплывает, не в силах поверить, что наконец-то дотронется до Ируки, что сможет удовлетворить своего босса. Он уже насквозь промок в своём костюме, горячая вода тянула его вниз, но, когда его рука скользнула по влажной поверхности бедра Ируки, Какаши сходил с ума от своей преданности. — Я сделаю всё, что угодно. Сильные пальцы Ируки, включая тот, с открытой раной, схватили серебряные волосы Какаши за ухом и с непристойной силой потащили вперёд. Как раз в тот момент, когда он взял член Ируки в рот, Какаши услышал, как Ирука произнёс одно слово над ним, полное мрачного удовольствия: — Хорошо.